Катерина Алёшина
Дом номер тридцать
Глава 3
Утро выдалось тяжёлым. Лера не выспалась и чувствовала себя разбитой. Приходили люди, смутно знакомые и неизвестные. Все они превратились в туманную вереницу силуэтов. Подходили к гробу, прощались, уходили. Потом тётя Зоя скомандовала нанятым крепким ребятам, что пора выносить. Никита поднял Леру под локоть и легонько подтолкнул к выходу. Девушка уже не плакала, опухшими пустыми глазами она словно наблюдала со стороны. Кто-то вкладывал ей в руки деньги со словами соболезнования, кто-то обнимал.
Во дворе собралась толпа. В первую секунду Лера не могла поверить глазам. «Откуда столько людей? Неужели все пришли проститься?» Слёзы с новой силой покатились по щекам. Только в автобусе ей удалось успокоиться.
Ритуальное агентство сработало слаженно. От Леры только и требовалось, что оплатить то одно, то другое.
В спешке приехав из Москвы, она не успела найти столовую для поминального обеда.
– Перестань, у нас и справим, чай, не буржуи, – ответила тётя Зоя на жалобы девушки.
Лера заказала еду, купила в ближайшем магазине посуду и алкоголь. На общей кухне сдвинули столы, соседи принесли стулья и табуреты – у кого что было. Общее пространство пестрело разномастными шкафчиками и плитами. На натянутых верёвках под высоким потолком сегодня не было белья. Лера и забыла, что значит общая кухня и общий туалет. Она словно окунулась в далёкое детство. Даже погода была по-летнему жаркой и солнечной. Всё напоминало ей о днях, проведённых у бабушки.
Обед получился скромным и тихим, почти домашним. За столом не набралось и десятка человек: пожилой мужчина, грузная женщина средних лет, две старушки, тётя Зоя, Никита и сама Лера.
– На первом этаже у нас ещё Тамарочка живёт, искусствовед, но нынче она в командировке, – оправдываясь, сказала тётя Зоя.
– Эм… Столько людей утром было, – неуверенно произнесла Лера, жалея, что заказала много еды.
– Так будний день же, на работу всем, – ответила соседка Зоя. – Бабушка-то твоя всем помогала, вот народу и было.
Лера кивнула, хотя не поняла смысла последней фразы.
Сначала ели в тишине, после помянули добрым словом, и как-то незаметно на кухне остались лишь соседка да Никита.
«Ему, похоже, на работу не надо», – подумала Лера.
Она раскраснелась от духоты и выпитого. После всех волнений и терзаний наступило странное опустошение, захотелось поговорить о бабушке и о детстве. Эти два понятия были неразрывно связаны в её сознании.
– А сколько человек сейчас здесь живёт? – спросила девушка.
– Кроме тех, что были, ещё трое: Тамара, искусствовед, и бабушка с внучкой. Нехорошо так говорить, но что бабка, что внучка странные, не от мира сего, – начала тётя Зоя.
«Не эта ли внучка шлындает ночами по пустующим комнатам?» – подумала Лера, но уточнять не стала: ей показалось это неуместным.
– Тёть Зой, опять вы за своё? – встрял Никита.
– Ну а что? Так и есть, – ответила та, пожав плечами.
– Вы с бабушкой дружили, да?
– По-соседски дружили, это да, приглядывали друг за другом. Вот Никитка, что нужно подсобить, помогает.
Никита улыбнулся:
– Мне не сложно.
– Я ведь тебя ещё девчушкой помню, – проговорила тётя Зоя. – Озорная была.
Лера усмехнулась.
– Ты тут жила? – спросил Никита.
– На лето приезжала, когда маленькой была, – пояснила Лера. – Я бабушку к себе звала, а она ни в какую, – ей важно было это сказать.
– Бабушка твоя ни за что бы не уехала. Любила этот дом, – отрезала тётя Зоя.
– Угу, – протянула девушка.
– Да ты не кори себя, – вдруг сказала соседка.
Лера посмотрела удивлённо.
– Что не приезжала, – пояснила тётя Зоя, будто читала мысли. – У вас ведь, молодых, своя жизнь, свои заботы. Да и у нас тут, что греха таить, атмосфера специфическая, ветхость да уныние.
– Чего это уныние? – опять встрял Никита.
Тётя Зоя продолжила, словно не слышала парня:
– Мне бабушка твоя много рассказывала, хвасталась, какая у неё внучка, писательница.
Лера покраснела от смущения.
– Ого! Чё, прям писательница? – удивился Никита.
– Да, – тут же ответила соседка. – Лида, царствие ей небесное, и книжку показывала.
Лера не привыкла так представляться, от неловкости она не знала, что сказать, потому спросила:
– Читали?
– А как же, читала. Даже всплакнула в конце.
Никита уставился на девушку, будто хотел о чём-то спросить. Но тётя Зоя его опередила:
– Наш дом, видно, таки притягивает творческих людей. Вон Никитка у нас художник. – Она заговорщически посмотрела на Леру. – Тамарочка, опять же.
«Понятно, художник. И, похоже, безработный, – подумала девушка. – А по фигуре не скажешь».
Лера вспомнила, как накануне познакомилась с Никитой. Тогда как-то было не до него, а сейчас она не могла не отметить широкие плечи, поджарое тело и внушительный рост.
– Что пишешь? – спросил Никита.
– Романы, – коротко ответила Лера, ей отчего-то очень не хотелось рассказывать про свою писанину.
Парень хмыкнул то ли одобрительно, то ли удивлённо.
Повисла неловкая пауза.
– Тётя Зоя, вот вы говорите, здесь бабушка с внучкой живёт, а девочка какого возраста? – перевела тему разговора Лера.
А сама подумала: «Может, именно ребёнок шатался ночью по верхнему этажу, от того и топот. Мы-то в детстве где только не лазили. Правда, днём, не ночью».
– Какого возраста? – задумчиво переспросила соседка. – Да как ты была, когда к бабушке приезжала. Ой, помню, носилась по всем коридорам. А когда совсем маленькой была, пойдёшь по комнатам и везде стишки рассказываешь, песенки поёшь, там конфеты дадут, здесь пряник, идёшь потом – полные карманы. Помнишь?
Лера кивнула улыбаясь.
Тётя Зоя ударилась в воспоминания:
– А когда побольше стала, как-то раз, – она глянула на Никиту и хохотнула, – залезла на чердак, вся перемазалась как чертёнок. Вот Лида кричала. Это ж вечер воскресенья был, душевые-то заняты.
– Да, помню. Это у нас с подружкой игра такая была. Её на улицу не пускали, и мы в жмурки по всему дому играли.
Лера представила свою подругу, худощавую девчонку с вечно спутанными волосами. Давным-давно она не вспоминала о ней, не было случая.
– С какой подружкой? Сколько помню, ты одна бегала, – очень удивилась тётя Зоя.
– Ну как? Худенькая такая, с тёмными волосами, вечно лохматая, платья с рюшами носила.
Соседка нахмурилась.
– Не было у нас такой. Я всех жильцов помню.
Лера тоже нахмурилась, заёрзала на стуле. Ей стало тревожно.
– Это девяностые были. Твоего возраста детей здесь не жило. У Воробьёвых ещё в люльке Митька лежал, а остальные уж выросли, – припомнила женщина.
– Тётя Зоя у нас всё про всех знает, – добродушно проговорил Никита.
Похоже, он заскучал и старался увести разговор в интересное ему русло.
– Значит, ты сорванцом была? – спросил парень.
Лера пожала плечами.
Тётя Зоя посмотрела на часы и принялась собирать со стола.
– Я помогу, – подорвался Никита.
Лера тоже поднялась.
– Спасибо вам огромное, – произнесла она, обращаясь к соседке. – И тебе, Никита, спасибо за помощь. Я бы одна не справилась.
– Да чего уж там, – буркнула тётя Зоя. – Что теперь делать будешь? – спросила та.
– Вернусь домой, – ответила Лера, неся посуду к раковине.
– Что ты! А девять дней как же?
Лера замерла. Никита забрал у женщины стопку стаканов, поставил их в раковину.
– Значит, после вернусь.
– А с комнатой что? Тебе ж в наследство вступать. Нотариус у нас теперь на площади, где раньше аптека была, – произнесла дотошная соседка.
– Да… – многозначительно протянула Лера.
– Ну ладно, я пойду. – Женщина завернула пару кусочков пирога в полотенце и заковыляла к выходу.
– Спасибо, тётя Зоя, – ещё раз поблагодарила Лера.
Никита не торопился уходить, встал у раковины, схватился за губку. Тогда девушка сказала:
– Я сама перемою. Спасибо. Ты и так мне очень помог.
– Да я не сделал ничего.
Лера оттеснила парня от раковины, намекая, что ему тоже пора.
Никита помялся возле неё, а потом сказал:
– Ну ладно тогда. Если тебе будет одиноко или скучно, например, ты заходи. Можем прогуляться, на набережную или ещё куда.
– Хорошо, – кивнула Лера, не отрываясь от своего занятия.
Журчала вода по старым трубам. Девичьи руки порхали над тарелками. На общей кухне стало удивительно тихо. Парень ушёл.
Когда Лера загрузила доверху старенький бабушкин холодильник, было уже три часа. Измотанная, она опустилась на диван. Девушку настигло чувство опустошения.
«Вот и всё», – подумала она.
Комната казалась пыльной и душной. Лера распахнула все три окна. В лицо ей ударил свежий весенний ветерок. Снаружи ярко светило солнце. Фасады соседних зданий, залитые светом, напоминали о приближающемся лете. В солнечных лучах сверкали оконные стёкла. Пестрела молодая зелень. И только голые серые ветви под окном нагоняли уныние. Лера переставила горшки с геранью и уселась с ногами на широкий подоконник, как в детстве.
«Странно, – подумала она, глядя на горшки и кадки с цветами. – Во всём доме и возле него нет зелёных растений, а здесь, у бабушки, такой цветник».
Ветер задувал в окно, в ярком дневном свете плясали пылинки.
«Надо бы прибраться», – решила Лера.
Ей хотелось отвлечься, занять себя чем-то. Стыд никуда не делся. Девушка горько жалела, что так редко бывала здесь в последние годы. Она ведь так и не услышала последних слов, прощальных наставлений. Больше никогда бабушка не расскажет своих историй про долгую жизнь, про молодость.
Лера вздохнула. Какое-то время она так и сидела, обняв колени, бесцельно блуждая взглядом по купеческим особнякам, теперь ветхим и никому не нужным. Потом её внимание переключилось на убранство комнаты.
«И что теперь делать? Навести здесь порядок и продать? А где остановиться, если решу навестить могилку? Нет. Если здесь никто не будет жить, комната придёт в упадок, как те, на третьем этаже».
По спине пробежал холодок от воспоминаний про ночную вылазку наверх. Лера вспомнила, что собиралась осмотреться там днём.
«Ерунда, – сказала она себе. – Подумаешь, пустующий этаж».
Девушка слезла с подоконника с твёрдым намерением приняться за уборку, переоделась в шорты и футболку, а джинсы и чёрную рубашку повесила на стул. Ещё в Москве Лера поняла, что у неё совсем нет чёрной одежды. С трудом отыскалась лишь одна рубашка, да и ту она не носила.
В коридоре девушка столкнулась с одной из старушек, бывших на поминках. Та печально глянула на ведро воды в Лериных руках, потом спросила:
– Дочка, надолго ты у нас?
Лера остановилась, пожала плечами.
– Не знаю. Наверное, девять дней справлю, потом уеду.
– Ты, если что, спрашивай, не стесняйся. У нас на кухне график дежурств висит, – сказала старушка и пояснила: – Кто когда в общих помещениях убирает. По кухне ты уж знаешь. Ох, беда-беда, всё меньше нас, стариков, остаётся.
– Хорошо. Спасибо, – произнесла Лера дежурную фразу и потащила дальше своё ведро.
В комнате она рьяно принялась за уборку. Сначала ей даже стало легче, мысли будто испарились от монотонной работы. Но горечь утраты вернулась, когда дело дошло до шкафов. Перебирая бабушкины вещи, Лера расчувствовалась. Ей хотелось расплакаться от нахлынувших воспоминаний.
Вытирая пыль с книжных полок, уронила фотографии. Те стояли без рамок, прислонённые к книжным корешкам. Лера расставила их как попало, закрыла стекло. В шкафчике буфета нашла бабушкин блокнот с рецептами, огладила кожаный переплёт, положила на стол. На трельяже в жестяной шкатулке хранились советские украшения: клипсы, бусы и броши. Лера помнила, как в детстве любила перебирать эти нехитрые сокровища. В тумбе трельяжа имелось второе дно. Девушка по наитию нащупала его рукой. Бабушка не раз упоминала, где хранит самое ценное. Внутри: деньги, сберкнижка, крохотный свёрток. Лера дрожащей рукой развернула тряпицу. В ней был кулон и записка. Кроваво-красный камень в оправе из чернёного серебра выглядел зловеще и одновременно удивительно притягательно. Искусно выполненные серебряные ветви оплетали багровый кристалл. Лера не видела прежде такого кулона, но было нечто смутно знакомое в блеске рубиновых граней.
«Что за камень?» – недоумевала она, любуясь.
Девушка даже поднесла его к окну, чтобы лучше рассмотреть, совсем забыв о записке. Он не походил на советские синтетические рубины: камень отличали несовершенства и слишком простая огранка. Кулон не был крупным, но казался массивным. Солнечные лучи проникали вглубь кристалла и терялись там, камень словно светился алым изнутри.
Как-то неожиданно набежали тучи. Схлынуло наваждение. Лера отвлеклась от кулона, вспомнила про записку.
На тонком, пожелтевшем от времени листке бабушкиной рукой было выведено: «Не надевай». Дальше текст терялся, но удалось разобрать неясное «бес». Чернила сильно выцвели, последнюю пару слов девушка и вовсе не смогла прочесть. Лера так и сяк крутила записку в руках – ничего.
«Без или бес? – вглядывалась в листок она. – Не надевай. Не надевать без чего?»
Оставив бесплодные попытки, Лера положила деньги в кошелёк, а сберкнижку и кулон обратно, в потайное место трельяжа.
«Что это вообще значит? Не надевай».
Очевидный смысл фразы девушка отмела сразу. Лидия Петровна не из тех, кто стал бы советовать, по какому поводу надевать украшения, и тем более хранить пустяковую записку вместе с деньгами.
«Это было для неё важно», – поняла Лера, но сил на разгадывание тайны не осталось, слишком тяжёлым был день.
Девушка, как могла, быстро закончила уборку, повалилась на диван. За окнами вечерело. Тучи слегка разошлись, и кое-где алели всполохи закатных солнечных лучей. Быстро темнеющее небо и яркие пятна на старых фасадах: вот что видела она через три узких высоких окна.
Дух пыльной старости уступил место навязчивому запаху бытовой химии. И это успокоило Леру. Она ощутила мимолётное чувство контроля над этим местом.
Есть не хотелось, девушка думала налить себе чаю, но идти на общую кухню не было сил.
«Если я тут задержусь, нужно будет купить электрический чайник», – подумала она, прикрыв на минутку глаза.
Лера проснулась от неудобной позы и холода. В открытые окна задувал ночной холодный воздух. Девушка не сразу поняла, где находится. Ей то ли снилось, то ли чудилось, будто она дома, в собственной спальне. Но здесь тёмный потолок взмывал высоко над головой, в окна светил жёлтый электрический свет. Фонарные столбы равнялись высотой со вторым этажом старинного особняка.
Девушка поёжилась, потёрла руками лицо.
Оконные рамы надрывно скрежетали, когда Лера закрывала их одну за другой. Во мраке комнаты ей стало неуютно. Мобильник показывал полчетвёртого утра. Девушка уснула как была, в одежде, на незастеленном диване. Она стащила со спинки дивана подушку, легла обратно. Теперь сон не шёл. Лера ворочалась какое-то время в темноте, потом взяла в руки телефон, проверила сообщения и почту. С горечью подумала, что через два месяца ей сдавать роман, а работы предстояло минимум на четыре.
«Как всё не вовремя», – чертыхнулась она про себя, отложила мобильник.
Девушка лежала, глядя на тускло подсвеченную лепнину на потолке. Свет уличных фонарей лился сквозь высокие окна, отбрасывая длинные тени. Последняя надежда снова заснуть испарилась.
«Ладно, всё равно не усну. Надо чем-то полезным заняться».
Лера включила торшер, полезла в сумку за ноутбуком, села за круглый стол у окна. Привычным жестом она раскрыла ноут и тут же закрыла. Бабушкин блокнот лежал на тумбе буфета. Девушка нахмурилась. Она точно помнила, что вынула его и положила на стол.
«Показалось», – подумала Лера, уселась поудобней на скрипучем стуле, потянулась к ноутбуку.
Что-то зашуршало за спиной. Девушка обернулась.
На полу лежали фотографии. Дверца книжного шкафа была закрыта.
– Что за хрень?! – выругалась Лера, вскочив на ноги.
По спине побежали мурашки, желудок ухнул куда-то вниз.
Девушка быстрым шагом подошла к двери, проверила замок: заперто. Потом потёрла глаза, моргнула пару раз. Фото всё так же лежали на полу.
«Помню, как уронила и подняла. Что за чёрт? Для маразма рановато».
Лера стояла в нерешительности, глядя на фотографии. Те лежали, словно девушка только что случайно смахнула их рукой. Медовый абажур торшера отбрасывал мягкие золотистые тени. В комнате царила тишина. Лера ущипнула себя: больно.
На секунду она представила, как ещё вчера по центру комнаты стоял гроб, и это её не пугало так, как упавшие на пол старые фото. Устыдившись необъяснимого страха, решительно подошла к книжному шкафу и небрежно рассовала фотокарточки между книг.
«Теперь точно не упадут».
Походив немного по комнате, Лера всё-таки села за ноутбук, открыла файл и долго всматривалась в строчки. Текст не шёл. В ночной тишине послышался далёкий гул машины. Выдавив из себя пару предложений, девушка уставилась в окно. Кусочек звёздного неба над малоэтажной застройкой казался удивительно ярким. Даже свет фонаря не перебивал мерцающие точки. Над самыми крышами небо чуть светлело, намекая на приближающийся рассвет.
Любовная сцена между главными героями теперь казалась Лере безнадёжно банальной и глупой.
«Сложно настроиться на романтический лад, когда ночуешь в чёртовой дьявольской усадьбе», – подумала она.
Словно в подтверждение этих мыслей в коридоре раздались скрипы, за окном что-то забренчало, будто ударилось о жестяной карниз.
Лера закрыла ноутбук, посмотрела на себя в зеркало трельяжа: волосы растрёпаны, взгляд ошалелый, под глазами пролегли тени. И всё же тёплый свет от абажура придавал лицу мягкости, свободная футболка на тоненькой фигурке напоминала о доме. Девушка приблизилась к зеркалу, присела перед ним, осмотрела себя более придирчиво, пригладила волосы, заправила за ухо с одной стороны.
Не зная, чем ещё себя занять, она повернула створку трельяжа. Отражение раздвоилось, потом утроилось, словно вселенная преломилась на множество мелких осколков. В раннем детстве Лера обожала играть с зеркалами. Вот и сейчас на неё напала ностальгия. Она повернула вторую створку, увидела в отражении свой затылок, ровный срез стрижки ниже подбородка. Какое-то время девушка увлечённо двигала одну из створок, отражения то превращались во множество мелких, то уменьшались до двух или трёх. Лера чувствовала себя гостьей в стране кривых зеркал. Игра продолжалась, пока в карусели отражений не мелькнула тень, чужеродная и пугающая. Девушка замерла, вглядываясь в зеркало, ища смутившее её в комнате. Липкий страх пополз по затылку, распространился мурашками по телу. Лера обернулась так резко, что закружилась голова.
Окружающее пространство было прежним. Медовые тени тянулись от абажура. В полутёмных углах никого. Отчего-то стало неприятно сидеть затылком к зеркалу, словно кто-то мог коснуться спины.
В этот момент над головой раздался топот, такой же, как вчера. От неожиданности Лера подскочила. В висках стучало, к щекам прилила кровь, а руки похолодели.
Топот продолжался.
Девушка включила верхний свет. Стало светлее, а на душе спокойней. Но, как назло, перед глазами встал образ жуткой тёмной комнаты на верхнем этаже.
«Ну уж нет, – подумала Лера. – Сегодня я на это не куплюсь».
– Можешь прыгать хоть до утра, – сказала она вслух, сама не понимая, к кому обращается.
Выходить из комнаты не хотелось. Даже захоти она в туалет, ни за что не пошла бы бродить по тёмному коридору.
Звуки стихли так же неожиданно, как начались.
Лере стало совсем не по себе. Она не могла понять природу своих чувств.
«Подумаешь, ночью кто-то не спит, – заключила Лера. – Мерещится ещё всякое. Фигня какая-то».
В момент, когда девушка почти убедила себя в чрезмерной фантазии и буйном воображении, топот послышался на этаже.
Это были не шаги, а именно топот, будто кто-то скакал по коридору вприпрыжку.
Лера посмотрела на дверь. Зазор над полом зиял чёрным провалом. Девушка инстинктивно погасила весь свет. Ей в голову пришла нелепая мысль: «Ночной балагур должен думать, что я сплю».
Лера беззвучно забралась с ногами на диван.
Топот оборвался. А через пару минут снаружи у двери скрипнула половица.
Девушка боялась громко дышать. Иррациональное чувство страха овладело Лерой. Умом она понимала, что нечего опасаться, но лоб покрылся испариной, а руки дрожали.
Топот раздался за дверью.
«Нужно открыть и прекратить этот балаган», – подумала Лера, но отчего-то было жутко даже пошевелиться.
Звук продолжался, действовал на нервы. Он казался совершенно неестественным.
«Кто бы стал скакать прямо на пороге ночью?»
Лера пребывала в странном оцепенении, пока топот не прекратился.
В звенящей тишине она опасливо спустила ноги с дивана, подкралась к двери. Не скрипнула ни единая половица. Девушке казалось, что темнота скрывает не только её, но и звуки. Она прислушалась.
Небо за окнами медленно начало светлеть. Стало тихо и спокойно, будто бы всё слышанное ранее лишь почудилось.
Лера прижалась к двери вплотную, прислонила ухо. Теперь она злилась на себя за глупый страх и разыгравшееся не к месту воображение.
Лакированное дерево приятно холодило щёку. В коридоре было тихо. Вдруг прямо на уровне лица по дверному полотну снаружи заскрежетало что-то, будто неизвестный острыми ногтями царапал дверь.
Лера вскрикнула и отскочила.
Инстинктивно она схватила швабру, брошенную у входа, гневно повернула замок и с мыслью «Ну всё!» распахнула дверь.
Тёмный коридор был пуст. Девушка тяжело дышала, нелепо держа швабру в руках. Её не покидало ощущение чьего-то присутствия. Лера шагнула за порог, запоздало подумав, что нечем посветить, а до выключателя несколько шагов. Было жутко ступать во тьму коридора.
Стало тихо: ни скрипов, ни шагов.
«Как мог хоть кто-то так быстро и беззвучно отбежать от двери?» – спросила она себя, начиная сомневаться в своём рассудке.
Лера слышала биение собственного сердца, оно, казалось, стучало у горла. В полумраке едва угадывались силуэты шкафов и тумб, блёклые очертания стен.
Девушка решилась, поняла, что не уснёт, не выяснив, какого чёрта здесь творится. Она сделала пару неуверенных шагов, когда что-то волосатое и влажное прыгнуло на неё из темноты. Лера заорала.
