Катрине Энгберг
Арендатор
Katrine Engberg
Krokodillevogteren
Печатается с разрешения литературного агентства Salomonsson Agency
Фотография автора на обложке – © Timm Vladimir
Copyright © Katrine Engberg, 2016
© Жиганова В., перевод, 2017
© ООО «Издательство АСТ», 2017
Любое использование материала данной книги, полностью или частично, без разрешения правообладателя запрещается.
***
Если вам по душе триллеры и вы ищете нового любимого автора, то вполне можете начать отсюда. Датчанка Катрине Энгберг дебютирует в криминальном жанре с оригинальной и жуткой историей…
ALT for Damerne
…Не очередной шаблонный криминальный роман… Он просто потрясающий! Пугающий, непредсказуемый, написанный с пристальным вниманием к деталям…
Liv
***
Катрине Энгберг – танцовщица и хореограф, после театра и телевидения удачно дебютировавшая на скандинавской литературной сцене. Роман «Крокодиловый сторож», в 2016 году номинировавшийся на датскую премию «BogForum Debutant Prize», – это начало нового остросюжетного цикла и свидетельство появления нового яркого автора.
***
Тимму. Отныне
Среда, 8 августа
Глава 1
Утренний свет сочился сквозь массивные гардины, увлекая за собой частички пыли, Грегерс восседал в кресле, наблюдая перемещение пылинок по гостиной. На пробуждение уходило невероятно много времени, так что вставать едва ли имело смысл. Его руки покоились на отполированных подлокотниках, голова откинулась назад, нижняя челюсть безвольно упала на грудь, глаза были прикрыты от мерцающего света; вдруг с кухни послышалось ворчание кофеварки.
После краткого обратного отсчета он приподнялся с кресла, нащупал тапочки и мелкими шажками направился к кухне, пол которой был устлан линолеумом. Маршрут был неизменен: вдоль буфета красного дерева, мимо зеленого кресла, к стене с проклятым поручнем, установленным в прошлом году социальным работником. «Спасибо, я отлично обойдусь без него», – тщетно настаивал тогда Грегерс.
Вынув из резервуара использованный фильтр, он бросил его в мусорку под раковиной. Снова переполнена. Грегерс снял мешок с пластиковой рамы и остановился у стола лицом к двери. Уж по крайней мере свой собственный мусор он еще в состоянии выносить. Он покосился на коллекцию бутылок, выстроенных на лестничной клетке этажом выше. Проклятые пьянчуги. Слава богу, давненько не устраивала она этих истерических вечеринок, плавно перетекающих в следующий день. Что это за люди, черт их возьми, которые могут позволить себе пить ночь напролет? Причем в разгар рабочей недели!
Ступеньки проседали под ногами, он как можно крепче держался за перила. Конечно, разумнее было бы переехать в более современное и безопасное место, но Грегерс всю жизнь прожил в центре Копенгагена и предпочитал подвергаться риску растянуться на кривых ступеньках, нежели доживать свои дни в какой-нибудь богадельне на северо-западе города. Добравшись наконец до второго этажа, он поставил мешок с мусором на пол и прислонился к дверному косяку. Две молоденькие студентки, обитающие за этой дверью, служили источником постоянного раздражения и в то же время незаметно пробуждали в Грегерсе какую-то неуклюжую тоску. Их вспархивание вверх по лестнице, ароматные волосы и беззаботные улыбки – все это пробуждало воспоминания о летних ночах и романтических поцелуях. О некогда пережитых чувствах; обо всем, что так и осталось в мечтах, ибо в юности он возлагал все надежды на завтрашний день и слишком поздно осознал, что жизнь уже на исходе.
Немного отдышавшись, он поднял глаза и обнаружил, что дверь к юным прелестницам приоткрыта. Яркий свет струился из образовавшейся щели. Девушки были молоды и легкомысленны, но не настолько глупы, чтобы спать с незапертым запасным выходом! На часах была половина восьмого утра, они могли, конечно, только что вернуться, но все же… И почему у них горит свет?
– Привет? Есть тут кто-нибудь?
Он осторожно толкнул дверь носком тапка, она легко отворилась. Грегерс невольно отпрянул. Не хотелось бы прослыть старым развратником, шпионящим за юными дамами. Возможно, будет лучше прикрыть дверь и вынести мусор, пока кофе не выкипел окончательно.
Крепко вцепившись в косяк, Грегерс потянулся к дверной ручке, однако недооценил расстояние. В это жуткое мгновение, растянувшееся на целую вечность, он осознал, что ему не хватает сил удержать свой вес. Тапки заскользили по гладкому деревянному паркету, и он потерял равновесие. Грегерс сопротивлялся из последних сил, которых уже и так почти не осталось, но все-таки беспомощно ввалился в квартиру девушек, жестко приземлившись на пол. Причем не с грохотом, а с глухим стуком – так точнее было бы охарактеризовать жалкий звук, произведенный падением иссохшего стариковского тела в бархатном халате.
Для начала Грегерс попытался сделать вдох. Перелом бедра? Что скажут о нем люди? Впервые за много лет ему хотелось расплакаться. Он закрыл глаза и стал ждать, когда его обнаружат.
На черной лестнице вновь воцарилась тишина. Он ожидал услышать крики и звук спешно приближающихся шагов, но ничего не происходило. Спустя несколько минут он открыл глаза и попытался сориентироваться. Его слепила свешивающаяся с потолка шестидесятиваттная лампочка, и все же он различил белые стены с абстрактным узором, шкаф с кастрюлями и специями, а также кучу сапог и ботинок, наваленных у стены; часть обуви, видимо, находилась под ним. Он осторожно покрутил головой, чтобы понять, нет ли повреждений. Нет, с головой все в норме. Уже неплохо.
Тогда он сжал кулаки. И здесь адекватная реакция. Проклятые ботинки! Он попытался сдвинуть их, чтобы оказаться непосредственно на полу, но ничего не получилось. Он посмотрел в направлении нижней части своего туловища, стараясь сфокусировать взгляд на неподатливых туфлях. Неприятное ощущение в желудке вдруг выросло в огромный удушающий ком, распиравший все тело. Кроме ботинка, из-под его старческих ноющих бедер торчала чья-то голая нога, а чуть дальше виднелось и искривленное тело, откуда нога брала начало. Она напоминала конечность манекена, но Грегерс ощутил мягкую кожу, касавшуюся его руки, а потому сразу все понял. Он приподнял руку и увидел кровь – на своей коже, на полу, на стенах. Кровь была повсюду.
Сердце Грегерса затрепетало, как волнистый попугайчик, стремящийся вырваться из клетки. Он был обездвижен, и его бессильное тело охватила паника. Вот я и умираю, подумал он. Он хотел закричать, но голос, способный издать крик о помощи, покинул его много лет назад. Из глаз покатились слезы.
*
Эстер долбила по будильнику, пытаясь положить конец адскому трезвону, грозившему расколоть ей голову. Переход от сна к реальности был тяжким и неотчетливым, и лишь на третий раз она поняла, что звук исходит от входной двери. Причем весьма и весьма настойчивый. Два мопса, Эпистема и Докса, истерично лаяли в ревностном стремлении защитить свою территорию. Она заснула прямо на покрывале, и на лице образовались такие глубокие отпечатки, что их можно было почувствовать на ощупь. Дьявол. Выйдя на пенсию около года назад, она позволила себе окончательно превратиться в «сову» и редко вставала с постели раньше десяти часов. Старинные латунные часы с двумя пастушками, доставшиеся ей от матери, показывали 8.35. Она не знала никого, кто мог бы заявиться в такую рань. Если это окажется проклятый почтальон, придется запустить в него чем-нибудь тяжелым. Да хоть теми же пастушками.
Замотавшись в лиловое шелковое покрывало, она поковыляла к двери, голова раскалывалась. Неужели накануне она почти прикончила коробку красного вина? Наверняка она выпила больше пары стаканов, которые обычно позволяла себе в процессе творчества.
Тело ныло и сопротивлялось утренней рутине: растяжка, дыхательные упражнения, овсянка с изюмом. Возможно, придется даже прибегать к болеутоляющим, раз уж сегодня все так неудачно складывается. Эстер встряхнулась и глянула в глазок.
На лестнице стояли мужчина и женщина, Эстер их не узнала. Но она была без очков, к тому же вряд ли могла запомнить каждого из многих сотен студентов, за долгие годы прошедших через учебную аудиторию на Ньяльсгеде. Кроме того, она почти с уверенностью могла сказать, что эти двое не принадлежали к числу бывших студентов-литературоведов. Они выглядели чересчур решительно для выпускников университета. Женщина была высокого роста, широкоплечая, в тесноватом синтетическом пиджаке, с узкими губами, накрашенными розовой помадой. Ее светлые волосы были собраны в конский хвост, кожа казалась поврежденной многолетним злоупотреблением солярием. Мужчина был худощав, с волосами редкого желтоватого оттенка, его можно было бы, пожалуй, даже назвать привлекательным, если бы не мертвенная бледность. Кто они, мормоны? Свидетели Иеговы?
Она открыла дверь. Эпистема и Докса загавкали за ее спиной, приготовившись к войне.
– Надеюсь, у вас была по-настоящему важная причина, чтобы меня разбудить!
Если они и удивились ее облачению, то по крайней мере никак своего удивления не выдали. Мужчина серьезно посмотрел на нее грустными глазами.
– Эстер ди Лауренти? Мы из полиции Копенгагена. Я Йеппе Кернер, а это моя коллега, следователь Анетте Вернер. Боюсь, у нас плохая новость.
Плохая новость. Желудок Эстер скрутило. Она отступила в гостиную, чтобы дать полицейским войти. Собаки вмиг почувствовали смену настроения и, разочарованно поскуливая, потрусили вслед за хозяйкой.
– Проходите, – произнесла она хриплым голосом, садясь на диван.
– Спасибо, – ответил мужчина, Керлер, кажется, его зовут? Он с опаской обошел малорослых псин и пристроился на краешке кресла. Женщина осталась в коридоре и с любопытством осматривала комнату.
– Примерно час назад владелец кафе-бара с первого этажа обнаружил вашего соседа снизу, Грегерса Германсена, в разгаре сердечного приступа. Его отвезли в больницу и приводят в порядок. Ему повезло, что его быстро нашли, сейчас, насколько нам известно, его состояние стабильное. Он растянулся прямо на пороге квартиры на втором этаже.
Эстер взяла френч-пресс со вчерашним кофе, но поставила его обратно, так им и не воспользовавшись.
– Это должно было рано или поздно случиться. Грегерс уже давно был совсем плох. А что он делал на втором этаже?
– Вы знаете, мы как раз надеялись, что вы поможете нам пролить свет на этот факт.
Полицейский скрестил руки на груди и спокойно посмотрел на нее.
Эстер отложила тяжелое покрывало на диван честерфилд, уже занятый какими-то бумагами, смятыми одноразовыми платочками и несколькими небрежно брошенными кардиганами. Молодые люди, вероятно, переживут вид пожилой дамы в ночной сорочке.
– Скажите мне наконец, что вы здесь делаете? С каких это пор полиция вторгается в дом, где старик упал от сердечного приступа?
Сотрудники полиции обменялись взглядами, которые сложно было расшифровать. Вероятно, сами они прекрасно друг друга поняли, так как женщина кивнула с порога и слегка отклонилась назад. Керлер осторожно отодвинул стопку книг и чуть глубже устроился в кресле.
– Фру Лауренти, вы слышали что-нибудь необычное накануне вечером или ночью?
Во-первых, Эстер передернуло от того, что ее назвали «фру», а во-вторых, она не слышала ничего, кроме релаксационной композиции с песнями китов, в настоящий период времени она прослушивала эти звуки в качестве снотворного, когда красное вино не справлялось с этой ролью.
– Во сколько вы вчера легли спать?
Он и не думал останавливаться.
– За последние несколько дней в вашем доме происходило что-нибудь необычное? Говорите все, что придет на ум.
Взгляд полицейского был спокойным и открытым. Он снова скрестил руки на груди.
– Вы вытаскиваете меня из постели ни свет ни заря, я сижу перед вами в ночной рубашке, не успев даже выпить кофе, и я хочу знать, в чем дело, прежде чем отвечать на какие бы то ни было вопросы! – Эстер поджала губы.
– Ранним утром Грегерс Германсен обнаружил в кухне на втором этаже труп молодой женщины. – Полицейский говорил медленно, не сводя с нее глаз. – Мы находимся в процессе установления личности жертвы и выяснения причины смерти, однако уже знаем, что речь идет о преступлении. Господин Германсен испытал колоссальное потрясение и пока что не в состоянии общаться с нами. Необходимо, чтобы вы рассказали все, что вам известно о жильцах дома, а также о том, что происходило в подъезде в течение нескольких последних дней.
Эстер почувствовала, как волна шока охватывает ее тело, распространяясь от щиколоток к бедрам и парализует грудную клетку, и засомневалась, что может дышать. Кожа у нее на голове съежилась, коротко подстриженные волосы, подкрашенные хной, от долгой дрожи встали на затылке дыбом.
– Кто? Это кто-то из девочек? Неправда. В моем доме никто не может умереть.
Она сама поняла, как нелепо это прозвучало, как-то бездумно и наивно. Почувствовав, что пол уходит у нее из-под ног, она схватилась за подлокотник, боясь упасть.
Полицейский протянул руку, чтобы поддержать ее.
– Так что там насчет кофе, фру Лауренти?
Наконец-то оторвавшись от блюдца с остатками хлеба с джемом, оса с жужжанием перебралась на стопку книг. Резкий щелчок диспенсером для скотча, и расплющенное тельце насекомого отправляется в свой последний полет в распахнутое окно.
Вдохнув аромат нового дня, она была вынуждена зажать ноздри пальцами, чтобы подавить ощущение щекотания в носу. Прекрасное чувство, смесь меланхолии и счастья, нужно было попытаться сохранить его как можно дольше. Волосы еще влажные после душа в кабинке, покрытой толстым слоем известкового налета. Придется срочно что-то с этим делать, чем-то обработать, что ли. Комната наполнилась солнечным светом и звуками утреннего города. Автомобильные гудки, крики велокурьеров, переругивающихся с ранними туристами, аромат свежевымытого асфальта.
День начался с тоста и крепкого кофе, все еще остывающего на круглом столике в кухне по соседству с айфоном. Ни звонков, ни сообщений. Она проверила в очередной раз. С тех пор как она съехала из дома, прошло совсем немного времени, поэтому она по-прежнему находила прелесть в повседневных хлопотах вроде похода за покупками или стирки. Она еще толком не приспособилась к новому быту, просто наслаждалась возможностью совсем «по-взрослому» решать, когда, как и что делать.
К пустоте в холодильнике она не привыкла. Невозможность заполнить его брезаолой и экологичными овощами приводила ее в состояние подавленности. Всякий раз она приносила из супермаркета губки для мытья посуды и овсяные хлопья. Она как будто еще не нашла своего места в мире. Хотя периодически она попадала в обнадеживающие ситуации – к примеру, когда в прачечной, суша белье, оказывалась среди таких же молодых людей, улыбалась поверх дозатора с порошком и с готовностью пересаживалась, чтобы освободить кому-нибудь место за складным столиком. Тогда она бывала не одинока. Но воодушевление длилось недолго. Стоило ей втащить к себе наверх икейный мешок с еще влажной одеждой и очутиться в квартире одной-одинешеньке, недавние чаяния мгновенно улетучивались.
Глава 2
Йеппе смотрел на узкую ручку, которую сжимал кончиками пальцев. Эстер ди Лауренти облачилась в банный халат и сварила кофе, теперь они сидели в мягких креслах и ждали, пока она соберется с мыслями. Гостиная изобиловала цветами, безделушками и всяким хламом, Йеппе чувствовал себя неуютно в этом женском бардаке. Стены от пола до потолка были скрыты за стеллажами с книгами всех сортов. Тома с выгоревшими кожаными корешками, книги в мягких обложках, красочные брошюры о еде и растениях. Деревянные фигурки и пыльные безделушки со всех концов мира заполняли пространство на полках и стенах, на каждой горизонтальной поверхности лежали кипы мелко исписанных рукописей с красными подчеркиваниями.
Внизу перед выкрашенным охрой фасадом уже собирались первые журналисты. Представители прессы не удовлетворились прослушиванием полицейского радио, а предпочли своими ушами внимать неумолкающим сиренам и самостоятельно контролировать обновление информации в социальных медиа. Стоило появиться какому-нибудь сообщению о присутствии где-либо полиции, и журналисты прибывали на место какими-то минутами позже первых машин скорой помощи. И вот уже с утра пораньше новостники вещают прямо в камеры, мечущимися между их лицами и толпой криминалистов в белом.
– Я являюсь собственником дома и сдаю второй и третий этажи. Грегерс живет подо мной уже двадцать лет, с тех пор как развелся. Помещение на первом этаже обновляется раз в несколько лет, сейчас там кафе-бар. Его открыли двое молодых людей…
Речь Эстер ди Лауренти лилась неспешным потоком, но ее беспокойный взгляд выдавал человека в состоянии шока. Спину Йеппе пронзил спазм боли, и он уперся ступнями в пол, чтобы боль утихла и он снова смог сосредоточиться на рассказе.
– Каролина живет на втором этаже полтора года. В прежние времена я была знакома по копенгагенскому университету с ее родителями, потом они переехали западнее. У нас с ними был своего рода творческий клуб. Сначала с ней жил парень, но зимой и он свалил. А весной его место заняла Юлия.
Четкая дикция Эстер ди Лауренти контрастировала с грубыми словечками, регулярно проскакивавшими в изящных фразах. Сценическая речь – но скорее в духе Сисе Бабетты, чем Гиты Нёрбю.
– Они давние подруги, знают друг друга со школы. Прекрасные квартирантки, – продолжала Эстер, вдруг остановив взгляд на вазочке из рифленого фарфора. – Кто? Неужели это ее убили?
– Еще не произведено окончательное опознание. – Йеппе пытался говорить утешительным тоном. – Я прекрасно понимаю, что вам тяжело, но еще рано говорить что-либо о причине смерти.
В душной комнате повисла тишина. Эстер ди Лауренти была не при макияже, и множество тонких морщинок на светлой коже вокруг глаз и на шее усиливали отчаяние в ее взгляде. Анетте присела на корточки у входа в гостиную и чесала золотистый живот мопса. Собака довольно похрюкивала.
– В вашем доме в последнее время происходило что-нибудь необычное? Что угодно. Незнакомые люди, посещавшие девушек, беспорядки вблизи здания, ругань? – спросил Йеппе.
– Подумать только, эти фразы звучат на самом деле! – Эстер по-прежнему сидела, повернувшись лицом к вазе. – Я словно попала в какое-то кино!
Милый мопсик устал от внимания Анетте и мелкими шажками перебрался в свою корзинку.
– Мы ведь тут не лезем друг другу за пазуху, – объяснила наконец Эстер свою реакцию. – Юлия и Каролина – молодые девушки, живущие насыщенной жизнью, с парнями или без парней, почем мне знать. У них часто громко играет музыка, и ночные тусовки случаются, но у меня самой то и дело такое бывает. Бедняга Грегерс, как он только нас выносит. Хорошо, что он туговат на ухо.
Эстер потеряла ход мысли. Йеппе терпеливо выжидал, взглядом попросив Анетте прекратить постукивать по дверному косяку.
– У Каролины новый парень, Даниэль. Симпатичный юноша, тоже родом откуда-то из Гернинга. Но я уже давно его не видела. Юлия, судя по всему, одинока. – Она произнесла это слово, словно оно было шероховатым и вызывало какие-то непривычные ощущения во рту.
Йеппе зафиксировал ее слова в своем блокнотике, и в гостиной вновь воцарилось молчание. Потрескивала собачья корзинка, Эстер расправляла на коленях складки халата. С улицы послышался звук автосигнализации.
Ожидание стало Анетте в тягость, и она громко вздохнула, стоя в дверях. Дипломатичность никак не входила в список ее достоинств, и когда им с Йеппе доводилось работать вместе, свидетельские показания обычно брал он.
За восемь лет совместной работы они притерлись друг к другу и часто оказывались в одной команде, когда руководители формировали группы, расследующие текущие дела. Этот день не стал исключением. Когда комиссар полиции ранним утром прибыла на место преступления, она тут же вызвала, помимо главного следователя, судмедэксперта, представителя Центра криминалистической экспертизы и следователей полиции Кернера и Вернер. Очевидно, вдвоем они могли обнаружить что-то такое, на что никто, кроме них, не обратил бы внимания. Само созвучие их фамилий бесконечно раздражало Кернера, когда он представлялся свидетелям и родственникам.
Он считал, что в ней есть что-то от бульдозера, она называла его впечатлительным лицемером. В хорошие дни они единодушно пилили друг друга, как давние супруги, в плохие дни он был готов просто-напросто столкнуть ее в Эресунн.
Этот день был из плохих.
– Каролина, кажется, на этой неделе собиралась в поход на байдарках, – продолжала Эстер. – Думаю, она еще не вернулась. Юлию в последний раз я видела позавчера, она заходила ко мне одолжить предохранитель. Выглядела как обычно – улыбчивая, радостная. Да нет, не может быть, чтобы мы действительно вели этот разговор!
Йеппе чуть заметно кивнул. Шоковое состояние всегда сопровождается ощущением нереальности происходящего.
– Не могу поверить! Может, это какая-нибудь их подруга? – В ее голосе прозвучали нотки отчаяния.
– К сожалению, пока ничего не известно. У вас есть телефоны девушек?
– На холодильнике висит листок с телефонами. Можете взять.
– Спасибо, фру Лауренти, они нам очень пригодятся. – Йеппе встал с кресла, давая понять, что визит окончен. Анетте уже была у холодильника и вытаскивала записку из-под магнита в виде мопса. Йеппе услышал, как что-то упало на пол, а затем раздался возмущенный стон Анетте.
– Нам нужно будет поговорить с вами чуть позже. Можно встретиться с вами во второй половине дня? – спросил Йеппе, пытаясь обойти стеклянный столик, заваленный бумагами и уставленный чашками, так, чтобы ничего с него не смахнуть.
– Я бы сходила проведать Грегерса, а так никаких планов у меня нет. – Эстер ди Лауренти прикрыла рукой золотой медальон на шее, словно хотела его защитить.
– Мы пришлем дактилоскописта, вдруг он обнаружит какие-нибудь интересные отпечатки в подъезде и на входной двери. Также он снимет ваши отпечатки, если вы не против. Чтобы действовать методом исключения.
Она кивнула.
Поняв, что хозяйка не собирается их провожать, Йеппе отступил в коридор, где уже стояла Анетте, держась за ручку входной двери. Йеппе попрощался с затылком миниатюрной женщины, пристроившейся на диване и олицетворявшей собой какую-то ущербность. Эстер ди Лауренти выглядела в этот момент как человек, крайне нуждающийся в объятиях.
На лестничной площадке притомившаяся Анетте вздохнула.
– Господи, избавь меня от одиноких баб со всем их барахлом! – заныла она, не дожидаясь, пока дверь закроется как следует.
Йеппе притянул дверь за ручку.
– Значит, если бы она была одинока, но без барахла, было бы лучше?
– Естественно! Первое, что нужно сделать, если выбираешь отшельнический образ жизни, – это, черт возьми, прибраться как следует! – Слащавая улыбка смягчила остроту фразы.
Йеппе вытащил из кармана пачку дезинфицирующих влажных салфеток и протянул Анетте. Она взглянула на него из-под вздернутых бровей и отрицательно покачала головой.
– Эй, ты в курсе, сколько паразитов скрывается в шерсти лучших друзей человека? Не говоря уже о бактериях, пылевых клещах и том, что собаки лижут причинное место несколько раз в час.
– Йеппе, это уже на грани шизофрении – так панически бояться бактерий.
– Мы идем на место преступления, возьми-ка!
Йеппе выдернул салфетку и протянул напарнице. Анетте взяла ее и начала спускаться по лестнице.
– Знаешь, Йеппе, ты больной на всю голову! Кстати, это называется задницей, у собак в том числе.
Йеппе тщательно вытер руки и сунул мятую салфетку в карман. Затем стерильными пальцами взял протянутую Анетте через плечо бумажку с холодильника, исписанную крупным, беглым и трудноразборчивым почерком, с четырьмя именами и телефонами. Стационарный номер Грегерса Германсена, ниже – мобильные телефоны двух девушек. Каролины Боутруп и Юлии Стендер. В самом низу стояла заглавная буква К, после нее – несколько каракулей и еще один номер.
Анетте приподняла оградительную ленту и открыла дверь в квартиру со словами:
– Ну что, девушки? Как продвинулись?
– А, Анетте! Наверное, булочки на завтрак принесла? – весело ответили ей из квартиры. Анетте надела голубые бахилы и, смеясь, вошла внутрь. Место преступления – там она всегда была на коне.
Полицейский с собакой уже закончил работать в коридоре, Йеппе кивнул кинологу, который собирался спускаться вниз со своей овчаркой. Теперь им предстояло изучить двор и близлежащую часть улицы в поисках хоть какого-то предмета, сохранившего человеческий запах, что, впрочем, могло оказаться совершенно бесполезным в деле поиска преступника.
Йеппе нагнулся за полиэтиленовыми бахилами. Последний раз он надевал такие прошлой весной, когда они с Терезой перекрашивали прихожую в серый цвет, официальное название которого звучало как «духовные откровения», что дало им повод для многочисленных шуток. Он возился с бахилами долго. Десять лет работы в криминальном отделе научили его стойко выносить вид изувеченных тел, но он никогда не позволял себе расслабиться на месте преступления. Возможно, дело было в обострившейся с возрастом восприимчивости. В осознании смерти как основополагающего закона. А может, просто давало себя знать влияние коктейля из медикаментов, который пришлось проглотить по дороге, чтобы унять сильнейшие боли в спине.
Йеппе натянул латексные перчатки, на секунду задержал руку на дверном косяке и последовал за Анетте. Все начиналось сразу за входной дверью. Кровь перепачкала стены и пол, белые стрелки на небольших черных наклейках отмечали направление брызг. В дверном проеме фотограф-криминалист запечатлевал на снимках груду окровавленной одежды. Ощутив теплый запах парного мяса, Йеппе попробовал дышать ртом. Стала сильнее пульсировать вена над правым глазом. Это только поначалу так, через несколько минут привыкаешь.
Прихожая вела в комнату, выполнявшую, по-видимому, несколько функций. Там стоял деревянный обеденный стол, окруженный складными стульями, диван, старинный сундук, используемый как журнальный столик, и угловой письменный стол с открытым ноутбуком. Несмотря на теплое летнее утро, все три створки окна, выходящего на Клостерстреде, были плотно закрыты. Воздух был спертый, и Йеппе почувствовал себя некомфортно.
Гражданский специалист, которого настоятельно рекомендовали пригласить в отделе дактилоскопии, стоял на коленях в своем хлопчатобумажном костюме и обрабатывал блестящие стеновые панели. Духота становилась давящей. Йеппе прислонился к стене, опустив глаза и пытаясь сделать вид, что задумался. Нужно было немного постоять и отдышаться, чтобы преодолеть недомогание и выровнять сердцебиение. Только не слушать учащенный пульс. Ни в коем случае не поддаваться приступу страха.
Он взял себя в руки и, кивнув в направлении стены, поинтересовался:
– Есть что-нибудь?
Дактилоскопист молча двигался на карачках задом вдоль стены. Это был один из гражданских специалистов, прикрепленных к Центру криминалистической экспертизы. Йеппе не очень хорошо был с ним знаком. Гражданских к криминальным делам обычно не привлекали, но во время летних отпусков действовали иные правила, чем в течение всего остального года.
Йеппе откашлялся.
– Нашли что-нибудь?
Дактилоскопист поднял глаза, раздраженный тем, что его отвлекают.
– Много всего. На бутылках и стаканах, на нескольких бумагах и клавиатуре ноутбука. Ряд неплохих образцов рядом с телом. Но здесь давно не прибирали, отпечатки могут оказаться старыми.
Он вновь склонился над панелью и осторожно прижал к ней лист, похожий на самоклеящуюся бумагу, после чего наложил его на небольшую прозрачную пластину. Йеппе незаметно отошел, чтобы не мешать работе, сделал глубокий вдох и вошел в гостиную.
На ветхом лоскутном ковре сидел на корточках Клаусен, следователь от Бога, и распылял на ковер какую-то прозрачную жидкость. Отчетливо проступало скопление кровавых пятен, приобретая под действием жидкости фиолетовый цвет. Клаусен принялся собирать образцы ватной палочкой, осторожно кладя каждую в отдельный бумажный пакет.
Клаусен был одним из самых опытных экспертов-криминалистов в полиции. Он принимал участие в следственной работе над делом об улице Блекинге[1], идентифицировал останки в массовых захоронениях в Косово, участвовал в разборе завалов после цунами в Таиланде. Он всегда излучал бодрость и оптимизм и противопоставлял ужасам, с которыми сталкивался во время своей нелегкой работы, грубоватый черный юмор. Но сейчас даже ему было не до шуток.
– Привет, Кернер, рад тебя видеть. Постарайся ничего тут не трогать. Вся квартира в крови, нам нужно взять еще кучу образцов.
Клаусен вырезал кусок ковра ножом с выдвижным лезвием и отправил пропитанный кровью клочок в очередной коричневый пакетик.
– Настоящий кавардак ждет нас по возвращении в управление, когда придется все это каталогизировать. Работа займет несколько дней. У нас уже свыше шестидесяти предметов с кровавыми пятнами.
Через секунду после смерти мы становимся чьей-то работой. Кем же она была, эта молодая женщина, частички которой теперь соскребали с пола и складывали в пакеты? Почему именно ей не суждено было построить карьеру, выйти замуж, родить детей? Йеппе с неприятным чувством подумал о семье, которой придется сообщить новость, как только тело будет опознано. Страх, непременно загорающийся в глазах, когда следователь представляется, затем проблескивает надежда – наверное, что-то стряслось с дядюшкой, мы ведь легко перенесем потерю дядюшки, и, когда оказывается, что речь идет о ком-то очень близком, – плач, крики или, что еще хуже, безмолвное смирение. Эта часть работы всегда его удручала.
– Ясно с орудием убийства? – Голос Анетте прорезал плотный воздух квартиры.
– Возможно, – отозвался Клаусен. – Нам по-прежнему неизвестно наверняка, от чего она умерла. Но точно применялся нож, и у нас уже есть предполагаемое оружие. Ее пырнули острым узким лезвием, очень похожим вот на этого дружка. – Клаусен осторожно приподнял чистый на вид складной нож с выпущенным лезвием и продемонстрировал его Анетте и Йеппе.
– Его вытерли, что ли? Слишком уж чистый.
– Да. Почистили основательно, может, даже вымыли. И все же на лезвии была кровь. Сейчас покажу. – Клаусен вытащил из своего ящика с аккуратно разложенными инструментами картонную палочку и потер намотанной на нее желтой ваткой лезвие ножа. Ватка мгновенно позеленела. – Реагирует на красные кровяные тельца, – объяснил он.
– Почему тогда это – не орудие убийства? – резко поинтересовалась Анетте.
– Я этого не говорил. Но судмедэксперты просили нас искать тяжелый тупой предмет. Пока ничего подобного с какими-то следами обнаружить в квартире не удалось.
– Кстати, о следах. Я предупредил соседку сверху, что вы пришлете к ней кого-нибудь снять отпечатки пальцев, – вспомнил Йеппе.
