Кен Лю
Династия Одуванчика. Книга 3. Пустующий трон
– Забиваем, – кривясь от отвращения, ответил капитан Гон, – но нам это не доставляет удовольствия.
– Ученые и добродетельные мужи, особенно возделыватели, даже близко не подходят к кухне, – добавил Радзутана. – Моралист Поти Маджи говорил, что истинной добродетели можно достичь, только держась подальше от тесака и разделочной доски, от кровавой скотобойни и дымящейся сковороды. Лицезрея смерть таким образом, чувствительная душа, стремящаяся к росту и развитию, оказывается запятнана.
– Выходит, ученые и добродетельные мужи должны голодать? – уточнил Таквал.
– Отнюдь! Но пища перед употреблением должна быть приготовлена слугами цивилизованным образом. Рыбу следует выпотрошить и очистить от костей, мясо нарезать на удобные для пережевывания кусочки, а птицу нельзя подавать с головой и лапами.
– Если ты, конечно, можешь себе это позволить, – пробурчала Типо То. – Большинство из нас с удовольствием ест и рыбьи головы, и куриные лапы.
– Я говорю об идеале, к которому нужно стремиться, – изрек Радзутана.
– То есть еду надо подавать так, чтобы она не была похожа на еду, – пренебрежительно заметил Таквал.
– Я такого не говорил…
– Но именно это и вытекает из ваших рассуждений, – перебил его Таквал. В этом споре льуку и агоны объединили усилия против дара. – Звучит так, будто ваши моралисты и приверженцы школы самосовершенствования – лицемеры, закрывающие глаза на то, что живут благодаря убийству животных. По мне, куда более цивилизованно принимать пищу такой, какая она есть: чувствовать горячую кровь, погружая зубы в умирающую плоть, и благодарить слабых за их дар сильным, поглощая все питательные части тела до единой.
– В любом случае, – возразил Радзутана, – есть разница между наслаждением предсмертными судорогами жертвы и стремлением уменьшить ее боль и страдания. Единственный Истинный Мудрец Кон Фиджи говорил: «Если бы человек мог питаться только воздухом и росой, ему следовало бы так и делать». Однако мы, увы, не можем придерживаться подобного рациона, и это величайшая беда смертных. Но люди лучше зверей, коим ведом один лишь закон: зуб за зуб. По крайней мере, мы должны стремиться быть лучше них.
– А я все равно считаю, что нет хуже варварства, чем есть мясо, притворяясь, будто это и не мясо вовсе! – Таквал покраснел и едва не сорвался на крик.
– Прекратите, – грозно произнесла Тэра, которая решила наконец вмешаться.
Ей было не по душе, что безобидная беседа о еде так быстро скатилась к обвинениям в варварстве и взаимному презрению. Стало понятно, что в их дружной, на первый взгляд, команде существовали серьезные трения.
Никому не хотелось прекращать дискуссию, но временное затишье позволило спорщикам услышать тихий плач.
Все повернулись и увидели, как Торьо плачет над жарящейся рыбой.
– Что случилось? – спросила Тэра.
– По-моему, величайшее варварство – это неизбежность смерти, – ответила девочка. – Вы спорите о том, как более цивилизованно убивать и есть, но чем вы отличаетесь от этой рыбы? Ничем. И сильные, и слабые, и цивилизованные, и дикари – все в конце концов станут для кого-нибудь кормом. Зачем же тратить драгоценное время, доказывая свое превосходство над другими? Это все тщета.
– Но мудрецы ано говорят, что есть вещи поважнее жизни… – начал было Радзутана.
– Однако боги сулят смелым и достойным облачных гаринафинов… – начал было Таквал.
– С какой стати мне слушаться мудрецов ано или богов? – воскликнула Торьо. – Дыхание мудрецов давно остановилось, а боги не говорят с нами по душам. Что они знают о телах, разбросанных на воде после битвы? Что они знают о бесконечных чудесах разума, которым со смертью приходит конец? Что они знают о том, каково это – жить?
Дни становились то длиннее, то короче, солнце перемещалось от одного борта к другому, звезды сменялись на небосводе. Флотилия вошла в неведомые, зловещие воды.
Время от времени впередсмотрящие объявляли, что видят на горизонте землю, искристые города и мчащиеся повозки. Однако Тэра и Таквал понимали, что это всего лишь миражи.
Флотилия также прошла над обширными подводными рифами. Яркие лучи солнца играли на разноцветных кораллах, и морякам показалось, будто под водой тоже находится город. «Прогоняющую скорбь» привязали к двум другим кораблям, чтобы увеличить ее скорость, и флагман погрузился под воду, чтобы исследовать это удивительное явление.
Офицеры наблюдали из капитанской рубки, как судно скользит над затонувшими руинами.
– Мы как будто по небу летим, – прошептала командор То.
Все, кому доводилось летать на воздушных кораблях, согласно кивнули.
Внизу виднелись разбитые колонны древних храмов; коралловые колонии отмечали давно затопленные дороги. Развалины зданий стояли, открытые морю, а останки их остроконечных крыш лежали на дне. Крабы шустро бегали во дворах с мозаичными полами, на которых даже спустя тысячелетия после затопления можно было различить изображения.
Моряки видели горы камней, разрушенные стены и портики, сквозь которые по-хозяйски проплывали косяки рыб, мнивших себя наследниками этой утраченной цивилизации. Когда тень корабля, словно тень облака, падала на рухнувшие башни, оттуда выскакивали мурены, словно бы защищая затерянный город от предсказанного в пророчествах вторжения. Медузы плясали на ярусах восьмиугольных театров, как будто бы давали спектакль для призрачных зрителей.
– Говорят, что ано пришли с запада, когда их родина погрузилась под воду, – прошептала Тэра. – Вдруг это руины их загадочного царства?
Ей никто не ответил.
С наступлением вечера «Прогоняющая скорбь» всплыла, и флотилия продолжила путь. Но никто не мог спокойно уснуть той ночью, размышляя об увиденном.
Таквал услышал, как в дверь его каюты кто-то тихонько скребется. Открыв дверь, он с удивлением увидел на пороге Тэру и пригласил ее войти.
– Что тебя беспокоит? – спросил он.
– Не знаю, как объяснить, – нерешительно ответила девушка, – но мне страшно. Я боюсь, что эти руины – дурное предзнаменование.
– Почему?
– Ано были удивительным народом, утонченным и мудрым. Но их терзали внутренние противоречия. В древних сагах говорится, что они не объединились против общей угрозы, когда их земли начали уходить под воду, а принялись воевать за оставшиеся клочки земли. В конце концов у них не осталось иного выбора, кроме как отправиться к новым берегам. Выжившие беглецы нашли новый дом в Дара.
– И какое отношение это имеет… к тебе?
– Ано – мои предки. Мы почитаем их. Но что, если в наследство нам достались не только их цивилизованность и утонченность, но и тяга к саморазрушению?
– Мои предки тоже были удивительными, но и после них остались истории, предостерегающие от внутренних распрей.
Таквал поведал Тэре легенду о Кикисаво и Афир, об их невиданной дружбе, об их победах над богами, о зависти и предательстве Кикисаво и о том, как неохотно Афир решилась пойти на него войной.
– Некоторые шаманы утверждают, – сказал Таквал, – что Кикисаво и Афир были не просто друзьями, но и любовниками. Она не смогла его простить, но и забыть тоже не могла. Побежденный Кикисаво был сослан за море, но Афир продолжала посылать ему пищу на спинах черепах.
– Посылка из дома, – с улыбкой произнесла Тэра.
Таквал не понял, чему она улыбается, и Тэре пришлось объяснить, что у женщин дара было принято посылать мужьям, ушедшим на войну, удобное исподнее и связанные своими руками теплые носки. А родители часто посылали домашнюю еду своим детям, отправившимся на учебу в Гинпен или проходящим экзамены в Пане.
– Я не большой знаток обычаев Дара, – ответил Таквал, – но понимаю, что значит любовь мужа к жене, родителей к ребенку, брата к сестре, людей одного народа друг к другу.
– Но спасет ли нас эта любовь? Выдержит ли Дара вторжение льуку? Получится ли у нас воодушевить твой народ на борьбу за свободу? Или мелкая зависть и личные амбиции перечеркнут все, к чему мы стремимся? Разве не могли подводные руины быть намеком на то, что ожидает нас?
– Вовсе не обязательно уподобляться своим предкам, – ответил Таквал. – Нам следует поступать так, как мы считаем правильным.
– Не уверена, что правильные поступки помогут преодолеть человеческую природу, превратности судьбы и причуды богов. Мне страшно, Таквал. Я боюсь.
– Тогда останься со мной, и давай расскажем друг другу много счастливых историй. Я не шаман и не умею толковать знамения, но вспомни, какими прекрасными были эти руины! Насколько полными жизни! Их новых плавучих и чешуйчатых обитателей не волнуют события прошлого.
– Как мило! – Тэра улыбнулась. – Рыбки действительно выглядели счастливыми.
– Пусть мое дыхание разума утешит твое сердце, и наоборот.
Тэра кивнула и прижалась к нему. Таквал в ответ обнял невесту – уже не так неуклюже, как прежде.
Торьо продолжала стремительно осваивать языки. Когда она стала уверенно изъясняться, то попросила наставников рассказать ей историю трех народов, среди которых оказалась. Она учила легенды дара и мифы льуку, слушала истории о мудрецах ано и героях агонов. При этом девочка не выносила никаких суждений об услышанном, просто впитывала информацию, как губка.
– Почему во всех историях боги теряют силу? – спросила она как-то вечером, вместе с учителями разглядывая незнакомые звезды и пытаясь составить из них созвездия.
– Что ты имеешь в виду? – уточнил Таквал.
– Во всех легендах говорится, что боги создали небо, землю, людей и прочих живых существ. От скуки они могли создать новые звезды из других ненужных богов и новые виды существ из неподвижной материи. Но теперь они живут за горами на краю света и выглядывают оттуда лишь изредка, когда нужно наслать бурю или перевести стадо муфлонов из одной степной области в другую.
Таквал, Радия и Тооф задумались над этим и надолго умолкли.
– А в ваших историях, – Торьо повернулась к Тэре, Радзутане и другим дара, – боги превращали свои слезы и пот в острова, долины – в горы, а пустыни – в озера. Они сражались плечом к плечу с героями ваших саг и одним махом могли убить тысячу врагов. Но теперь они не появляются в вашем мире, не дают вам прямых указаний и общаются лишь посредством оракулов, толкования которых всегда запутанны.
– Я и сама об этом задумывалась, – ответила Тэра. – Уже давно философы бьются над вопросом, почему боги перестали вмешиваться в людские дела.
– А если никаких богов на самом деле нет? – предположила Торьо. – Если их выдумали? Если они лишь метафоры и аллегории, образное воплощение явлений, которым не нашлось разумного объяснения? Что, если древние легенды – это просто сказки?
Услышав подобное заявление, Тооф, Радия, капитан Гон и командор То – наиболее религиозные из собравшихся – прошептали молитвы своим богам и вопросительно посмотрели на остальных. Повисла неловкая тишина.
– На этот вопрос почти невозможно дать ответ, – первым заговорил Радзутана. – Лучше всего здесь подойдет афоризм Кона Фиджи. Он советовал уважать богов, не подпускать их слишком близко.
– И что конкретно Кон Фиджи хотел этим сказать? – осведомился адмирал Росо. – Сколько я ни думал, но так и не понял это его изречение.
– Думаю, он имел в виду, что нам никогда не дано узнать наверняка, метафоричны или истинны боги, – пояснил Радзутана. – Но раз уж боги решили оставаться в тени, лучше уважать их желания и самим искать ответы на интересующие нас вопросы.
– То есть боги обленились? – спросила Торьо. – Создали мир, населили его, а потом он им надоел?
– Я бы не назвал это леностью, – возразил Радзутана. – Родители всячески опекают своих детей, когда те появляются на свет, но отдаляются, когда дети вырастают. Быть может, боги сочли, что более активное вмешательство требовалось, пока человечество было юным, а теперь, когда мы выросли, они предоставили нас самим себе. Нам больше не нужно цепляться за них, как ребенок цепляется за материнский передник.
– Меня не удовлетворяет такой ответ, – заявила Торьо. – В легендах агонов, льуку и дара боги представлены завистливыми, тщеславными, самовлюбленными. Они почти во всем хуже людей. Родители из них никудышные, и я не вижу, почему мы должны считать, что они изменились. Гораздо вероятнее, что богов не существует: они были придуманы людьми по своему образу и подобию, а не наоборот.
Религиозным наставникам снова стало неловко, но они не были умелыми ораторами, а потому осторожничали со словами.
– Подобная позиция также распространена среди философов, – промолвила наконец Тэра. – Например, Худзо Туан, основоположник школы скептиков, утверждал, что вера в богов – источник всех наших бед. Но я лично ощущала присутствие богов, поэтому не могу принять теорию полного отрицания. По-моему, с богами мир интереснее, чем без них.
– Тогда почему боги сейчас далеки и слабы? – не унималась Торьо.
– Я не жрица и не философ, – ответила Тэра, – и не могу сказать, что тщательно это обдумывала. Возможно, боги подобны играющим на берегу ребятишкам, которые лепят из песка чудесные замки и фигуры животных, а потом предпочитают разглядывать их со стороны, а не топтать ногами.
– Интересная мысль, – согласилась Торьо. – То есть в вашем понимании боги – это не родители, а такие же дети, как и люди.
– Нам свойственно любоваться прекрасными творениями рук своих, – отозвалась принцесса. – Думаю, что и богам ведомы такие же чувства.
– Когда я был маленьким, – добавил Таквал, – мы с другими детьми строили миниатюрные палаточные города и панорамы из травы, ила, костей, кожи и жил. Иногда ловили полевок и ящериц и селили их в наши лагеря. Наблюдали, как они бегают и дерутся, и сочиняли целые эпические истории о доблестных завоеваниях. Я понимаю, о чем ты говоришь.
Тэра улыбнулась, представив своего суженого шаловливым богом, который распоряжается собственноручно созданным царством.
– Мы в детстве тоже строили домики из веточек и травы в дворцовом саду. Фара делала крыши из банановых листьев. Фиро и Тиму рвали посаженные нашими матерями цветы и выкладывали ими широкие проспекты, а по обочинам сооружали дворцы из гальки. Мы селили туда муравьев, гусениц и черепашек из садового ручья, и даже птенцов, найденных в траве.
– А я в детстве лепил огромные дворцы из ила и песка, – признался капитан Гон. – Украшал их водорослями и возводил заборы из ракушек. Крестьяне-улитки возделывали мои поля, прокладывая длинные борозды, а помещиками были юркие крабы, постоянно сновавшие туда-сюда, подгоняя работников.
Все начали предаваться воспоминаниям, рассказывая о своих детских подвигах. Оказалось, что даже прилежный Радзутана делал бумажные домики для мышей в доме своего учителя.
– Но разве можно утверждать, что песчаные замки и дворцы из травы и веток так же удивительны, как весь наш мир? – спросила Торьо. – Испытывают ли существа, которых там поселили, то же удовлетворение, что и их создатели?
Все разом умолкли.
– Опять вопрос, над которым я никогда прежде не задумывалась, – призналась Тэра. – Не знаю… Пожалуй, птенцам было довольно страшно, а гусеницы с муравьями постоянно норовили уползти и сбежать.
Остальные согласились с принцессой. Дети не всегда принимают в расчет чувства тех существ, которых используют в своих играх.
– Плохо, что боги не вмешиваются в дела мира, который не устраивает его жителей, – заключила Торьо. – Вы рассказали мне множество историй о борьбе и невзгодах, что царят в этом мире, и я чувствую, что люди в нем несчастны.
– Сложно разрушить то, что сам построил, даже если получилось не идеально, – заметил Таквал.
– Никогда не представляла нас на месте крабов, птиц и мышей, против своей воли вынужденных жить в фантазиях богов, – промолвила Тэра. – Быть может, нам стоит последовать примеру животных из наших детских городков и сбежать, чтобы построить себе жилища, соответствующие нашим собственным идеалам. Вдруг именно поэтому ано покинули свою древнюю родину и отправились к новым берегам, позволив утонуть своему прошлому, которое им не подходило?
– Может быть, не только боги строят такие жилища, – ответила Торьо. – В ваших рассказах говорится о великих правителях, которые подобны колоссам в глазах низкорожденных и простых людей. Возможно, эти великие правители так восхищены творением рук своих, что слышат только те истории, которые нравится рассказывать им самим.
А корабли между тем продолжали свой путь во тьме, неся на бортах столь же много разных жизней, сотканных из дыхания разума, сколько звезд на небе.
Глава 12
Луродия Танта
Где-то в Укьу-Гондэ, в бескрайней пустыне Луродия Танта. Пятый месяц второго года после отбытия принцессы Тэры из Дара (известного в Дара как второй год правления Сезона Бурь)
Мир сузился до клочка рыжей земли под ногами, обрамленного черным контуром капюшона.
Шаг. Другой.
Тэра сбилась со счета. Солнце едва взошло, но они, казалось, шли уже не первый час. От жары невозможно было думать ни о чем ином, кроме как о том, чтобы переставлять ноги.
Она вновь принялась считать. Установила себе правило: после каждой тысячи шагов можно глотнуть воды. Бурдюки у нее за спиной были полны, когда они начали путь, но теперь опустели и сплющились. Тэра опасалась, что, если они вскоре не доберутся до лагеря агонов, придется поменять правило и пить через каждые две тысячи шагов.
Два месяца назад сильное течение и ветра привели флотилию во главе с «Прогоняющей скорбь» к берегам Укьу-Гондэ. Но вместо того, чтобы встать на якорь в море Пэа, где в свое время пристали города-корабли адмирала Криты и куда Луан Цзиаджи пригнал свой плот, флотилия осталась в океане за линией горизонта и медленно направилась на юг. Путешественникам не хотелось привлекать внимание, высаживаясь у богатых рыбных угодий и зеленых пастбищ, возделываемых льуку. Они шли на юг, пока берег не превратился в безжизненную пустошь Луродия Танта, куда льуку выселили большинство агонских племен.
Лошади, которых они привезли с собой, как и следовало того ожидать, умерли несколько дней назад. Тэре не хотелось вести вьючных животных на верную смерть, но Таквал разумно заметил, что у них не получится утащить всю воду на себе. За неимением привычных к пустынному климату гаринафинов или короткошерстных коров пришлось взять лошадей.
– Пока кони живы, нужно успеть преодолеть как можно большее расстояние, а там уж как-нибудь дойдем, – говорил Таквал. – Хотя нас и всего десять человек, иначе никак не получится.
Тэра неохотно согласилась и настояла на том, чтобы отправиться с Таквалом. Раз уж она была вынуждена обречь этих лошадей, проделавших путь в несколько тысяч морских миль, на гибель в чужой пустыне, ей хотелось быть с ними рядом, посмотреть животным в глаза и прочувствовать всю тяжесть решения спасти себя за их счет. Таквал упорно возражал, утверждая, что в его родной стране Тэра обязана подчиняться ему.
– Нельзя рисковать твоей жизнью! Твоя безопасность – залог нашего союза.
– В браке наши жизни равны, – парировала Тэра, намеренно уводя аргументы вдаль от политики.
За год совместной жизни, совместных сражений, трапез, бесед они сблизились и стали делить постель. Тэра по-прежнему не была уверена, сможет ли полюбить его так, как любила Дзоми, но, по крайней мере, у нее не осталось сожалений о принятом решении.
– Но тебя никем не заменить… – Таквал запнулся.
Тэра решила, что он осознал, как глупо звучат его слова, но его странный взгляд невозможно было истолковать. Он отвернулся.
– Тебя тоже некем заменить, – ответила она, хотя это было и так ясно.
– Я должен идти, потому что мой народ мне доверяет. Я приведу гаринафинов для защиты кораблей.
– А я должна идти, потому что твой народ не примет будущую правительницу, если та останется ждать спасения у моря, – резонно возразила Тэра. – Только представь: принцесса Дара сидит на своем роскошном корабле и гоняет пэкьу-тааса агонов туда-сюда, рискуя его жизнью. После адмирала Криты о дара тут и так невесть какого мнения, а теперь станут думать о нас еще хуже.
– Я не знаю, найду ли свое племя. Последний раз я видел мать и отца в оазисе Слиюса-Ки, когда был еще ребенком. Надеюсь, они до сих пор там.
– Мы ни в чем не можем быть уверены, кроме одного! Ты не можешь запретить мне поступить так, как я считаю нужным.
– Ну почему ты такая упрямая? – Таквал раздраженно схватился за голову.
– Просто не хочу быть ханжой, – медленно проговорила Тэра. – Если из-за меня кто-нибудь погибнет, будь то лошади, ты или кто-то еще, я не стану делать вид, что ничего не произошло. Это варварство.
Таквал посмотрел невесте в глаза. В его взгляде промелькнул сложный калейдоскоп эмоций. Затем он преклонил одно колено и сложил руки на другом – этот жест агоны адресовали только близким и уважаемым людям.
– Принцесса Дара, ты столь же дорога мне, как Афир была дорога Кикисаво.
Таквал решил, что для продолжения пути слишком жарко, и они разбили лагерь в тенистом пересохшем овраге. Примерно в трехстах шагах от лагеря виднелись заросли кулачкового кактуса, и Таквал с двумя матросами отправился собрать немного.
– Все хорошо? – спросила Тэра, расстилая на земле покрывало, которое днем защищало от знойного песка, а ночью согревало от холода.
Торьо кивнула, усевшись на покрывале. Она упросила принцессу взять ее с собой в качестве служанки, но вышло так, что Тэра больше ухаживала за девочкой, а не наоборот.
– Не хочу с вами расставаться, – сказала Торьо с ноткой паники, крепко цепляясь за руку молодой женщины.
Тэра с Таквалом были первыми, кто по-доброму отнесся к ней, когда ее достали из трюма «Прогоняющей скорбь», и теперь их связывали узы, по прочности не уступающие кровным.
Капитан Гон заявил, что Торьо не обладает никакими полезными навыками, а командор То заметила, что девочка слишком слаба для такого путешествия, но Таквал и Тэра все равно согласились взять ее с собой. Это противоречило здравому смыслу, однако оба считали загадочную девочку своим талисманом, полагая, что она принесет им счастье.
– Ты пила так, как я тебя учила? – спросила Тэра, обратив внимание на пересохшие губы Торьо.
Та кивнула, затем задумалась и помотала головой.
Тэра сняла с ее спины сплющенный бурдюк, открыла его и поднесла к губам девочки. Из сосуда не пролилось ни капли. Тогда она взяла свой, почти такой же плоский, и выдавила последние капли в рот Торьо. Девочка жадно и благодарно проглотила их.
– Я выпила слишком много вначале, – тихо призналась она. – Потом пришлось пить крохотными глоточками.
– Если тебе трудно считать, то пей одновременно со мной. Запомни: тебе нужно делать большие глотки. От маленьких будет плохо.
Девочка кивнула, и Тэра ласково погладила ее по щеке. Беспомощность Торьо напомнила ей о младшей сестренке Фаре. Тэра не сомневалась, что ее младший брат, Хадо-тика, найдет свой путь в жизни. Но как будет выживать при дворе матери Ада-тика, которая больше всего любит рассказывать истории и рисовать? А ведь был еще и Тото-тика, не видевший разницы между книгами и реальностью…
Таквал с матросами принесли полные мешки листьев кулачкового кактуса. Они спилили иголки и нарезали листья брусками, прежде чем уложить их обратно в мешки. Затем мешки с двух сторон сдавили камнями, чтобы выжать как можно больше сока. В бескрайней пустыне Луродия Танта кактусы были заменой колодцам.
Сок слили в чашу из черепа. Вышло не слишком много; водянистое содержимое мясистых листьев не заполнило чашу до краев. Таквал бросил в жидкость щепотку порошка из кровяного коралла. Шаманы верили, что этот порошок нейтрализует яды, и степные жители пользовались им, чтобы сделать воду, добытую из кактусов, пригодной для питья.
Жидкости дали отстояться, затем еще раз процедили ее и пустили чашу по кругу.
Заметив, как Торьо облизывает губы, Тэра передала чашу процеженного сока девочке.
– Пей медленно, – наказала она, – и оставь вдоволь другим.
Тэре было неприятно пить из черепа тюленя, пойманного в ходе путешествия, но она была вынуждена согласиться с Таквалом, что в степи костяные приборы легче и практичнее незаменимых реликвий дара.
Торьо послушно выпила. Она отказывалась охотиться и рыбачить, плакала, когда забивали животных, но, когда животные уже были мертвы, не противилась их разделке и последующему использованию органов.
Однажды Тэра спросила девочку, не страшно ли ей находиться в окружении большого количества изделий из останков зверей, ведь Торьо жутко боялась смерти. Ответ Торьо удивил ее: «Когда я вижу эти кости, мое воображение сохраняет их живыми».
В Дара забой скота, выделка шкур и искусство погребения считались необходимыми, но нечистыми и сулящими невезение занятиями. Торьо говорила на языке дара не хуже урожденных островитян, но была при этом свободна от тамошних предрассудков. «Везет же тебе, – думала Тэра. – Ты открыта всему». Она согласилась взять Торьо с собой не только из-за ее сходства с Фарой, но также и потому, что девочка одним лишь своим присутствием напоминала: на все мирские явления можно смотреть с разных ракурсов.
Переждав дневную жару, они снялись с лагеря на закате. Вечером идти было легче, чем утром, потому что солнце оказывалось у них за спиной. Даже после наступления темноты песчаные дюны в свете звезд переливались серебром, словно морские волны.
Однако температура воздуха после заката резко падала, и вскоре пришло время вновь сделать привал.
Тэра улеглась в один спальный мешок с Таквалом, но не успела она задремать, как жених ткнул ее под ребра.
– Тсс! – Он поднес палец к губам, когда ее глаза распахнулись, выполз из мешка и жестом поманил Тэру за собой.
Отойдя на сто шагов от лагеря, чтобы их никто не услышал, Таквал остановился.
– Мы идем слишком медленно, – сказал он.
Тэра пала духом. С каждым днем Таквал становился все более мрачным и угрюмым, и она подозревала, что что-то не так, но не спрашивала напрямую, словно бы опасаясь накликать беду.
– Я не учел того, что никто из вас прежде не бывал в пустыне, – продолжил Таквал. – Даже Тоофу не доводилось.
Тэра понимающе кивнула. Тооф родился и вырос в степи, но никогда не жил на пустошах Луродия Танта. Это было уделом побежденных агонов.
Они взяли с собой Тоофа, а Радию оставили на корабле. По официальной версии Таквалу был нужен умелый наездник, чтобы вести гаринафинов, когда он заручится поддержкой своего племени. Это было правдой, но лишь отчасти, ибо существовала и другая причина: Таквал намеренно разделил двух льуку, чтобы каждый из них оставался, по сути, заложником и ничего не натворил, опасаясь навредить товарищу. Хотя парочка уже почти год прожила с ними на правах полноценных членов команды, Таквал по-прежнему не доверял Тоофу и Радии. Тэра не разделяла его мнения. Она достаточно близко познакомилась с обоими во время языковых уроков и прониклась к ним симпатией. Логика Таквала, по мнению принцессы, граничила с манией преследования, которой страдала ее мать, но Тэра все равно была рада, что Тооф отправился с ними.
– Даже если мы движемся медленнее запланированного, нам все равно ведь идти осталось уже недалеко? – спросила Тэра.
– Не уверен. – Таквал покачал головой. – В Луродия Танта ориентироваться не легче, чем в океане. И вода на исходе.
– Запасы воды можно пополнить, – ответила Тэра. – Мы каждое утро собираем росу, да и кактусы наверняка еще попадутся.
– Росой даже один бурдюк не наполнить, – возразил Таквал. – А соком кактуса злоупотреблять нельзя. Мы и так пьем его больше допустимого. Кровяной коралл делает кактус менее ядовитым, но без чистой воды мы наверняка погибнем.
Напуганная отчаянием, прозвучавшим в его голосе, девушка заявила:
– Что бы ты ни предложил, я не соглашусь.
– А что, по-твоему, я собирался предложить? – Таквал посмотрел на нее непроницаемым взглядом.
Тэра глубоко вдохнула:
– Ты собирался предложить нам с Торьо забрать остатки воды и двинуться на восток, оставив вас на произвол судьбы. Раз воды на всех не хватает, ты решил пойти на жертву.
– Почему Торьо? – подозрительно спокойным тоном спросил Таквал.
– Я уже хорошо изучила тебя и не сомневаюсь, что ты намерен пожертвовать собой, – дрожащим голосом пояснила Тэра. – Ты согласился взять Торьо, потому что предвидел подобное развитие событий. Предполагал, что не дойдешь до родного дома. Торьо не умеет искать воду и добывать пищу, она не в силах нести большой груз, но она владеет вашим языком не хуже урожденного агона. Даже я не могу в совершенстве выразить свои мысли на языке агонов, хотя регулярно упражняюсь. Она может быть моим переводчиком.
Таквал тихо усмехнулся.
– Что здесь смешного? – Тэра была готова разрыдаться.
– Я рад, что ты разделяешь мой образ мыслей. В тебе я вижу… отражение своей души.
– Прекрати смеяться. Я уже сказала, что не приму твой план.
– Знаю, – кивнул Таквал. – Поэтому я ничего такого и не предлагаю.
– Неужели?
– Думаешь, за то время, что мы вместе, ты научилась понимать мои мысли, а я твои – нет? Должен быть другой способ выжить.
Тэра не нашлась, что ответить.
– Ты напрасно считаешь меня упрямцем, я готов рассмотреть самые разные варианты, – продолжил Таквал. – Мне просто хотелось, чтобы ты понимала всю тяжесть нашего положения, чтобы мы вместе смогли найти выход.
Поеживаясь от холода, Тэра и Таквал прижались друг к другу. Звезды смотрели на них с бархатного небесного купола. Крепко обнявшись, чтобы согреться, юноша и девушка с разных концов земли шепотом обсуждали все возможные варианты, какие только могли придумать. Два разума работали в едином направлении, стремясь найти приемлемое решение.
Но, увы, они так и не придумали, как выпутаться из передряги.
Наутро, еще до восхода солнца, Таквал снова взял двух матросов и отправился собирать с кактусов утреннюю росу. Хотя влаги в результате хватило лишь на пару глотков каждому, он не собирался жертвовать ни единой каплей.
– Вставай, соня. – Тэра осторожно растолкала свернувшуюся калачиком Торьо. – Нужно успеть побольше пройти, пока жара не вернулась.
Девочка неохотно высунула голову из спального мешка:
– Остаться бы тут навсегда.
– Глупышка, – ответила Тэра. – А пи́сать ты прямо в мешок будешь? Давай, поднимайся.
– Если я не буду выпускать из себя воду, то, может, и пить не придется.
– Это так не работает. Таквал с моряками принесут еще кактусов. Даже если не получится добыть много воды, можно пожевать мякоть, чтобы увлажнить рот.
– А мочу пить нельзя? – спросила Торьо.
– Что за омерзительные мысли! – скривилась принцесса.
– Что в этом такого омерзительного?
Тэра вновь напомнила себе, что у девочки совершенно иные представления о правилах приличия.
– Это…
– Это не просто мерзко, – ответил за Тэру вернувшийся Таквал, – но и бесполезно. На своей моче больше пары дней не протянешь. В ней образуется какой-то яд, поэтому, если пить ее, то заболеешь и умрешь.
