Кен Лю
Династия Одуванчика. Книга 3. Пустующий трон
Глава 8
Игра теней
Посреди океана на пути в Укьу-Гондэ, шестой месяц первого года правления Сезона Бурь
Ох, недаром пэкьу Тенрьо предостерегал своих танов: ни в коем случае нельзя недооценивать дара. Да, всем было хорошо известно, что их народу присущи слабость и моральное разложение, однако смекалке этих трусов можно было только позавидовать: они изобретали фантастические механизмы (вроде городов-кораблей) и плели коварные интриги (о чем рассказывали их шаманы-историки).
Испугавшись, что подлые варвары придумают очередную хитроумную стратегию, Наку Китансли приказал впередсмотрящим ни днем ни ночью не сводить глаз с кораблей дара.
Солнце заходило за горизонт перед «Бескрайним простором». В «вороньем гнезде» на фоке – простой площадке, где едва могли примоститься двое матросов, чтобы без помех оглядывать окрестности – Радия пихнула локтем задремавшего напарника.
– Эй, чем это они там заняты?
Спросонья Тооф запнулся и покачнулся, замахав руками, чтобы удержать равновесие в сотнях футов над морем. Он выругался.
Радия усмехнулась.
– Будешь знать, как спать на посту.
Ее не беспокоило, что Тооф может разбиться насмерть. На уровне груди к мачте были прикреплены четыре широких железных кольца, напоминавших лепестки цветов. Как и Радия, Тооф стоял внутри одного из этих колец и был привязан к нему веревкой.
– Стар я уже, чтобы на мачту лазать, – посетовал он.
Как правило, наездников гаринафинов и их команды освобождали от неприятной обязанности карабкаться в шаткое «воронье гнездо» и сидеть там под дождем и ветром, раскачиваясь в нескольких сотнях футов над бурными волнами. Но тан Наку так разгневался после неудачного вылета Таны к флотилии дара, что экипаж лишили всех привилегий.
– Радуйся, что тебя сюда пускают. Будешь спать, скоро придется вместе с рабами-агонами вкалывать.
– Им хотя бы позволено видеть Тану, пока они за ней навоз убирают, – ответил Тооф. – Надеюсь, она жива-здорова.
Наку обвинил экипаж Тоофа в «трусости» Таны и поручил уход за ней и кормежку другим наездникам. Помимо этого, Тоофу и его команде строго-настрого запретили даже приближаться к гаринафинам.
При пэкьу Тенрьо тесная дружба между наездниками и гаринафинами оказалась под запретом; в профессиональной армии и те и другие должны были быть легко заменимы, как детали механизма. Но старые привычки живучи, и Тооф, воспитывавший Тану с младенчества, был очень к ней привязан.
– Не беспокойся о Тане: она сможет за себя постоять. И не принимай обиды близко к сердцу. – Радия вытянула руку, указывая на горизонт. – Смотри! Смотри!
Тооф прищурился. В нескольких милях впереди флот Дара разделился на две параллельные колонны. Город-корабль, впрочем, был настолько высок, что с мачты дозорным льуку все было видно как на ладони. Между фок-мачтами двух замыкающих кораблей растянули прямоугольный кусок белой парусины, в несколько сот длиной и не меньше сотни футов шириной. Громадная завеса раздулась от ветра и скрыла из виду остальные корабли.
– Что это за парус такой странный? – спросил Тооф, удивленно сведя брови. – И зачем он понадобился дара?
– Наверное, чтобы двигаться побыстрее и убежать от нас, – предположила Радия.
– Но он же чересчур громоздкий! Где это видано, чтобы одним парусом соединяли два корабля? – Тооф попробовал вспомнить, слышал ли о чем-нибудь о подобном. – Вряд ли он им поможет. Скорее уж, наоборот.
– Может, опять готовят засаду с разукрашенными тиграми? – продолжила гадать Радия.
Однако ее напарник с сомнением покачал головой.
Варвары-дара наверняка задумали что-то новенькое.
Тооф слез с мачты, чтобы доложить Наку Китансли о необычном поведении врага. Вскоре на такелаж забралось еще несколько воинов; другие высыпали на ют, вглядываясь в горизонт. Даже те, кто спали в каютах, проснулись и присоединились к товарищам.
Солнце к тому времени уже почти скрылось за волнами, и гигантская ширма отражала его последние лучи, легко трепыхаясь между мачтами двух отстающих кораблей дара.
На ширме появились и задвигались громадные тени. На левой стороне ее был виден плоский город: дома с кривыми, угловатыми, изогнутыми крышами и высокими массивными стенами. В верхнем правом углу возникло огромное крылатое существо из острых треугольников и неровных, соединенных вместе кругов – очевидно, то было стилизованное изображение гаринафина. Гаринафин пролетел над городом, выпустив треугольное рыжее пламя. Но город устоял перед его огненными языками.
Затем над городом замерцали тени, похожие на плавающих медуз с невесомыми щупальцами. Они атаковали гаринафина своим огнем, заставив его ретироваться.
Наро и кулеки на борту города-корабля льуку взволнованно перешептывались, гадая, что символизировали эти медузы. Вероятно, легендарные воздушные корабли дара?
На ширме между тем разыгралось поистине эпическое сражение. По мере того, как на темнеющем небосводе проступали первые звезды, ширма становилась все ярче. Этот прямоугольник света над винно-темным морем заворожил всех зрителей. Герои спектакля, созданные из теней простых геометрических фигур – грубых, плоских и почти бесцветных, если не считать редких ярких штрихов, – как будто жили своей собственной жизнью, мало отличающейся от жизни настоящих людей в реальном мире.
Воздух стал свежее; над водой разнеслись звуки музыки – барабанов, рожков, даже колокольчиков, звонивших на разные голоса. Акустическое сопровождение придало спектаклю некую объемность. Рожки гудели, словно раненые гаринафины; колокольчики вызванивали боевой марш; перестук барабанов то ускорялся, то замедлялся в соответствии с действием на ширме, пробуждая чувства и вызывая восхищение у зрителей-льуку.
– Как они это делают? – вырвалось у заинтригованного Тоофа.
Зачарованная игрой теней Радия лишь помотала головой.
Примерно в десяти ярдах за ширмой, между мачтами «Семени одуванчика» и «Плавучего лотоса», протянулись толстые канаты, сплетясь в сложную паутину веревочных мостов и платформ с бамбуковым настилом. На них взобрались команды из самых сильных мужчин и женщин со всех десяти кораблей. В руках каждый держал длинные бамбуковые шесты, к ним были привязаны огромные марионетки – переделанные воздушные змеи, тени которых и двигались на ширме. Чтобы канаты и платформы не провисали, два судна специально сбалансировали, переместив весь тяжелый груз – балласт, бочки с питьевой водой и вяленым мясом, живых овец и коров, мешки риса и муки, переносные печи и очаги – к внешним бортам. Даже якоря подтянули на одну сторону и перекинули через планширы.
На баках обоих кораблей весело плясали огни. Горели конопляные фитили, опущенные в бочки китового жира. Как бы Сами ни любила китов, ничто иное не горело так ярко. Свет отражался на ширму при помощи надраенных бронзовых зеркал, расставленных дугой; для проекции теней для спектакля освещения было более чем достаточно.
А тем временем команда «Прогоняющей скорбь», шедшей впереди двух кораблей-сцен, помчалась в трюм, чтобы приготовиться к осуществлению следующего этапа хитроумного замысла.
Группа старших советников и офицеров собралась на вздернутом юте флагмана; Таквал и Тэра стояли в самом центре, глядя на громадную ширму, скрывающую их от глаз льуку. Отсюда им были прекрасно видны мельчайшие детали организованного хаоса, благодаря которому спектакль теней стал возможен. Тэра кривилась всякий раз, когда кто-то действовал невпопад или сталкивался с соседом-кукловодом. Даже после длительных напряженных репетиций актерам не удалось добиться синхронности. Тэра не винила их. Времени на подготовку было крайне мало, и всем удавалось поспать от силы пару часов за ночь. Чтобы не выдать свои планы, нельзя было репетировать за настоящей ширмой; приходилось пользоваться парусами идущих впереди кораблей (причем только днем, когда можно было скрыться за парусами замыкающих судов). Но, по крайней мере, у актеров получилось порепетировать, в отличие от других участников этого грандиозного замысла.
Тэра понимала, что буквально ходит по лезвию ножа. Слишком многое необходимо было исполнить просто идеально. А как же иначе? В этом-то и заключался нестандартный подход.
– Агоны и льуку никогда не видели ничего подобного, – восхищенно прокомментировал стоявший рядом Таквал. Он улыбался до ушей, словно ребенок, впервые попавший в театр. – Нашим шаманам понравится такое искусство.
– В детстве мы с братьями и сестренкой тайком сбегали из дворца, чтобы послушать сказителей и посмотреть на представления театра теней, – с ностальгией промолвила Тэра. – Теперь нас разбросало по разным уголкам мира, словно семена одуванчика по ветру, и вспоминать о тех временах все слаще.
– Я не смогу восполнить то, чем ты пожертвовала, – ответил Таквал, ободряюще положив руку ей на спину, – но моя семья станет твоей семьей, а мой народ – твоим народом.
Девушка молча кивнула. Тепло руки Таквала успокаивало, но сейчас было не время для утешений.
Наблюдая за громадными пляшущими тенями, она с беспокойством вспомнила о родных: начитанном Тиму, искусном фехтовальщике Фиро и маленькой Фаре, обожавшей романтические истории. На самом деле принцесса сконструировала некоторых марионеток по уникальным рисункам Фары, в которых упор делался на четкие абстрактные фигуры, в большей степени отражавшие не внешний вид объекта, а его дух. Таким образом она почтила сестру. Получится ли у них свидеться вновь? Или оба брата и сестра со временем растают в памяти, превратившись в такие же геометрические абстрактные фигуры?
А как насчет Дзоми – умной, отважной, прекрасной Дзоми? Тэра вспомнила ту волшебную, почти бессонную ночь, что они напоследок провели в номере «Трехногого кувшина». Вместо слов на прощание они при свете свечи показывали друг дружке тени на стене, переплетая свои руки до тех пор, пока стало невозможно понять, где чья.
«Уместится ли в моем сердце больше одной любви? Смогу ли я остаться верна родным и близким?»
Команды актеров на канатах заставили гаринафина спикировать на два воздушных корабля, но те сделали петли, ловко увернувшись, и зашли на гаринафина с флангов, обжигая ему крылья огненными копьями. Разумеется, настоящие воздушные корабли были на такое не способны, но у фантазии есть свои преимущества – законы физики ей не указ.
По замыслу Тэры грандиозный спектакль с музыкой и тенями должен был отвлечь преследователей от истинных намерений флотилии дара, и раз уж она взяла сценарий на себя, то решила повеселиться как следует.
«Политика и война – тоже игра теней, спектакль, в котором у каждого из нас есть своя роль. Никто не знает, что получится в итоге – трагедия или комедия».
Ее размышления прервала короткая барабанная дробь.
– Пожалуй, это моя любимая музыка, – произнес Таквал. – Обычно в Дара исполняют такие мелодии, от которых клонит в сон, как после обильного ужина. Но эта… под нее так и хочется пуститься в пляс!
– Ты уверена, что на городе-корабле ее слышно? – спросила Тэра у Сами. – Надеюсь, все наши труды не напрасны.
– Не волнуйтесь, ваше высочество, – ответила та. – Звук хорошо разносится над водой, особенно в сумерках. Опытным китобоям известно, что кораблям лучше всего обмениваться сигналами на рассвете и на закате. Точно не знаю, как это работает, но очень удачно, что вы выбрали для нападения именно это время.
– На рассвете и на закате? – Тэра задумалась. – Может, все дело в температуре воздуха? Когда солнце заходит, воздух над поверхностью воды охлаждается, но чем выше, тем он теплее. Возможно, звук отражается и как бы отскакивает… – Она умолкла и вновь погрузилась в размышления, что-то тихо бормоча про себя.
– Это как? – не понял Таквал. – По-твоему, звук ведет себя так же, как и камушки, которыми кидаются дети?
– Не важно, – отмахнулась Тэра. – Сейчас недосуг размышлять, как это работает. Я выбрала это время, чтобы тени было лучше видно, но рада, что и для музыки оно тоже подходит. Сами, как хорошо, что ты с нами. Моя мать говорила, что для того, кто много знает о мире, даже травинка может стать оружием. Твои познания о китах превратились в копье хитроумия.
Сами улыбнулась, но не стала намеренно принижать свои познания, как это часто делали ученые в Дара. Она и впрямь приложила много труда, чтобы заработать знания, и гордилась этим. Излишняя скромность казалась ей особенно слащавой разновидностью хвастовства.
– Что ж, близится кульминация, – сказала Тэра. – Пора приступать к осуществлению основной части твоего необычайного замысла.
Она повернулась к офицерам и матросам, собравшимся на корме:
– Просигнальте адмиралу Миту Росо на «Плавучем лотосе», что командование флотилией переходит к нему. Опустить мачты! Задраить люки! Приготовиться к погружению!
– Дерись! Ах ты, жвачный мешок, лысая степная куропатка, мягкотелая улитка-переросток! Ну же, дерись! – размахивая руками и притопывая, кричала Радия далеким, мерцающим на серебристой ширме теням.
Их с Тоофом сменили на посту впередсмотрящих, но они, как и все дозорные, не собирались отправляться спать. Спектакль театра теней был в самом разгаре!
Борьба созданных из геометрических фигур гаринафина и жителей города шла с переменным успехом. Совсем недавно крылатый зверь отправился за помощью к легендарному наезднику, а хитрецы-дара атаковали его с помощью воздушных змеев. Гаринафин пролетал над угловатым ландшафтом из треугольных гор, а также волн и лесов, состоящих, соответственно, из двойных и тройных треугольников. Пейзаж развертывался, словно бесконечный свиток, пока гаринафин стремился улететь от преследующих его воздушных змеев.
Тем временем в реальном мире с кораблей дара поднялось несколько громадных змеев, к которым были привязаны барабанщики, звонари и горнисты. Теперь зрители на городе-корабле могли еще лучше оценить их звуковое сопровождение. Распространившаяся над морем музыка была мрачной и подчеркнуто печальной: гаринафин из театра теней потерял волю к сражению.
Воины льуку принялись кричать и свистеть по примеру Радии. Они не могли дождаться, когда легендарный наездник сядет уже наконец на гаринафина и покажет подлым варварам, где раки зимуют.
Однако Наку Китансли, тан племени Второго Пальца, наблюдал за спектаклем со все нарастающей тревогой.
«Что вытворяют эти варвары? Чепуха какая-то».
Он не сомневался, что это представление – хитрая уловка. Очевидно было, что тени служили для отвлечения внимания. Он приказал дозорным не смыкать глаз и бдительно смотреть по сторонам, а не только на флотилию дара. Но вокруг было лишь бескрайнее море. До Дара множество миль; если варвары и ждали подкрепления, тому предстояло сперва пройти сквозь Стену Бурь.
Наку не знал, что задумали варвары, но понимал, что должен как-то отреагировать.
– Распорядитесь, чтобы все, кроме дозорных, разошлись по каютам, – велел он наро-вотану – женщине-офицеру, которая несла вахту.
– Вотан, не стоит сердить людей, – ответила она. – Воины давно не развлекались, все измотаны до предела…
Наку обдумал это ее заявление. В самом деле, неудачный вылет гаринафина подорвал боевой дух подчиненных и его собственную репутацию. Он так опасался мятежа, что не осмелился сократить пайки, убеждая себя в том, что неминуемо захватит флотилию дара и их запасы провизии.
Так что спектакль, который неожиданно устроили варвары, пришелся кстати. Наку уже давно не видел свою команду такой воодушевленной и полной энергии.
– Общеизвестно, что овцы часто ложатся и блеют о пощаде, когда чувствуют за спиной дыхание волка, – сказала наро-вотан.
«А и правда, что, если дара хотят этим спектаклем вымолить пощаду, осознавая, что вскоре станут нашими пленниками?» – подумал Наку и кивнул сам себе. Дара были очень хитрыми, но в то же время и трусливыми. Наверняка решили, что потешить преследователей – наилучший выход.
– Раз так, давайте устроим настоящий праздник, – объявил Наку.
Тан приказал вынести остатки воды и кьоффира и раздать всей команде. Даже нескольким рабам-агонам, обычно выполнявшим самую тяжелую и неприятную работу, было позволено отнести сосуды с водой и бочки с едой на палубу и подышать свежим воздухом.
Наро и кулеки восторженно закричали:
– Да снизойдет на тана Наку милость богов!
– Слава щедрому дарителю кьоффира!
– Вотан! Вотан! Вотан!
Обрадованный таким приемом Наку приказал принести немного драгоценной тольусы и раздать ее особенно отличившимся наро-вотанам и наро. Обычно тольусу курили только на больших пирах и праздниках, но тан решил использовать все средства для подъема боевого духа.
Кьоффир лился рекой, листья тольусы раскуривались тут и там, и команда города-корабля становилась все более шумной и веселой. Тем временем гаринафин на далекой ширме одержал верх над бестолковыми преследователями и ликующе танцевал, покачивая из стороны в сторону своим гибким телом, состоящим из кругов. Музыканты, привязанные к воздушным змеям, играли все более звонко, напыщенно и бравурно. Музыка идеально соответствовала настроению, в котором пребывали льуку.
Тоофу и Радии кьоффира и тольусы не досталось. Все знали, что они утратили расположение Наку, и наро-вотан, распределявший угощение, обделил обоих.
Тяжело вздохнув, Радия попыталась хотя бы втянуть немного дыма от трубки соседа-наро. Тот пренебрежительно взглянул на нее и отодвинулся. Тооф зачарованно смотрел представление и ничуть не переживал по поводу очередного унижения. Он радостно ухал, глядя на танец гаринафина, которым тот подзывал легендарного наездника.
– Поверить не могу, что так сопереживаю теням, – пробормотал он. – Колдовство какое-то.
– Дело не в этом, – ответила Радия. – Просто ты даже ненастоящих гаринафинов любишь больше, чем людей.
Тооф ухмыльнулся. Другие, отличающиеся честолюбием наездники, скорее всего, восприняли бы слова Радии как оскорбление, но Тооф давно уже нашел свое место в жизни и успокоился. Простой наро, без кланового имени и впечатляющей родословной, он всегда больше беспокоился о здоровье своих животных, чем о славных победах и поверженных противниках. В армии Тенрьо, где гаринафины считались всего лишь расходным материалом вроде стрел, с таким подходом сложно было сделать карьеру. Тооф служил в армии уже не один десяток лет и достиг того возраста, когда жениться поздно, но его до сих пор так и не произвели в наро-вотаны.
– Да если бы меня посадили на того гаринафина… – начал было он, но не договорил и охнул: – Ого, ничего себе…
Тооф внезапно ощутил, как планшир, на который он опирался, содрогнулся, словно бы город-корабль наткнулся на что-то под водой. Мужчина вгляделся в рябь под бушпритом, но ничего не увидел.
– Ты тоже это почувствовала? – спросил он Радию.
– Ты о чем говоришь? – Радия все старалась унюхать еще тольусы и ни на что более не обращала внимания.
– Сам не знаю… похоже, корабль обо что-то ударился. Пойду скажу тану.
– Брось. – Напарница схватила его за руку. – Не время теребить тигру усы. Он нас на дух не переносит!
Тооф задумался.
– Смотри-ка! А вот и легендарный наездник! Чем-то похож на пэкьу Тенрьо!
Тооф прищурился. В самом деле, на ширме появилась угловатая голова, а затем и человеческая фигура целиком. За плечом у наездника была огромная секира, лезвие которой напоминало коготь. Сходство с великим пэкьу определенно имелось. Очевидно, даже варвары-дара уважали вождя льуку. Что, как не его грозная репутация, заставило их изготовить куклу Тенрьо размером почти с гаринафина?
Воины льуку затаили дыхание; их сердца забились в унисон с далекими барабанами. Всем не терпелось увидеть, как легендарный наездник поведет гаринафина к победе над варварами-дара. Тооф напрочь позабыл о странном толчке.
А тем временем «Прогоняющая скорбь», которую было не видно за ширмой, начала погружение.
Тэра c Таквалом находились в капитанской каюте в кормовой части судна. Принцесса волновалась. «Прогоняющая скорбь» была флагманом их флотилии, и сейчас адмирал Миту Росо, капитан Нмэджи Гон и другие офицеры разошлись по каютам, оставив капитанскую принцессе и ее жениху.
Это была самая удобная каюта на судне. Несколько толстых водонепроницаемых иллюминаторов вдоль ригеля превращали ее в прекрасное место для наблюдений, когда корабль погружался под воду.
Чтобы свет случайно не выдал их, все огни внутри были погашены, а потому и снаружи тоже царила темнота. За иллюминаторами стоял чернильный сумрак; лишь изредка мимо проплывали бледные медузы да мерцали огоньки других подводных жителей, освещая это мрачное царство подобно звездам в безликом небе.
Вспышка. Мерцание. Искра. Редкий свет тускло очерчивал лица людей, в напряжении прильнувших к иллюминаторам.
– Жаль, что почти ничего не видно, – прошептала Тэра. – Я чувствую себя беспомощной, когда не могу вести корабль. Даже не вижу, как приближается город-корабль. Может, надо было начать на рассвете, а не на закате?
Дзоми Кидосу перестроила корабли из флотилии Тэры, что позволило им погружаться под воду, как механическим крубенам, но времени установить подводную тягу не было. Суда могли двигаться под водой лишь на буксире. В ином случае они просто плыли по течению, перемещаясь по инерции туда, куда направлял их руль перед погружением.
– Оставь сомнения, – произнес Таквал. Он тоже говорил шепотом, чтобы не услышали офицеры и матросы, собравшиеся полукругом за их спинами. – Я считаю, ты была абсолютно права, решив, что дневные маневры позволят вражеским дозорным заметить «Прогоняющую скорбь». Когда гаринафин начинает пикировать, наездник не должен ему мешать, иначе вся команда может погибнуть. Так что не переживай понапрасну.
– Легко сказать: не переживай, – ответила Тэра. – Мое решение тоже может привести к гибели людей. Эх, если бы только знать, правильно ли я поступаю!
С самого детства она получала уроки управления государством от императора Рагина, а во время войны с льуку помогала Дзоми с исследованиями, но никогда прежде не оказывалась в положении, когда требовалось отправить других людей на смерть.
– А как тут узнаешь? – возразил Таквал. – Я тоже никогда не поднимал боевую палицу пэкьу и не знаю, можно ли к этому привыкнуть. Но я слышал множество историй о великих пэкьу агонов, чья мудрость до сих пор направляет нас. Не позволяй сомнению отразиться на твоем лице. Ноша правителя везде одинакова – в Дара, в Гондэ, под водой.
– Пора! – Адмирал Миту Росо подошел к Тэре и Таквалу.
– Вернись целым и невредимым, – шепнула принцесса жениху, крепко пожала ему руку и отпустила. – Поднимайся к абордажной команде, – произнесла она вслух, стараясь не выражать эмоций.
Таквал настоял на том, что должен участвовать в самой опасной миссии – как, по его мнению, подобало настоящим вождям, – и Тэра не смогла его разубедить.
Полукруг наблюдателей расступился, пропуская Таквала. Тот повернулся, на ощупь нашел выход из капитанской каюты и взобрался по внутренней лестнице в конусообразную рубку, поднимающуюся над ютом. Сейчас, когда мачты сложили, эта рубка была самой высокой частью корабля и единственной, которая частично выступала из воды. На время погружения в ней размещался запасной капитанский мостик.
Внутри дожидались десять самых проворных и крепких моряков, включая командора Типо То. Они лишь едва заметно кивнули принцу агонов, когда тот появился. Их лица слабо освещало бледное пламя разожженной внизу масляной лампы. Здесь не было ни иллюминаторов, ни люков, поэтому можно было светить без опаски.
Они почувствовали, как «Прогоняющая скорбь» замедлила ход. Невидимый под водой корабль уже должен был отстать от остальной флотилии. Матросы мысленно представляли, как город-корабль льуку неотвратимо приближается. Подобно тому, как шахтеры под завалом льнут к вентиляционным стволам, выходящим на поверхность, моряки и Таквал вглядывались в тонкие бамбуковые трубки посередине рубки, прислушиваясь к малейшему стуку и скрежету. Они вслепую двигались навстречу городу-кораблю и могли контролировать лишь глубину своего погружения.
От инженеров в трюме требовалось крайне осторожно регулировать эту глубину, ведь от этого зависел успех операции. Опустишься недостаточно глубоко, и «Прогоняющую скорбь» при столкновении сомнет массивным килем города-корабля. Погрузишься слишком глубоко – и разминешься с целью.
После тихого удара, который в тесном пространстве рубки все равно показался оглушительным, бамбуковые шесты завибрировали, издавая ритмичный хруст.
Эти шесты выполняли роль усиков-антенн, как у омаров или насекомых. Выступая над рубкой, они задели подводную часть города-корабля, позволив команде «Прогоняющей скорбь» понять, что те находятся сейчас прямо под вражеским судном.
– Есть контакт! – крикнула вниз командор Типо То.
– Начать медленный подъем, – приказал капитан Нмэджи Гон с мостика под рубкой.
Его приказ был шепотом передан по цепочке матросов от мостика к трюму, где инженеры поддали воздуха в балластные цистерны, благодаря которым корабль поднимался и опускался. Палуба слегка наклонилась, когда «Прогоняющая скорбь» начала подъем. Маневр был сложным и требовал предельной аккуратности.
При чересчур медленном подъеме судно могло оказаться в кильватере города-корабля, разминувшись с целью, а при слишком быстром – удариться о вражеское судно, получить повреждения и выдать себя. Инженерам удалось всего лишь несколько раз попрактиковаться перед отплытием из Дара, а на открытой воде и вовсе не вышло – нельзя было выдавать бдительным льуку секретные возможности судна. Дабы удостовериться, что команда сможет выполнить маневр в напряженной ситуации, капитан Гон провел ряд учений, в ходе которых матросам и инженерам позволялось прикасаться к рычагам управления, не приводя их в движение. Для лучшего понимания функциональности корабля он соорудил модель «Прогоняющей скорбь», погрузил ее в корыто с водой, попросил ученых через соломинки накачать воздуха в балластные цистерны и продемонстрировал команде, как даже самые незначительные изменения плавучести влияют на положение корабля.
А тем временем в сумраке капитанской каюты Тэра скрывала бурлящие эмоции под маской невозмутимости. Ее судьба всецело зависела от мужчин и женщин, управляющих балластными цистернами. Те продолжали облегчать судно, подавая в цистерны воздух под мерный стук деревянных клапанов, гибкими полыми тросами соединенных с мостиком, откуда капитан Гон раздавал приказы. Чтобы корабль не потерял баланс, нужно было строго следить как за скоростью, с которой подавали воздух, так и за его объемом.
Рубка громко ударилась о дно города-корабля, отчего у всего экипажа клацнули зубы. Несколько непристегнутых матросов полетели на пол. Следом всех едва не оглушили громкие отрывистые удары – это рубка билась о киль.
– Да хранят нас Луто и Тацзу, – прошептал адмирал Росо. – Надеюсь, наверху ничего не заподозрили!
Тэра не ответила. Представление театра теней должно было не просто помешать экипажу льуку заметить, что флотилия Дара уменьшилась на один корабль, но и собрать всех вражеских матросов на верхней палубе, как можно дальше от днища. Они специально рассчитали время так, чтобы «Прогоняющая скорбь» очутилась под городом-кораблем в кульминационный момент спектакля, в надежде, что никто из врагов не почувствует контакта между кораблями.
Тэра сжала кулаки до крови. Как бы тщательно они все ни спланировали, фактор неопределенности сохранялся. А вдруг в трюме остались больные? Что, если капитан льуку догадался о способности кораблей Дара погружаться под воду, ведь это был единственный способ без повреждений миновать Стену Бурь? Ей оставалось только ждать и верить, что небольшой отряд, собравшийся в рубке, выполнит свою задачу как можно быстрее.
«Или… Я могу еще что-нибудь сделать?» – подумала она. И повернулась к Сами:
– Давай еще раз проверим слуховую трубу и бамбуковые шесты.
– Разве вы не хотите посмотреть, как…
– Ожидание и молитвы капитану Гону и командору То не помогут, – решительно ответила Тэра. Любая деятельность успокаивала ее нервы.
Принцесса окинула взглядом собравшихся в каюте. Благодаря слабому свечению планктона за стеклом иллюминаторов она заметила, какой встревоженный вид у всех офицеров.
– Пусть Сами останется со мной, – прошептала Тэра адмиралу Росо, – а остальным нет нужды стоять здесь и понапрасну волноваться.
Адмирал Росо понял и принялся командовать:
– Мне нужна группа на юте под рубкой, чтобы следить за насосами, и еще одна, чтобы устранять возможные повреждения. Остальные пусть сменят инженеров…
«Прогоняющая скорбь» продолжала подъем, пока ее рубка плотно не прижалась к днищу вражеского корабля. Пугающие удары замедлились и в конце концов прекратились. Острые крюки, установленные с двух сторон от наружного люка рубки, глубоко вонзились в трухлявое дерево днища справа от киля. Но они не могли надолго удержать «Прогоняющую скорбь» в неподвижном положении.
Моряки в рубке принялись за дело.
– Крутим! – прошептала командор Типо То. Прикрепившись к городу-кораблю, шуметь было нельзя – любой звук распространялся по корпусу судна.
Четыре пары матросов бросились к четырем ручным колесам, размещенным под потолком по углам рубки, и начали их крутить. Каждое колесо было примерно два фута в диаметре.
Специально для этой операции крышу рубки «Прогоняющей скорбь» переделали. Вместо обычных цилиндрических поручней, за которые держались дозорные во время качки, кузнецы смонтировали над люком короткую трубу наподобие дымовой, со скосом. Скос нужен был для того, чтобы плотно присоединиться к покатому днищу вражеского судна; с этой же целью трубу можно было поворачивать в зависимости от того, с каким бортом будет стыковка. Вокруг трубы намотали канат, из-за чего ее конец стал похож на присоску осьминога. Кроме того, она обладала достаточной гибкостью, чтобы сразу не отсоединиться при сильной качке.
Когда бригады моряков начали крутить колеса, из крыши рубки выдвинулись четыре длинных толстых винта и впились в днище города-корабля. Чем глубже они входили, тем выше поднималась труба, пока наконец плотно не прижалась к днищу. Скрученные канаты образовали нечто вроде водонепроницаемой прокладки.
Закрутив винты до предела, матросы дали немного передохнуть натруженным рукам. Теперь «Прогоняющая скорбь» прицепилась к гигантскому городу-кораблю, как рыба-прилипала к киту – а точнее, как морской желудь: именно они и вдохновили Сами Фитадапу на этот план.
– Готовы? – спросила Типо То.
Моряки и Таквал дружно кивнули и прислонились к стенкам рубки. У одних в руках были клинья и молотки, у других – мягкие пеньковые веревки.
Командор То набрала в грудь воздуха, потянулась и крутанула большое центральное колесо, открывающее верхний люк.
