Кеннет Грэм
Ветер в ивах
Глава II. На широком тракте
Однажды солнечным летним утром Крот сказал:
– Крысик, я хочу попросить тебя об одолжении.
Крыс сидел на берегу реки и мурлыкал какую-то песенку. Он только что сам сочинил ее, поэтому был слишком увлечен и не обращал особого внимания ни на Крота, ни на что-либо другое. Он спозаранку плавал в реке со своими друзьями утками. И когда утки, по своему обыкновению, вдруг становились в воде головой вниз, подныривал и щекотал им шейки – в том месте, где могли находиться подбородки, если бы, конечно, они у них были – до тех пор, пока утки поспешно, разбрызгивая воду, снова не поднимали головы над поверхностью, сердясь и грозя ему перьями, потому что невозможно сказать все, что хочешь, когда голова у тебя под водой. В конце концов они велели ему оставить их в покое и заняться своими делами, пока они будут заниматься своими. Крыс вышел на берег, уселся на солнышке на берегу и придумал про них песню, которую назвал «Утиной песенкой»:
На просторной заводи,
В высоких камышах
Промышляют утки,
Качаясь на волнах.
Лапки, клювы желтые
Скрыты под водой,
Хвостики лишь серые
Вверх торчат трубой.
Водорослей гуща,
Где шустрит плотва, —
Их кладовка щедрая,
Дивных яств полна.
В ней пасутся утки,
Сладкий корм жуют,
Ну а в промежутке
Песенку поют:
«В синеве небесной
Носятся стрижи,
Рассекая воздух,
Как острые ножи.
Ну а нам милее
Вверх хвостом торчать.
Что кому по сердцу —
Не вам выбирать».
– Мне кажется, что это не самая лучшая твоя песенка, Крыс, – осторожно заметил Крот. Сам он поэтом не был, но в суждениях отличался крайним простодушием.
– Вот и уткам так кажется, – весело ответил Крыс. – Они говорят: «Почему нам нельзя делать то, что нам нравится, когда нам нравится и как нам нравится, без того чтобы кто-то, сидя на берегу и наблюдая за нами, делал свои замечания и сочинял про нас какие-то там песенки? Какой вздор все это!» Вот что они говорят.
– Так и есть, так и есть, – горячо подхватил Крот. UU
– Нет, не так! – возмущенно воскликнул Крыс.
– Ладно, не так, – примирительно ответил Крот. – Но я хотел попросить тебя вот о чем: не свозишь ли ты меня к мистеру Жабу? Я так много слышал о нем, что мне не терпится с ним познакомиться.
– Ну разумеется, – согласился добродушный Крыс, вскакивая на ноги и до поры до времени выбрасывая поэзию из головы. – Выводи лодку, и мы немедленно отправимся к нему. В гости к Жабу можно прийти в любое время. Будь то рано или поздно, он всегда одинаков. Всегда в добром расположении духа, всегда рад тебя видеть и всегда огорчается, когда ты уходишь!
– Должно быть, он очень милый зверь, – заметил Крот, забираясь в лодку и берясь за весла, пока Крыс уютно устраивался на корме.
– Он – лучший из зверей, – ответил Крыс. – Такой простой, такой доброжелательный и такой радушный. Может, не слишком умен, но не могут же все быть гениями. И еще он бывает хвастливым и самовлюбленным. Но у него есть и великолепные качества, несомненно.
Когда они миновали излучину, их взглядам открылся красивый величественный старинный дом из красного кирпича благородного оттенка, с ухоженной лужайкой, простиравшейся до самой реки.
– Это и есть Жаб-холл, – сообщил Крыс. – А вон та протока слева, где стоит табличка «Частное владение. Доступ запрещен», ведет к его лодочному ангару, где мы оставим свою лодку. Конюшни – там, справа. То, на что ты сейчас смотришь, – банкетный зал, очень старинный. Жаб весьма богат, знаешь ли, и его дом – один из красивейших в наших краях, хотя мы никогда не признаём этого при Жабе.
Они проскользили по протоке, и когда вплыли в тень большого ангара, Крот поднял весла. Тут они увидели много красивых лодок, подвешенных к поперечным балкам или поднятых на стапели, – на воде ни одна не стояла, и у помещения был запущенный вид, похоже, оно давно не использовалось.
Крыс огляделся.
– Ясно, – сказал он. – Значит, игра с лодочками закончена. Они ему надоели, и он их забросил. Интересно, какая у него теперь новая прихоть? Пойдем-ка поищем его, он нам сам все расскажет.
Выбравшись из лодки, они отправились по лужайке, окаймленной веселыми цветочными бордюрами, на поиски Жаба, на которого в конце концов случайно и наткнулись: с озабоченным видом он полулежал в плетеном садовом кресле, а на коленях у него была расстелена огромная карта.
– Ур-р-р-а-а-а! – завопил он, увидев их. – Чудесно, что вы пришли! – И принялся горячо жать им лапы, не дожидаясь, пока ему представят Крота. – Как это любезно с вашей стороны! – продолжал он, приплясывая вокруг них. – Крысик, я как раз собирался послать за тобой лодку со строгим указанием непременно привезти тебя, чем бы ты ни был занят. Ты мне очень нужен – вы оба нужны. Есть хотите? Пойдемте в дом, чем-нибудь перекусим! Вы даже не представляете, как здорово, что вы появились именно сейчас!
– Жабик, давай спокойно посидим хоть минуту! – перебил его Крыс, плюхаясь в свободное кресло. Крот занял другое, стоявшее рядом, и вежливо сделал подобающий случаю комплимент «восхитительной резиденции» Жаба.
– Да, это самый прекрасный дом на всей реке! – бурно воскликнул Жаб. – И не только на реке – во всем мире, если уж на то пошло, – добавил он, не сдержавшись.
Крыс ткнул Крота локтем в бок. К несчастью, Жаб заметил это и побагровел. На миг повисла мучительная тишина. А потом Жаб расхохотался.
– Ладно, Крысик, – сказал он. – Ну, таков уж я есть, ты же знаешь. А дом и впрямь совсем неплох, правда? Тебе и самому он нравится, ведь так? А теперь послушайте. Это серьезно. Вы – те самые звери, которые мне нужны, и вы обязаны мне помочь. Это очень важно!
– Догадываюсь, что это касается твоей гребли, – с невинным видом вставил Крыс. – У тебя неплохо получается, но пока ты еще поднимаешь слишком много брызг. При большом терпении и хорошем руководстве ты сможешь…
– Гребля? Да ну ее! – с отвращением перебил его Жаб. – Глупое развлечение для мальчишек. Я давным-давно с этим покончил. Пустая трата времени, вот что это такое. Меня, ребята, искренне огорчает, что вы, способные на гораздо большее, столь бездарно тратите силы и время. Нет, я открыл нечто совершенно новое, единственно сто́ящее занятие навсегда. Теперь я собираюсь посвятить ему остаток жизни и сожалею лишь о годах, бесцельно потраченных на сущие пустяки. Идем со мной, дорогой Крысик, – и твой симпатичный друг тоже пусть идет с нами, если хочет, – на конюшенный двор, и вы кое-что увидите!
Сказано – сделано: он тут же повел их – причем Крыс следовал за ним с весьма скептическим видом – на конюшенный двор, где, выведенный из каретного сарая, стоял, сияя новизной, цыганский фургон с красными колесами, выкрашенный в канареечно-желтый цвет с зелеными разводами.
– Вот! – крикнул Жаб, широко расставив ноги и раздуваясь от гордости. – Этот маленький фургон и есть воплощение настоящей жизни. Открытые дороги, пыльные большаки, вересковые пустоши, выгоны, равнины, холмы!.. Бивуаки, деревни, маленькие и большие города! Сегодня здесь – завтра там! Путешествия, перемены, новые волнующие впечатления! Весь мир перед тобой, и каждый раз новый горизонт! И заметьте: это самый замечательный в своем роде фургон, какой когда-либо существовал. Забирайтесь внутрь и посмотрите, как там все обустроено. И все я продумал сам, да!
Крота охватило невероятное волнение, ему стало чрезвычайно интересно, и он, поднявшись по ступенькам, с готовностью последовал за Жабом внутрь фургона. Крыс только фыркнул и, засунув руки глубоко в карманы, остался стоять на месте.
Внутри все действительно было оборудовано компактно и удобно. Неширокие коечки, маленький столик, который складывался и прислонялся к стенке, плита, шкафчики, книжные полки, птица в клетке и бесконечное количество кастрюль, сковородок, кувшинов и чайников всех форм и размеров.
– Полный запас провизии! – победно провозгласил Жаб, открывая один из шкафчиков. – Видишь: печенье, консервированные лобстеры, сардины – все, что пожелаешь. Содовая – здесь, табачок – там, вот почтовая бумага и конверты, бекон, джем, игральные карты и домино – все есть, – продолжал похваляться он, пока они спускались по ступенькам. – Вы убедитесь, что я ничего не забыл, когда мы отправимся в путь сегодня днем.
– Прошу прощения, – медленно произнес Крыс, жуя соломинку. – Я не ослышался? Ты сказал – мы… отправимся в путь… сегодня?
– Слушай, добрый мой старый друг Крысик, – взмолился Жаб, – не начинай опять разговаривать со мной в этом холодно-снисходительном тоне, потому что ты знаешь, что тебе придется поехать. Я просто не справлюсь без тебя, так что пожалуйста: будем считать вопрос решенным и не спорь – это единственное, чего я не выношу. Не собираешься же ты в самом деле навсегда привязать себя к своей унылой затхлой старушке-реке, жить в земляной дыре и без конца плавать на лодке? Я хочу показать тебе мир! Я собираюсь сделать из тебя настоящего зверя, мальчик мой!
– Меня это ничуть не интересует, – упрямо сказал Крыс. – Я никуда не еду – и точка. И да! Я собираюсь привязать себя к моей старушке-реке, жить в земляной дыре и плавать на лодке, как делал всегда. Более того, Крот собирается остаться со мной и жить так же, как я. Правда, Крот?
– Конечно, – преданно подтвердил Крот. – Я всегда с тобой, Крыс, и как ты скажешь, так и будет. Но вообще-то, знаешь, то, что он говорит, звучит довольно заманчиво! – мечтательно добавил он.
Бедняга Крот! Жизнь, Полная Приключений, была для него так нова, так увлекательна, а эта новая перспектива так соблазнительна! К тому же он с первого взгляда влюбился в канареечный фургон со всем его миниатюрным оснащением.
Крыс понял, что творится у него в голове, и махнул рукой. Он ненавидел кого бы то ни было разочаровывать, а Крота он полюбил и был готов почти на все, чтобы доставить ему удовольствие. Жаб пристально наблюдал за обоими.
– Пойдемте в дом, – дипломатично вклинился он, – перекусим и все обсудим. Нет необходимости принимать решение в спешке. Я не для себя стараюсь, просто хочу доставить удовольствие вам, ребята. «Жить для других!» – мой девиз.
Во время обеда – который был, конечно, превосходен, как и все всегда в Жаб-холле, – Жаб дал себе волю. Не обращая внимания на Крыса, он продолжил играть на неопытной душе Крота, как на арфе. Будучи по своей природе животным говорливым и обладающим богатым воображением, он расписывал перспективы путешествия и радости вольной жизни в таких сияющих красках, что Крот от волнения едва мог усидеть на месте. Как-то само собой вышло, что вскоре все трое считали вопрос об экспедиции решенным, и Крыс, хотя в душе еще сомневался, позволил своему добросердечию взять верх над личными возражениями. Ему была ненавистна мысль о том, чтобы разочаровать друзей, которые уже глубоко погрузились в планы и предвкушения, расписывая занятия на каждый отдельный день на несколько недель вперед.
Когда все окончательно созрели для путешествия, торжествующий Жаб привел своих спутников на выгон и велел поймать старую серую лошадь, которая без ее согласия и к ее великому неудовольствию была приговорена им к самой пыльной части работы во время их экспедиции. Лошадь предпочитала остаться на выгоне, и пришлось немало потрудиться, чтобы отловить ее. Тем временем Жаб еще плотнее забил фургонные шкафчики всевозможными предметами первой, на его взгляд, необходимости и привязал ко дну фургона торбы с овсом, сетки с луком, тюки сена и корзинки с провизией. Наконец лошадь была поймана, запряжена, и они, разговаривая все разом, двинулись в путь. Кто-то поехал, сидя на облучке, кто-то пошел рядом с фургоном – кому как нравилось. День был позолочен солнцем. Запах пыли, летевшей из-под копыт и колес, казался насыщенным и обволакивающим; из густых садов, раскинувшихся по обе стороны дороги, чирикая и посвистывая, их весело приветствовали птицы, добродушные встречные путники желали им хорошего дня или даже останавливались, чтобы похвалить их красивый фургон, а кролики, сидевшие на крылечках своих домов, спрятанных в живых изгородях, вскидывали передние лапки и восхищенно восклицали: «Какое чудо! Какое чудо! Какое чудо!»
Поздно вечером усталые, но счастливые, удалившись на много миль от дома, они заехали на уединенный выгон вдали жилых домов, распрягли лошадь, отпустили ее пастись, а сами, усевшись на траву возле фургона, устроили себе простой, но сытный ужин. Жаб делился своими грандиозными планами на будущее, а на небе все ярче разгорались звезды, и желтая луна, молча появившаяся из ниоткуда, составила им компанию, слушая их разговоры. Наконец они улеглись на свои коечки в фургоне, и Жаб, блаженно вытянув ноги, сонно сказал:
– Ну что ж, спокойной ночи, ребята! Вот она, настоящая жизнь для джентльмена! А вы еще что-то там говорите о своей старушке-реке!
– Я ничего не говорю о своей реке, – терпеливо ответил Крыс. – Ты же видишь, Жаб, я вообще ничего не говорю. Но я думаю о ней, – жалобно добавил он тихим голосом. – Я думаю о ней… все время!
Выпростав лапку из-под одеяла и в темноте нащупав лапу Крыса, Крот сочувственно пожал ее.
– Крысик, я сделаю все, что ты захочешь, – прошептал он. – Мы можем сбежать завтра утром, рано утром, очень рано утром и вернуться в нашу любимую норку у реки.
– Нет-нет, мы уж досмотрим этот спектакль до конца, – прошептал в ответ Крыс. – Я тебе очень благодарен, но не могу бросить Жаба, пока это путешествие не окончится. Его опасно предоставлять самому себе. Впрочем, это долго не продлится. Ни одна из его причуд не была долговечной. Спокойной ночи.
Конец оказался даже ближе, чем предполагал Крыс.
После стольких волнений и долгого пребывания на свежем воздухе Жаб спал как убитый, и следующим утром друзья, сколько ни трясли, не могли разбудить его. Поэтому Крот и Крыс спокойно и решительно принялись за дела. Пока Крыс обихаживал лошадь, разжигал костер, мыл вчерашние тарелки, чашки и готовил завтрак, Крот отправился в ближайшую деревню, располагавшуюся, однако, довольно далеко, за молоком, яйцами и кое-какими предметами первой необходимости, которыми Жаб, конечно же, забыл запастись. Проделав всю трудную работу и вымотавшись, они отдыхали, когда на сцену выступил Жаб, выспавшийся, свеженький, веселый, и стал восхищаться тем, как приятна и беззаботна их нынешняя жизнь по сравнению с тяготами и беспокойствами домашнего хозяйства.
Они провели еще один славный денек, разъезжая по травянистым склонам холмов и узким проселочным дорогам, устроили, как и накануне, пикник на выгоне, но на сей раз гости позаботились о том, чтобы Жаб исправно выполнял свою часть работы. В результате, когда на следующее утро настал момент трогаться в путь, тот уже отнюдь не так восторженно отзывался о простых радостях кочевой жизни и даже сделал попытку снова улечься в койку, однако был извлечен оттуда силой. Как и прежде, они ехали по узким проселкам и только к полудню выбрались на широкий тракт – первый на их пути; тут-то бедствие – стремительное, непредвиденное – и обрушилось на них, бедствие, безусловно, значительное для всей экспедиции, но для дальнейшей биографии Жаба оказавшееся и вовсе судьбоносным.
Они беспечно шагали по тракту, Крот – рядом с лошадиной головой, пытаясь успокоить лошадь, поскольку та жаловалась на пренебрежительное к себе отношение, на то, что на нее никто не обращает внимания; Жаб и Крыс – позади фургона, болтая между собой, вернее, болтал Жаб, Крыс, думая о чем-то своем, лишь время от времени вставлял: «Да, точно. И что ты ему на это сказал?» – когда далеко позади послышался какой-то предостерегающий рокот, похожий на жужжание подлетающей пчелы. Оглянувшись, они увидели небольшое облачко пыли с темным источником энергии в середине, которое приближалось к ним на невероятной скорости, а изнутри его доносилось слабое «би-и-у-у-и-и», напоминающее тревожный вой испытывающего боль зверя. Оставив это явление без особого внимания, животные вернулись к своей беседе, но уже в следующее мгновение (так им, во всяком случае, показалось) мирная картина кардинально изменилась: мощным порывом воздуха и звуковой волной их отбросило в придорожную канаву. Нечто неслось прямо на них! Оглушительное «би-и-у-у-и, би-и-у-у-и-и!!!» взорвало барабанные перепонки, и перед глазами на миг промелькнули зеркальные стекла и сафьяновая обивка салона великолепного автомобиля – огромного, захватывающего дух, неудержимого – с шофером, вцепившимся в руль и неотступно глядящим только вперед. На какую-то долю секунды эта картина заполнила весь мир от земли до неба, после чего автомобиль, оставив за собой облако пыли, заволокшее и ослепившее их, снова превратился в точку где-то вдали, а рычание его мотора – в пчелиное жужжание.
Старая серая лошадь, дремавшая на ходу и грезившая о своем тихом пастбище, в столь бурной ситуации просто отдалась на волю врожденного инстинкта: резко рванув в сторону, она дала задний ход и, несмотря на все увещевания Крота, взывавшего к ее благоразумию и лучшим чувствам, продолжала пятиться, толкая фургон к глубокой канаве, тянувшейся вдоль тракта. Фургон на миг завис над канавой, а потом раздался душераздирающий треск, и канареечно-желтая повозка, их гордость и радость, рухнула в нее боком, превратившись в не подлежащие восстановлению обломки.
Крыс носился взад-вперед по дороге, не помня себя от гнева.
– Негодяи! – кричал он, потрясая кулаками. – Мерзавцы! Разбойники! Лихачи! Я найду на вас управу! Я напишу на вас заявление! Я затаскаю вас по судам!
Вся грусть по дому вмиг улетучилась, в данный момент он ощущал себя шкипером канареечно-желтого судна, посаженного на мель из-за безрассудной удали моряков судна-соперника, и старался припомнить все те изысканно-язвительные слова, которыми клеймил капитанов паровых катеров, когда волна, которую они поднимали, проходя слишком близко к берегу, заливала ковер у него в прихожей.
Жаб сидел прямо посреди пыльной дороги, вытянув задние лапы, и неотрывно смотрел в том направлении, где исчез автомобиль. Он часто дышал, выражение лица у него было безмятежно-довольным, и время от времени он тихонько бормотал: «Би-и-у-у-и, би-и-у-у-и!»
Крот усердно пытался успокоить лошадь, и спустя какое-то время ему удалось. Потом он пошел посмотреть на фургон, лежавший в канаве на боку. Зрелище было и впрямь плачевное. Панели и стекла разлетелись на куски, оси безнадежно погнулись, одно колесо отвалилось, банки с сардинами разлетелись по всей округе, а птица в клетке жалобно рыдала, умоляя выпустить ее.
Крыс подошел помочь Кроту, но их общих усилий не хватило, чтобы поднять фургон.
– Эй, Жаб! – закричали они хором. – Не хочешь подсобить?
Жаб не отвечал, продолжая неподвижно сидеть на дороге. Они пошли посмотреть, что с ним, и нашли его в состоянии транса: на лице играла блаженная улыбка, а взгляд был прикован к пыльному шлейфу их обидчика. Он монотонно повторял: «Би-и-у-у-и, би-и-у-у-и!!!»
Крыс потряс его за плечо.
– Ты собираешься нам помогать, Жаб? – строго спросил он.
– Великолепное, потрясающее зрелище! – пробормотал Жаб, не двигаясь с места. – Поэзия движения! Вот истинное средство передвижения! Единственный настоящий способ путешествия! Сегодня – здесь, а завтра – там, куда в другом случае ты добрался бы только через неделю! Деревни, поселки, города пролетают мимо, и впереди – всегда новый горизонт! О блаженство! «Би-и-у-у-и, би-и-у-у-и!!!» О восторг!
– Перестань валять дурака, Жаб! – в отчаянии воскликнул Крот.
– Подумать только – ведь я мог об этом никогда не узнать! – продолжал завороженно вещать Жаб, ни на кого не обращая внимания. – Столько лет загублено понапрасну! Я не знал, я даже не представлял себе такого! Но теперь… теперь я знаю, теперь я отдаю себе полный отчет! О, какой усыпанный розами путь открывается передо мной отныне и навсегда! Какие облака пыли я буду оставлять за собой, мчась по нему без оглядки! Сколько фургонов будет валяться по обочинам после моего великолепного, безудержного проезда! Дурацких маленьких фургонов… примитивных фургонов… канареечно-желтых фургонов!
– Что нам с ним делать? – встревоженно обратился Крот к Крысу.
– Да ничего, – без колебаний ответил Крыс. – Потому что тут ничего не поделаешь. Видишь ли, я знаю его давным-давно. Сейчас он одержим. У него новый заскок, и на этой стадии его ничто не берет. Так будет продолжаться днями напролет, он будет бродить в блаженном оцепенении, и для каких бы то ни было полезных дел его можно считать потерянным. Не обращай на него внимания. Идем сами посмотрим, что можно сделать с фургоном.
Тщательное обследование показало, что, даже если им удастся самим поставить фургон на колеса, ехать на нем больше нельзя. Оси находились в безнадежном состоянии, а отвалившееся колесо разлетелось на куски.
Связав вожжи вместе и закинув их на спину лошади, Крыс взял ее под уздцы, другой рукой подхватил клетку с ее бившейся в истерике насельницей и мрачно сказал Кроту:
– Идем. До ближайшего городка миль пять-шесть, и нам придется пройти их пешком. Чем раньше двинемся, тем лучше.
– Но как же Жаб? – взволнованно спросил Крот. – Не можем же мы оставить его здесь одного посреди дороги в таком невменяемом состоянии! Это небезопасно. А что, если еще одно Нечто промчится по дороге?
– Да надоел мне этот Жаб, – сердито ответил Крыс. – Не желаю больше иметь с ним дела.
Однако не успели они отойти сколько-нибудь далеко, как за спиной у них послышался топот; догнав их, Жаб взял обоих под руки и зашагал вместе с ними, учащенно дыша, но по-прежнему вперив отсутствующий взгляд в пустоту.
– Слушай, Жаб, – резко сказал Крыс, – как только мы доберемся до города, ты должен пойти в полицейский участок, выяснить, что им известно об этой машине, кому она принадлежит, и подать жалобу. А потом ты отправишься к кузнецу или колесному мастеру и договоришься о ремонте фургона. Ремонт потребует времени, однако поломки все же поправимы. А мы с Кротом тем временем снимем в гостинице удобные комнаты, чтобы пожить в них, пока фургон не будет готов и ты не оправишься от шока.
– Полицейский участок? Жалоба? – рассеянно бормотал Жаб. – Чтобы я жаловался на чудесное неземное явление, которое удостоился лицезреть? Чинить фургон? Да я покончил с фургонами навсегда. Не желаю больше ни видеть никаких фургонов, ни слышать о них. О Крысик! Ты даже представить себе не можешь, как я благодарен вам за то, что вы согласились отправиться со мной в это путешествие! Без вас я бы не поехал и, возможно, никогда не увидел бы этого чуда! Никогда не услышал бы этого чарующего звука, не почувствовал бы этого волшебного запаха! Это же лебедь, луч солнца, удар молнии! И этим счастьем я обязан вам, мои лучшие друзья! Идемте же! – воскликнул он бравурно. – Нам нужно просто дойти до цели!
Крыс в отчаянии отвернулся от него.
– Теперь ты видишь? – обратился он к Кроту поверх головы Жаба. – Он безнадежен. Я сдаюсь. Доберемся до города – сразу пойдем на вокзал. Если повезет, сядем на поезд, который доставит нас обратно к реке уже сегодня вечером. И если я когда-нибудь снова соберусь на увеселительную прогулку с этим неуравновешенным животным!..
Он фыркнул и на протяжении всего оставшегося утомительного пути обращался только к Кроту.
По прибытии в город они отправились прямиком на вокзал и оставили Жаба в зале ожидания второго класса, дав носильщику двухпенсовик, чтобы он присмотрел за ним. Потом отвели лошадь в гостиничную конюшню и сделали какие могли распоряжения насчет фургона и его содержимого. В конце концов медленный почтовый поезд высадил их на станции неподалеку от Жаб-холла, они сопроводили все еще зачарованного, засыпающего на ходу Жаба до самого порога, завели в дом и велели экономке накормить его, раздеть и уложить в постель. После этого они вывели свою лодку из ангара, поплыли домой и поздно вечером сели ужинать в своем уютном домике у реки – к великому удовольствию и радости Крыса.
Следующим вечером Крот, хорошо выспавшийся с утра и пребывавший в прекрасном расположении духа, рыбачил на берегу, когда к нему подошел Крыс, весь день навещавший друзей, которые жили вдоль реки, и собравший много слухов. Оказалось, что Жаб ранним поездом отправился в город и заказал там большой и очень дорогой автомобиль.
