Кеннет Грэм
Ветер в ивах
Глава III. В Дремучем лесу
Крот давно хотел познакомиться с Барсуком. По общему мнению, тот был фигурой чрезвычайно важной, и, хотя редко показывался на глаза, его незримое влияние ощущали все окрестные жители. Но каждый раз, когда Крот обращался к Крысу с просьбой познакомить их, тот всегда уклонялся.
– Ладно, – говорил он, бывало, – вот появится он сам как-нибудь… он появится рано или поздно… тогда и познакомлю. Он отличный парень! Но принимать его нужно не только таким, какой он есть, но и когда он есть.
– А ты не можешь пригласить его сюда – на обед или еще под каким-нибудь предлогом? – спрашивал Крот.
– Он не придет, – просто отвечал Крыс. – Барсук ненавидит сборища, приглашения, званые обеды и все такое прочее.
– Ну а предположим, мы сами придем к нему? – не сдавался Крот.
– О, уверен, что это ему и вовсе не понравится, – испуганно отвечал Крыс. – Я никогда не осмеливался нагрянуть к нему без предупреждения, хотя очень хорошо с ним знаком. А кроме того, мы и не сумеем. В общем, об этом не может быть и речи, поскольку он живет в самом центре Дремучего леса.
– Допустим, – продолжал настаивать Крот. – Но ты сам говорил мне, что Дремучий лес – вовсе не опасное место.
– Да-да, так и есть, – уклончиво отвечал Крыс, – но думаю, что сейчас нам не стоит к нему идти. Пока не стоит. Путь неблизкий, и к тому же его в это время года может не оказаться дома. Он сам когда-нибудь появится, нужно запастись терпением.
Кроту ничего не оставалось, кроме как смириться. Но Барсук так и не появился, а каждый день приносил новые впечатления и развлечения, так что только после того, как лето прошло, когда холод, мороз и слякоть чаще всего заставляли их сидеть дома, а река разбухла и мчалась у них за окнами с такой скоростью, что ни о каком плавании на лодке и помыслить было невозможно, только тогда Крот поймал себя на том, что снова неотвязно думает об одиноком сером Барсуке, который ведет свою непонятную жизнь в глубокой норе в самом сердце Дремучего леса.
Зимой Крыс много спал – рано ложился, поздно вставал. Во время краткого дневного бодрствования иногда сочинял стихи или занимался делами по дому, и, разумеется, всегда кто-нибудь заходил к ним поболтать – звери рассказывали друг-другу разные истории и обменивались впечатлениями о событиях минувшего лета.
Оглядываясь назад, они понимали, какую великолепную главу с многочисленными яркими иллюстрациями составляет это время года в Книге Природы! На берегу реки в последовательной смене декораций разворачивалось грандиозное карнавальное шествие Лета. Первыми на сцену выступали, дефилируя вдоль кромки реки, лиловые вербейники, которые, потряхивая пышными спутанными локонами, заглядывали в зеркало водной глади, откуда им улыбались их собственные отражения. Не заставляя долго себя ждать, следом за ними являлись кипреи, нежные и мечтательные, как розовые облака на закате. Затем, взявшись за руки, в карнавальные колонны тихо вливались белые и сиреневые окопники. И наконец однажды утром на подмостки скромно выходил запоздавший застенчивый шиповник, и становилось ясно, словно об этом оповестили торжественные струнные аккорды гавота, что наступил июнь. Теперь ожидали выхода еще одного персонажа: юноши-пастуха – обольстителя нимф, рыцаря, возвращения которого ждут дамы, сидя у окна, принца, который поцелуем должен был разбудить спящее лето и возродить его к жизни и любви. И когда таволга, веселая и душистая, в янтарном камзоле, грациозно занимала свое место среди остальных участников, все было готово к началу спектакля.
Ах, какой же это был дивный спектакль! Уютно устроившись в своих норках, в двери которых ломились ветер и дождь, сонные звери мечтательно вспоминали еще прохладные рассветы за час до восхода солнца, когда не рассеявшийся белый туман льнул к поверхности воды; бывало, нырнешь в нее – аж дух захватывает, а потом бегаешь по берегу, чтобы согреться. А как преображались земля, воздух и вода, когда всходило солнце: серое становилось золотым, и все вокруг снова раскрашивалось в разные цвета! Они вспоминали томные полуденные сиесты в глухих зеленых подлесках, солнце, пробивавшееся сквозь листву маленькими золотыми столбиками и пятнышками; дневные катания на лодках и купания, прогулки по пыльным дорожкам и желтым нивам и наконец долгие прохладные вечера, когда завязывалось столько ниточек новых дружб и намечалось столько приключений на предстоявший день. Было о чем поговорить в короткие зимние дни, когда звери собирались у очага. Тем не менее у Крота оставалось довольно много свободного времени, и однажды днем, когда Крыс в своем кресле перед камином то проваливался в сон, то пробуждался и снова начинал искать рифмы, которые никак не находились, Крот принял решение в одиночку отправиться исследовать Дремучий лес в надежде, что ему повезет и он познакомится с Барсуком.
Когда он выскользнул из теплого дома на открытый воздух, стоял холодный безветренный день, над головой нависало серо-стальное небо. Все вокруг было голо, на деревьях – ни листочка, и Крот подумал, что никогда еще его взор не проникал так далеко и в то же время так глубоко в суть вещей, как в этот зимний день, когда Природа, погруженная в зимнюю спячку, казалось, скинула с себя все одежды. Рощи, лощины, овраги, потайные места, которые пышным летом были заманчивыми объектами исследования, теперь жалко выставили себя и свои секреты напоказ и словно бы просили его не замечать их временной убогой нищеты, пока они снова не облачатся в свои роскошные маскарадные костюмы и не примутся опять соблазнять его прежними уловками. В каком-то смысле зрелище было печальным, но в то же время бодрящим, даже волнующим. Он был рад, что увидел окрестности без прикрас, лишенными летнего убранства. Он проник в них до самых костей, и те оказались простыми, сильными и изящными. Крот не тосковал сейчас по теплому клеверу и шелесту трав, а шпалеры живых изгородей, березы и вязы без пышных драпировок казались ему даже более стильными, и он, исполненный бодрости духа, углубился в простиравшийся перед ним Дремучий лес, дикий и грозный, как черный риф в каком-нибудь тихом южном море.
Поначалу его ничто не насторожило. Под ногами похрустывали веточки, поваленные стволы перегораживали дорогу, наросты грибов на деревьях напоминали карикатуры, которые в первый момент поражали своим сходством с чем-то знакомым, но далеким, все это было притягательным и забавным. Он шел и шел, и постепенно света становилось все меньше, деревья с обеих сторон подступали все ближе, а их рты-дупла кривились все уродливей.
Здесь было очень тихо. Сумерки надвигались постепенно, но быстро, сгущаясь позади и впереди него, а свет, казалось, впитывался в землю, как вода после дождя.
А потом стали появляться рожицы.
Первый раз ему показалось, что Крот увидел где-то у себя за плечом неясные очертания лица, маленького, заостренного и злобного, оно глядело на него из дупла. Но когда он повернулся и посмотрел в упор, оно исчезло.
Крот ускорил шаг, бодро уговаривая себя не воображать себе бог знает что, потому что неизвестно, к чему это может привести. Он миновал еще одно дупло, еще одно и еще, и тут – да! нет! да! никаких сомнений! – маленькая узкая рожица с недобрым взглядом на миг высунулась из отверстия и тут же исчезла. Крот замешкался, но взял себя в руки и заставил идти дальше. А потом вдруг каждое дупло, вблизи и вдали, обрело свое лицо, которое выглядывало, мгновенно исчезало и выглядывало снова – все они смотрели на него со злобой и ненавистью.
«Если бы я только мог скрыться от этих дыр в деревьях, – подумал Крот, – я бы больше не видел этих рож». Он свернул с тропы и углубился в нехоженый лес.
И тут начался свист.
Сначала он был хоть и пронзительным, но очень слабым и доносился издалека, откуда-то сзади, однако заставил Крота прибавить шагу. Затем такой же пронзительный, но слабый свист послышался спереди, отчего Крот начал пятиться. А когда он остановился в нерешительности, свист раздался с обеих сторон, теперь казалось, что какие-то существа подхватывают его и передают дальше по всему лесу, до его самых дальних окраин. Эти существа, кем бы они ни являлись, похоже, были начеку и готовы к действию! А он… он был один, не вооружен, за тридевять земель от чьей бы то ни было помощи, и ночь окутывала его все плотней.
А потом начался топот.
Сначала Крот решил, что это просто падают листья, таким тихим и легким был звук. Но, постепенно нарастая, он становился ритмичным, и Крот безошибочно узнал в нем топ-топ-топ маленьких ножек, пока еще доносившийся издали. Откуда он шел: спереди или сзади? Иногда казалось, что спереди, иногда, что сзади, а иногда, что отовсюду. Он становился все громче и умножался, пока, наклоняясь то в одну, то в другую сторону и внимательно прислушиваясь, Крот не понял, что этот звук надвигается на него со всех сторон. Он остановился, обратившись в слух, и тут увидел, что из чащи на него мчится кролик. Крот замер в надежде, что тот замедлит свой бег или свернет в сторону, но зверек едва не задел его, проносясь мимо; Крот успел различить его упрямо-враждебную мордочку с вперенным в него хмурым взглядом и, прежде чем кролик свернул за ближайшее дерево и скрылся в чьей-то, видимо, дружеской норке, расслышал, как тот пробормотал:
– Убирайся отсюда, дурак, убирайся!
Продолжая нарастать, топот превратился в неистовый шум, напоминающий рокот града, молотящего по ковру из сухих листьев. Теперь казалось, что, тяжело топая, преследуя что-то… или кого-то, весь лес сбегается к нему. Ударившись в панику, Крот тоже побежал не зная куда, без всякой цели. Он на что-то наталкивался, спотыкался, падал, нырял подо что-то и от чего-то увертывался. Наконец он нашел убежище между корнями старого бука, в глубокой темной яме, которая обеспечивала ему маскировку, а может, – кто знает, – и безопасность? В любом случае он слишком устал, чтобы бежать дальше, и мог лишь зарыться в сухие листья, которые нанесло в яму, чтобы хоть на время оказаться под защитой. И пока лежал так, дрожа и задыхаясь, прислушиваясь к свисту и топоту снаружи, он наконец во всей полноте осознал ту жуть, с которой другие маленькие жители открытых пространств сталкивались здесь, которую считали своим самым темным страхом и от которой Крыс тщетно пытался оградить его, – Ужас Дремучего леса!
Тем временем Крыс в тепле и уюте дремал перед камином. Листок с неоконченным стихотворением соскользнул с его колен, голова откинулась назад, рот приоткрылся, а сам он гулял во сне по зеленым берегам рек своей мечты. В какой-то момент в очаге обвалился уголек, с треском вспыхнуло полено, испустив струйку дыма, и Крыс испуганно очнулся. Вспомнив, чем занимался до того, как уснуть, он наклонился, поднял с пола листок со своими стихами, с минуту сидел, уставившись в него, потом огляделся в поисках Крота, чтобы спросить у него, не знает ли он хорошей рифмы к последнему слову.
Но Крота нигде не было.
Крыс прислушался. В доме стояла тишина.
Он несколько раз позвал: «Кротик! Кротик!» – и, не получив ответа, вышел в прихожую.
Шапки Крота не было на крючке, где она обычно висела. Крыс не увидел и его галош на привычном месте, у подставки для зонтов.
Крыс вышел из дома и внимательно осмотрел раскисшую землю в надежде найти Кротовьи следы. И они там оказались. Галоши у Крота были новыми, только что купленными для зимнего сезона, и пупырышки на подошвах еще не успели стереться. Крыс отчетливо видел их отпечатки, целенаправленно ведущие прямо к Дремучему лесу.
С минуту он стоял в мрачном раздумье. Потом вернулся в дом, подпоясался ремнем, засунул за него пару пистолетов, взял увесистую дубинку, стоявшую в углу прихожей, и решительным шагом тоже направился к Дремучему лесу.
Уже смеркалось, когда он достиг его опушки и без колебаний углубился в чащу, тревожно озираясь по сторонам, высматривая следы пребывания друга. Там и сям из дупел выныривали маленькие мордочки, но мгновенно исчезали при виде доблестного зверя с пистолетами и огромной ужасной дубиной; свист и топот, которые Крыс явственно слышал, когда вошел в чащу, мало-помалу стихали и наконец вовсе прекратились, воцарилась полная тишина. Отважно и решительно прошагал Крыс по лесу к его дальнему краю, затем, не обращая внимания на тропинки, стал пересекать его поперек, тщательно исследуя землю под ногами и не переставая звать:
– Кротик, Кротик, Кротик! Где ты? Это я, твой старый друг Крыс!
Он терпеливо прочесывал лес уже целый час или больше, когда наконец, к своей великой радости, услышал в ответ слабый голос. В сгущающейся темноте, ориентируясь только на этот голос, он добрался до ямы в основании старого бука, из которой доносился слабенький голосок:
– Крысик! Это правда ты?
Крыс заполз в яму и обнаружил там Крота, измученного и все еще дрожавшего.
– О, Крысик! – воскликнул тот. – Мне было так страшно, ты даже представить себе не можешь!
– Очень даже могу, – утешающим тоном ответил Крыс. – Ах, Крот, тебе не следовало ходить в лес. Я сделал все, что мог, чтобы удержать тебя. Мы, прибрежные жители, почти никогда не суемся сюда в одиночку. А если уж случается нужда, то отправляемся как минимум вдвоем, тогда чаще всего все обходится благополучно. Кроме того, есть сотни вещей, которые нужно знать, мы-то их понимаем, а ты пока – нет. Я имею в виду пароли, знаки, присловья, которые имеют свою магическую силу, травы, которые следует иметь в кармане, заговоры, которые надо повторять, обходы и уловки, которые надо уметь выполнять; они довольно просты, когда ты все это знаешь, но знать нужно непременно, особенно если ты маленький или оказался в беде. Конечно, если ты Барсук или Выдр – дело другое.
– Наверняка и отважный мистер Жаб ходит сюда в одиночку? – предположил Крот.
– Старина Жаб? – от души расхохотался Крыс. – Да он в одиночку сюда и носа не сунул бы, даже за все золото мира. Только не Жаб.
Крота очень ободрил беспечный смех друга, а также вид его дубинки и блестящих пистолетов, он перестал дрожать, почувствовал себя смелее, к нему вернулось самообладание.
– Ну а теперь, – сказал наконец Крыс, – мы должны собраться с духом и поскорей отправиться домой, пока еще не полностью стемнело. Ты же понимаешь, что на ночь здесь оставаться нельзя. Как минимум мы замерзнем.
– Крысик, дорогой, – взмолился бедный Крот, – мне ужасно жаль, но я смертельно устал, честное слово. Ты должен дать мне немного отдохнуть и набраться сил, иначе я просто не дойду до дома.
– Ладно, – сказал великодушный Крыс, – отдохни. В любом случае тьма уже почти кромешная, а чуть позже выйдет луна, и станет чуточку светлей.
Таким образом, Крот зарылся в сухие листья, вытянулся во весь рост и в конце концов заснул, пусть и тревожным, прерывистым сном; Крыс между тем тоже как мог укрылся листьями, чтобы согреться, но лежал, не смыкая глаз, с пистолетом наготове.
Когда Крот наконец проснулся, отдохнувший и снова бодрый, Крыс сказал:
– Так, теперь я выгляну наружу, посмотрю, все ли там спокойно, а потом нам и впрямь пора возвращаться.
Он подошел к выходу из их убежища и высунул голову. Крот услышал, как он бормочет себе под нос:
– Ба! Вот так-так! Вот, значит, что тут происходит!
– Что там происходит, Крысик? – спросил Крот.
– Снег происходит, – ответил Крыс. – Вернее, нисходит. А еще точнее – просто идет сильный снег.
Крот подошел и, скрючившись, протиснул голову в дыру рядом с ним. Лес, так напугавший его накануне, приобрел совершенно иной вид. Дупла, ямы, лужи, рытвины и прочие черные кошмары путника исчезали на глазах, покрываясь феерически сверкающим ковром, который выглядел таким воздушно-нежным, что кощунством казалось грубо попрать его ногой. Воздух был полон тонкой белой пыльцы, которая ласково щекотала щеки, касаясь их, а черные стволы деревьев вырисовывались на белом фоне, как будто подсвеченные снизу.
– Так-так, против этого мы бессильны, – поразмыслив, сказал Крыс. – Так что все равно нужно идти – придется рискнуть, полагаю. Хуже всего то, что я точно не знаю, где мы находимся. Под снегом все выглядит совершенно по-другому.
Все и впрямь изменилось. Крот никогда бы не сказал, что это тот же самый лес. Тем не менее они отважно двинулись вперед, взяв курс, который казался наиболее обнадеживающим. Тесно прижавшись друг к другу, они с несокрушимой бодростью притворялись, будто хорошо, как старого друга, знают каждое дерево на своем пути и видят все ямы, канавы, провалы и тропинки со всеми их изгибами, несмотря на однообразие белого покрова и черных деревьев, не желавших обнаруживать никаких различий между собой.
Час или два спустя – они уже потеряли счет времени – подавленные, утомленные и безнадежно растерянные, они сели на поваленное дерево, чтобы перевести дух и поразмыслить, что делать дальше. От усталости и ушибов у них все болело: они не раз падали в какие-то ямы и вымокли насквозь; снег становился таким глубоким, что они с трудом пробирались через него на своих коротких лапках, а деревья росли все гуще и выглядели все более одинаковыми. Казалось, что у этого леса нет ни конца, ни начала, что ни одно место в нем ничем не отличается от другого, а самое страшное – что из него нет выхода.
– Мы не можем здесь долго рассиживаться, – сказал Крыс. – Нужно сделать еще один рывок. Ну или хоть что-нибудь сделать. Такой холод – не шутки, а снег скоро станет таким глубоким, что мы не сможем через него идти. – Он огляделся вокруг, немного поразмыслил и продолжил: – Послушай, вот что пришло мне в голову. Видишь, вон впереди – лощина, земля там, похоже, неровная, кочковатая, бугристая. Мы пойдем туда и попробуем найти какое-нибудь укрытие – пещерку или норку с сухим полом, где можно спрятаться от снега и ветра, и, прежде чем снова пуститься в путь, хорошенько отдохнем, потому что у нас обоих силы на исходе. А кроме того, снег может тем временем кончиться или еще что-нибудь случится.
Итак, Крот и Крыс снова встали, пробрались к лощине и занялись поисками пещерки или какого-нибудь укромного сухого уголка, который мог бы защитить их от пронизывающего ветра и метели. Они как раз обследовали одну из кочек, о которых говорил Крыс, когда Крот неожиданно споткнулся и с громким воплем упал плашмя, мордочкой вниз.
– Ох, нога! – закричал он. – Моя бедная нога! – Сев прямо на снег, он обхватил передними лапками заднюю ногу.
– Кротик, бедняга, – ласково сказал Крыс. – Похоже, сегодня не твой день. Дай-ка я посмотрю. – Он опустился на колени, обследовал Кротовью лапу и подтвердил: – Да, голень рассечена. Погоди, я сейчас достану свой носовой платок и перевяжу рану.
– Наверное, я напоролся на невидимый под снегом сучок или ветку, – жалобно произнес Крот. – Ой-ой-ой, как больно!
– Порез слишком ровный, – сказал Крыс, еще раз внимательно осматривая рану. – От сучка или ветки такого быть не может. Этот порез сделан каким-то острым металлическим предметом. Интересно, – добавил он и стал исследовать близлежащие кочки.
– Какая разница, об чего я порезался! – вспылил Крот, от боли, видимо, забыв правила грамматики. – Болит-то одинаково.
Но Крыс, аккуратно перевязав его ногу своим носовым платком, встал и принялся разгребать снег вокруг. Он усердно раскапывал и отбрасывал его всеми четырьмя лапами, между тем как Крот нетерпеливо повторял:
– Да ладно тебе, Крыс, пошли уже!
Вдруг Крыс закричал:
– Ура! – И снова: – Урррраааа! – А потом принялся отплясывать джигу на снегу.
– Что ты там нашел? – поинтересовался Крот, продолжая нянчить больную ногу.
– А вот иди сам посмотри! – восторженно ответил Крыс, не переставая приплясывать.
Крот доковылял до места и, внимательно осмотрев его, медленно произнес:
– Ну, посмотрел. Я много раз видел такое и раньше. Знакомый, можно сказать, предмет. Скребок для обуви! И что? С какой стати плясать джигу вокруг скребка для обуви?
– Да неужели ты не понимаешь, что́ это означает, тупица ты эдакий?! – нетерпеливо воскликнул Крыс.
– Разумеется, понимаю, – огрызнулся Крот. – Это означает, что какой-то нерадивый зверь бросил свой скребок посреди Дремучего леса, не подумав, что кто-нибудь наверняка на него напорется. Я бы сказал, очень легкомысленно с его стороны. Когда вернусь домой, обязательно пойду и пожалуюсь на него… кому-нибудь, вот увидишь!
– О господи! – закричал Крыс в отчаянии от его бестолковости. – Кончай болтать, лучше иди помоги! – И он снова принялся за работу, фонтанами разбрасывая снег вокруг себя.
Спустя некоторое время его труды увенчались успехом: взгляду открылся потертый дверной коврик.
– Ну, что я тебе говорил?! – с победным видом воскликнул Крыс.
– Ничего ты мне не говорил, – ответил Крот, что было чистой правдой. – Ну, нашел ты еще один предмет домашнего обихода, отслуживший свое и выброшенный. Чему тут радоваться? Ну, давай, спляши свою джигу и вокруг него, может, после этого мы все же продолжим свой путь и не будем терять времени на разгребание мусорных куч? Он что, съедобный, этот коврик? Или под ним можно спать, как под одеялом? Или сесть на него и, как на санях, доскользить до дому по снегу, несносный ты грызун?
– Ты… хочешь… сказать, – возмущенно воскликнул Крыс, – что этот дверной коврик ни о чем тебе не говорит?!
– Слушай, Крыс, – довольно раздраженно ответил Крот, – может, хватит глупостей? Ты когда-нибудь слышал, чтобы дверные коврики кому-нибудь что-нибудь говорили? Они просто не умеют разговаривать. Это не для них. Дверные коврики знают свое место.
– А теперь слушай меня, тугодум, – отбрил его Крыс, рассердившись уже не на шутку. – Больше ни слова. Молчи, разгребай снег и посматривай вокруг – особенно по краям кочек, если хочешь спать ночью в тепле и сухости, потому что это – наш последний шанс!
И, развернувшись, Крыс набросился на сугроб у себя за спиной, энергично прощупывая его своей дубинкой, а потом яростно разгребая; Крот тоже добросовестно копал, но не столько для пользы дела, сколько для того, чтобы не сердить Крыса, потому что про себя он решил, что у его друга поехала крыша.
После минут десяти усердной работы кончик дубинки уткнулся во что-то, судя по звуку, полое внутри. Крыс продолжал трудиться до тех пор, пока его лапа не прошла насквозь и кое-что не нащупала, тогда он позвал Крота и попросил его помочь. Они принялись за дело вместе, и наконец результат их усилий открылся взгляду потрясенного и все еще не верившего своим глазам Крота.
В толще того, что казалось всего лишь сугробом, показалась крепкая маленькая дверь, окрашенная темно-зеленой краской. Сбоку от нее висел железный дверной колокольчик, а под ним красовалась маленькая медная табличка, на которой аккуратными печатными буквами была выгравирована надпись, хорошо видная в лунном свете:
От изумления и восторга Крот повалился спиной в снег и покаянно воскликнул:
– Крыс, ты – чудо! Настоящее чудо, вот кто ты есть. Теперь я понял! Ты просчитал каждый шаг в своей мудрой голове. Сначала я упал, поранил ногу, ты увидел порез, и твой проницательный ум подсказал тебе: «Скребок для обуви!» Ты принялся за дело и нашел этот самый скребок. Но остановился ли ты на этом? Нет. Кого-то это и удовлетворило бы, но только не тебя. Твой мозг продолжал работать. «Если я найду дверной коврик, – сказал ты себе, – моя теория подтвердится». И конечно же, ты его нашел. Ты такой умный, думаю, можешь найти все, что захочешь. «Здесь должна быть дверь, это ясно как божий день, – сказал ты себе. – Остается только найти ее!» Я, кажется, читал о чем-то подобном в книгах, но никогда не встречался с этим в действительности. Тебе надо бы жить там, где твои способности могут оценить по достоинству. Здесь, среди нас, ты просто губишь свой талант. Если бы у меня была такая голова, как у тебя, Крысик…
– Но у тебя ее нет, – перебил его Крыс довольно бесцеремонно. – Ты, кажется, собираешься всю ночь сидеть здесь на снегу и болтать? Сейчас же вставай и звони вон в тот колокольчик, хорошенько звони, изо всех сил, а я буду стучать!
Пока Крыс молотил в дверь дубинкой, Крот вскочил и принялся дергать шнурок колокольчика, он повисал на нем и тянул так, что ноги отрывались от земли; где-то далеко в глубине за дверью слышалась низкое, мелодичное «динь-дон».
