Керанея
Шорох лет
И расцветал мускари-горицвет.
В леса Апрельский бархат-свет
Манил меня дорогой первозданной.
С востока под вайдовым небом
Вернулся мой брат-коростель;
Он задул бы в свою свирель,
Если б вернулся лишь летом…
Но застал он меня врасплох
С калимбой в левой руке.
На обнаженном хрустальном клинке
Прочитал, что владелец оглох.
На запад под адским закатом
Побрёл тихо брат-коростель,
Задул свечи, сломал свирель,
Соцветия утратили злато…
Она запела под кельтскую арфу
И заиграла тихая свирель…
Калимба ж, затихая средь теней,
Ушла в леса дорогой безвозвратно.
Под небом аделаидным
Мама-весна улыбнулась иначе.
Иначе она улыбалась мне раньше,
На органе играя змеином.
Мне не с кем смеяться и не с кем грустить,
Не мил мне домашний уют.
Услышать б, как песни поют
Чужие народы земли! И простить,
Простить меня, мама, бродягу-Апрель,
За бестактность, гордость и страсть,
За желание уйти и пропасть,
За арфу, калимбу, орган и свирель,
За прошедшие годы,
Желание свободы,
За обиду и страхи неволи,
За бесчестье, за беды и боли,
Незабытые вами невзгоды…
О, небо бескрайнее, дальнее!
Неверен совет твой – мне свобода нужней,
Чем холмистые страны и песни зверей
И людей, забывших, что море прекраснее
Домашних законов, узоров
Старинных и мирных ночей,
Бесчисленность странных очей,
Бесчисленность странных взоров…
Милей мне, родная, стаккато клинков,
Прекраснее, брат, подков перезвоны,
Любимы мной, мама, стрельба, смех и стоны,
К сожалению, больше, чем свежесть цветов,
Чем любимый балет,
Блакитное небо,
Жемчужное лето
И старый секрет.
Помню, бросил я мысль о свободе
И желание уйти и пропасть,
Но вернулась былая страсть,
Любовь к битвам, к дождливой погоде,
К органу, свирели и арфе,
К этому странному элю,
Который сырому Апрелю
Протянула вязальщица шарфа.
Не забыть мне последней весны,
Когда совет мне небо дало.
О, как было право оно!
И зачем я хотел войны?
Ведь всегда-то я был вольной птицей,
Но осталось счастье в дне том,
Когда я бросил родной свой дом
И бродягой ушёл за зарницей.
САД ОБОРОТНЯ
К саду, где пчёлы размером с кулак,
Ведут сотни следов, но одни лишь -назад.
Лишь дух его-горе, что горец-ведьмак,
Всех странников растворил в магию-яд.
Стеклянные думы и когти стальные,
А нюх его чует далёко врага.
Туго. Рассветной лозой оплетенный,
Взглядом убьёт, что острее клинка.
В доме его с потолком небоскребным
В сенях и подвалах златой бродит мёд,
И серое сено сырое, огромное
Пони едят, собираясь в поход.
Зачем ему правду пленить? Объясняю!
Единый в роду, жгучий сад сберегая,
В раю и аду, в лесу и в пруду
Живет, не имея медвежьей стаи
И стали не зная.
Травы малахит и топор не поспорят –
Веками живет в тишине и покое.
Лисица, сестра, запомни сперва:
Вдруг к саду волшебному дверь не откроет?
Забудешь всё родное.
И выжжен подбородок,
Лапы чувствуют порог.
Она пришла к тебе, сынок,
После долгих дорог.
Так дай ей клинок!
ВЕДЬМА
Дремлет кицунэ в шубе из ветра.
Рога-ободок, пара-дух и мех-цедра.
Бессмертная жизнь всё течёт бесконечно,
Но к вечеру смерть наступает навечно.
Костёр разожгли – а кого убивают?
Наточен топор – палачей уважают.
Челядь простая – забавный народец:
Им важно, всегда чтоб был полон колодец;
Найти для семьи лишь одно увлечение -
Вот оно, главное их развлеченье;