– Даже не подходи ко мне! – я сжимаю кулаки и смотрю в упор на ненавистного мажора.
– И что будет? – он криво ухмыляется.
– Увидишь!
Одним неуловимым движением он оказывается рядом, жестко хватает меня за подбородок.
– Ты не отвертишься от меня, куколка.
Я сгибаю колено.
– Спорим, будет больно?
– Больно будет тебе, – короткий гортанный смешок, – когда я тебя брошу.
Артур Уваров нацелился на меня. Не дает дышать, преследует повсюду. Но я же понимаю, что мы живем в разных мирах, и ничего хорошего из наших отношений не получится.
А то, что сердце бешено колотится, когда он просто проходит мимо, так это ерунда, временное помешательство.
Я не собираюсь выполнять прихоти мажора, но… наше противостояние приводит к беде.
Подавать документы в вуз, оказывается, хлопотное дело. Мы с подружкой устали до изнеможения, пока обежали все нужные кабинеты университета.
– Бедные мои ноженьки! – ноет Зинка. – Варь, пластырь имеется?
– Откуда? – вздыхаю я.
Мы сидим на остановке в ожидании пригородного автобуса. Зина с расстроенным лицом разглядывает растертую в кровь пятку. Вырядилась, дуреха, в честь поездки в столицу в новые кроссовки, вот и получила.
Я вздыхаю, посматриваю на экран телефона. Тоже устала, скорее бы приехать домой.
– Ба-бах!
– Ай!
От взрыва рядом с остановкой мы с Зинкой дружно взвизгиваем, а следом накатывает пронзительный визг тормозов. Он с мощностью тысячи децибел бьёт по барабанным перепонкам. Я хватаюсь за уши и тут же в ужасе вскакиваю: на остановку точной наводкой летит роскошная тачка.
Прямо на нас.
Еще миг и…
Мелькает перекошенное лицо водителя, распахнутые рты пассажиров.
Я хватаю Зинку за руку, дёргаю её в сторону. Люди тоже с воплями разбегаются.
Но автомобиль делает разворот, не доезжая до тротуара, скользит юзом и останавливается, скрипя колесами. На несколько секунд мир замирает, а потом взрывается звуками. Воют клаксоны, вопят перепуганные люди, тормозят машины, водители высовываются в окна и что-то кричат.
Из тачки вываливается шофер – высокий, атлетически сложенный парень. Широкие брови вразлет и крючковатый нос придают его лицу хищное и злое выражение. От такого типа веет опасностью, и хочется держаться подальше.
Он обегает машину, хлопает ладонями по бедрам и матерится через слово.
– Твою ж мать! Твою ж мать!
Мы с Зинкой наблюдаем за разворачивающимся представлением уже с любопытством.
И тут открывается пассажирская дверь. Сначала я вижу ноги в начищенных лоферах, потом дорогие часы на руке, придерживающей дверь, и, наконец, появляется хозяин тела во всей красе.
Именно в красе!
Такие великолепные образцы альфа-самцов простым смертным кажутся небожителями. Они смотрят с экранов телевизоров и кинотеатров, приглашают что-то купить с рекламных плакатов, но настолько далеки от реальной жизни, что я ни разу их не встречала за свои восемнадцать лет.
У меня сердце пропускает один удар. Не хочу на красавчика смотреть, а не могу глаз отвести. Высокий, стильный, одетый по последнему слову моды, он сверкает потрясающими синими глазами и будто парализует мою волю.
Я чувствую, как земля уходит из-под ног, и даже хватаюсь за столбик остановки.
– Вот это краш! – вздыхает рядом Зинка.
Периферийно вижу, как она вытаскивает мобильник и делает несколько снимков.
– Что у там, Тоха? – неожиданно спокойно, даже равнодушно, спрашивает пассажир водителя, словно опасная ситуация никак его не касается.
От этого низкого рокочущего голоса по телу бегут мурашки.
«Это всего лишь высокий тестостерон, не больше!» – внушаю я себе, но невольно подаюсь вперед и прислушиваюсь.
– Шина лопнула, что б ей пусто было! – высоким голосом выдает Тоха. – Арчи, и что теперь делать?
Водитель зло пинает колесо.
– Тише будь! Голова раскалывается, приложился о стекло, – красавчик трогает висок, его пальцы окрашиваются кровью. – Вызывай аварийку.
Мы с Зинкой превращаемся в монументы. Подружка даже о растертой пятке забывает, так и стоит, как цапля, поджав босую ногу и раскрыв рот.
– Аварийку? А номер есть?
– Погугли, – красавчик встряхивает длинными волнистыми прядями и смотрит на часы. – Черт! Опаздываем, – наконец впервые эмоции проявляются на его лице. – Ба ценит пунктуальность.
– Позвони, скажи, что задерживаемся.
– Это само собой, – Арчи вытаскивает складной телефон, небрежно раскрывает его.
Мы с Зинкой переглядываемся.
– Арчи, может, такси вызовем? – с другой стороны показывается еще один парень – невысокого росточка, чернявый и какой-то нервный: его щека подергивается, губы кривятся.
– Вызывай, – равнодушно отвечает красавчик, прикладывает смартфон к уху. – Ба, тут такое дело…
– Варь, Варь! – Зинка толкает меня локтем в бок. – Глянь, это айфон?
Она опять щелкает камерой. В этот момент наступает тишина, и ее слова звучат неожиданно громко. Я сжимаю руку подруги.
– Не кричи. Не знаю.
Тут длинноволосый поворачивается на наши голоса, и мы встречаемся взглядами. Мне кажется, будто по телу проносится электрический разряд. Мир вокруг застывает, даже звуки пропадают. Есть только я и он.
Он и я.
Я вздрагиваю. Озноб проносится иголочками по телу и сменяется на удушающий жар. Он начинается с ушей, проникает под кожу, стекает горячей волной по лицу и шее, прокатывается по животу и ногам.
«Что происходит?» – мелькает мысль.
Эти ощущения шокируют, сбивают с толку. Я хочу отвернуться, но меня будто затягивает в прозрачные родники его холодных глаз.
Мажор неожиданно идет на нас. Я делаю шаг назад, упираюсь спиной в столбик. Он переводит взгляд на Зинку и протягивает руку.
– Чего тебе? – пугается та.
– Мобилу дай!
– Зачем?
Зинка краснеет и прячет телефон за спину.
– За мясом! – шипит незнакомец, и столько презрительного яда слышится в его словах, что флер слепого обожания мгновенно слетает с моих глаз.
– Повежливее нельзя? – я напрягаюсь.
– Можно. Ты знаешь, цыпа, – короткий смешок открывает идеально ровные белоснежные зубы, – что фотографировать тайком нельзя, уголовно наказуемое действо?
Незнакомец говорит тихо, не повышая голоса, но каждое его слово падает весомо, как камень.
– Н-нет… – лепечет перепуганная Зинка.
– Удали снимки.
– Еще чего! – пытается хорохориться подруга.
И тут я окончательно выхожу из ступора, закрываю Зинку спиной.
Он небрежно осматривает меня с ног до головы, хмыкает. Чувствую себя букашкой, мелькнувшей перед носом гиганта. Этот Арчи почти на голову выше меня и в два раза шире в плечах.
Решительно задираю подбородок, пусть буду мухой, но боевой.
– Слушай, мажор, шел бы ты своей дорогой! Самомнение зашкаливает. Ничего она не снимала. Нужны вы нам!
– Не снимала, говоришь? – Арчи прищуривается.
И опять я чувствую, как его колкий взгляд проникает до печенок и парализует меня.
– Нет.
Я выхватываю сотовый из пальцев Зинки, быстро отправляю все фото, и старые и новые, в корзину.
– Ты что делаешь? – вопит подружка.
Но я уже показываю стерильно чистую галерею мажору.
– Доволен? Пусто! А теперь чеши отсюда… цыпа! Тебя дружки зовут.
В словечко «цыпа» вкладываю все презрение, которое вызывает во мне этот нарцисс. Глаза Арчи превращаются в две синие щелочки. Он наклоняется, обдавая ароматом дорогих духов, и шепчет мне на ухо:
– Языкастая, да? Твоему язычку тоже найдется применение, куколка.
Он подмигивает и делает характерное движение бедрами. Его приятели заходятся смехом. Они даже про свою сломанную тачку забыли.
– Так ее, Арчи!
– Будешь знать, на кого рот разевать, деревенщина?
Кровь отлынивает от моего лица, я отшатываюсь, будто получаю удар под дых. Внутри все сжимается. Никогда, ни разу в жизни, меня еще так не унижали.
– Даже не подходи ко мне! – я сжимаю кулаки и смотрю в упор на ненавистного мажора. – И что будет? – Арчи криво ухмыляется.
– Увидишь!
Одним неуловимым движением он оказывается рядом, жестко хватает меня за подбородок, притягивает к себе.
– За слова и поступки надо отвечать, куколка.
Мы стоим почти вплотную друг к другу. Я слышу, как бьется его сердце, и каждый удар отдается дрожью в моем теле. Я с трудом подавляю панику, сгибаю колено, чуть поднимаю ногу и медленно говорю, хотя просто умираю от страха:
– Спорим, будет больно?
В зрачках мажора мелькает растерянность, он отталкивает меня.
– Больно будет тебе, – короткий гортанный смешок разрядами тока проносится по моему телу. – Когда влюбишься в меня, а я тебя брошу.
Я вспыхиваю до корней волос, прикусываю губу до крови, чтобы не заорать во все горло.
– Не дождешься!
– Деревенщина!
– Варь, Варь, пойдем! – хнычет рядом Зинка, тянет меня за руку.
Но мир вокруг исчез. Вижу только синие омуты глаз мажора, его кривую ухмылку и квадратную челюсть, покрытую щетиной.
– Эй, парни, вы чего пристали к девчонкам? – прорывается сквозь гул в ушах чей-то голос.
Я вздрагиваю, смотрю: у остановки замер автобус. Когда он подъехал, даже не заметила.
– Сейчас полицию вызову, – поддерживает кондукторша, высунувшись в распахнутую дверь.
Арчи тут же поднимает руки в примиряющем жесте, белозубо улыбается.
– Простите, мадам, вышло небольшое недоразумение. За сим…
Он дурашливо низко кланяется, чуть не подметая асфальт ладонью.
– Варь, ну что ты! – вопит Зинка и тянет меня за собой. – Садись уже в автобус!
Я переступаю ногами, ничего не видя, спотыкаюсь о ступеньку, но по-прежнему сверлю взглядом спину мажора.
– Варька, что с тобой? – Зинка толкает меня на сиденье, плюхается рядом сама. – Сама же говорила, что лучшая борьба с хамством – полный игнор.
Нам достаются предпоследние места. Сидеть над задним колесом высоко и не слишком удобно, но сейчас я даже не замечаю этого. Внутри все кипит от возмущения, как лава в жерле вулкана.
– Я так говорила?
– Ага, – Зинка вытирает пот со лба. – Уф, наконец-то избавились! Что-то я перепугалась. Прямо до чертиков. Сейчас описаюсь.
Мы несколько секунд молчим. Меня еще потряхивает, но уже не так сильно, как вначале. Незнакомцы исчезают в недрах своего авто, а синий пригородный Мазик трогается с места.
Гипнотическое притяжение заканчивается, и я только сейчас понимаю, как опасно было спорить с властным и сильным парнем.
«Боже упаси от такого знакомства!» – твержу себе и тут же добавляю: – Нет, каков козел! Возомнил себя богом!».
От этой мысли наступает разрядка, нервное напряжение выходит ознобом. Меня трясет, словно внезапно стало холодно. Зубы выбивают чечетку, пятка стучит о пол. Я пытаюсь прижать каблук к покрытию, и тут замечаю босую ногу подружки.
– Зин, а где твоя кроссовка?
– Ой! – взвизгивает она, вскакивает и кричит шоферу: – Стой! Стой! Дяденька, стой!
– Чего тебе, оглашенная? – сердито оборачивается тот.
– Я сумку на остановке забыла.
Автобус тормозит, Зинка выскакивает и вприпрыжку несется к скамейке, под которой лежала ее кроссовка. Я вижу, как она растерянно осматривается, заглядывает во все углы. Водитель автобуса сигналит. Зинка машет рукой и несется обратно. Она влетает в салон, чуть не плача.
– И где кроссовка? – гляжу на ее пустые руки.
– Не знаю. Будто корова языком ее слизнула, – она еще раз оборачивается. – Ой! Вот гады!
– Что?
Я тоже смотрю назад: из сломанной тачки высовывается рука и крутит Зинкиной обувкой.
Я иду к Мерсу Тохи, а кажется, будто между лопатками кол вбили, так и хочется дернуть плечом, чтобы убрать помеху. Мало того, что сегодня юбилей у бабули, я обещал приехать, но застрял, так еще и эта девка берега попутала.
– Арчи, ты чего? – спрашивает Тоха и тут же суетливо добавляет: – Я вызвал аварийку.
Выдыхаю. Злость все еще клокочет в груди. И чего завелся с полуоборота?
А все эта ведьма глазастая виновата! Невольно бросаю взгляд на остановку, где все еще сидят девчонки.
– Лады!
Сажусь в машину, разговаривать не хочется. Друг смотрит удивленно. Еще бы! Обычно я как скала, мелкие траблы меня не касаются, для их решения найдутся шестерки.
А тут…
Вспоминаю огромные глаза незнакомки и сглатываю. Она так сверлила меня взглядом, будто готовилась вытащить все нутро и препарировать его на столе прозектора. Из темной радужки летели искры, вспыхивали дьявольским огнем. От них невольно хочется закрыться ладонью.
И снова мое сердце разгоняется, набирает скорость, глубоко затягиваюсь воздухом, надо непременно остановить этот бешеный бег. Жаром охватывает тело, в штанах становится тесно.
Черт! Не девчонка, а ведьма во плоти!
Я обнимаю себя за плечи, отчего-то морозит. На самом деле хочется прижать одну ладонь к груди. Там происходит что-тот невероятное. Сердце колотится, и каждый удар пробивается толчками между напряженными мышцами, встряхивая все тело.
– Ты чего так завелся? – смотрит на меня встревоженно Тоха. – Серафима Альбертовна поймет. Форс-мажор.
Он чувствует себя виноватым за то, что испортил мне торжественное появление перед бабулей.
– Проехали, – буркаю я, отворачиваюсь к окну и вздрагиваю: незнакомки вошли в автобус.
Он трогается с места. Вот и ладно! Скатертью дорога!
Зажмуриваюсь на миг, и в мозгу будто щелкает: смотрю и взглядом цепляю табличку на заднем стекле.
Твою ж мать!
«Москва – Давыдово».
Знакомое название. Именно в этом захолустье живет бабуля.
Выглядываю в окно.
– Куда Виталя свалил? – спрашиваю у Тохи.
Тот кивает в сторону остановки. Виталя стоит, разглядывая белую кроссовку, заметив, что мы смотрим на него, кричит:
– Гляньте, пацаны, что я нашел.
– На хрена она тебе сдалась? – еще больше злюсь я.
И тут автобус, уже отъехавший на несколько метров, тормозит у обочины. Из него вываливается пухленькая подружка злючки и прямиком несется к остановке.
– Ля, да цыпочка кроссы потеряла, – гогочет Тоха, потирая ладони, словно готовясь к веселому представлению.
– Арчи, что делать будем? – Виталя смотрит на меня. – Отдать или…
– Или! – рявкаю на него. – Ты такси вызвал?
– Не-а, что-то никто не хочет ехать в тьму-таракань.
– Да что б вас!
– Сейчас еще попробую.
Я досады луплю кулаком по стеклу, а сам не свожу глаз с автобуса. Он трогается, а мне кажется, будто вижу в окне ту девчонку.
И теперь уже вспоминаются ее губы. Я как завороженный смотрел на них, когда она плевалась ругательствами. И нет бы сгинуть, сверкая пятками, так ведьма сама полезла в пекло!
Что ж, надо примерно наказать.
– Коза деревенская! – цежу сквозь зубы.
– Да, плюнь ты на нее, Арчи! – пытается успокоить меня Тоха. – Ну, сфоткала пару раз Мерс, что с того? Может, она никогда в жизни не видела такой машины.
– Плюнь? Ты сказал: «Плюнь?»
Я хватаю приятеля за грудки и подтаскиваю к себе.
– Мир, дружба, жвачка, пацаны! – вопит Виталя. – Я такси вызвал.
Через несколько минут приезжает аварийка, забирает Мерс, а следом подкатывает и такси. Движение успокаивает, мандраж проходит, хотя все еще кручу наш диалог с незнакомкой в голове. Я опускаю стекло и подставляю лицо встречному ветру. Сзади о чем-то болтают приятели, но я их не слушаю, просто наслаждаюсь теплой погодой и летом.
И вдруг такси резко тормозит на светофоре. Я встряхиваюсь.
– Не дрова везешь, дядя! – ругается Тоха. – Нам вторая авария не нужна.
А я смотрю вперед, где у остановки замер все тот же пригородный Мазик и вдруг дергаю на себя ручку двери.
– Выходим!
К автобусу бегу, не оглядываясь: и так знаю, что приятели торопятся за мной. Водитель прямо перед носом захлопывает двери, но, увидев мое разъяренное лицо, открывает их снова.
Я влетаю в салон, не замечая ступенек, и сразу осматриваю его и тут же сталкиваюсь взглядом с ведьмой. Неожиданно чувствую облегчение, широко улыбаюсь и протягиваю карту кондукторше. За спиной шумно дышат друзья.
– А вы ничего перепутали, молодые люди? – настороженно спрашивает она. – Это ваш маршрут?
– Конечно. Нам тоже нужно в Давыдово, а машина сломалась, – отвечаю ей, она нехотя принимает плату за проезд.
– Проходите.
– Здравствуйте! – громко приветствую пассажиров.
В автобусе все места заняты, мы идем в хвост. Когда иду мимо девушек, делаю вид, что мы не знакомы.
«Наверняка сейчас у злючки мысли в кучу сбились, – усмехаюсь про себя. – Думает, приставать начну. А я не начну».
Ни одна кобылка еще не ускакала от Артура Уварова.
Неожиданно настроение поднимается. Мы устраиваемся поудобнее, оккупируем заднюю площадку. Держась за поручни, стоим прямо за креслами девчонок, я вижу, как ведьма дергается. Кажется, что ее спина окаменела.
А я любуюсь густыми волнистыми волосами незнакомки. Хочется взять в ладони шелковистую прядь и провести ее между пальцев. Втягиваю ноздрями воздух. Девушка приятно пахнет. Смесь шампуня, дезодоранта и недорогого парфюма неожиданно дразнит рецепторы, будоражит сокровенные струны души.
Я понимаю, что мне все нравится в этой девчонке. Абсолютно. Она милая и ладненькая от курносого носика до аккуратных продолговатых ногтей без капли лака.
Автобус трясется по дороге, выколачивая из нас нутро. На повороте он выдает струю дыма. Виталя морщится.
– Фу, воняет!
– Потерпишь!
Я косо смотрю на него.
– Да с какого хрена я терпеть должен? – хмыкает приятель.
У Витали взрывной характер, он терпеть не может всякие непонятки, особенно ту, которую я устроил сейчас.
– Арчи, ты что задумал? – шепчет мне на ухо Тоха.
– Ничего. Мы едем на юбилей моей бабули, уяснил?
– Да, но… тащиться, стоя в тарахтящей коробке… блин… нафига?
– А кто виноват, что твой Мерс дуба дал?
– Не дал он дуба, – обижается Тоха. – Всего лишь шина лопнула.
Но я прошиваю его таким взглядом, что приятель мгновенно затыкается. Я не слишком люблю водить дружбу с людьми, совсем не похожими на меня по интересам. Но быть полностью отмороженным козлом в социуме невозможно, вот и пришлось выбирать себе компанию.
С Тохой и Виталей познакомился в универе, с тех пор уже три года вместе. Много дерьма пережили вместе.
Несколько минут обиженный Тоха смотрит в окно на мелькающие придорожные столбы и деревья, потом меняет место. Он встает так, чтобы привлечь внимание подружки злючки. Виталя мгновенно понимает его задумку.
– Девушки, а вы куда едете? – начинает он грубый подкат.
Он широко улыбается, сверкает озорными глазами, этакий обаяшка на минималках.
– Не твое дело, – отвечает пухленькая блондинка, краснея и смущаясь.
Ей явно нравится внимание городских парней. Сразу видно, что она настроена миролюбиво и не против знакомства.
– Как раз мое, – смеется Виталя. – Мы в Давыдово, милашки. А вы?
– Милашки, – хихикает девчонка. – Мы тоже.
В полуулыбке сверкают острые мелкие зубки, на щеках появляются ямочки.
Хорошенькая куколка, так и хочется ущипнуть за упругую розовую щечку, вот только меня волнует другая, серьезная, сердитая и очень красивая.
А она не обращает внимания на слова Витали, только толкает локтем в бок подругу. Та недовольно хмурится, шипит как кошка и тоже принимает независимый вид.
– О, классно! – оживляется и Тоха. – Девчонки, покажите нам интересные места?
Я не вмешиваюсь в разговор. Пусть приятели развлекаются. Разглядываю затылок злючки. Она ни разу не повернулась: не отреагировала на наше присутствие. Самообладание отличное, хотя наверняка гадает, чего мы добиваемся.
Черт!
Отмечаю, что даже затылок у нее красивый. Вот она чуть поворачивает голову, убирает прядь за ухо. Мелькает аккуратная мочка с сережкой-гвоздиком.
Мне сразу трудно становится дышать, хочется прижаться лбом к стеклу, чтобы остудить жар, которым вспыхивает мое тело.
И тут она поворачивается…
Когда эта троица входит в автобус на промежуточной остановке, я напрягаюсь.
Эмоции бьют через край, доза адреналина в крови зашкаливает и будоражит все тело. Глаза сами расширяются, показывая даже не высшую степень шока, а самый настоящий ужас.
«Что они здесь делают? Зачем остановили автобус?» – мелькают в голове панические вопросы.
Еле сдерживаюсь, чтобы не выкрикнуть их вслух, но Зинка хватает меня за руку. Я встряхиваюсь от прикосновения и смотрю в упор на мажора, который с невозмутимым лицом расплачивается за проезд.
– Варь, Варь, смотри! Это они за нами следили?
Я кошусь на подругу: ее глаза лихорадочно блестят, она возбуждена и взволнованна. Усталость, поступление в вуз, потеря кроссовки и нагоняй от родителей ее уже не интересует.
– Не придумывай! – осаждаю ее горячий порыв.
– А вдруг они мне хотят отдать кроссу?
– На добреньких самаритян эти говнюки не похожи, – едва слышно шиплю сквозь зубы.
– Вечно ты плохое в людях видишь, – фыркает Зинка. – Осторожная чересчур.
– Зато ты безалаберная! Увидела смазливую мордашку и растаяла.
– Да ну тебя!
Зинка надувает губы и отворачивается. Так-то лучше, может, удастся доехать без приключений на свой зад. Сколько раз уже вытаскивала простодушную Зинку из передряг, перечесть.
Но парни спокойно, никого не задевая, наоборот, вежливо здороваясь, проходят между сидений и останавливаются за нашими спинами. Арчи даже не смотрит на меня, словно я пустое место.
Немного расслабляюсь, хотя не понимаю, что этим буратинкам нужно в скромном пригородном автобусе. Ну, сломалась у них машина, вызвали бы такси. Мани-мани есть в кармане. Нет, полезли в автобус. А что дальше?
– Не придумывай, – уже миролюбиво толкаю подружку в бок. – Хотели бы, сразу отдали бы.
– А вдруг они забыли? Или не знали, чья обувь.
– Слушай, ну чего ты пристала ко мне? – Поворачиваюсь всем корпусом к подруге. – Объясни, зачем им нужна одна женская кроссовка? Постебались над нами и выбросили в урну.
– Спроси, Варь! Трудно тебе, что ли? – канючит Зинка.
Ее обиженный голос сверлом проникает в мозг и устраивает там бандитский беспредел.
– Твоя обувь, вот и спрашивай, – упрямо не сдаюсь я.
– Я не умею, как ты, во рту все пересыхает от страха.
Тут я вытаскиваю из сумочки телефон и демонстративно читаю смс. Мне хочется послушать, о чем говорят незнакомцы, а болтовня Зинки мешает.
Но парни тоже перекидываются фразами так тихо, что ни слова разобрать не удается. Зато постоянно чувствую между лопаток колючий взгляд. Рука так и тянется почесать это место, но боюсь даже пошевелиться.
И тут низкорослый парень обращается к Зинке с вопросом. Я напрягаюсь, но старательно смотрю в окно. Подружка стреляет в меня взглядами, но отвечает, растерянно, невпопад, все же тоже не уверена в благих намерениях незнакомцев. Нам еще домой идти от площади. А если они увяжутся?
Я нервно смотрю на время и тянусь к телефону. Папа отвечает сразу после первого гудка. Держа телефон на вытянутой руке, я оборачиваюсь.
– Пап, ты встретишь нас с Зинкой на остановке?
Спрашиваю, а сама в упор смотрю на красавчика мажора. Он прищуривается, в синей щелке мелькают искры.
– А сама до дому не дойдешь? – спрашивает недовольно отец.
– Нет, страшно.
– Ишь, чего придумала!
– И биту с собой захвати.
«При слове «бита» Арчи удивленно поднимает брови, Тоха хмыкает, а мелкий шустрик крутит пальцем у виска.
– Кукушкой поехала, что ли, курица? – громко брякает он.
Это он делает зря: папка сразу настораживается.
– Погоди, а кто там тявкает не по делу? – я включаю громкую связь. – Я этой шавке хвост прищемлю, пусть только покажется на глаза. Доча, жди на остановке, я еще с собой дядьку Павла прихвачу.
Я торжественно сбрасываю звонок, Зинка сидит, раскрыв от удивления рот и хлопая ресницами.
– Девушки, к вам молодые люди пристают? – кричит с переднего сиденья кондукторша и поворачивается к водителю: – Семеныч, тормози! Надо этих паразитов общества высадить.
И тут Арчи встряхивается и впервые подает голос.
– Простите, леди, вы о ком сейчас говорите? – холодно спрашивает он. – Мы едем в Давыдово, никого не трогаем. Наоборот, отпустили такси и сели в автобус, потому что видели, как эта девушка потеряла кроссовку. Хотели ее отдать.
– Да, правда!
Мелкий шустрик вытаскивает из сумки Зинкину кроссу и протягивает ей.
– Это ваше?
– Д-да, – лепечет та.
– Берите!
Зинка медлит, смотрит то на меня, словно ждет команды, то на злополучную кроссовку, не решаясь забрать.
– Как-то несправедливо за добрый поступок нас называть паразитами и высаживать, согласитесь? – продолжает воспитывать кондукторшу Арчи.
– Девушка, это ваша вещь или нет? – сердито спрашивает та.
– Д-да.
Зинка вытягивает ногу в проход между сиденьями, показывая всем, что она босая.
Я медленно заливаюсь краской и закрываю глаза.
До самого поселка мы едем без приключений. Мажоры сзади болтают, Зинка зависает в интернете, благо связь есть, а я делаю вид, что слушаю музыку, закрыв глаза.
Именно делаю вид, потому что все мысли и чувства сконцентрированы на красавчике за спиной.
А он, гад, опять показал свою изворотливую натуру. Не только ловко вывернулся сам, еще и меня поставил на место, обернул скользкую ситуацию себе на пользу.
Значит, умен.
Нет, не так!
Не умен, а хитер, может расставить ловушку и понаблюдать, как корчится в ней пойманная дичь.
Это расстраивает: неизвестно, сколько у него таких приемчиков в запасе.
И тут мысли принимают другое направление.
«Интересно, они действительно едут в Давыдово, или так просто говорят?»
Я толкаю Зинку локтем.
– Чего? – отрывается от экрана та.
Подружка в целом довольна: она получила кроссовку назад, теперь не надо отчитываться перед суровой матерью. Я показываю на свой телефон, где на ходу пишу смс:
«Надо за мажорами проследить. Выяснить, к кому они едут?»
Зинка тут же включается в игру.
«Зачем?»
«А если они врут?»
«И что с того?»
«Вдруг пойдут следом, узнают, где мы живем».
«Да плевать! Нас же твой папка встретит».
Точно!
Вот голова садовая! Совсем забыла, что просила отца. Тревожное чувство в груди мгновенно поднимает голову. Мой папка превращается в зверя, когда речь идет о защите его семьи. Еще устроит разборки с мажорами, а те…
Додумать не успеваю: автобус тормозит на площади нашего поселка. В окно вижу отца и его друга дядю Павла. Родитель воспринял мои слова серьезно.
Вот черт!
Я оборачиваюсь к мажорам, от смущения пылаю огнем, но выхода другого нет.
– Чего тебе? – грубо спрашивает Тоха.
– Парни, вы не торопитесь выходить, – предупреждаю их.
– Не учи пацана против ветра ссать, – хмыкает мелкий шустрик и оттопыривает указательный палец и мизинец.
Я чувствую, как уши и щеки заливает краска: и куда лезу? Но все же заканчиваю мысль:
– Ну, понимаете… мой отец…
– Сама устроила кипиш, коза деревенская, а теперь бздишь! – дергается ко мне Тоха.
– Не хочу проблем, – огрызаюсь я.
Добрый порыв мгновенно сходит на нет. Да и беспокоюсь я больше о папке, чем об этих богатеньких паразитах.
– Мы поняли, спасибо за предупреждение, – отвечает спокойно краш.
– Арчи, ты что?
– Не пыли, Виталя, у нас другая цель.
Другая цель?
Эти слова бьют по мозгам сильнее кувалды.
Это о чем он?
Намек? Но на что?
«Другая цель!» – пульсирует в висках, пока спускаюсь по ступенькам.
«Другая цель!» – отбивает каждый шаг, пока иду к отцу.
На душе становится все тревожнее, нарастает настоящая паника. Вроде бы мне ничего плохого сейчас не сделали и не сказали, а отчего-то плохо. А еще я волнуюсь, зная взрывной характер отца. Сердце устраивает в груди настоящий военный парад.
Хочется обернуться. Очень! Но держусь изо все сил.
Бросаюсь к папке.
– О, девчонки! Приехали!
Он обнимает меня за плечи, кивает Зинке.
– Здрасте! – мы дружно здороваемся с дядей Павлом.
Хочется оглянуться.
Спиной чувствую напряжение, между лопатками опять свербит.
– Ну, показывай, кто посмел нагрубить моей девочке? – хмурит брови отец.
– Да, кто посмел? – оглядывается и папин друг.
– Вот…
Открывает рот Зинка, поворачивает голову, но я ее перебиваю:
– Те мерзавцы вышли раньше, пап. Я просто перепугалась. Пойдем домой, устала.
Я подхватываю отца под руку и тащу подальше от остановки и автобуса.
«Не оглядывайся! Не оглядывайся!» – внушаю себе.
Зинка тащится следом в паре с дядей Павлом. Отец расспрашивает о поданных документах, о вузе. Я отвечаю невпопад, постоянно прислушиваюсь к шагам за спиной. Лишь когда мы сворачиваем на знакомую улицу, я оглядываюсь. Из-за поворота виднеется длинная тень.
Нет, три тени.
Вот же сволочи! Не услышали предостережения, пошли за нами? Я напрягаюсь, сжимаю папину ладонь.
– Варь, кого-то увидела?
Теперь мы все дружно смотрим вдоль дороги. Из углового двора с лаем выбегает собачонка и бросается на соседнюю улицу. Тени смешиваются и исчезают.
– Показалось.
– Варь, пока, – торопливо целует меня в щеку Зинка, она живет через дом от нас. – На связи.
– Ага. Звякни вечером.
– Что за птичий разговор? – сердится папка и смотрит на друга: – Паш, заходи на чай.
– Чай у меня и дома есть, – смеется тот.
– Тогда на пивко? Посидим в беседке вечерком по-домашнему.
– А это дело.
Остаток дня тянется долго, я не нахожу себе места, постоянно думаю о мажорах. Любой оттенок синего цвета напоминает мне о глазах Арчи. Это какое-то наваждение, от которого невозможно избавиться.
«Потерпи, все пройдет со временем», – внушаю себе, пытаясь заняться делом. Я постирала и развесила белье, убралась в своей комнате, приготовила книги и учебники, которые мне больше не понадобятся, чтобы отнести их в местную библиотеку.
Неожиданно сердце сжимается от тоски: впереди ждет совершенно новая столичная жизнь, и в ней будет полно нагловатых мажоров, отравляющих существование девчонкам.
Родители сидят в беседке, смеются, громко разговаривают, угли в мангале тлеют и иногда вспыхивают искрами, запах шашлыков висит в воздухе и щекочет ноздри.
Но я не могу ни есть, ни пить, настолько выбита из колеи сегодняшней встречей. Образ Арчи преследует меня. Его красивое лицо ухмыляется из ведра с водой, из зеркала, из оконного стекла. Когда на небе появляется луна, и на ее желтом диске вижу ненавистную физиономию. И она подмигивает мне и говорит голосом мажора:
– Тебе будет больно, когда влюбишься в меня, а я тебя брошу.
Чертовщина, да и только!
– Ни за что! – шепчу себе под нос. – Никогда! Мы больше не встретимся!