Кира Фарди
Спорим, будет больно!
Глава 4
Я смотрю на телефон. А Зинка почему не звонит? Что-то случилось? Трясу головой. совсем спятила! Везде вижу опасность.
Набираю ее номер сама и долго слушаю гудки. Подруга не отвечает, мое напряжение доходит до высшей точки кипения, готова сорваться с места и бежать к Зинке домой. Наконец в ухе раздается щелчок. Слышу частое дыхание, чей-то смешок, настораживаюсь.
– Зин, как дела?
Стараюсь спрашивать спокойно, хотя сердце бухает где-то в горле, а все инстинкты кричат: «Что-то не так!»
– Да нормалек, – весело отвечает подружка.
– У тебя гости? – теперь мне кажется, что слышу несколько мужских голосов.
– Нет, телик работает.
Зинка частит скороговоркой, словно я ее застала за воровством, но я все равно чувствую облегчение.
– А, телик…
Я выдыхаю, даже слезы проступают на глазах. Может, у меня, и правда, крыша едет? В трубке слышится какой-то скрип, чертовски знакомый, потом вроде бы хлопает дверь, а может, и не дверь. Но голоса пропадают.
«Зачем выходить, если можно просто выключить телевизор?» – снова взрывается вопросом один внутренний голос.
«Да у тебя, девушка, паранойя!» – спорит с ним другой.
– Варь, а Варь, я вот не понимаю, – начинает Зинка.
– Чего?
– Сначала ты наезжала на мажоров, а потом защищать их начала. Тебе этот Арчи понравился?
От вопроса вздрагиваю и отшатываюсь. Смотрю на мобильник в руке как на змею, распахнувшую пасть.
– Еще чего!
Говорю, а голос не повинуется, дрожит, и сердце опять начинает колотиться быстро-быстро.
– Может, мы зря с парнями так? – продолжает подружка. – Они же нам ничего плохого не сделали.
Волна адреналина бьет в кровь, в груди вспыхивает раздражение.
– Зин, опомнись! Этот Арчи наехал, как танк, потребовал удалить фото.
– Варь, ну ты чо? Сама ему нахамила первой. Да и не просил он убирать снимки, просто хотел посмотреть. Это ты с психу мне всю галерею почистила.
– Я? – сегодня день неприятных открытий. – Зин, неужели ты не понимаешь?
– Например, что? К нам впервые в жизни подкатывали крутые парни, а ты их отшила, как последняя трусиха! Хочешь с нашими деревенскими только тусоваться?
Я прикладываю руку к груди, но не могу унять бешено колотящееся сердце. Делаю несколько вдохов, пытаюсь ответить спокойно, без истерики.
– Не хочу.
– Вот видишь! Ты поступишь в Москву, а я – нет. Где мне найти приличного парня?
– Зин, ты себя слышишь? От таких, как эти мажоры, точно надо держаться подальше. Поиграют и бросят. Слышала же, что мне красавчик сказал?
– Ну, сказал, и чо? Ты тоже много чего сказала. И вообще, все из-за тебя! – Зинка неожиданно всхлипывает. – Из-за твоих дурацких принципов! Да пошла ты в… сортир!
Я слушаю короткие гулки и даже не нахожу нужных слов, настолько ошарашена. Получается, своими действиями я испортила жизнь подружке?
Вот это новость!
Нет, так дело не пойдет!
Я бросаю мобильник на кровать и выскакиваю во двор. Ноги сами несут на улицу к дому Зинки. И что эта дуреха придумала? Совсем спятила? Увидела принцев на белых конях, которые деревенскую простушку возьмут в жены.
Обломись, моя черешня!
– Дура! Идиотка! – выкрикиваю на ходу. – Погоди у меня!
Я резко стучу в ворота, кто-то выходит на крыльцо.
– Зин, это я, Варя, открой.
Слушаю торопливые шаги и притопываю от нетерпения. Калитка распахивается, выглядывает Зинкина мама.
– Варя? – она смотрит удивленно на меня. – А Зина ушла к тебе.
Я теряюсь от шока. Стою и хлопаю ресницами, не зная, что сказать. Как ко мне? Мы же только что поссорились по телефону, встречаться не собирались.
– Ой! – вскрикиваю с досадой. – Наверное, разминулись.
– В смысле, разминулись? – мама Зинки выходит на улицу и оглядывается. – Здесь невозможно разминуться.
Но я ее уже не слушаю, бегу обратно к себе, набираю Зинкин номер.
– Абонент временно не доступен, – отвечает телефонный бот.
– Что б тебе пусто было!
Хватаю куртку и несусь во двор.
– Варь, ты куда? – из беседки выходит мама. – Поздно уже.
– Я сейчас приду.
Вылетаю на улицу, лечу к площади, там лихорадочно оглядываюсь.
Где Зинка может быть? Где?
Дом культуры?
Нет, сегодня четверг, он не работает. Да и свет в окнах горит только в кабинете директора Василия Андреевича.
Магазин?
Там вся компания будет на виду, Зинка туда не пойдет, сразу матери продавщицы доложат.
Школьный стадион?
Точно! Идеальное место для свиданий. Вечер, освещение слабое, можно сесть на скамейку между кустов у забора, никто и не заметит.
Я спускаюсь к реке, бегу через мост. Школа находится на другом берегу поселка: почти на окраине.
– Ну, попадешься ты мне, коза! – шиплю под нос. – Урою, паразитку мелкую!
Успеваю добежать только до ворот и сразу вижу подружку. Она бредет через футбольное поле, загребая кроссовками траву. Останавливаюсь, упираю руки в бока.
– И как я должна это понимать?
– Ой! – взвизгивает Зинка и подпрыгивает. – Напугала, зараза!
– Ты почему матери сказала, что ко мне пошла, а сама здесь шатаешься?
Смотрю на нее, а на душе у меня неспокойно. Вроде бы и рада, что с подругой все в порядке, и в то же время тяжесть камнем лежит на груди.
Зинка воровато оглядывается, потом бежит ко мне.
– Варюха, как я рада тебя видеть! – ее глаза возбужденно блестят, мне кажется, или на щеках разливается румянец. – Маман меня из дома не выпустила бы.
– Правильно и сделала бы. Нечего по ночам шарахаться.
– Ой, не ворчи! Ты иногда мне бабку Серафиму напоминаешь. Жужжишь и жужжишь над ухом: то нельзя, это нельзя.
Зинка хватает меня под руку и тащит вон со стадиона.
– А здесь что ты забыла? – сопротивляюсь я и смотрю на нее с подозрением.
– Решила побегать. Нельзя, что ли?
– Ты и физкультура? – я хлопаю в ладоши. – Не смеши мои тапки!
– Ну, вот такая я у тебя непостоянная.
Зинка тянет меня за ворота. Мы идем вдоль забора, я оборачиваюсь и тут цепляю взглядом качели.
И меня осеняет: скрип, который я слышала в трубке во время разговора. Это же был они?
Я бегом возвращаюсь, плюхаюсь на сиденье и начинаю раскачиваться. Отчего-то непременно надо разобраться в шумах и звуках.
Зина садится рядом. Она явно не понимает, что происходит, но уже привыкла к моим чудачествам.
Я резко торможу ногами и поворачиваюсь к ней.
– Признавайся, с кем ты недавно качалась?
– Варь, чего пристала?
– Зинаида Аркадьевна, – я хмурюсь. – Не шути со мной!
В полумраке вечера плохо видно ее лицо, но подруга явно смущается и отводит взгляд.
– Ой, подумаешь! Ну, Венька Морозов на свиданку позвал.
Вот это новость!
Я хочу что-то сказать, но закашливаюсь от глотка воздуха. Зина протягивает мне бутылку.
– Что это? – спрашиваю между приступами кашля.
– Вода. Пей.
Я делаю несколько жадных глотков, а в голове крутится одно: Венька сохнет по мне с шестого класса, клянется в вечной любви. С чего бы ему на Зинку переключаться?
– А поподробнее?
– Да чо, подробнее, – подруга прячет глаза. – Я и сама чуть в осадок не выпала. Ну, ты же знаешь, что мне Венька нравится, вот и пошла, как позвал.
– Чудны дела твои! – качаю я головой.
– Это точно.
Мы молча шагаем домой, мне даже спросить не о чем, настолько слова Зинки выбивают из колеи.
– В субботу на дискач пойдем? – спрашивает у дома Зинка.
– Не хочется. Что я там забыла, – и тут же осекаюсь. – Ой, прости, у тебя же Венька.
– Язвишь, да? – Зина обиженно надувает и без того пухлые губы. – Ты, Варь, как собака на сене: сама не ешь и мне не даешь.
– Прости. Ты и Венька так неожиданно, в себя прийти не могу.
– Значит так, да? – на глазах подруги показываются слезы. – Ко мне ни один парень подкатить не может без твоего разрешения? Со столичными мажорами познакомиться не дала, теперь и с Венькой нельзя? Еще подруга называется!
Мне становится неловко. Мы с Зинкой с детского садика не разлей вода, никогда не ссоримся, она признает за мной право лидерства, а тут второй раз за вечер ругаемся.
Может, я давлю на нее слишком сильно?
– Ну, прости, прости, – я обнимаю ее за плечи. – На дискач обязательно пойдем.
– Честно слово?
– Зуб даю!
Зинка вытирает слезы, открывает калитку, но оборачивается.
– Варь, я слышала к бабке Серафиме внук с друзьями приехал. Может, это наши мажоры?
И опять меня бросает в дрожь. А если, и правда, я ошибаюсь? Парни приехали в гости, а я на них всех собак готова спустить из-за беспочвенных подозрений?
– Не знаю. Но зачем-то же они потащились в Давыдово.
– Может, они на дискач придут? – мечтательно закатывает глаза подружка.
– Вряд ли. Они к субботе уедут уже.
– А вдруг нет?
– У тебя же Венька есть, – подкалываю ее. – За двумя зайцами погонишься…
– Ой, опять ты за свое!
Зинка посылает мне воздушный поцелуй, я, смеясь, бегу домой. Настроение поднимается, чувствую какую-то безудержную легкость, словно взмахну руками и взлечу над крышей. Я кружусь по улице, благо сейчас никто не увидит, и радостно смеюсь. А почему смеюсь, и сама не понимаю.
– Х-р-р-р…
На миг замираю у калитки. Мне кажется, или кто-то идет за мной? Резко оборачиваюсь – никого. У меня сегодня слуховые и зрительные глюки. То шаги слышу, то тени вижу.
Нет, так дело не пойдет! К черту мажоров! К черту Зинку с ее безответной любовью, которая вдруг стала ответной! Так недолго и спятить.
Влетаю в родной двор, Бруно радостно бросается ко мне: отец спустил собаку с цепи.
– Тихо, не шуми, – я заглядываю в черные глаза пса, он виляет хвостом. – Хороший мальчик, потом поиграем.
Я бегу в беседку.
– Мам, есть хочу!
– Вот оглашенная! Кто же на ночь наедается?
– Я!
Безумно вкусные шашлыки улетают в одно мгновение. Я уплетаю их так, словно ничего вкуснее в жизни не пробовала. Наевшись, умываюсь, переодеваюсь и падаю на кровать. И только закрываю глаза, как вижу мажора. Он стоит рядом, наклонившись, и вглядывается пристально в лицо.
Я вдавливаюсь в подушку, шарю руками по простыне в поисках орудия защиты, ничего не нахожу и замираю.
– Что ты здесь делаешь? – сиплю сдавленным шепотом. – Я закричу.
– Кричи, сколько угодно, – криво усмехается Арчи.
Он вдруг садится на край кровати, его руки упираются в матрас по обеим сторонам моей талии. Я задыхаюсь, хватаю раскрытым ртом воздух, а он не поступает в легкие.
Лицо мажора медленно придвигается.
Сантиметр, еще один, еще…
Его губы совсем близко, вот-вот коснутся меня. Я слышу прерывистое дыхание, чувствую запах кожи, смешанный с ароматом знакомого парфюма. Жаром окутывает все тело. Я вытягиваюсь, неукротимое желание пронзает насквозь.
И я сдаюсь первая. Хватаю мажора за шею, резко дергаю на себя и впиваюсь губами в твердый, но безумно сладкий рот.
Глава 5
На утро я просыпаюсь от лучей солнца, бьющих прямо в лицо. Пытаюсь открыть глаза, но получается плохо.
«Странно, я вроде бы закрывала вечером штору», – выплывает из глубины сознания мысль. – Или не закрывала?»
В голове туман, и вообще чувствую себя разбитой, будто заболеваю. Все тело ломит, губы припухли и болят. Еще и тот кошмар дурацкий! Приснится же такое!
Встаю с трудом, да и то потому, что мама сердито зовет из кухни:
– Варя, ты еще долго валяться будешь? Зина уже несколько раз приходила. Что-то случилось?
– Нет, все в порядке.
Я сажусь, хотя мне уже не кажется, что все нормально. Слишком необычные ощущения во всем теле, да и воспоминания странные. Настолько явные, что не кажутся сном.
И зачем Зинка прибегала? Могла бы и позвонить. Смотрю на экран мобильника: пропущенных вызовов нет. Шаркая по полу, тащусь к зеркалу, смотрю и отшатываюсь. Волосы дыбом, словно у меня начес из восьмидесятых годов, губы красные, опухшие, торчат как лепешки, а лицо все в красных пятнах.
«Неужели так стресс выходит? – с ужасом разглядываю себя в зеркале. – Все, больше никаких переживаний!»
Бочком, чтобы меня не увидела мама, пробираюсь в ванную комнату и привожу себя в порядок. От контрастного душа становится немного легче, но все равно подташнивает. Выхожу в кухню уже вполне в приличном виде.
Вернее, так думаю, что в приличном, а на самом деле…
– Варька, ты заболела? – всплескивает ладонями мама. – О боже! Ты посмотри на себя? Где вы с Зинкой вчера шатались?
– Нигде. Сначала в городе были, а вечером на стадионе пробежались.
– Спятили, девки? – мама толкает меня на стул. – Кто же ночью бегает?
– Мы.
Она придвигает ко мне тарелку с яичницей, я смотрю на кружочки желтков, и приступ тошноты подкатывает к горлу. Мгновенно срываюсь с места и бегу в туалет.
– Варя, что случилось?
Мама суетится за спиной, то подаст полотенце, то подержит тяжелые волосы.
– Если бы я знала, – выдыхаю наконец я.
Она притягивает меня к себе и трогает губами лоб. Я отшатываюсь.
– Ба, доча, да ты вся горишь! Наверное, ротавирус в столице подхватила.
– Ага.
«Ротавирус, как же! – думаю про себя. – Есть один такой, Арчи кличут».
– Марш в постель! И сегодня ни шагу из дома!
Да я и сама никуда не хочу, чувствую себя отвратительно. Сон, похожий на явь, будоражит мозги и выворачивает душу наизнанку. Впервые я сама поцеловала парня. Причем сделала это с бешеной страстью. Мажор будто загипнотизировал меня, свел с ума одним только синим взглядом.
Я проваливаюсь в сон и вырываюсь из тяжелой дремы только ближе к вечеру. В комнате полумрак, на прикроватной тумбочке стоит стакан с водой, лежит термометр.
– Мама… – зову ее тихим голосом.
Прислушиваюсь к себе, к звукам дома.
– Да, доченька, – в спальню врывается мама, а за ее спиной маячит тень отца.
– Есть хочу.
– Вот и славно. А я тебе уже кашку на воде приготовила.
Мама помогает мне сесть, одеться. После ужина я вообще чувствую себя вполне здоровым человеком.
– А у Зинки как?
– Да что сделается этой егозе? Весь день порог обивает, к тебе прорваться пытается.
Я выхожу во двор, сажусь в беседке и набираю номер подружки.
– Да! Варь, как ты?
С первого гудка отвечает та, словно держит телефон в руке. Голос встревоженный, дрожит от волнения.
– Слушай, хреново было, но сейчас все хорошо.
– Я сейчас приду к тебе.
– Хочешь тоже денек в постели поваляться?
– Нет, но…
Мне не нравится поведение Зинки. Совсем не нравится. Обычно живая и смешливая, она не берет такие мелочи, как болячки, в голову. Но сейчас она кажется перепуганной насмерть.
– Вообще не понимаю, что со мной случилось. Вчера же было все нормально.
– Может, дома… отравилась? – с паузами спрашивает Зинка.
– Нет, и я, и родители ели вечером шашлыки. У всех нормально, только я отключилась.
– Ой, главное, все наладилось, а остальное – ерунда.
Подружка говорит бодреньким голосом, а у меня в душе шевелится подозрение и с каждым словом Зинки все набирает силу.
– Зин, а что ты за воду мне вчера дала?
– Я? – на другом конце наступает тишина. Слышу только шумное и прерывистое дыхание. – Обычную воду из магазина.
– Ты ее с собой принесла?
– Ну д-да, бегала же.
– А сама пила?
– Н-нет, не успела, ты помешала.
– Погоди, я сейчас.
Я отключаюсь и вылетаю из беседки. Стараюсь не шуметь: вдруг родители услышат, как я выхожу со двора. Бруно выскакивает из будки, взвизгивает, прыгает от радости, гремит цепью, но мне сейчас не до него.
К Зинке несусь на всех порах, хотя меня и пошатывает, в ворота колочу двумя кулаками, чтобы наверняка мне открыли дверь.
Подружка выскакивает на улицу с перекошенным от страха лицом.
– Варь, ты что? Варь, успокойся.
Но меня буквально трясет от злости. Я хватаю Зинку за плечи и иду на таран. Она с грохотом ударяется спиной о ворота.
– Признавайся, зараза, откуда у тебя была эта вода?
Зинка начинает плакать, размазывая слезы ладонью. Она некрасиво морщится, всхлипывает, судорожно вздыхает.
– Девочки, что там у вас? – доносится со двора голос Зинкиной матери.
Галина Петровна сбегает с крыльца и торопится к воротам.
– Мам, все хорошо, – кричит подруга. – Я споткнулась и ударилась о панель.
Она прикладывает палец к губам и смотрит умоляющим взглядом. Я тяну ее подальше от наших домов, на пустырь. Здесь, среди кустов, когда-то мы строили домики и играли в дочки-матери.
– Говори, пока я тебя в полицию не сдала.
– Варь, ты что? – Зинка округляет глаза, и в ее зрачках плещется настоящий ужас. – Разве я знала?
– Что?
– Ну, короче…
Она мнется, старается не смотреть на меня. А мне хочется треснуть ее по затылку за упрямство и недоумие. Ладно ее жизнь, она ее не ценит и постоянно попадает в переплет, но я не она.
– Я жду!
– Новинская, не дави на меня!
Когда Зинка нервничает или злится, всегда называет меня по фамилии. Я отвечаю ей тем же.
– Жду, Соловьева!
– Короче, этот мажорик Тоха, чей Мерс вчера чуть в аварию не попал, сунул мне в руку записку, когда мы выходили из автобуса.
– Т-а-а-а-к, – я прищуриваюсь, готова испепелить взглядом подругу. Новость сбивает с ног, попахивает предательством, а я такое не прощаю. – И что дальше?
– Ну, там был номер телефона, время и место для встречи.
– И ты позвонила?
Видимо, мое лицо настолько ужасно, что подруга отпрыгивает на пару шагов. Кажется, будто я шевельну пальцем, и она сорвется с места и улетит.
– Варь, ты только не ругайся, Варь, – лепечет Зинка.
– Ты позвонила? – спрашиваю сцепив зубы.
– Ага.
Я закрываю глаза, ноги подкашиваются, хватаюсь за дерево, промахиваюсь, чуть не падаю. Зинка бросается на помощь, помогает сесть на пригорок. Мы минуту молчим. Она не оправдывается, ждет, пока я приду в себя.
– Идиотка! – срывается с моих губ стон. – И как я с такой тупой девкой столько лет дружу?
– А за тупую сейчас получишь! – Зинка вскакивает, сжимая кулаки.
– Только попробуй, – дергаю подругу за штанину. – Дальше!
– А что, дальше. Ну я позвонила, пошла на встречу, поболтали. Потом ты прибежала. Все.
«Дыши, дыши!» – приказываю себе.
Он желания вцепиться дурочке-подружке в горло пальцы сводит судорогой. А в голове молнией пролетает ночь: появление Арчи у кровати, незакрытые шторы, которые с вечера были закрытыми. Неужели у него хватило наглости забраться в окно? И мои губы…
Стоп!
Почему не лаял Бруно?
Пот липким слоем покрывает лоб, шею, чувствую, как капля ползет по позвоночнику.
– Все?
Мой голос хрипит. Предположения одно ужаснее другого сводят с ума. Зинка испугана, прижимает ладошки к пунцовым щекам. Ее большие круглые глаза бегают туда-сюда, она явно боится встретиться со мной взглядом.
– Н-ну, я пить хотела, Тоха предложил мне бутылку, – с трудом выдавливает она и икает. – Ничего же страшного не случилось.
– Где та бутылка?
Зинка замирает с открытым ртом.
– Варь…
– Где та бутылка?
– А зачем тебе?
– Я подозреваю, что в ней был наркотик.
– Наркотик? – теперь ее глаза еще больше становятся похожи на круглые монеты. – Варь, ты с дубу рухнула? – Зинка крутит пальцем у виска. – Откуда такие мысли?
– Есть причина. Так, где она?
– Д-дома. Что, хочешь допить?
Подруга пытается шутить, улыбается, но криво выходит.
– Нет! Участковому отнесу, пусть проверит.
– Что?
– На предмет наркотиков. Пошли.
Я хватаю Зинку за руку и тяну за собой. Она не сопротивляется, семенит сзади, причитая.
– Варь, не торопись. Участковый нас на смех поднимет. Да и как он проверит? Откуда в селе лаборатория? Ты совсем людям не доверяешь?
Я останавливаюсь. Первый сумасшедший порыв прошел. А Зинка права. Я еще ни в чем не убедилась, а болтаю воду в стоячем болоте.
– Хорошо, слушай. Во-первых, плохо мне стало вчера ночью, я увидела мажора радом со своей кроватью.
– Мать ети! – вскрикивает Зинка. – Да как же он к тебе в комнату попал?
И опять в ее глазах бушует страх.
– Не знаю.
– А Бруно на цепи был? Он же никого постороннего во двор не пропустит.
– В том-то и дело, что я лая не слышала. Во-вторых, я на ночь занавешивала окна, а утром шторы были раздвинуты.
– Подумаешь! Мама могла зайти и открыть.
– И в-третьих, утром я чувствую себя будто с похмелья: мутит, голова кружится, сознание путается.
– Вот! – Зинка обрадованно поднимает палец. – Вот! Сама признаешь, что сознание путается. Может, из-за болезни все и преувеличиваешь. Пошли к тебе домой.
Она хватает меня под руку и тянет с пустыря. Мы будто поменялись местами. Теперь я растеряна, а Зинка, наоборот, бодра и уверена в своих действиях.
– Зачем?
– Говоришь, мажор у твоей кровати был. Так?
– Ну.
– А как он во двор попал? Родители впустили?
– Н-нет, не должны. Мама мне бы сказала.
– Ага! Идем дальше! На какие там еще Холмс приметы смотрел?
– Холмс?
– Ну, сыщик. Его еще это метод… ну… как там его?
– Дедуктивный?
– Ага. О! – Зинка подпрыгивает и смотрит блестящими глазами. – Придумала! Следы!
– Какие?
– Если Арчи не вошел в дверь, значит мог влезть в окно комнаты. Так?
– Так.
Мысли сбились в кучу. Я уже не понимаю, куда ведет подружка, но нутром чувствую, что ей хочется доказать, что мажоры не виноваты в моей болезни и в сумасшедшем сне.
– Хотя сомнительно. Откуда он знает, какое у твоей комнаты окно?
Теперь и меня сомнения одолевают. Может, и правда, из-за ротавируса у меня мозговая и эмоциональная горячка была?
– Представления не имею.
– Допустим, он проник во двор, чем-то отвлек собаку, нашел твое окно, значит, должны остаться следы под ним.
Мы переглядываемся и бежим к дому.
