Кира Иствуд
Искупление злодейки
Не зная…
“Он единственный не знает”, – понимаю вдруг я.
А даже если узнает – для него это ничего не изменит, ведь он чудовище с большой буквы. Куда более страшный, чем я. Для него я – слабая маленькая служительница обители.
Впервые я вдруг стала обычной. Как все.
Это было неожиданно приятно. Это ощущалось так, будто внутри живота собрались пузырьки и тихонько лопались, заставляя меня вздрагивать.
Я понимаю, что мои эмоции странные – снова неправильные, как я вся. И я должна думать и чувствовать иначе. Должна смотреть на ирбиса, как смотрят другие – вон, солдаты обители скалят волчьи клыки и держатся за эфесы мечей, готовые чуть что – пустить оружие в ход.
Ирбисы – наши враги.
Дикое племя оборотней-барсов, обитающее в ледяной пустоши и совершающее частые набеги на богатые земли Руанда. Многие солдаты, кто лечится здесь, пострадали от их клыков, мечей и ледяной магии.
Женщины-служительницы показательно плюют в сторону барса, ведь немало их сыновей, мужей и братьев погибло в боях с этими дикими кочевниками.
Зверь в клетке скалит белые клыки, напрягает могучие мышцы так, что трещат цепи. И неожиданно одна трескается…
А в следующий миг вдруг оборотень с рёвом начинает метаться в клетке, заставляя всех отшатнуться, а кого-то даже упасть в снег. Никто не успевает среагировать, как его стальная тюрьма уже переворачивается. Прутья сминаются, и зверь выскакивает наружу, сотрясая воздух рёвом. Охрана кричит, сёстры в ужасе бросаются врассыпную, и только я неподвижно стою, забыв, как дышать.
Командир рявкает, отдавая приказ. Солдаты уже призывают магию.
Воздух вспыхивает сложной вязью, которая устремляется к мчащемуся к воротам зверю. Магия нитями опутывает мощное тело, вминаясь в мышцы до крови. Ирбис ревёт, трясёт головой, его спину сотрясает от ударов синих молний. Раз. Второй! И вот, сцепив челюсти, зверь валится на белый снег, теряя сознание.
Из его пасти вырывается облачко пара, и тело начинает преображаться.
Оно уменьшается в размерах, чёрно-белая шерсть исчезает, обнажая человеческую кожу, испещрённую белёсыми шрамами. Позвоночник выпрямляется, изогнутые когти втягиваются в пальцы. Сверху возникает изорванная рубаха, вся в бордовых разводах. Судя по всему, спину мужчине исполосовали хлыстами.
Спустя три удара сердца, на снегу уже лежит не зверь, а человек. Мужчина.
Его крепкие, тренированные боями мышцы бугрятся рельефом. Чёрные волосы с редкими белыми прядями разметались по снегу. А лицо даже в бессознательном состоянии искажено от ярости.
Это лицо…
У меня пересыхает во рту.
Я видела это лицо сотни раз. Его невозможно забыть. Невозможно перепутать! Оно снилось мне слишком часто… мучило ночами! И вот – его обладатель здесь. Передо мной.
Происходящее кажется мне нереальным.
Будто ещё один кусочек сна. Осколок кошмара.
Солдаты что-то кричат, суетятся служительницы, но для меня мир сливается в общий гул.
Но раз ОН здесь… значит ли это, что отражение было право – и мои сны, это возможное будущее? Если кто и заявится за этим зверем, то это будут не солдаты Руанда. Это будут его соклановцы. Они разрушат обитель. Отомстят нам всем.
Значит… грядущее предрешено?
Значит… мы всё умрём?
Сердце спотыкается в груди, а потом начинает колотиться так бешено, будто сейчас проломит рёбра. Я вдруг понимаю – вот он, мой шанс на искупление.
Вот то огромное доброе дело, что я могу совершить!
Предотвратить ужасное будущее. Остановить резню до её начала.
И тогда…
Тогда…
Я искуплю вину.
И стану свободна!
– Смотрите, – вдруг говорит кто-то, – безумица-то улыбается.
Глава 3
*** Элиза
– Ох, Элиза… Ты серьёзно хочешь поговорить с тем ирбисом, которого привезли три дня назад?! Ты совсем ненормальная? Кто ж тебя пустит в темницу? А если разрешат – это будет ещё хуже! Да я бы в обморок упала только от его вида! Они страшные! Уродливые! – шептала маленькая Тия, натягивая одеяло повыше. Её волчьи уши испуганно прижались в человеческой голове, и хоть хвоста я не видела, но уверена – он тоже поджался.
– Ну не знаю… Он показался мне скорее красивым, – ответила я, снимая со швабры грязную тряпку.
“Пугающе красивым”, – добавила в уме.
– Ни за что не поверю! Они воплощение кошмара!
– Тебе и мышь покажи – в обморок хлопнешься, – заметила я, полоская тряпку в ведре. Потом насадила её на деревянную швабру и с нажимом провела по полу. Протянула вдоль ряда коек с пациентами, собирая пыль.
Через окна проникал дневной свет. Запах мяты от лекарств смешивался с неизменным гнилостным запахом болезни. Тишину разбивало дыхание пациентов и редкие высказывания Тии.
Здесь была палата для сложных пациентов.
Многие из местных молча смотрели в окно, не реагируя на окружающий мир. Другие почти всегда спали или отвечали односложно. Но Тия была иной. Разговорчивой, хотя и очень пугливой. Одним словом – ребёнок. Ей было от силы десять. И она застряла в частичной трансформации.
– Конечно, упаду! – тут же вскинулась Тия, и её волчьи уши встали торчком, а в глазах заблестели испуганные слёзы. – Мыши – переносчики чумы! А ещё скверны. Знаешь, как опасна скверна? Сначала заболеешь – не заметишь, а когда поймёшь – поздно будет. Она уже высушит твою душу. Эмоций не останется, будешь как сухой колодец. И тогда обратишься в зверя, и зверь будет чёрный как ночь. Кинешься на тех, кто рядом. Загрызёшь родных и даже не заплачешь.
– А чего плачешь ты?
– Не знаю, – утёрла слёзы Тия и громко всхлипнула. Печально посмотрела на меня волчьими глазами. Чёрный зрачок окружала рыжеватая радужка.
– Вспомнила что-то? – спросила я, отставляя швабру к стене и присаживаясь на её кровать.
– Нет… – девочка помотала ушастой головой.
Дело в том, что у Тии почти не было памяти о прошлом. И не только о давнем, но даже меня она забывала, стоило не зайти пару дней. А сейчас – запомнила, всё же я заходила очень часто. Она была немного странной – порой даже страннее меня. Всего боялась. Вот и сейчас вдруг уставилась куда-то мне за спину и задрожала, будто увидела взведённый, направленный на неё арбалет.
Я обернулась на окно… По раме полз паук. Самый обычный, тот, что ловит мелких насекомых.
– О нет, – гробовым голосом прошептала Тия.
Вздохнув, я подошла и подставила руку. Паук осторожно коснулся моей ладони ногой, а потом переполз.
– Видишь, не кусается, – сказала я.
– Он может переносить скверну, – затравленно шепнула девочка, натягивая на себя одеяло.
Я пожала плечами. Отошла и ссадила паучка подальше. Ему же безопаснее.
– Ты не боишься, – обиженно заявила Тия, насупившись, – потому что ты ведьма. Злая ведьма, вот почему!
– Хм… – задумалась я.
Возразить было нечего.
Я снова взялась за швабру, чтобы домыть дальнюю часть палаты.
– Нет, подожди… – забормотала вдруг Тия, голос её задрожал, волчьи уши вздрогнули, а большие глаза снова наполнились слезами. – Я… ты ведь не обиделась? Ты ещё придёшь? – она было потянула в мою сторону тонкую руку с когтистыми пальцами, но потом быстро спрятала её под одеяло. Закусила губу.
Её острый подбородок задрожал.
Тия смотрела на меня глазами, полными страха, словно её мог сломать любой громкий звук.
Совсем ещё ребёнок.
Где её родственники? Бросили? … как и мои бросили меня?
– Приду, не волнуйся, – сказала я как можно более успокаивающе. И улыбнулась, насколько умела.
***
Фаира стояла у дверей палаты и в очередной раз наблюдала картину, от которой кровь стыла в жилах.
Элиза сидела на кровати девочки, застрявшей в частичной трансформации, и разговаривала с ней…
Три года назад отец Тиары – высокородный оборотень-волк – заразился болезнью ледяной пустоши – скверной. Сойдя с ума, он напал на собственную семью. Выжила только его дочь… Вот только из-за шока и травм она впала в глубокую кому и так и не пришла в себя.
Сейчас глаза Тии были закрыты, маленький бледный рот не шевелился, и тем более жутко было то, что Элиза делала паузы, будто ей отвечали, и кивала, словно реагируя на слова. А потом и вовсе встала, подошла к окну, взяла паука и перенесла… И снова ответила спящей недвижимой Тие, будто они вели диалог.
– Одним словом – безумица, – пробормотала Фаира. И, передёрнув плечами, вошла в палату.
– Сестра! – встрепенулась Элиза, вскинув взгляд.
– Я видела, как ты прохлаждалась, – сразу объявила Фаира, скрестив руки, – а если бы старшая зашла?
– Я только на секунду присела. Поговорить… – тут же начала оправдываться безумица.
“И ведь искренне верит, что с кем-то беседует. Взгляд прямой и чистый. Не бывает таких глаз у тех, кто лжёт”, – неодобрительно решила Фаира. Но всё же вслух сказала, не скрывая сарказма:
– Ну да… по-го-во-рить… – и многозначительно посмотрела на спящую Тию. А потом снова на Элизу, которая невинно хлопала пушистыми ресницами. Если не знать, можно подумать, что сама доброта. А между тем в прошлом она делала худшее – управляла людьми силой крови, заставляя их совершать ужасные вещи. По крайней мере, так Фаира слышала.
Служительница неприязненно скривила губы, но потом напомнила себе, зачем пришла и попыталась примиряюще улыбнуться. Осторожно спросила:
– Элиза… ты говорила старшей про бинты? Ну… то, что я отдала их тебе на стирку?
– Нет, – ответила девушка. И снова этот чистый взгляд. Она правда не понимает?
– А можешь и дальше не говорить?
– Хорошо, – простой ответ.
“А ведь могла бы что-то потребовать за своё молчание, – раздражённо подумала служительница. – Особенно за то, что видела нас с Янтаром. За подобное старшая высекла бы меня до крови… если бы он не вступился, конечно. Но Ян бы этого не сделал. Ведь тогда ему пришлось бы признать меня и взять в жёны. А уж этого я от него не жду… “
Печаль кольнула сердце.
Оборотни-волки признают только истинные пары. А Фаира истинной ему не была. И никому не была. Её целебная магия была довольно слабой, а те люди, кто становятся истинными для оборотней – почти всегда носители сильного дара.
Поэтому Фаира знала горькую правду – она для Янтара развлечение на срок, пока он выздоравливает здесь. А потом даже имя её забудет.
Но не успела она порадоваться простоте безумицы, как девушка вдруг сказала:
– Я тоже хочу попросить тебя кое о чём, сестра Фаира…
– О чём? – насторожилась та.
– Тебя ведь поставили носить еду пленному?
Служительница с подозрением вскинула бровь.
– Откуда знаешь?
– Тия сказала, – ответила Элиза, глядя прямо.
От этого её пронизывающего взгляда у служительницы волоски на шее встали дыбом.
– Ну да, конечно, – пробормотала Фаира, потерев шею. – И что ты хочешь?
– Я хочу ходить в темницу вместо тебя. Носить еду ирбису.
Вот это было и правда неожиданно.
– Зачем тебе это?
Элиза наклонила голову, на миг поймав глазами луч солнца, падающий из окна. И её голубая радужка будто засветились изнутри. Голос её звучал мелодично и мягко:
– Чтобы искупить вину… Я хочу быть полезной.
Первый порыв был отказаться. Но служительница прикусила язык.
На самом деле ей совсем не хотелось спускаться в темницу к этому монстру из пустоши и проверять, правда ли пристальный взгляд ирбиса способен заразить скверной.
Старшая наказала никому там не появляться, кроме Фаиры. Потому что считалось, что люди скверной не болеют – только оборотни. Но как говорила бабушка Фаиры, и волк раз в год может стать кроликом… Или человек – подхватить скверну.
Однако задание требовалось исполнять.
Раз в день носить еду – ничего сложного.
Но за три дня Фаира так и не решилась спуститься. Оборотень без еды может жить долго. Однако вечно откладывать это было нельзя…
Если бы Элиза не попросила, позже Фаира сама бы попыталась спихнуть на неё эту неблагодарную работу. Слишком жутко всё это… а ей хочется побольше побыть с Янтаром, пока он здесь.
Что плохого случится?
Барс крепко скован.
Элизе, как говорят, заблокировали магию…
Служительница провела ладонью по своим тёмным волосам, а потом кивнула.
– Хорошо. Но ты должна отплатить мне за доброту. За то, что я тебе это позволю, – осторожно начала она.
– Как? – и снова бесхитростный вопрос, будто не от девушки двадцати лет, а от ребёнка, которого легко можно обвести вокруг пальца.
“Это обманчиво”, – напомнила себе Фаира.
– Про меня старшей ни слова, – вслух сказала она, погрозив пальцем. – Если она тебя поймает, то я прикрывать не буду. Скажешь, что ты сама это придумала, а я знать не знаю.
– Но врать… это грех, – наклонила голову Элиза. – Язык может отсохнуть.
Ну и откуда она такая взялась, доверчивая?
– А ты не ври, – махнула рукой служительница. – Просто на всё лишнее не отвечай. Молчи или говори: “Я хотела как лучше”. Повторяй и повторяй. Это же правда?
– Да…
– Тогда договорились! Я сейчас на кухне сестёр предупрежу, возьмёшь у них в обед порцию для заключённого. И отнесёшь. Страже я тоже скажу, что ты меня подменишь. Там как раз друзья Янтара дежурят. Они не будут против. Главное близко к этому чудищу не подходи. И в глаза не смотри!
Элиза активно закивала.
Удивительно – в её светлом лице не было страха. Только радость.
“Безумица…“ – снова подумала Фаира, ощущая, как неприятно сжимается желудок. Качнув головой, она двинулась к выходу, как вдруг Элиза позвала:
– Фаира…
– Что? – служительница обернулась.
– Обещаю, я всё исправлю. Всё будет хорошо! И с тобой, и с ним.
– С кем? – нахмурилась Фаира. – С Янтаром?
– И с ним тоже, – кивнула девушка. – Я очень постараюсь – правда.
И снова этот взгляд. Открытое лицо.
Будто её слова – нормальны.
Фаира не стала ничего отвечать, только поскорее вышла в коридор. И сразу очертила у груди защитный круг – от зла. Невольно прошептала молитву. И только потом перевела дыхание.
“Да уж, – нервно подумала она. – С такими “сёстрами” верующим недолго стать”.
Глава 4
*** Элиза
Солнце перевалило за зенит, время обеда почти закончилось. Но я только-только прибежала на кухню. По заданному порядку – как самой младшей – мне было положено есть последней.
Но так даже лучше. Меньше шансов повстречаться с Мореллой. Она мимо не пройдёт – обязательно зацепится взглядом. Вчера она отхлестала меня половой тряпкой за складку на воротничке. А до этого заставила молиться, уткнувшись лбом в холодный каменный пол, пока кровь не потекла носом.
Я не сердилась на настоятельницу. Её обязанность была в том, чтобы я не забывала, кто я и что натворила, чтобы не вздумала много радоваться или слишком мечтать. Я должна была помнить о грехе.
И я помнила. Помнила каждый миг.
Хотя не была уверена, что именно я сделала – никто не посвящал меня в детали. Но страх и отвращение в чужих глазах и лицах убеждал меня – всё это правда. Всё это было. Кровавое, отвратительная, злое… – это всё про меня. И я даже могла понять, как я стала такой… Должно быть, в прошлом я поддалась голосу отражения. Оно умеет убеждать.
Сейчас демон уговаривает меня взять кусочек сахара, потому что якобы я заслужила. А потом также предложит забрать что-то дороже, важнее, лучше… Или даже отобрать! Ведь якобы, это по праву моё.
Но в этой жизни я не поддамся
И искуплю вину.
Верну то, что забрала и даже больше.
Вот только сначала поем… а потом сразу! Честное слово!
Зайдя на кухню, я с удовольствием втянула ароматный запах еды. Рот наполнился слюной, а желудок жалобно сжался от голода.
Сегодня на обед – печёная репа с сухарями.
Репу я любила… Она сладкая, с немного острыми нотками. А сухари забавно хрустят на зубах.
На некоторых столах я заметила ароматное мясо, кусочки сахара к чаю, а ещё – овощной гарнир – но это не для меня. Это то, что осталось после трапезы старших сестёр. И хотя демон не раз уговаривал меня стащить себе кусочек сахара, пока никто не видит – я сдержалась. И гордилась собой.
Репа – это тоже очень вкусно. Особенно когда желудок тянет от голода.
Я улыбнулась, принимая жестяную тарелку из мозолистых рук поварихи.
Она была женщиной крупной, высокой и широкой, как шкаф. Её голова будто сразу переходила в плечи, без шеи. Мышцы проступали на мощных предплечьях. Даже если не знать, кто её зверь – можно догадаться. Она оборотень-медведь.
И хотя повариха всегда хмурилась и выражалась резко, я чувствовала, за этим скрывалось доброе сердце.
Вот и сейчас она окинула меня пристальным взглядом и покачала головой.
– Совсем тебя заморили, убогая, – рыкнула она. – Кожа да кости! Сквозняк сдует… На-ка, возьми!
Она вдруг наклонилась и сунула в карман моей мантии сдобную булочку.
Я распахнула глаза шире.
– Нельзя… – испуганно прошептала я, оглядываясь по сторонам. Но на нас никто не смотрел.
– Я только ради себя стараюсь! Ты ж ведьма, тьфу-тьфу. Нечистая! Если тебя не кормить, не ровен час кровь пить начнёшь. Иди! – замахала повариха руками, но сразу окликнула. – Ан нет, совсем запамятовала… Вот! Возьми. Отнесёшь монстру в подвале, – и она всучила мне вторую тарелку. Глубокую, накрытую, жестяной крышкой.
В ней была еда для заключённого.
Моё сердце встрепенулось.
“Значит Фаира уже предупредила, что за неё буду я”, – пронеслось в мыслях.
Мне не терпелось прямо сейчас броситься в подвал. Посмотреть на чудище вблизи – и не во сне – а наяву. От одной этой мысли меня пробирали колкие мурашки страха и предвкушения.
Я боялась, но одновременно – это был мой путь к свободе. Спасти всех и очистить имя – моя высшая цель. Сейчас поем – и сразу к нему!
Держа две тарелки, я поскорее ушла в дальний угол, чтобы никому не мозолить глаза. Села и наколола на вилку репу, с удовольствием укусила выпуклый бок. Желудок благодарно заурчал. М-м-м, вкусно! Я бы её всю проглотила за раз, но удовольствие хотелось растянуть.
… интересно, что положили для монстра в подвале?
Я осторожно подцепила жестяную крышку, которой была накрыта его тарелка. Приподняла… В нос ударил тошнотворный запах гнили. Я отшатнулась. Крышка со стуком упала на место… Но я всё же успела увидеть то, что внутри – посеревшее мясо, гнилые овощи и копошащиеся черви.
Гадость какая!
В сознании всплыл сон… Он снился мне и вчера, и сегодня… Слова, что сказал мужчина, въелись в память так, что их невозможно было забыть.
“А, это ты… Крыса, что кормила меня гнилью”.
Гнилью…
Получается – вот о чём речь.
Я покосилась по сторонам.
У противоположной стены повариха мешала суп в огромной кастрюле, её помощницы раскладывали продукты по ящикам. На меня не смотрели – но я была уверена – они знали, что в этой тарелке…
Ирбисов в храме ненавидели.
Это дикое племя разносило заразу, будто чумные крысы. Из неё появлялись осквернённые – жестокие чёрные монстры, в которых постепенно превращались заворожённые оборотни. Поговаривали, что ирбисы ими как-то управляли – использовали в войне. Эти монстры постоянно совершали набеги на границы Руанда. Вместе с ними пытались прорваться и ирбисы, чтобы грабить, насиловать и убивать… И чтобы разнести свою поганую заразу!
Поэтому на защиту границ столица снова и снова посылала войска. Благо местность скалистая, защищать приходилось лишь несколько уязвимых перевалов да троп. Но даже так – жертвы бесконечной борьбы каждый день прибывали в стены храма. И не всегда живыми…
А теперь один из этих ирбисов здесь! Возможно – виновный в смерти многих. Опасный – кто знает, кого он заразит скверной?
Никто не желал ему добра.
Лишь мучений и смерти.
Может, поэтому он отплатил им той же монетой? Поэтому, когда выбрался – всех погубил? А если с ним обращаться добрее, если помочь? Тогда будущее, обещанное сном, изменится?
Я снова взглянула сначала на свою тарелку, где от белого бока надкусанной репы поднимался ароматный пар. А потом на тарелку Ирбиса… Решение было очевидно. Желудок несогласно заурчал, но я решительно поднялась с места. Взяла обе посудины и, пока никто не смотрел, выскользнула из столовой.
От гнили я избавилась, выкинув её в отхожее место. Посуду хорошенько помыла, всё переложила – накрыла крышкой репу с сухарями, прихватила в карман фляжку с водой и поспешила к подвалам. Пока я шла вдоль длинного коридора мимо окон – в каждом мелькало моё отражение.
Оно было темнее, чем моё лицо, а глаза казались чёрными провалами.
– Ц-ц-ц… Элиза… что ты опять творишь? – цокнуло отражение, исказив тёмный рот. Я видела это лишь краем зрения. И не собиралась отвечать.
– …
– Сама не поешь, а врага накормишь?
– …
– Он же всех здесь зарежет, как глупых цыплят.
– …
– Лучше добавь в еду крысиный яд. Тогда шанс, что всех спасёшь, будет куда выше. Подумай сама – ты убьёшь зло. Разве это не лучшее искупление?
– Перестань! – не выдержав, шикнула я на дурацкое отражение. – Каждый достоин второго шанса!
– Даже убийца? Даже насильник? А может, и крыса, которая разносит скверну, тоже достойна жить?
– Но я же совершила зло. А мне дали шанс. Так почему я должна отказывать в нём? Учение храма гласит, что любовь сердца всё лечит, даже злую душу…
– А ты уже разобралась, что такое любовь? – усмехается отражение. Знает же, как побольнее ткнуть!
– Разберусь! – бурчу я. – А пока я сделаю так, как правильно. А теперь замолчи! Иначе меня снова почитают странной!
Отражение засмеялось, но вскоре смех затих. А само оно растворилось. Хотя я знала – оно никуда не ушло. Наблюдает и ждёт, когда я оступлюсь на своём пути.
Спустившись на два пролёта вниз, я добралась до нижних этажей. У входа к темницам дежурили два статных молодых оборотня. Оба волки. Светловолосого я – был мне незнаком, но того, что с тёмными волосами я сразу узнала – это был Янтар.
Он ещё не выздоровел – под его свободной белой рубахой угадывались бинты, толстым слоем перетягивающие торс. У волков регенерация хорошая, но раз Янтару не сняли повязки – значит, ранение серьёзное. Ему бы в койке лежать, но вместо этого оборотень стоит здесь и беззаботно болтает со вторым стражником, то и дело громко смеясь, показывая белоснежные зубы.
Едва я спустилась с лестницы, он повёл носом, будто принюхивающийся зверь – и безошибочно повернул ко мне голову, сощурил золотистые глаза. А потом широко улыбнулся, показав удлинённые клыки.
Что-то заворочалось у меня в душе, царапнуло.
Это было впервые, что кто-то встречал меня улыбкой.
Я не знала, как реагировать.
– О! Ведьмочка! – рыкнул он. – А ты точно ведьмочка? Не призрак? А то возникаешь, словно из-под земли.
Что на это ответить?
Я только пожала плечами, и это почему-то вызвало у Янтара весёлую ухмылку.
– Лучше не говори с ней, – процедил второй. И добавил, рявкнув: – Ну-ка! Глаза опустила! Не смей на меня смотреть!
Я тут же сделала, как просят, уставилась на носки своих ботинок. На самом деле мне было спокойнее, когда на меня кричали, нежели когда мне улыбались – привычнее.
По теням на полу я поняла, что Янтар толкнул друга в плечо.
– Эй-эй, – сказал он, – Перегибаешь, Акрос.
– Это ты просто не знаешь всего, – неприязненно откликнулся тот. – Я тебе попозже расскажу, что эта мелкая дрянь сделала. И сейчас продолжает! Я сам видел, как она с зеркалом говорит. Чёрную ведьму только костёр исправит.
– Мне она ничего не сделала, – произнёс Янтар. – Так что я верю своим глазам. Ты Элиза, да? Тебя так зовут?
Я сдержанно кивнула.
– Скажи честно, ты собираешься меня проклясть?
– А? – я аж снова подняла глаза. – Нет…
– Хмм… Тогда приворожить?
– Фу, нет!
– Эй, а вот это было обидно!
– Извините…
– Ну, если что, знай, я не поддаюсь любовным чарам, – подмигнул он. – Ладно. Давай сюда тарелку, я отнесу пленнику.
– Приказано, чтобы я сама… – я чуть отступила, чтобы оборотень не выхватил еду. – И ещё надо там помыть полы, так что…
– Ну ты чего! Какие ещё полы… Я скажу, что ты помыла.
– Нет, врать нехорошо. И еда…
– Я сам отнесу. Глаза закрою да швырну в него тарелкой. Никакая зараза ко мне не прилипнет. Так что если за меня волнуешься, то…
– Я должна выполнить задание, – упрямо повторила я. – Прошу меня пропустить.
– Чокнутая, – с презрением пробормотал Акрос.
Янтар неодобрительно качнул головой.
Он лечился в храме не так давно, поэтому пока ещё не понял, кто я. И что я. Но скоро поймёт, станет относиться ко мне как все, и не преминёт плюнуть вслед. Так и должно быть…
– Чего встала, юродивая! Иди… – рыкнул второй.
Я ожидала, что сейчас он толкнёт меня, но когда этого не случилось, я осторожно вскинула взгляд. И поняла, что его загородил Янтар.
– Иди, – хмуро сказал он, кивая на проход. – Только еды ему не надо. Помой, что велено, и уходи.
Я не стала отвечать, только поскорее скользнула на тёмную лестницу.
Побежала вниз, придерживая тарелку с репой. И вскоре оказалась в сыром длинном коридоре, от которого в две стороны расходились решётчатые двери, ведущие в камеры заключения.
Занята была только одна – в самом конце. Возле неё на стене горел магический фонарь – это такой, где вместо огня, полыхает кристалл с накопленной маной. Он источает жёлтый свет и совсем не источает тепла.
И напротив этого фонаря была единственная занятая камера.
Я подошла к ней.
Значит… он там?
Сделала осторожный шаг. Под ногой хрустнул камушек, а носа коснулся густой кисло-медный запах. Всего за один вдох этот запах проник в лёгкие, и металлический привкус осел на языке.
Я уже знала – так пахнет кровь, когда её натекает слишком много. Когда никто не заботится о том, чтобы её убрать.
Задержав дыхание, я заглянула через металлические прутья.
И замерла. Сердце прыгнуло к горлу и забилось быстро-быстро.
Он был там… Монстр из моих снов. Ирбис по имени Дейвар. Тот, кто каждую ночь заносит надо мной меч. Тот, кто погубит обитель.
Его крупный силуэт угадывался среди теней. Израненный, грязный, закованный в цепи, в одних лишь хлопчатых штанах монстр сидел на полу, согнув ноги в коленях и уперевшись спиной и затылком в стену. Его руки были над головой – прикованы. Глаза закрыты.
Свет из крохотного оконца под потолком падал на его лицо белой линией, будто рассекая его на две части. Светлую и тёмную. В этом было что-то волнующее… Я застыла, впитывая глазами странный образ.
Несмотря на бледность, измученность и даже грязь – я могла сказать, что лицо у мужчины было красивым. Хотя я мало в этом понимала… но мне так казалось. Это было какое-то ощущение, идущее изнутри. Инстинкт. Мы же определяем, что цветок пахнет вкусно, а гнилое мясо – до отвращения противно? Так и здесь… Я просто вижу… Что он по-мужски красив. Что наверняка он нравится девушкам. Наверное, он, как и Янтар… умеет любить.
На густых чёрных ресницах и на растрёпанных тёмных волосах серебрился иней. Широкая голая грудь с развитыми мышцами тяжело вздымалась от дыхания.
Он здесь уже трое суток без еды и воды.
Ни матраса, ни пледа, ни даже сена ему не бросили, а холод стоял невыносимый. Сквозь крохотное решётчатое окошко под потолком внутрь проникали снежинки. Я бы окоченела здесь за пару часов. Но этот мужчина был оборотнем – поэтому от его израненного тела исходил пар.
Надо было мне зайти, разбудить, представиться, но вместо этого я продолжала смотреть… Опустила взгляд ниже. И застряла им на кубиках пресса.
Это было впервые, когда я так близко видела мужское тело без бинтов или одежды. И увиденное меня удивило… Я даже невольно стала эти кубики считать… И даже коснулась свободной рукой своего живота… Но там кубиков, конечно, не было.
Всё тело мужчины казалось твёрдым… Каменным даже. Кожа куда смуглее, чем у меня или, например, у Янтара.
А ещё… шрамы. Как же их много! От когтей, от зубов, от стали…
И раны… Почерневшие, кровавые. Некоторые нужно бы обработать, иначе не ровен час начнётся заражение. Антимагические кандалы мешают обращению в зверя, снижают скорость регенерации и блокируют магию. Особенно много крови запеклось на поднятых вверх руках. Мои глаза уже привыкли к сумраку, и теперь я видела их лучше. Присмотрелась – и у меня похолодело внутри.
Цепь свисала вниз, без натяжения… но руки ирбиса не падали, потому что в центр крупных мужских ладоней были вогнаны толстые стальные гвозди. Монстр был буквально прибит к стене! И из незаживающих почерневших ран сочилась бурая кровь.
У меня у самой заныли кисти.
Руки задрожали, едва не роняя тарелку с едой.
Это было кошмарно.
И очень жестоко.
Противоречило всему, что было написано в храмовом послании Ньяры. Там говорилось, что: “Причинённая боль утроится, но добро удесятерится. Поэтому, чем мстить кровью, накажите поцелуем любви”.
С поцелуем было не очень понятно, зато первая часть была мне предельна ясна. Но солдаты явно не следовали учению. Они выместили злобу, не думая о последствиях. Возможно, рассчитывали, что монстр умрёт. Но… если верить сну-пророчеству – то можно уверенно сказать – этого не случится. Ирбис не только выживет, но и очень… очень разозлится.
Внезапно, тихо звякнули цепи. И запёкшиеся сухие губы мужчины в камере разомкнулись.
– Насмотрелась? – раздался хриплый надсаженный голос.
И монстр открыл глаза… насыщенно-синие, как вечернее небо. Горящие в сумраке камеры – смотрящие прямо на меня.
