Кирилл Берендеев
Звездный водоем
– И что потом?
– На следующей неделе, после восстановления системы, в те же часы я снова слушал его, получить запись мне вовсе не дали. Тогда я взбунтовался, хлопнул дверью. А он, может, месяцы до и после звучал…
Он молчал почти остановку, затем прибавил:
– Но я его расшифровал. Четыре года потратил, но смог.
Автобус давно остановился, а мы все сидели. Хорошо, была конечная, иначе водитель увез нас дальше, а так просто выставил по громкой связи наружу, а сам пошел перекусить под недовольные взгляды собравшихся на другой стороне асфальтового пятака, поджидавших прибытия транспорта и надеявшихся, что оно случится хотя бы вовремя.
Идти было недалеко, всего-то два-три дома вверх по склону холма, заставленного обшарпанными одноэтажными бутовыми домишками. В одной из таких хибар, в коротком тупике и обретался Каширин, занимая половину пятистенка: две комнаты с печкой посередине и крохотный закуток для угля или дров.
Он провел меня внутрь, несмотря на теплые погоды, стоявшие последние недели, в комнатах было промозгло. Мы сели за стол возле устья печки, это помещение надлежало называть кухней, Сергей поставил завариваться чай. А пока мы ждали, продолжил.
– Когда я снова пришел к коллегам, теперь уже бывшим, с расшифровкой, мне сразу поверили. Наверное, потому еще больше испугались. Человек всегда боится нового, это понятно. А тут такое.
Он помолчал, взглянул на зашумевший чайник, перевел взгляд за окно, на только отцветшую яблоню, плодов в этом году обещало буйство, еще недавно сады буквально кипели цветом. Наконец, произнес:
– Суровцев, он у нас большой дока в технике, сразу понял, что это такое. Понимаете, какая штука. Мне передали чертежи некой установки, но не простые, в проекциях, а объемные, из-за этого я долго не мог понять, с какой стороны к ним подступиться. Суровцев случайно мне в этом помог. Потом раскаялся… – он помолчал. – Наверное, я бестолково рассказываю.
– Есть немного, – согласился я. Каширин кашлянул.
– Просто вы первый, кто заинтересовался моей проблемой. Первый из нормальных, я не беру уфологов всяких и прочих ведунов, эти одно время вокруг так и вились. Потом поняли, что денег не сыщут, и отпали…
– Так вам передали чертеж, но чего? – подсказал я. Каширин закивал.
– Вам трудно представить, что такое переписка с совершенно иной, чуждой нашему разуму цивилизацией. Да мне тоже, вплоть до недавнего времени. Ведь как считалось, пришельцы должны сообщить что-то о себе, прислать, так сказать, верительные грамоты. Как мы отправляли золотые пластинки с «Вояджерами» и «Пионерами» в глубокий космос. Здесь все иначе. Я получил инструкцию по сборке и точку наведения – ту самую область пространства, откуда пришел сигнал, фактически, пустоту. Последнее мне Суровцев и объяснил, как раз перед тем, как разнести все труды в пух и прах. Он был настолько на взводе, что, себя не слыша, кричал о вредности затеи, а потом выдал о захватчиках, которым я отворю дорогу. Проговорился. Вот тогда я окончательно понял, что я на верном пути, и ушел навсегда. Переехал, познакомился с Натальей, мы даже пожили вместе. Но вы, верно, и так знаете обо всем, – наскоро скомкав тему, пробормотал он. И принялся разливать закипевший чай.
Некоторое время я молча смотрел на собеседника. Таша мне почти ничего об этом времени не рассказывала, при мне с Кашириным не общалась. Для нас тема оставалась закрытой. Вот не знаю, хорошо это или плохо. Но я сам молодец, тоже ничего не рассказывал, зачем-то старался сторониться. Не потому ли она никогда не оставалась надолго?
Тряхнув головой, посмотрел за окно, на отцветшую яблоню в саду.
– Так что это за устройство, что-то вроде межгалактического приемника?
К моему удивлению, Каширин смутился.
– Я сам точно не знаю.
– Но собираетесь строить.
– Именно так. Вот сейчас и вы почтете меня сдвинувшимся. Но сами судите, я получил сигнал, постиг его смысл, понял, что получил учебное пособие. Некая неведомая цивилизация где-то в глубоком космосе, может, невдалеке от Садра, может, дальше, на безумном расстоянии в пятьсот шестьдесят парсек или тысячу восемьсот световых лет, чтоб вам было понятней, шлет не просто сигналы, но способ связаться с ними.
Понятней мне не стало, но переспрашивать не стал, сделал новую запись. Потом, спохватившись, спросил:
– А откуда она знает о нас? Намек в этом послании хоть какой есть?
Сергей усмехнулся.
– Это же не лазер, а радиоизлучение. Оно во все стороны расходится, как круги по воде. Любая цивилизация, достигшая определенного уровня развития, хоть мы, например, хоть еще какие зеленые человечки, способные построить достаточно мощный радиотелескоп и сообразить искать сигналы на частоте излучения водорода, самого распространенного элемента вселенной, может его принять, понять и расшифровать. А после построить этот приемник. Тогда, как предположил Суровцев, им ответится. Те самые из пределов Садра, вероятно, откроют врата и либо сами придут, либо пригласят в гости.
– Или вторгнутся.
– Это самый глупый способ завоевания миров из всех существующих, – сухо возразил Каширин. – Ждать сотни лет сигнала, чтоб потом… а для чего это вторжение нужно? Почему пришельцы должны так люто бояться собратьев по разуму? Да если они так недружелюбны, уж проще построить Великую армаду звездолетов и прочесывать галактику самим, если какая звезда фонит в радиодиапазоне в сотни раз сильнее нормы – отправлять флот туда.
Я помолчал, Сергей же воспринял переваривание мной информации как нарождающуюся обиду и поспешил извиниться. Некоторое время мы смущаясь, не говорили ни слова, потом я спросил:
– Но вы сказали, сигнал ищет фактически из пустого пространства. Это какая-то отдаленная от звезды планета?
– Я бы предположил сферу Дайсона, – и увидев мой взгляд, поспешил пояснить. – Это гипотетический объект, знаменующий определенный этап в эволюции разумных существ. Когда мы сами, дай бог, станем могущественны, энергии потребуется немыслимо много, и нам придется построить вокруг Солнца полную или частичную сферу, чтоб получить от нее все возможное. Некоторые ученые, правда, считают такой проект бессмысленным, ведь если использовать водород из Юпитера в качестве топлива для термоядерного синтеза, можно получить куда больше энергии. Но если у той звезды нет газовых гигантов? Ведь мы до сих пор почти ничего не знаем о других планетах, вне нашей системы, их поиски только начались.
За стеной что-то скрипнуло, я нервно дернулся. Крысы? Никогда не любил этих мерзких серых тварей, еще не хватало стакнуться с такой ночью. Каширин, кажется, понял мои страхи. Улыбнувшись, произнес:
– Мышей у меня нет, если вы об этом подумали. Нечем поживиться. А вариант сферы Дайсона я пытался пробить в других обсерваториях, пусть явление почти невозможно увидеть в оптическом телескопе, но легко определить в инфракрасном. Жаль, в нашей стране меня фактически занесли в черные списки, а соседи… я пытался связаться с украинскими коллегами, но тоже ответа не получил. А ведь раньше…
– После присоединения Крыма и не получите, – резонно заметил я.
– Куда присоединения? – не понял Сергей. Я недоуменно хлопнул глазами.
– Ну как же… в прошлом году… на референдуме… после ввода наших войск…
– Была война? – снова спросил он. Я почувствовал себя тем самым представителем земной расы, встретившим, наконец, зеленого человечка и мучительно пытающимся рассказать ему об особенностях нашего мироустройства. Честно, даже не предполагал, что настолько несведущий в жизни страны человек найдется.
Вот что меня подсознательно удивило или даже насторожило в доме Каширина – отсутствие телевизора. Ни большого, ни маленького, ни радио, ни даже газет. А я кивал на сырость.
– Нет, войны, к счастью, не было. Полуостров вошел в состав России добровольно.
– Уже хорошо, – ответил Каширин. Потом взмахнул рукой. – Да и чего воевать, когда вокруг столько всего. Бери, не хочу. Бесконечные земли, осваивать которые потомкам нашим миллионы лет эволюции – если, конечно, мы способны прожить хоть полстолька. Хоть этот век до конца, – неожиданно стухая, произнес он. А потом продолжил с новой строки. – А ведь я не подумал. Сигнал шел к нам тысячу восемьсот лет, если предположить, что действительно из окрестностей Садра. Немыслимо долго, может, той цивилизации и нет уже и тогда страхи Трошина, Суровцева, да всех их просто бессмысленны. Те, кто протягивал нам руку, сами могли погибнуть – от войн, эпидемий, распрей. Им банально могло надоесть жить. Они выродились, и теперь сами с тем удивлением глядят на небо, как мы еще пару веков назад, когда наблюдали очередное солнечное затмение, поминая при этом всех известных богов и прочих всемогущих существ, не зная, у кого вернее просить помощи. Вот этого я действительно очень боюсь – построить врата и не получить ответа.
– Главное, не напутать с чертежами.
– Чертежи точные, – вздохнул он. – Мастера нужны.
Мы пили чай, поглядывая друг на друга, Сергей пытался оценить воздействие своих слов на слушателя, меня же подмывало спросить об отношениях с Ташей, былых и нынешних. Да только голосок в голове настойчиво предупреждал о возможных последствиях такого познания. В итоге промолчал, уподобившись тем астрономам: многие знания – многие скорби. Спросил вместо этого о текущем состоянии дел.
– На сайте у вас очень мало информации о вратах, да и она безнадежно устарела. С той поры появилось что-то новое?
Сергей вздохнул.
– Ничего не успеваю. За все надо браться, а ни сил, ни денег. Ни, уж простите, умения. Тут Наташа права, надо бы обстоятельно подходить, не рубить сгоряча; да вот, не послушал.
Он будто подначивал, я не сдержался, спросил, отчего они расстались. Каширин хмыкнул.
– Я не рассказывал Наташе о своем открытии, все боялся чего-то. Нет, понятно, чего. Думал, не поймет, не оценит, посчитает сумасбродом, как все прочие. Как и вы, верно. – Я запротестовал, но Сергей только рукой махнул: – Просто рассчитываете заработать на этом. Я сам насмотрелся на людей, наобжигался, теперь на воду дую. С Наташей так и вышло, ничего не рассказывал, вплоть до самого последнего, пока сама не узнала.
– Устроила сцену? – зачем-то спросил я, прекрасно зная, что Таша на подобное не способна. Никогда не сотрясает воздух без надобности.
– Хуже. Оскорбилась до глубины души. Она-то надеялась, что между нами не встанет ни моя работа, ни это безумное увлечение. Высыпала денег, сколько было на книжке, и ушла. Глупо, но я до сих пор иногда у нее прошу без отдачи, почти всегда соглашается. Нет, я не надеюсь ее вернуть, поймите правильно, мне не к кому больше обратиться. Несколько раз малознакомые люди обещали помочь, но попросту исчезали с деньгами.
Он вздохнул, а я подумал, это действительно похоже на Ташу. Вроде ушла, а все равно оставила дверку приоткрытой, даже не дверку, так, форточку. Тоже верила в его безумную идею? – вряд ли. Скорее не давала извериться ему самому.
– И многое вы успели сделать? – наконец, спросил, отвлекаясь от мыслей о подруге. Каширин вздохнул.
– Я же говорил, плохой из меня инженер. Расшифровать послание сумел, а что-то путное сделать… только материалы собрал, да и то не все. – Он махнул рукой в сторону стены. – В соседней половине дома как раз они и лежат, куча железок. Надеюсь, не поржавеют. Вот тут я на вас надеюсь, может, после публикации заинтересуется кто. Хотя я даже не представляю, как и за что лучше браться. Опыта никакого, да и откуда. Надо, наверное, зарегистрироваться как предприниматель, нанять людей, взять кредит…
– Проще создать секту, так вычеты получать будете и льготное налогообложение.
– Но я не собираюсь ничего проповедовать. Вернее, собираюсь, но не в ущерб церкви или чувствам верующих…
– Вы не поняли. Секты для того и организуют, чтоб налоги скостить, у нас законодательство в религиозном плане очень гибкое. Ваши перемещенцы это как раз готовая вера – главное, ее правильно оформить. У меня знакомый юрист есть, он поможет. Если после публикации дела пойдут.
– А она будет?
Я пожал плечами.
– Все, что я услышал, на пару номеров тянет. Но я надеюсь, вы мне еще материала подкинете.
Сергей охотно кивнул и принялся расписывать, как он перебрался в эту глушь, как нашел место, и где, по его мнению, будут располагаться врата.
– Энергии много потребуется, не один мегаватт, как бы ни пришлось поселок обесточить. Но мне только сигнал подать.
Я старательно за ним записывал, выделяя непонятные термины красным, чтоб потом разобраться в сути его слов.
2
– Съездишь к Каширину, – коротко рубанул рукой главный, – все разузнаешь. А то сам понимаешь, три года он там сидит. Деньги изо всех выжимает, нашими стараниями поднялся, а проку, проку-то нам ноль. Вот и выясни. Тираж газеты падает, нам нужны материалы.
– Вечно у нас тираж падает, – только и вздохнул я. Главред поморщился:
– Не вечно. Время от времени. И бумажную газету не читают, и электронную. Зачем столько денег на сайт и на сетевой отдел тратим…
– Конечно, нет проку, Петр Кузьмич, когда мы выкладываем не новости по отдельности, а макетом. Кто ее, формата А3, на телефоне читать будет. И так-то неудобно, а через крохотный экран подавно. Я говорил вам…
– Ты только говорить горазд. Сделай уже для газеты что полезное, а о сетевом выпуске пусть другие думают. Им за это зарплата идет.
Он помолчал, а потом, неожиданно приблизившись, задышал в лицо недавно выкуренным «Мальборо».
– А если не найдешь стоящего, так притуши его. Придумай, присочини что-то такое, чтоб его… чтоб можно было еще долго писать.
Я поморщился.
– Злой вы, Петр Кузьмич, ох, злой.
– Будто с моей работой другим будешь, – он резко отстранился, но тут же снова приблизился: – А коли вытянешь тираж, повышение получишь.
– Я и так ваш второй заместитель.
– Тебе и карты в руки. Сделаешь, так на мое место встанешь. А я уж мешать не буду. Вон у тебя сколько планов, хоть сейчас шапку Мономаха надевай.
Поди разбери, шутит или взаправду. Главный он такой, что угодно от него можно ожидать. Потому и правит газетой уже больше десяти лет, как раз зимой юбилей справляли. Прежде серьезное издание к концу его правления превратилось в захудалую сельскую газетенку, тираж упал втрое, спонсоры разбежались, переметнувшись к конкурентам. Выживали мы за счет областных дотаций, подписки и заказных материалов: вечно кого-то топили и что-то советовали. Не газета, а рекламный листок.
– Шутить изволите? – нехотя спросил я. Тот фыркнул.
– Сам думай. Ну, берешься?
Будто деваться есть куда. Я Каширина откопал, мне и закапывать. И ведь знает, что возьмусь, но либерализм проявляет, спрашивает, хотя все для себя давно решил. Да и меня знает как облупленного, понимает, на чем взять и как заставить работать. В прошлый раз повысил, благо, на истории Каширина, которую мы аж полгода освещали во всех подробностях, даже тираж немного увеличили, так что газета немного раздышалась и ненадолго прервала затянувшуюся агонию. Вот теперь ее черед пришел, видимо, окончательно. Я стану, если стану, последним ее главным редактором. Что ни придумывай с ней, какие способы поддержки ни отыскивай, век бумажной печати прошел безвозвратно. Сейчас все новости во всемирной паутине, и чем дальше, тем больше именно в нее будут погружаться обладатели смартфонов и планшетов. А газета – разве завернуть что, запаковать и убрать на веки вечные в темную комнату. Я сам последнее время новости читаю даже не с ноутбука, а с семидюймового экрана телефона, потому и купил его, лопату, чтоб глаза не ломать.
И вот что обидно, прекрасно знаю, что газета испустит дух, а все равно не откажусь возглавить ее агонию. Некому меня останавливать, некому убеждать. Таша год назад ушла, я остался один, злой, недовольный, как раз под стать нашему главреду. Наверное, тоже буду стращать и закручивать гайки, а оставшиеся терпеть и поддакивать до самого последнего момента.
Она ушла не к кому-то другому, а просто так. Сергею куда легче было, у его зазнобы я нарисовался. А мне теперь только себя и грызть остается, больше некого. И ведь зачем-то храню ее записку, одну из последних, вроде ничего особенного, «скоро вернусь», а какой глубинный смысл, явно во время написания не вкладываемый. Так и хожу с этой памятью в бумажнике.
– Значит, порешили. Собирайся, чтоб завтра с утра был на месте. И во всех подробностях, во всех деталях уже к шестнадцати статья висела на стене.
Я усмехнулся. Газета собиралась как при Советской власти, на бумажках и только затем шла обратно в компьютер и в печать.
– Слушаюсь и повинуюсь. Завтра выдам бомбу.
– Слово держи, и я сдержу.
Действительно не шутит.
За три года, прошедшие с момента нашей первой встречи, Каширин обустроился, будь здоров. Прежде его халупа, иначе не назовешь, находилась в медвежьем углу, сейчас он отмерил себе двухэтажный особняк. Пусть не центр Глухова, но возле силовой подстанции, питающей город, отсюда, видимо, предполагалось брать энергию на последнем этапе работ. Сарай под эти пресловутые «врата перехода» размерами был лишь чуть поменьше основного здания, располагаясь подле; доступ внутрь даже знакомым и компаньонам не дозволялся. Сергей все делал сам, не то не доверяя, не то желая постоянно видеть картину. Наобжигался прежде, что тут скажешь.
В первый свой визит я прожил у него почти неделю, каждодневно строча донесения главному. Каширин много чего хотел рассказать, и про себя и про работу. Про Ташу тоже, разумеется, прекрасно понимая, что перед ним сидит соперник. Но и единственный собеседник, желающий, пусть и из корыстных побуждений, помочь в продвижении идей, которые иные прочие почитали безумными. Да и после я его не оставил. Как обещал, пригласил юриста, составили договор, Каширин возглавил секту. Пусть на первых порах в нее входило всего-то человек пять-семь, но она быстро разрослась. И немудрено, история про ученого-отщепенца, строящего врата в светлое будущее человечества, а оттого терпящего лишения, взволновала умы. Пусть даже сам их изготовитель не понимал в точности, как будет работать этот портал, даже в какую сторону открываться, если вообще откроется, верили не ему, а газете, будившей в людях подспудное желание убраться поскорее с постылых палестин в приготовленную утопию. Для той планеты наш главный даже название придумал соответствующее – «Новый Парадиз», не оригинально, зато звучно.
В Глухово потянулись толпы жаждущих, в основном, без денег, но с большим энтузиазмом. За считанные месяцы его секта разрослась до сотен людей. Поселок, прежде признанный бесперспективный, вдруг преобразился. В него начали вкладывать деньги, как следствие, и в проект Каширина. Потому неудивительно, что год назад, когда религиозное законодательство снова ужесточили, его перемещенцев не тронули. Напротив, профинансировали даже, теперь Сергей разъезжал по городу на новеньком «Порше», пока без прав, но и на это власти старательно закрывали глаза. Кормилец, а главное, политикой не интересуется. Каширин несколько раз побывал на разного рода властных собраниях. Слова на них Сергею не давали, но зато само присутствие перемещенца немало споспешествовало местным выборам, еще бы, поселковый глава заручился его поддержкой. Неважно, что против него копали все СМИ, переизбрался на третий срок голова с большой помпой и, кажется, вовсе не прибегая к помощи административного ресурса.
Странно, что Сергей не написал ни одной книги, отдав биографию на откуп эзотерикам, журналистам и аферистам, другой бы и на этом деньги заработал, но Каширин не имел деловой хватки, не Эдисон ни разу. Зато его изобретением пользовались все прочие – в перемещенцы подались беженцы, лишенцы, неформалы, оппозиционеры. Всех устраивало, что за три года неустанной работы, за сотню-другую миллионов рублей, переведенных на счета его секты, никто с Каширина не спросил результата. А ведь по первой грузовики с оборудованием въезжали в ворота его дворца чуть не ежедневно. Кто его знает, что они завозили, технику или сантехнику.
Впрочем, я еще сомневался, стоит ли топить Каширина. Столько с него поимел. Вот только меня уже захлестнула идея владения газетой. Я бы ее перестроил напоследок. В прошлый раз мы сумели отсрочить неизбежное до нынешних времен, и во многом благодаря циклу моих статей. Теперь новый спад и попытка номер два войти в ту же реку.
Сам Каширин был рад нашей новой встрече, еще бы, за истекший с последнего нашего свидания год ему много хотелось рассказать. Жаль, не представлял он, какого троянского коня к себе в огород впускает.
Перед отправлением зачем-то снова позвонил Таше, вызов она как обычно сбросила. Написал сообщение: «Еду к Сергею, возможно, разоблачать» – и снова без ответа. Чего я пытался добиться – сам не знаю. Наверное, уколоть. Никогда не получалось, не вышло и в этот раз.
Хотел отправиться на машине, но вспомнив, какие в области дороги, снова двинулся на электричку. На «Сорок третьем километре» сошло много народу, но это и неудивительно, утро пятницы, дачный сезон. Все выбирались на природу, а места тут благодатные.
За эти годы известность Каширина вышла далеко за пределы области. Несколько зарубежных обсерваторий прошерстили нужный участок неба в попытках получить хоть какой-нибудь сигнал, но тщетно. Больше того, не обнаружили и следа какого бы то ни было небесного тела в указанном Кашириным квадрате, а ведь Сергей не напутал, я хорошо помню его слова о Садре и окрестностях. Астрономы привлекли даже космические телескопы и тоже без особого толка. После стали обвинять первооткрывателя в ереси, но и тут не преуспели. Кажется, в секту даже больше народу ломиться стало. У нас любят непонятых.
Кстати, перемещенцев мои знакомые юристы сбацали ему на основе иудаизма, спасибо, без обрезания, но тоже с жесткими правилами и строгой иерархией. Только ведающий, то есть сам Сергей, подобно первосвященнику знал доподлинно, чем занимается, никому больше входить в святая святых, в сарай, где возводились врата перехода, не дозволялось. Зато всех обращаемых уверяли: как только ведающий достроит чудо техники, то сразу уведет последователей в тот самый Новый Парадиз, где и наступит долгожданный мир и процветание. Скорее всего, это случится уже при нашей жизни, а потому неофиты не распаковывались, лишь понастроили бараков вокруг дворца и терпеливо поджидали конца стройки.
С ними я и решил поговорить в первую голову, еще до визита к сыну Ааронову. Благо, путь к дворцу основателя был прегражден наспех сколоченными фанерными постройками. Непонятно, как в них люди жили зимой, разве, вокруг печки.
Ладный особняк Каширина, облицованный известняком, увиделся, стоило автобусу подняться на холм, уже оттуда я мог лицезреть обширное строение, похожее на Фонтенбло, только немногим поменьше. Вокруг него, как в Средние века, располагались дома простецов, своим присутствием создающие примечательный колорит.
Что меня удивило, так это неожиданное появление шлагбаума на пути, оказалось, после серии краж прошедшей зимой, перемещенцы слезли с чемоданов и скинулись на охрану. Пришлось показывать корочку и объяснять причины появления. Провожать меня не стали, что позволило смешаться с массами. Первым делом я начал расспрашивать, почему люди стали сектантами.
– Жизнь решил переменить кардинально, – отвечал крепкого сложения мужчина чуть за сорок. – Всю жизнь воевал: то в Чечне, то в Сирии, потом в Африку поехал. А в итоге? Жена ушла, детей забрала. Невозможно жить с человеком, который только воюет. И за него страшно, да, наверное, и за себя. Ничего другого не умею, да и пробовать уже не хочется. Сам понимаю, еще куда позовут, сразу соглашусь, понимаю, но поделать ничего не могу. Может, там что переменится. Или что сделают со мной, чтоб нормальным стал.
– Все ради нашего младшенького, – заговорили, перебивая друг друга, двое: дама бальзаковского возраста и ее супруг. – ДЦП у него, тут не вылечить, а как ему дальше? Сил нет смотреть, как мучается. Может, там поправят… А если не всех возьмут, так хоть супружницу мою с сыном, мне ладно, зато знать буду, что у них все в порядке.
– Надеюсь суть в жизни найти, – продолжил еще один потрепанный годами мужичок. – Полвека прожил, а так и не устроился. Да и кем работаю, сказать смешно. Все время с одной на другую должность перебегаю. Все ищу, а чего – поди разбери. Может, там уверенность в себе обрету, нужность какую. Да поневоле на одном месте задержусь.
– Вам странным покажется, но я в этом поселении спутника жизни ищу, – заявила молодая женщина, немного волнуясь. – Здесь собрались те, кто во что-то верит, чего-то ищет. Местная я, если спросите. Народишко в Глухове скудный, поговорить не с кем, положиться не на кого. И это всего обидней. Но те, кто приехал, среди них много достойных людей. Такие прежде горы сворачивали, новые земли открывали, не то, как сейчас.
– Честно признаюсь, по молодости сидел пару раз – то за мошенничество, то за кражу, – отвечал тщедушный мужичок возраста Каширина, но куда потрепанней. – С той поры нет мне места. Сами знаете, как к сидельцам относятся, и сколько бы они ни отрицали прошлого, как бы ни отгораживались, проку мало. Ни работы, ни семьи не нашел. Жена ушла, когда рассказал ей все. Не захотела жить с вором. Правильно, наверное. Вот и иду в Новый Парадиз. Австралию тоже зэки создавали, и как славно у них вышло.
– Да не знаю, почему, – отвечал вьюнош лет двадцати пяти, длинноволосый и неухоженный. – Знакомые у меня сюда подались, а я чем хуже? Наверное, правильный выбор, искать лучшей жизни. Я раньше адвентистом был, потом выгнали, с той поры никак себя не найду. А тут живое общение, да и люди особые, каждый с историей. Мне нравится. А если и не пойдем никуда, так и ладно. Готов и тут пожить.
– Это уникальная возможность изучить другой мир. Если, конечно, отправимся туда, – говорила женщина за пятьдесят, чьи седые волосы умело скрывала блекло-розовая краска. – Вы не представляете, какой это толчок для науки. Я биолог, потому и приехала. Буду первой, кто прикоснется к иному виду эволюции. Сплю и вижу себя не то Дарвиным, не то Линнеем. Коллеги сбросились на это путешествие, теперь ждем. К сожалению, у нас финансов только на меня и хватило, а я еще стараюсь экономить, мало на сколько все затянется. Зато моя знакомая, она психолог, уже нашла тут немало материала для докторской. Как раз ее тема.
Я спрашивал еще долго ли ждать окончания стройки, как она вообще продвигается, но ясного ответа не получил. На сайте перемещенцев подробной информации не имелось, лишь в общих чертах уверялось, что основная часть работ закончена, сейчас ведающий занимается монтажом электрики и сопутствующими работами, но как они могут затянуться, оставалось загадкой. Впрочем, ждать собравшиеся были готовы, никакая, даже самая холодная зима, их не пугала. Хоть в их домах электричество имелось, не так холодно зимой.
Еще интересовался, кто и как все это время добывает хлеб насущный, оказалось, некоторые еще проедают запасы, подготовленные ими самими или родственниками, верящими, что рано или поздно нахлебники таки отправятся на покорение рая. Большинство, впрочем, работало, некоторые даже удаленно, что для такой глуши большая редкость. Неудивительно, что поселок начал процветать, теперь в Глухове почти начисто отсутствовала безработица, и не какие-то мигранты составляли основной костяк занятых, а добропорядочные граждане, исправно платящие налоги и оставляющие почти все заработанное тут же: в магазинах, барах, торговых центрах и прочих заведениях досуга – благо, за истекшие три года их открылось немало. Думаю, власти как никто другой были заинтересованы в как можно более долгой работе ведающего – именно от его неуспеха зависело благополучие их поселка. Потому и финансы выделяли с избытком, чем Каширин пользовался, обустраивая Фонтенбло до неприличия помпезно.
Всего, согласно расчетам специалистов-налоговиков, в самой секте и вокруг нее находилось никак не меньше тысячи человек, половина из них собственно перемещенцы, а вторая – те, кто на них зарабатывал. Обе части внутренних мигрантов так удачно дополняли друг друга, что поистине будет досадно, когда эта идиллия разрушится. Но все зависит от ведающего.
Каширин уже получил известие о моем визите, верно, с поста у шлагбаума, потому меня незамедлительно проводили к первосвященнику. От чая-кофе я отказался, Сергей наплескал чего покрепче. Неплохая у него мадера, прямо скажем.
– Давно тебя видно не было, – он заметно заматерел, даже за истекший год, хотя и прежде, как дела наладились, выглядел барином. – Как жизнь, как семья?
Я ответил, мы обменялись любезностями, некоторое время разговор шел по кругу. Вспоминались виды дворца, поражавшие великолепием. Поистине Фонтенбло: в залах, по которым я добирался до рабочего кабинета владельца, развешаны картины, дары местных живописцев и «культурные взносы» людей зажиточных – Сергей сразу сказал, что сделает музей, не знаю, поверили ему или нет, но подношения доброхоты поставили на поток. Кое-где статуи в человеческий рост, большая часть из металла, но есть и мраморные, во всяком случае, мне так показалось. Лепнина, позолота, парча и узоры дубового паркета, перетекающего из одно крыла в другое, панелями этого дерева были обшиты и стены на всем протяжении анфилады комнат, которыми я шел к ведающему. Раньше я посмотрел бы на эти красоты сквозь пальцы, как и положено первооткрывателю новой веры, бережно на ней нажившемуся. Лишь сейчас поразился, насколько богат дворец Каширина, а ведь не один раз приходил по делам прежде. Но в залах до последнего продолжался ремонт, только сейчас собранные сокровища предстали передо мной во всем великолепии.
Кое-где предметы роскоши были подписаны, я с интересом стал вчитываться в подписи, свидетельства почтения к ведающему от самых разных лиц, кое-кто указывал не только фамилию и инициалы, но подробно описывал и должность, место работы, чем отчасти намекал на особое положение. Будто давал понять Каширину, как с ним следует обращаться: податель презента явно должен пройти в Новый Парадиз плечом к плечу с самим ведающим и в дальнейшем получить местечко одесную. Многие жители наших краев, не только сами перемещенцы, на идее путешествия в одну сторону будто помешались. Нигде, ни на сайте, ни в статьях, написанных самими сектантами, я не встречал указания, что портал этот будет действовать лишь краткое время и заберет на ту сторону избранных, но все почему-то именно в это и верили. Что отчасти подтверждалось немыслимой мощностью врат перехода – им требовалось получить почти десять мегаватт электроэнергии только для открытия. Но как долго сможет подстанция даровать им подобный расход без вреда для собственного здоровья и без перебоев в сетях прочих потребителей, оставалось загадкой, кажется, и для поселковых властей. И тем явно не хотелось проверять подобное на практике. Неудивительно, что вовлекая Каширина в будни Глухова, они как бы намекали, что его работа лучше б продолжалась как можно дольше.
