Кирилл Берендеев
Звездный водоем
– Как фронт работ, приблизился к финалу? – поинтересовался я, отряхивая голову от водоворота непрошеных мыслей. Сергей кивнул.
– Пожалуй, так. Наташа очень переживала из-за моих стараний, боялась промашки. Но сейчас это в прошлом. Скажи ей, уже совсем скоро я попробую протестировать врата.
Я помолчал, но потом ответил:
– Вряд ли получится, мы расстались.
– Вот как? Напрасно… наверное.
Хотелось возразить, что-то доказать ему, бывшему. И ровно в той же степени уверить, что между нами еще совсем недавно существовало нечто иное, нежели между Ташей и Сергеем когда-то. Но каким-то образом решил смолчать и снова стал спрашивать о вратах.
– Даже не знаю, что сказать. Может, проще будет увидеть?
Как тут ни согласиться. Мы прошли через новую анфиладу комнат в святая святых Фонтенбло – тот самый сарай, где потихоньку творилось чудо. Путешествие несколько затянулось, по пути Сергей начал рассказывать мне о препонах на дороге к успеху. Стоило мне спросить, почему он не наймет рабочих для возведения врат, Каширина горестно покачал головой.
– Я пытался. Прибыли работяги, вроде солидной фирмы, заломили немалую сумму, но стоило им пару дней покопаться с деталями, у меня не оказалось ни деталей, ни строителей. Да еще в сеть утекли фотографии внутренностей сарая, хорошо хоть не чертежи. Боюсь выкладывать их, мало кто может воспользоваться. Любой стране доверять боюсь. Могут туда сперва войска отправить, а уж потом нам свеем расхлебывать эту дурость. Вне зависимости от того, что приключится на той стороне. Потому и решил сам все делать. На себя-то я положиться могу.
– Но долгая волынка выходит, – заметил я. Каширин пожал плечами.
– Наташа ровно так же говорила, – я вздрогнул, дернулся скорее, точно от удара. Не знаю, заметил это Сергей или нет, погруженный в свои думы, он двигался, глядя только вперед и куда-то в себя. И продолжал говорить: – Мне приходится по мере сил осваивать самые разные специальности. То инженера, то электрика, то зодчего, то металлурга. Хорошо хоть деньги появились, можно заказать все, что угодно. Я раньше не осмеливался, пытался сам делать, выходило через пень-колоду. Несколько раз начинал заново. Потом понял, как надо работать.
– Похоже, это пошло тебе на пользу, – заметил я.
– Правда, я стал заметно лучше разбираться не только во многих специальностях, но и в людях, а уж они-то самые разные здесь встречаются.
Я не мог не согласиться с ним. Каширин свернул в сторону, оказалось, неприметная комнатка возле самого конца галереи и вела подземным ходом в сарай. Иного пути из дворца не имелось. Хитро, но зачем так? Сергей мне тут же все пояснил:
– Большая часть врат перехода находится под землей – туда я поместил трансформаторы, все силовые установки, а так же те приборы, которые помешают входить и выходить из них. Сам сарай небольшой для того числа людей, что скопилось вокруг него, им всем будет затруднительно отправиться в Новый Парадиз сразу. А я не знаю, сколько проработают агрегаты. Может, не больше четверти часа. Не у меня оборудование старое, – будто извиняясь, заметил он, – у поселка. На их подстанцию я не сильно рассчитываю, а новой власти строить не хотят, как я ни уговаривал. Вторжения боятся, что ли. Или надеются, что мы все уйдем и пропадем навеки.
Я вдруг понял, что и сам Каширин так уверился в непременный переход в дивный новый мир, что все прежние сомнения в сути работы врат остались давно позади. А ведь Новый Парадиз не он придумал, больше того, когда стройка началась, он сомневался, что врата вообще откроются. Возможно, пошлют узконаправленный сигнал и вырубятся. А через столетия к нам пожалуют пришельцы – примерно так говорил он три года назад. Теперь же окончательно уверовал в идеи перемещенцев о бесповоротном уходе. И все с подачи нашего главного.
– Да и спонсоры мои часто тоже прохвосты. Все хотят не просто помочь, а профит сыскать. За помощь секте налоги снижают, знаете, наверно, вот они подобной благотворительностью и пользуются. Проку от них кот наплакал, а рекламируют себя так, будто все здесь сами сделали. Одного боюсь, – продолжал он, понизив голос, – как бы подлецы всякие не воспользовались этой лазейкой. Как бы ни сделали из счетов перемещенцев прачечную для грязных денег. Может, ты поможешь их изобличить?
Он будто нарочно подкидывал мне идею, как себя потопить. Я поинтересовался, много ли ему переводят, как, Сергей отвечал путано, видимо, с бухгалтерией не особо дружил. Да и то, делами секты занималась совсем иная контора, тоже, небось, махинациями на этом зарабатывающая.
– А те, кто подарки тебе делал, они тоже переводили суммы?
– Обычно да. Не всегда большие, часто для вида. Как дары для музея, чтоб утвердиться в добрых намерениях, и чтоб я их не забыл. Хотя забываю, много присылали, особенно как я начал этот дом возводить, будто нарочно втягивали. А знаешь, я иногда чувствую себя как сорока-воровка. Все в дом тащу, что ни предложат. Местных художников-скульпторов, давайте, старых мастеров, извольте, народные промыслы, почему нет. У меня в доме такой ералаш собрался.
– И еще, – продолжил он после паузы, остановившись возле лестницы, очевидно, ведущий как раз в сарай. Вокруг стояли черные ящики трансформаторов, но привычно исходящего от них гудения я не слышал,. Стало быть, еще не подключены. – Глупость, конечно, но мне нравится – и занимаемое мной место и окружение, и дары эти. Наверное, потому так долго все и делаю, что приятна окружающая роскошь. Никогда прежде не имел такого, почему, думаю, сейчас не воспользоваться. И пользуюсь. Понимаю, мерзко это и глупо, но пользуюсь. Всю жизнь прожил бедняком, анахоретом, думал, таковым и помру, ан нет. Польстился на парчу и позолоту. Видел, на какой машине езжу, а куда особо – только в лес, в город, да так, пофорсить. Ведь все знают, чья она, все головы сворачивают, когда видят. Я читаю зависть в глазах сильных мира сего. То внимание, которое они мне оказывают, это ведь исключительно от моего нынешнего положения, и продлится оно ровно столько, сколько я вожусь с вратами. Прекрасно все это понимаю, а отказаться уже не могу. Вон какой Версаль себе отгрохал. В некоторых комнатах неделями не бываю, зачем мне, спрашивается, такой размах? Ан нет, нужен. И слуги нужны, тут человек двадцать работает, а вроде мало. Думаю, еще повара нанять и второго садовника, а то сад в запустении.
Он замолчал, выразительно на меня глядя. А я не знал, что ответить на этот его молчаливый призыв. Покашлял и спросил:
– Так сколько тебе осталось работы?
– Сам сейчас увидишь. Я потому еще такой ход в сарай сделал, чтоб лишние глаза не лезли.
– И многие интересуются? – поневоле поинтересовался я. Он вздохнул.
– Даже слишком. Окон тут тоже нет, сейчас включу свет.
Изнутри помещение сарая представлялось еще более внушительным. Немудрено, никаких стен, кроме наружных, здесь не имелось, они подпирали приземистое массивное строение высотой в два с половиной этажа и площадью в двести с лишком метров. Ни окон, ни дверей, вернее, всего одна, открывающаяся изнутри, такие гаражные рольставни из непробиваемой стали. Когда мы поднимались по крутой лесенке, я подумал, как же внутрь попадают все грузы, ведь не через этот проход. Скрытая от посторонних глаз, стальная завеса терялась в раскидистых зарослях боярышника, окружавших сарай от любопытных глаз. А тех, думается, было немало.
Прямо под полом я увидел батареи аккумуляторов, окружающих лесенку со всех сторон. Силовые кабели, точно разжиревшие боа-констрикторы, тянулись наверх, ниспадая у самой двери и исчезая в проемах.
– На случай, если подстанция полетит к чертям, а мы все еще останемся здесь, – пояснил Сергей, перешагивая через них. Я осторожно проделал ту же операцию, хоть и сознавал прекрасно, что кабели еще не подключены. Но самая мысль о потенциально заложенных в них сотнях ампер пугала.
– Ты последнее время сильно уверился, что врата предназначены именно для бегства отсюда, а не для прибытия с Садра, – заметил я.
– Не с Садра, просто источник сигнала на небесной карте располагался рядом со звездой. Жаль, сразу никто не сообразил выяснить, откуда он идет. А я даже не уверен, что из той области пространства, может, гораздо дальше. Представляешь, какие удивительные перемены случились с обитателями тех миров за истекшие тысячи лет? – Он помолчал и прибавил: – Если, конечно, они все еще существуют.
Каширин обернулся ко мне, но лишь для того, чтоб было удобнее вытаскивать из узкого кармана джинсов ключ от железной двери сарая.
– Если они просуществовали столько лет, так развились, скорее всего, здравствуют, – зачем-то принялся уверять его я. Сергей мотнул головой.
– Пустое об этом думать. Вот подключим и выясним. Знаешь, я сам изводил себя прежде подобными рассуждениями, пока не понял главного – надо просто верить в то же, что и все. Так лучше и для нервной системы и для окружающих. Потому я и стал перемещенцем вслед за прочими.
Он усмехнулся краешком губ, потом открыл дверь. Наверное, я ожидал увидеть простую, но изящную конструкцию, наподобие тех порталов, что изображают художники фантастических романов или фильмов. Отнюдь нет, я слишком многого ожидал от умений Каширина. А они оказались не так велики, как бы мне хотелось, да и он сам видимо, не придавал эстетической стороне конструкции значение. Сделал, как на чертеже, ни больше, ни меньше.
Врата перехода больше всего напоминали клетку Фарадея, но с большим входом в нее со стороны ворот: металлические прутья толщиной в руку поднимались на высоту метров трех – трех с половиной, а там соединялись с кабелями через хитроумную сеть приборов, разложенных по верхней части переплетений кабелей и стали. Две высокие мачты уходили под самый потолок, там заканчиваясь медными катушками индуктивности, увенчанными острыми пиками. Больше всего мне это сооружение напомнило регбийные ворота, над которыми решили поставить несколько опытов по электричеству. Вокруг врат располагались рядами несколько приборов, назначения которых я сразу угадать не мог.
Сергей внимательно всматривался в мое лицо, потом посчитал необходимым добавить пару слов о постройке:
– Это третий вариант. Остатки первого пришлось уничтожить после того, как у меня уворовали все детали. Потом понял, что вся конструкция тупо не влезет в сарай, вот и начал по-новой.
– То есть, все это ты один сделал?
Каширин усмехнулся, отчасти довольный.
– Нет, конечно. Сарай перестроили работяги, выпахали котлован, продолжили тоннель до моего дома, – как небрежно он назвал свой Версаль, – заглубили трансформаторы и поставили силовые установки. Я себе в таких вопросах не доверял, потому пришлось пригласить электриков. А то еще перепутал бы контакты, потрясающе вышло б. Особенно для тех, кто оказался внутри, их бы долго трясло, – и сам улыбнулся шутке.
– Теперь понятно, на что ты время тратил, – наконец, произнес я.
– Впечатлил? Значит, не зря трудился. Хорошо бы, сработало. А то поди потом разбери все детали, прозвони кабели и собери обратно. И постарайся при этом не попасться на глаза папарацци. Они постоянно возле моего дома крутятся. Как ни визит за город, так они тут как тут. Но вроде ничего не разнюхали пока.
– Или за другим гоняются, – предположил я.
– Да брось, за тайнами сарая охотятся, – отмахнулся мой собеседник. – Знаю я их, только и норовят вызнать подноготную и продать подороже.
Наверное, действительно находились интересующиеся работами Сергея, но не уверен, что много, и причина была банальной – мало кто из людей здравомыслящих верил в Каширинскую утопию. Скорее, в то, что Сергей создал секту для собственного блага, достаточно глянуть на его дворец, чтоб убедиться в этом.
– Удивительно, что пока еще в саму секту не записались, – прибавил он, чуть поразмыслив. – Так проще всего попытаться выведать секрет.
– Но ты все равно никого сюда не пускаешь.
– Тоже верно. Перемещенцы уже год активно ищут разного рода недоброжелателей и свозят их околоточным. Не одного, я слышал, поймали. Потому и не рискуют, наверное.
Я вдруг понял, насколько мало Каширин знал о собственной пастве. Насколько остался прежним анахоретом, интересующимся только любимым делом, что десять лет назад, что сейчас. Насколько его легко можно окрутить, втюхав что угодно, как легко выманить из него нечто особо важное, прикинувшись давним знакомым. Как я, например. Не зря же отщелкал два десятка снимков его даров, мимо которых проходил. Несколько фамилий насторожили, надо будет проверить догадки. Возможно, секту Сергея действительно используют как прачечную для отмывки капиталов. Но говорить с ним об этом напрямую не хотелось, удивительно, но на душе кошки заскребли от одной мысли, что я выведаю нечто нелицеприятное и сразу опубликую. А в этом почти не сомневался, такое у меня нутро.
– Ты мало общаешься с паствой, – вырвалось у меня. Сергей неохотно кивнул.
– Как есть прав. Но не успеваю, в лучшем случае, раз в неделю… снисхожу до них, – криво усмехнувшись, произнес Каширин. – Решаю проблемы, помогаю, чем могу. Хорошо, деньги появились. Первую зиму они здорово мерзли, пришлось застопорить работы и снабдить нуждающихся буржуйками. Чисто как в войну.
Показалось, он пропустил пару фраз, невольно вертевшихся на языке. Пришлось свернуть работу над важным делом и снизойти до проблем поклоняющихся. Чисто божество. Или ошибаюсь? Сергея я за все три года так толком и не узнал, поначалу он мне виделся наивным мечтателем, теперь казался алчным хищником. В промежутке думалось об эдаком аутисте, поневоле вынужденном общаться с подведомственным народом, чего он не умел и явно не жаждал. Вообще, подобной роли он не хотел, но принес себя на алтарь необходимости. Не идти же одному в неведомое, не по Канту это.
Каширин подошел к одному из приборов, пощелкал переключателями. Что-то глухо загудело в дальней стороне, огоньки пробежались по датчикам, осветили мониторы.
– Я несколько раз проверил систему подачи энергии на врата, вроде все работает, – пояснил Сергей. – Но пока в тестовом режиме. А вот будет ли работать при положенных ей бешеных ваттах, даже не знаю.
Он будто нарочно говорил как дилетант о собственной установке. Как слесарь, прикинувшийся электриком. Я попросил разрешения сфотографировать установку, Каширин, чуть помедлив, кивнул.
– Только не публикуй пока. Я скажу, когда можно будет. Сперва начну подавать питание с нарастающей силой тока, еще раз проверю работу трансформаторов, а потом посмотрю, как поведет себя при аварийном отключении, – он тут же опроверг мои мысли о собственном неумении. В этом весь Сергей, не то недотепа, не то действительно ведающий. Вдруг подумалось, а не из-за этого ли ушла от него Таша? Я отогнал встревоженные мысли. Мобильный неожиданно пискнул.
Сообщение от нее. Как почувствовала.
Я прочел. Всего три буквы: «Зря». Даже точку не поставила.
3
Весь следующий день я противился по возвращении нахлынувшему желанию; после милосердно капитулировал и всю следующую неделю провел в разъездах. Нашел, как и предчувствовал, несколько переводов от Георгия Милиоти, осчастливившего Сергея этюдами Поленова и Коровина. Того самого вора в законе, который раз погорел на взятке прежнему губернатору, сам-то он умудрился извернуться, а вот хозяин области, увы, нет; с той поры у нас новый руководитель. Еще несколько подозрительных переводов оставил на будущее, мало что откроется в почте после первой публикации. Добавил несколько абзацев про окопавшихся среди перемещенцев преступников, все они, правда, уже с погашенной судимостью, но об этом я предпочел уверенно промолчать.
Главный, перечитав дважды или трижды, велел ставить на первую страницу, кроме моего расследования, рассказывать газете самой было не о чем, все остальные материалы, суть банальные перепечатки федеральных изданий. В самый низ страницы, «подвал», как он именуется у газетчиков, повелел поместить информацию о собственном уходе.
– Как и обещал, – хлопнув меня по плечу, уверил главный, теперь уже бывший. – Собственное заявление я уже подписал, твое назначение тоже. Теперь ты хозяин издания. Смотри, не профукай.
Пожав мне руку на прощание, выставил вон, и в последний раз собрал номер. Все последующие составлял уже я, благо опыт имелся, еще совсем недавний, когда главный уезжал в командировку в Нальчик: тамошние криптозоологи снова увидели снежного человека и даже представили его шерсть науке. О плачевных результатах анализа ДНК мы тактично умолчали.
Все последующие дни слились в один плотный комок. Сразу после публикации мне стали звонить то доброхоты, алчущие расправы над лично провинившимися перед ними сектантами, столь же активно писали и сторонники перемещенцев, обе стороны жаловались на недальновидность властей и пеняли мою нерасторопность. Среди последователей Каширина тотчас наметился раскол: большая часть ожидающих входа в святую землю, собрала манатки и отправилась восвояси. Странно, что повод для этого оказался немного иным, я-то рассчитывал поразить всех потенциальными связями Каширина с Милиоти, но вышло иначе: перемещенцы возмутились наличием бывших заключенных в своей среде. Нет, не так, возмутились, что я открыл им на это глаза. «Лучше б молчал, – писали многие, – мы меньше знали бы, и им спокойней к новой жизни приобщаться. Может, они переменились. А теперь доверие утрачено безвозвратно».
Отчасти были правы, тем троим мошенникам, ворам и тем паче насильнику податься стало некуда. Через месяц последний покончил с собой, но не наверное, он умер после драки в кафе, куда попытался устроиться, но надышался ли он газа или скончался от внутреннего кровотечения, тут медицина расходилась во мнениях. Молча обвиняя меня во всем происшедшем.
Последним к этому списку прибавился и Сергей. Он выждал три недели после скандала, не то действительно настолько не интересовался новостями, не то собирался с мыслями. Перед этим зашевелились и поселковые власти – в газету пришло письмо на имя главного редактора с требованием прекратить поношения сектантов, не будоражить общество голословными утверждениями и сохранять объективность. Я послал глуховскому голове собранные материалы, после чего мою машину облили помоями, предупреждая последний раз. Спасибо, не сожгли.
– Я надеялся на тебя, – медленно, точно спросонья, говорил Каширин, я молчал, слушая его тяжелое дыхание. Уж не пьян ли? – подумалось вдруг. – Так на тебя надеялся. Ты мне, нам всем здорово помог за эти три года. Понимаю, себе ты содействовал куда больше, но я… я думал, ты другой. А ты… приехал, расшевелил. И что нашел? Про мой Версаль и так знаешь. Про его судьбу и подавно, я давно обо всем договорился.
– Они тебя и защищают.
– А тебе в голову не придет, что они могут быть правы? Нет, исключено, – он помолчал, не говорил ни слова и я. – Думаешь, победил.
– Я всего лишь собрал факты.
– Ты возглавил газету, это важнее, – Сергей устало выдохнул. – Некоторыми из нас заинтересовалась прокуратура.
Впервые услышал от него слова «мы» и «перемещенцы» в одном значении. Это сейчас с ним такой поворот случился?
– Так не зря. Есть чем.
– Мы другие, – продолжил он. – Я долго старался быть вне политики, пытался только работать над лучшим будущим для всех. Теперь, кажется, понимаю вождей и пророков. Не может рай существовать для каждого. Каждому нужен свой. Я уведу лишь тех, кто остался верен нашей мечте. В тот парадиз, который изначально…
– Ты зарвался! – вдруг взвизгнув, закричал я и тут же осекся. Сергей замолчал на полуслове.
– Ты боишься, – наконец, произнес он. – Я только сейчас понял. Все, что ты делал и делаешь, продиктовано безотчетным, бесспорным страхом перед собой. Потому ты и не можешь находиться в одиночестве, ведь тогда тебе придется познакомиться с отражением в зеркале.
Покрывшись холодным потом, я повесил трубку. Долго приходил в себя, боясь услышанных слов и своей реакции на них. Потом напился.
На следующий день мне позвонили из прокуратуры, потребовали сотрудничества, попросили предоставить материалы, собранные на Каширина. Дело против него возбуждено по статье об отмывании денег, на подходе новый параграф – об организации преступного сообщества. Следователь подъедет, никуда не уезжайте.
Дознаватель прибыл через полчаса, если не раньше. Будто находился неподалеку. Но к обвиняемому он пожаловал лишь спустя сутки. За несколько часов до прибытия кортежа из двух машин в Глухове отключился свет, ремонтники долго восстанавливали сгоревшую подстанцию, а пожарные отправились ко дворцу, где тоже полыхало пламя. Никто в точности не знал, поджог это или случайность, связанная с отключением света, но только лишившейся защиты от посягательств дом Каширина подвергся разграблению. Те самые люди, что совсем недавно приносили в него дары, теперь с не меньшим энтузиазмом растаскивали их же. Пожар полыхал вовсю, когда прибывшие огнеборцы стали вытаскивать из пламени самых жадных или неудачливых мародеров. Трое пострадали от ожогов, еще семерых прибывшая полиция успела арестовать. Больше никого не отыскала, камеры, окружавшие Фонтенбло, в тот момент так же не работали.
Ни владельца дома, ни около сотни его ближайших сподвижников неторопливому следствию найти не удалось. Прошло уже больше года с той поры, и хотя официально поиски не прекращены, и так понятно – отыскать ведающего и еще сто три человека не выйдет. Для всех они пропали без вести. Кроме немногих, уверенных, что им удалось уйти через врата в неведомое. К числу последних отношусь и я.
Другого не остается. Все, что я имел прежде, безвозвратно потеряно, однообразно пустые дни и ночи, вот мой теперешний удел. Вряд ли другой и был возможен. Оглядываясь назад, я понимаю, насколько мало был к чему-то привязан, как легко спешил переменить судьбу, приближаясь к тому заветному, что всегда казалось единственной важной целью. Теперь я получил желаемое, и что же? Снова пустота. То, чего я бежал без оглядки, надеясь никогда не встретить, поглотило без остатка. Просто пустота все это время находилась внутри.
Прежде, когда я не имел почти ничего, был счастлив дарованным фортуной. Но то оказалась радость путника, не видевшего ничего, кроме вечно убегающего горизонта. Я пытался сойтись с единственной, что и теперь освещает мой путь запиской в бумажнике, но как и почти все в прежней жизни, и ее бросил на алтарь иных устремлений. Теперь считаю именно те дни дарившими благодатный покой и уверенность в будущем. Я был не один, я почти имел то, ради чего, верно, и стоило жить.
Что толку вспоминать, пытаясь мысленно переменить прошлое или подогнать под него настоящее. Хотя я пытался, видит бог, старался что есть сил. Для этого сошелся с юной журналисточкой, работавшей в нашей газете, существом безропотным, собственного мнения не имеющим, даже боящегося подобного. Я протерпел с ней месяца четыре, пока не понял очевидного: замены, подлинной, настоящей, никогда не случилось бы. Таша она такая одна, другой не будет. И ее самой не случится.
Мне отчего-то кажется, что моя большая кошка отправилась вместе с Сергеем в тот Новый Парадиз, про который так долго и страстно писала наша газета. Ее страница в социальной сети заброшена с того самого дня, возможно, случайность, но мне не хочется так думать. Пусть она окажется в придуманной земле, созданной воображением предпоследнего главного редактора газеты, последний прекратил ее долгие муки. Она обанкротилась. Мой бывший шеф будто понял последствия и своего шага, и моего, потому и покинул тонущий корабль первым. За ним последовали остальные. Не помогла и попытка стать сетевым изданием – работать со мной вдруг оказалось некому. Я продал квартиру, машину, дачу, все, чтоб выплатить долги, чтоб замять, забыть, уйти. Остался наедине с собой, как когда-то пророчествовал Сергей. Накаркал Каширин.
Теперь у меня множество времени и до ужаса мало мыслей. Я вспоминаю поросшие быльем годы, проклинаю их и себя, а когда становится совсем невмоготу, напиваюсь. Только так могу прожить еще один день, чтоб зачем-то перебраться в новый, последующий, и так далее, и несть им числа. Ко мне иногда приходит та юная стажерка, не способная меня забыть, помогает то по хозяйству, то деньгами. Если я уже оказываюсь хорошим, то либо пытаюсь побить, либо называю Ташей, удивительно, что она не возражает. От этого бесит еще больше.
Но даже напившись, я сознаю прежние потери и нынешние обретения. Иногда я зову Ташу, но вижу перед собой лишь до боли знакомое, до отвращения привычное лицо, и непонятно, мое ли это собственное или кажущееся, в любом случае, смотреть на него нет сил. А иногда на меня находит что-то большее, я вижу уходящих в дымку неведомого людей, уходящих, не оглядываясь, и тогда передаю им привет и желаю всего наилучшего. Ведь и они не представляют, что ждет их в земле, названной нами Новым Парадизом, да есть ли она на самом деле. Один из путников всегда останавливается, машет мне рукой, и у меня чуть теплеет на душе. Хочется верить, что оставшиеся здесь будут способны хотя бы на толику их мужества и решимости, найдут в себе силы и обретут лучший мир.
Австралия тоже изначально заселялась отпетыми подонками, а как поднялась.
