Кирилл Шатилов
Осенью осенённая
Ну, это я так, к слову, народ позлить. У нас же до сих пор преобладают светлые головы, которые считают, что история – правда, а наука знает всё. Спите дальше, дорогие товарищи… Мы же едем дальше.
Итак, нас с вами должен прежде всего интересовать 710 год, поскольку именно тогда была основана первая столица Японии – Нара, называвшаяся первоначально Хэйдзё-кё или «Столица цитадели мира». Этот славный период сегодня характеризуют не только появлением сильного государства с императорским двором, но и развитием привезённого из Кореи буддизма, а также вдохновлённой им литературы и архитектуры.
Через 74 года император Канму отдал распоряжение столицу перенести. Почему он это сделал, честные японцы затрудняются сказать. По одной из версий император хотел завладеть более удобными для транспортных нужд речными артериями. По другой – он тем самым убегал из-под влияния буддийских парторгов и придворных, недовольных его происхождением от пришлой иммигрантки (кореянки). Как бы то ни было, столица на 10 лет оказалась в местечке Нагаока-кё, которое существует и поныне где-то между Нарой и Киото.
Родной брат императора, принц Савара, был изначально против переезда. Неудивительно, что когда через год был убит мэр новой столицы, товарищ Танецуго из старинного рода Фудзивара, подозрения пали на него. Принц бежал, но по дороге в другую провинцию, говорят, заморил себя голодом и умер.
В 794 году император решился на очередной переезд. То ли вместо обещанного облегчения транспорта близость рек обернулась постоянными их разливами, то ли эти затопления способствовали усилению разных неприятных болезней вроде оспы (которая за один только период с 735 по 737 год выкосила треть населения Японии), то ли его преследовал дух убиенного брата. Теперь уж и не вспомнишь. Главное, что с этой поры столица прочно закрепилась в городе Киото, тогдашнем Хэйан-кё. Отсюда и название последовавшего за этим исторического периода Хэйан, ознаменованного дальнейшим расцветом литературы и поэзии и продолжавшегося до 1185 года. Достаточно сказать, что слова современного национального гимна Японии – Кимигайо – были написаны именно в это время. Поэтому он по праву считается самым древним в мире. Другие достижения этого достославного периода мы с вами чуть позже обязательно увидим и частично пощупаем.
Пора расцвета всего-всего привела к началу феодализма, а тот в свою очередь – к появлению класса воинов, самураев. Период Хэйан благополучно закончился, когда Ёритомо из клана Минамото победил воинов клана Тайра (читайте «Хэйкэ-моногатари», иначе говоря «Повесть о доме Тайра», там все подробности), был возведён в ранг сёгуна (главного полководца, а фактически – правителя Японии) и, оставив столицу потерявшему власть императору, перебрался из Киото в Камакуру.
Период Камакуры (1185—1333) в свою очередь ознаменовался появлением в Японии китайской школы дзэн. За это же время сёгунату удалось отбить два десанта монголов, причём судьба независимости Японии оба раза висела на волоске, и неизвестно, чем бы всё закончилось, если бы не камикадзе. Только не в виде лётчиков-смертников Второй мировой, а в виде сильнейших бурь, которые и были названы «божественными ветрами», т.е. камикадзе. Правда, я как-то с трудом представляю себе монголов на тех огромных кораблях, которые им приписывают. Это примерно то же, что наивно верить в монгольское нашествие на Русь, приведшее в действительности к буйному расцвету христианства и строительству церквей…
Камикадзе, однако, не помогли сёгунату в борьбе с внутренним врагом – императором. Воспользовавшись накопившимися проблемами с землевладением и землевладельцами, император Го-Дайго на три года расправился с сёгунатом, однако те же самые причины не позволили ему развить успех, и дело кончилось тем, что к власти пришёл новый сёгун – Асикага Такаудзи. А как известно, новая метла по-новому метёт. Вот и Асикага взял да и перебазировался из Камакуры в Муромати. Так начался период… ну, разумеется, период Муромати, продлившийся аж до 1573 года.
Сёгунат Асикага тоже оказался не без слабинки. Он не смог справиться сам с собой, и начались распри между отдельными полководцами-феодалами, которых в тогдашней Японии называли даймё. Разразилась гражданская война, называемая в истории и «смутой годов Онин» и «эпохой воюющих провинций». Обо всём этом вышло множество умных книжек и фильмов, так что при желании вы сами можете узнать все подробности.
Когда организм слабеет, в него сразу же проникают инородные тела – бактерии. В Японии XVI века такой заразой оказались иезуиты (постойте, где-то мы только что их вспоминали, ах, да в связи с Китаем и его историей!) из Португалии, прикрывавшиеся желанием наладить торговлю замкнутых в себе островов с Западом. Этим воспользовался предприимчивый даймё по имени Ода Нобунага, который прикупил у европейцев огнестрельное оружие и показал остальным самураям кузькину мать. Теперь говорят, что он очень хотел объединить Японию. Однако в японских компьютерных играх Нобунага обычно предстаёт в роли огнедышащего воплощения дьявола на земле.
В 1582 году Нобунага был убит, а его место занял Тоётоми Хидэёси, вошедший в историю как полководец, наконец-то покончивший с гражданской войной. На радостях, что дома теперь всё спокойно, он сам полез в Корею, причём сделал это дважды и в итоге поплатился головой. Два года после этого от имени его маленького сына Японией правил Токугава Иэясу (тот самый, что ввёл в стране денежную систему). Другие полководцы возмутились такой несправедливостью, но в 1600 году в знаменитой битве при Секигахара все недовольные были разбиты, и в 1603 году Токугава Иэясу сделался законным сёгуном. Свою столицу он незамедлительно перенёс в Эдо, нынешний Токио.
Сёгунат рода Токугава продолжался до 1868 года. Наученный ошибками своих легкомысленных предшественников, сёгун не преминул ввести политику сакоку (закрытой страны). Европейцев прогнали, оставив только горстку голландцев, через которых правящий двор получал последние сведения о научных достижениях в окружающем мире.
Капитан Мэтью Перри глазами японцев…
…и «в оригинале»
В забавном сериале «Демоны Да Винчи» есть забавная сценка, когда Леонардо с друзьями, в числе которых Америго Веспуччи, приплывают в Новый Свет и шутят, что Америго единственный уцелеет и вернётся домой, а открытую землю назовёт своим именем. И тот, довольный, громко кричит: «Да здравствует Веспуччия!».
В 1844 году Вильгельм II Нидерландский попытался было заставить японцев открыться для торговли, однако сёгунат оставался верен себе, и крики Вильгельма проигнорировал. И только когда 8 июля 1853 года к берегам Японии в районе Эдо подошли на всём пару боевые американские корабли «Миссисипи», «Плимут», «Саратога» и «Сасквеганна» под руководством командующего этой бравой эскадрой капитана Мэтью Перри, стены изоляции дрогнули, а меньше чем через год был подписан соответствующий договор, Канагавская конвенция. Которая, разумеется, привела к очередной кровопролитной гражданской войне между сторонниками клана Токугавы и поборниками власти императорского двора. На стороне которой теперь был и Запад с его огнестрельным оружием и деньгами.
Сегодня реставрация Мэйдзи (т.е. возвращение к власти императора) романтизируется и подаётся как «бескровная революция», однако по официальной статистике из 120 000 сражавшихся с обеих сторон 3 500 все-таки сложили свои отчаянные головы. Конечно, не Варфоломеевская ночь, которая за раз унесла 50 000 жизней, но чуть меньше, чем за всё своё многолетнее царствование истребил Иван Грозный, которого потомки «варфоломеевцев» величают не иначе как «Ужасным».
Покончив с самураями, несколько столетий державшими страну в мире и относительном покое, новое японское правительство вернулось к имперским амбициям. Победив в китайско-японской и в русско-японской войнах, возрождённая империя завладела Тайванем, Кореей и южной половиной Сахалина. При этом население страны выросло с 35 миллионов в 1873 году до 70 в 1935. В 1931 году японцы заняли Манчжурию, в 1937 отважились на вторую китайскую кампанию, а ещё через три года захватили Французскую Индонезию. Чем эти выходки закончились, все мы знаем: русские выбили японцев из Манчжурии, американцы уронили несколько не слишком мирных атомов, и 15 апреля 1945 года империя сдалась.
Без войны японцам всегда жилось лучше. Даже чем некоторым победителям. До 2010 года Япония уверенно держала второе место в мире по размерам экономики, уступив его растущему (что довольно странно, потому что в массе народ там по-прежнему нищ) Китаю.
Между тем страна третьей в мире экономики была сейчас вокруг меня, и я не мог не отметить, что первое впечатление она производила довольно удручающее. Однотипные кубики утлых домишек, сетки заборов, за которыми тянули вверх трубы какие-то мелкие заводики, длинные шеи кранов – одним словом сугубо промышленный пейзаж.
Аэропорт «Кэнсай» расположен на воде. От суши его отделяет мост, напоминающий автостраду, по которой вы добираетесь до материка из той же Венеции. Осака встречает вас высоченным столбом гостиницы, по прихоти архитектора переломленной примерно на половине, как сдвинутая локтём башенка из детских кубиков. Слева и справа порт, впереди – обычный с точки зрения современного москвича город.
Эту грусть и скуку я тут напускаю специально, чтобы вы опять же не питали больших надежд, оказавшись в Японии, сразу почувствовать себя в «стране будущего». С другой стороны, мне бы не хотелось, чтобы вы, выглянув в окно, удивлённо вздохнули: «И это Япония?». Я ведь предупреждал в самом начале: никаких ожиданий. Любая страна открывается не сразу, а первое впечатление часто бывает обманчивым.
На что вы точно обратите внимание, так это на дороги, вернее, на их постоянное переплетение. Почти весь стокилометровый путь вы проделаете на высоте. Дома и улицы окажутся где-то под вами. При этом вас будут то и дело обгонять выныривающие откуда-то снизу автобусы, над вами будут проноситься, сверкая белоснежными боками курносые легковушки, вы будете скатываться по узким желобам в разряжённый поток машин и снова терять его где-то за очередным поворотом. Кое-где вас будут поджидать залитые ровным светом тоннели. И всё это будет происходить в постоянной тишине.
На пути до Киото нас ждала единственная остановка на какой-то невзрачной площадке, где автобус покинуло двое. При этом автобус нигде не разворачивался и не подавал задом, как то обычно бывает: просто заехал с одного конца, выехал с другого. Продумано, отметил я про себя.
«Кэнсай», Осака, Киото – всё это единый мегаполис. В Японии вас часто будет посещать ощущение, будто вы никуда из городской черты не выезжаете. Попробуйте разнять Токио и Йокогаму. Не получится. Так же и здесь. О том, что мы в Киото я понял лишь по часам на потолке да по белому веретену обзорной башни Киото-тава, которую совершенно не помнил по прошлому сюда приезду.
Зато я очень хорошо помнил вокзал, рядом с которым тогда находилась наша с Алиной гостиница и на задах которого сейчас притормаживал в последний раз мой автобус. Часы над водителем тем временем показывали 3:25. Прошло ровно обещанных 85 минут.
Забыл вам сказать, что всю дорогу нас провожали нехорошие тучи, грозившие в любой момент пролиться дождём или даже ливнем. Так что единственное, о чём я вспоминал с сожалением, так это об оставленном в чемодане зонте.
Когда я вышел из автобуса и вдохнул свежий осенний воздух Киото, выглянуло солнце. Новые города часто встречают меня прекрасной погодой, которая потом застревает в памяти, что бы дальше ни происходило. С солнцем у меня ассоциируется и декабрьский Лондон, и ноябрьская Венеция.
– Где у вас тут такси? – поинтересовался я у двух коренастых мужичков в форме, похожих на полицейских. Пёстрая очередь в не подошедший ещё маршрутный автобус взирала на меня с интересом.
Оказалось, что такси спрятались тут же, за углом магазина.
Имейте в виду, что когда вы подходите к такси или когда такси останавливается по вашему запросу, задняя дверь распахивается автоматически. Всегда. Поэтому не хватайтесь за неё и не пугайтесь.
Не выбирая, я просунул голову в первый же салон. Внутри японское такси напоминает нашу деревенскую горницу – все в белых салфеточках, кружавчиках и рюшечках.
– Отель «Хеартон», – максимально по-японски сообщил я оглянувшемуся широколицему водителю и сразу же протянул ему свой гостиничный ваучер.
По тому, как внимательно мой новый знакомый рассматривал листок бумаги, я с грустью понял, что читать по-английски он не умеет. Тогда я попросил листок обратно и прочитал адрес вслух:
– Хигасинотоин-дори, Оикэ-агару, Накагъё-кю.
Водитель одобрительно хрюкнул и тронулся с места, однако в его затылке по-прежнему чувствовалась неуверенность.
В Японии, как и в России, адреса пишутся в порядке уменьшения. В отличие от европейского мира, где сперва идёт номер квартиры, потом дома, а потом всё остальное в увеличивающемся масштабе.
Если вы собираетесь отправить кому-нибудь в Японию письмо и хотите, чтобы оно дошло, то сперва пишите название префектуры. Обычно они называются кен, но в Токио это – то, на острове Хоккайдо – до, а в Осаке и Киото – фу. В моём адресе, как вы поняли, префектура указана не была.
Далее идёт указание на муниципалитет. Как правило, он приравнивается к городу, району или деревне и обозначается словом кю. О, это уже в моём ваучере значилось! То есть гостиница находилась в районе Накагъё.
Районы в Японии делятся на разные подрайоны, которые могут называться и тё, и мати, и оаза, и коаза.
Наконец, последними указываются район города – тёмэ, квартал – бан, и номер дома – го.
Ничего подобного в моём адресе не наблюдалось. Почему? Потому что в Киото система районов настолько запутана, что здесь и только здесь работает неофициальная система. Которая на поверку оказывается проще и удобнее официальной.
В Японии не принято указывать в почтовых адресах название улиц. Многие улицы их не имеют вовсе. Кроме того, регистрация домов, то есть присвоение им порядковых номеров идёт не по нашему принципу, когда можно даже понять, на какой стороне, чётной или нечётной, вам следует искать нужный дом, а по временному: домам присваиваются номера по мере застройки города. Чем старше дом, тем меньше цифра. Поэтому если ваш японский друг захочет пригласить вас к себе в токийскую квартиру, он, скорее всего, скажет нечто вроде:
– На пересечении Тюо-дори и Мацуя-дори, через дорогу напротив станции метро Гинза.
Привязка к метро, которого во всех японских крупных городах много, вообще показалась мне общепринятой практикой. Именно по ним вас будут ориентировать в гостиницах и магазинах, если вы спросите на ресепшн, как куда добраться.
А что же в Киото? Послушайте теперь меня внимательно.
Сначала называется улица, на которой собственно и находится дом. В моём случае это была Хигасинотоин-дори. Затем называется та улица, с которой первая перекрещивается в ближайшей к дому точке. В Киото это довольно просто определить, поскольку, в отличие от безумной Москвы и прочих бессмысленно разрастающихся во все стороны городов, бывшая столица Японии застраивалась ровной сеточкой улиц. Итак, ближайшее к моей гостинице пересечение проходило через улицу Оикэ.
Теперь самое интересное.
Если смотреть на Киото сверху, то мы увидим, что с севера, запада и востока город, как П-образной подковой, прикрыт горами. В результате он стоит как бы на пологом склоне, с севера на юг. Поэтому все, что находится в Киото севернее, называется агару (выше), а всё, что южнее – сагару (ниже).
Иными словами, чтобы определить местоположение моей гостиницы на карте, нужно было найти улицу Оикэ (которая явно шла горизонтально), потом найти вертикально пересекавшую её улицу Хигасинотоин и дальше искать среди домов, расположенных выше этого перекрёстка. Забавно? Не очень, особенно после суток в двух самолётах, двух поездах и автобусе. А теперь ещё и такси, которое куда-то едет, но почти на авось…
Помогло везенье.
Пока мы объезжали импозантные стеклянные формы огромного вокзала, называемого некоторыми туристами Воротами в Киото, я продолжал снимать происходящее за окном на камеру и иногда комментировал происходящее. Таксист, вероятно, внимательно прислушивался (ибо в салоне, кроме моего голоса, опять-таки никаких иных шумов не было), и когда я сказал фразу типа «И вот теперь мы ищем мою гостиницу, которая называется не то Хеартон, не то Хартон», он меня радостно прервал:
– Хартон! Хартон! Хотэру (хотэл, отель) Хартон!
Оказалось, что я перестарался и читал название по буквам, чтобы было понятнее, а надо был читать почему-то по-английски: Hearton = Хартон, от слова «сердце».
Поняв, куда ехать, и избежав позора перед иностранцем, мой возничий надавил на газ и оказался разговорчивым. Причём, разумеется, делал он это не по-английски. Тут я допустил очередную ошибку и сообщил ему, что, мол, нихонго га вакаримасэн, т.е. не говорю по-японски. Представьте, что вам какой-нибудь негр или китаец без запинки выдаёт «к сожалению, я не говорю по-русски». Что вы делаете? Конечно, начинаете говорить с ним ещё быстрее и неразборчивее, не обращая внимания на смысл сказанного. То же случилось и со мной. Пришлось снова браться за камеру и нарочито отвлекаться от «беседы».
Когда мы свернули на улицу Карасума, один из центральных проспектов Киото, по которому многократно гуляли с Алиной в прошлый раз, водитель поинтересовался, откуда я.
– Руссия, – сказал я так, чтобы ему было понятнее.
– А, Горбачёв! – причмокнул на автомате мой собеседник.
– Путин, – заговорчески поправил я.
Водитель рассмеялся, потом, подумав, добавил:
– Чернобыль.
– Фукусима, – был ему мой ответ.
Так мы ехали через высыхающий после недавнего дождя солнечный Киото, вокруг зеленели сады, туда-сюда шныряли велосипедисты, попискивали светофоры на перекрёстках, и я думал о том, что мои приключения в далёкой стране только начинаются.
Гостиницу я выбирал сам. Агентство присылало мне варианты, я вбивал названия в поисковик и прикидывал, насколько то или иное местоположение мне удобно. Как говорится, нет худа без добра, потому что когда выяснилось, что я еду один, и номера нужно перебронировать на одноместные, оказалась, что японская фирма, делавшая предварительную бронь, не уполномочена высылать приглашения. Была найдена другая фирма, а вместе с ней всплыли и другие отели.
«Хартон» я выбрал по нескольким критериям: почти центр города в непосредственной близости от Императорского парка и уже упоминавшегося замка Нидзё, умеренная цена – порядка 100 долларов за ночь – и возможность взять напрокат велосипед, причём бесплатно. Если вы в Азии, тем более в Японии, «звёздность» гостиниц не должна вас волновать – здесь всегда будет скромно, чисто и удобно. А платить за одно и то же 100 долларов или 500 – это сугубо ваше личное дело. Что до меня, то я живал и в ужасных пятизвёздочных отелях в Париже, и в отличных трехзвёздных в Бангкоке, так что давно предпочитаю ориентироваться не на рейтинги, а на свой непритязательный вкус и интуицию. Чего и вам искренне желаю.
– Нам вон туда, – указал я в проулок, когда за окном мелькнула английская надпись Oike, а наша машина стала переезжать широкий проспект.
Таксист извинился и стал по-японски объяснять, что приходится давать небольшие круголя, поскольку с этой стороны заезда на мою улицу нет. Я не спорил. Я был слишком доволен тем, что начинаю чувствовать себя в Киото не посторонним.
И стал наблюдать за счётчиком.
Когда я садился, на нём светилась цифра 640. Потом она довольно долго не менялась, потом ожила, стала набирать обороты, и в итоге десятиминутной поездки уже показывала 1 300 с копейками.
А объясняется это на самом деле просто. Первоначальная (она же «посадочная», она же «минимальная») цена действует первые два километра. Два километра ничего не происходит, даже если вы стоите на светофоре, поскольку считается не время, а исключительно метраж. Только после двух километров начинают тикать копейки. Тоже по метражу, а не по времени. Километр обойдётся вам примерно в два с полтиной доллара. Исходные цифры в разных городах разные, но принцип один – лично проверял в Осаке, где мы трогались с 660 йен.
Надеюсь, вас не успело укачать? Всё, осталось совсем немного, уже делаем поворот направо, съезжаем в узенький проулок, почти касаясь фонарных столбов, ещё раз направо, последняя сотня-другая метров, такси останавливается, и дверца снова автоматически распахивается.
Пока я расплачиваюсь с водителем, примите к сведению как аксиому и даже не думайте проверять: в Японии не принято брать чаевые. Я подчёркиваю – брать. Потому что дать вы запросто можете. Но вас просто не поймут. И вернут всё до копейки, то есть до йены. Это касается и магазинов, и такси, и ресторанов – всего-всего вообще. Сам не пробовал, но если вы оставите чаевые под салфеткой и выйдете на улицу, подозреваю, что вскоре вас нагонит запыхавшийся официант и с низким поклоном и кучей извинений всучит обратно ваши кровные, «забытые» в его заведении. Так что смотрите, не переусердствуйте.
Ну, а мне пора благоустраиваться в гостинице и как-то продуктивно дотягивать до ночи, чтобы не превращать ни этот день, ни грядущий в акклиматизационную кашу. Приглашаю разделить со мной эти приятные трудности в следующей главе.
