Клара Рутт
Пятая сила
Глава 7. Берта
Отец прожил еще год. А потом лихорадка подкосила и его. Улиан остался в одиночестве на последующие три сотни лет. Первое время присматривала за ним добрая женщина, ограждала от нападок со стороны мародеров, но вскоре и те прекратились: Человек успокоился и полностью забрал власть. О том, кто остался из эльфов, Улиан старался не думать. По крайней в их районе на окраине Мирсула он не знал никого.
Женщина воспитала его, как родного сына: свою семью она тоже потеряла во время чумы и неразберихи в городе. Но людской век короткий, и в свои неполные пятьдесят Улиан похоронил и ее. И в память о родителях возобновил кузницу.
Он редко выходил из дома, почти ни с кем не общался и предавался воспоминаниям о прошлом: что было с ним в детстве, почему и для какой цели? Ведь он… потерял все? И главное – вкус к жизни. Колотил по наковальне, получал заказы, зарабатывал на жизнь как мог, прослыл отшельником из крайнего дома. Седьмое поколение людских лордов сменилось в Мирсуле, а он жил. Для чего? То была злая шутка в жестоком долголетии эльфов. Особенно когда за четыреста лет со дня Раскола память об их великой истории почти стерлась.
Соседские дети (да их родители наверняка) даже не подозревали, что он эльф: звали сумасшедшим стариком и редко здоровались. Улиан прятал уши под тюрбаном и молчал. Годы забирали здоровье и туманили воспоминания, что и сам он время от времени путал, который год, и правда ли, что он сто лет провел в другом мире.
Пока однажды таинственным свечением о себе не напомнило навершие. Сначала он даже не понял, что что-то не так: оно так и лежало на дне сундука в его доме. Но больно уж буйно реагировали соседские собаки. В поисках причины Улиан обошел весь дом снаружи и изнутри, глянул издалека, затем перебрал вещи: не было такого ни разу, чтобы собаки так на него ополчались. А потом вдруг понял. И холодный пот сбежал по шее: ошибки быть не могло.
А, открыв сундук, удостоверился в своих подозрениях. И суетливо засобирался.
Из города Улиан выбрался через подземный ход. Навершие на поясе сквозь ткань обжигало кожу. Металлические переплетения завораживали взор и вели прочь из Мирсула. Он шел и верил, что неспроста. Чего-то же должна была стоить его никчемная, неудавшаяся жизнь? И гордое звание последнего эльфа павшей империи.
Для чего-то же он должен был жить четвертую сотню лет? Чтобы увидеть однажды светящуюся безделушку и сорваться с места, как сбрендивший юнец? Да.
Все, что он знал раньше, все, во что верил, покрылось пеплом. Из пепла возник новый мир. И лишь ему одному не хватило в нем места. Но только он один знал правду.
– Двери Мирсула закрыты, – совсем рядом, на лесной тропе, послышался шепот. – Ты же знаешь, они не пускают чужаков.
– Новый лорд изменил указ. Стоит нам пересечь горы, мы сможем попасть туда!
Улиан проводил взглядом случайных путников. Тропу, ведущую в город, охранял патруль Мирсула, Улиан предпочитал не попадаться на глаза и поспешил укрыться в зарослях.
Так, он прошагал по лесу до сумерек. Таинственный свет навершия вел его сквозь разбросанные осколки прежнего мира: воспоминания четырехвековой давности вдруг принялись выстраиваться перед глазами. Серебристый металл то вспыхивал, то гас, но к ночи свечение пропало вовсе. Значит, здесь.
– Пришли, – Улиан пробормотал и осмотрелся. Мгла окутывала деревья и рисовала причудливые тени на озябшей земле. – Тени?
Он прислушался. Уютный треск бревен нарушал тишину, и ему вторило тихое пение. Куда же он забрел?
– Ох, и стар же я стал для этого… – пробормотал он и поднял голову. Впереди рос деревянный частокол, а за ним, словно под куполом, теплилась жизнь.
– Купол… пресвятое пламя Ульбраха, это он!
Он прибавил шаг и, уже с трудом переставляя ноги, стал приближаться к ограде. Голоса становились громче. Улиан поплелся вдоль частокола, но вдруг замер. Неведомая сила заставила его приблизиться, и сквозь тонкие щели между прутьями он увидел женщин.
Целое племя – не меньше сотни человек – собралось возле костра. Они танцевали и, вскинув руки к небу, что-то напевали. Вокруг стояли шатры. Тряпичные, изредка покрытые шкурами, вряд ли они приносили тепло их обитательницам. Да и лес кишел опасностями. Но улыбки на лицах женщин говорили о счастье.
Навершие вдруг обожгло кожу, и он встрепенулся. Это не его мир, не его радость и даже не сон. Он лишь скрытый наблюдатель, и вряд ли его роль еще что-то значит.
Что ж, зато на месте Раскола теперь теплилась жизнь. Кто знает, возможно, отсюда зародится новый мир?
Улиан отошел. Странно. Навершие внезапно засветилось утром, и его свет вывел к месту Раскола. Для чего? Чтобы убедиться, что живы другие, чтобы понять, что исчезновение целой расы эльфов привело к расцвету… лесных племен? Что тысячами бессонных ночей в бдениях он выстрадал счастье и покой людям…
Если так, то, пожалуй, его путь сюда не был напрасен. Он не знал, куда выйдет, но пришел в место, где все началось. Теперь на месте Раскола жили женщины, и они не знали того горя, что случилось здесь когда-то. А, значит, он лишний, и ему не нужно задерживаться.
Но стоило Улиану сделать шаг, его окликнули:
– Я знала, что ты придешь, – говорил глухой, чуть грубый голос.
Чуткие уши уловили шаги по сухой траве, и Улиан обернулся.
Перед ним стояла женщина. Немолодая, по меркам людей. Черные волосы ниспадали ниже плеч, на носу горел шрам. Она хмурилась, но взглядом изучала его. Такая же дикая и такая же чужая, как он.
– Берта? – выдох облегчения вырвался из его груди, но щеки заиграли румянцем. – Это ты? – Ноги сами подтолкнули его вперед, но, пройдя шаг, он вновь застыл. – Ты… вернулась.
– Сорок лет я уже здесь, – она не шелохнулась. – С тех пор я лесная дикарка.
– Почему ты не вернулась в Мирсул?
– Это не мой дом, Улиан. Я оказалась здесь слишком поздно. Сколько сгинуло поколений? Кто меня знает из ныне живущих? Кто меня ждет? – Она усмехнулась – В лесу я нашла пристанище среди таких же беженцев.
– А как же мир магии? Ты видела его?
– Да, видела. Он почти такой же, как наш… был до Раскола. Я пробыла там три дня. Вернулась, когда здесь минуло три с лишним века.
Голоса за частоколом стали громче, и Улиан отошел.
– Там поют! И там… женщины?
– Бывшие беженки Мирсула. Теперь – лесные воительницы. Дриады, – она понизила голос и замерла, не моргая. – Оррсан вернулась. Поэтому навершие отозвалось. Оно узнало ту магию.
Улиан отпрянул:
– Но… как? Она не должна была… силы сместятся, и…
– Поэтому навершие привело тебя сюда. – Берта сложила руки на груди. – Сейчас здесь велика концентрация силы, но со временем она потухнет. Этот мир расколот, и ему ничего не угрожает. Даже магия или присутствие Оррсан. Мы полагаем, что из четырех фигур в живых осталась только она.
– Но как же камень? Он до сих пор в Мирсуле. И… посох? Она вернулась с ним?
– Нет, Улиан. Посох остался там, где ему место, а что касается камня, то… – она вздохнула и немного помедлила. – Насколько я знаю, люди оказались смышленее эльфов. Они смогли… приручить его силу.
Улиан кивнул. Губы сжались и задрожали. Как в тот день, когда он остался один навсегда.
– Мне жаль, что я жив, Берта, – он прошептал. – Но я рад, что увидел тебя.
Он выдохнул, и горькая улыбка сорвалась с его губ. А после он просто ушел. Здесь обитало его прошлое, и оттого нельзя было оставаться. Возможно, женщина провожала его взглядом, но цель его пути была достигнута. Узнать большее он не имел права. Как не имел права жить все эти годы.
Ему открылась судьба купола, вот только Оррсан не была последней из выживших. Где-то на обломках Расколотого мира существовал маг, который следил за Улианом и жаждал былой силы посоха. Но дриада вернулась без него. Навершию не с чем было соединяться.
Что стало с Тимором и Аргерном? Из ныне живущих, наверное, никто не знал ответа. Аргерн был лишь человеком, и за четыре сотни лет наверняка сменилось не одно поколение его рода. А что касается Тимора… Дух сбежал до завершения обряда, но именно после разрыва цепочки заклинания появилась дверь в мир магии. Вдруг именно в этом и была его роль – уйти вовремя? И если он справился, то куда ушел? Где сейчас? В отличие от людей и даже магов, духи жили вечно.
Но если дриада не чувствовала его (как и не чувствовала Ризвела), значит, все шло своим чередом. Миру больше ничего не угрожало.
Улиан добрался до первого дуба у Рощи Безмолвия, нащупал рычаг у корня и, случайным шорохом нарушая лесную тишь, провалился под землю.
Ему предстоял путь домой по подземелью, но обратная дорога не страшила его. Три сотни лет, со дня похорон отца, он строил потайной ход из города, чтобы хоть раз увидеть снова это место. Выходит, сработало? Он вернется домой незамеченным и даже не заплатит пошлину за вход.
Да, он вернется. Но дома его будут ждать лишь заколоченные ставни и остывшая наковальня. За три долгих века в мире людей ему не нашлось места.
Улиан так и останется для них отшельником из крайнего дома. Последним выжившим из эльфов. Выжившим в лихорадке и при восстании людей. Выжившим из ума.
Единственным, кто смог предотвратить повторение гибели мира.
Улиан ухмыльнулся дерзкой мысли, и серебристый свет от навершия разогнал мрак подземелья.
Что ж, история еще не завершена. А, значит, только поэтому он должен быть дома.
Четыре дня "до"
Рассказ
