Коллектив авторов
Идея системности в современной психологии
Более резко на эту же тему высказывается Т. Адорно[2]: «Ошибка этики, которую многие из вас считают самой передовой, а именно этики экзистенциальной, заключается в абсолютизации протеста против существующего мира, в абсолютизации спонтанности, субъекта, при всей его неопределенности…» И далее: «… если сегодня что-то еще следует называть моралью, то это что-то непременно должно быть связано с определением пути развития мира» (Адорно, 2000).
Отталкиваясь от этой цитаты, легко перейти к попытке ответа на последний вопрос в перечне, предложенном в начале данного раздела, а именно – правомерности претензий синергетики на стирание различия между научными и этическими ценностями. Синергетика базируется на математическом аппарате, и в этом – ее непререкаемая возможность взаимодействия с точными и отчасти естественными науками. Однако допустимость прямого переноса далеко не однозначных понятий синергетики в сферу человеческого сознания, а тем более – в предельно сложную область нравственных установок вызывает серьезное сомнение. Для этого потребовалось бы, во-первых, постулировать возможность математизации «пути развития мира» – ведь этические ценности не существуют «сами по себе» (а как тогда быть со «случайностью»?). Во-вторых, это неизбежно ограничило бы (в соответствии с принципом детерминизма!) открытость и спонтанность человеческого сознания, выступающего в качестве наиболее активного элемента в известной нам сегодня части мироздания.
Попытка решить этическую проблему с помощью простого арифметического расчета уже имела место в философии утилитаризма (Бентам и его последователи, см. Рассел, 1998), но не привела к положительному результату. Что же касается современных аналогичных попыток с привлечением более сложного математического аппарата (см., например, Лефевр, 2003), то такой путь, на котором математическая формализация предваряет содержательный анализ феноменов сознания («подгоняемых» в упрощенном виде к модели), вряд ли способен реально «обогатить» психологическую науку.
Как истина, так и нравственность неотделимы от свободы. Следование установленным этическим правилам (сколь бы ни был обширен их перечень) еще не есть проявление нравственности. Подлинно нравственный поступок предполагает свободный выбор индивида из взаимоисключающих вариантов при столкновении этических норм и необходимости собственной оценки конкретной конфликтной ситуации. Показательно в этом отношении сопоставление категорического императива Канта, провозглашение которого потребовало отхода от типичного для данного философа диалектического стиля мышления, с более «гибкой» нравственной позицией Вл. Соловьева. Последний, в отличие от Канта, отказывается от применения неизменного «шаблона» во всех случаях возникновения этических проблем и склоняется к варьированию нравственных критериев в соответствии со спецификой ситуации, сохраняя за индивидом право и обязанность свободного выбора. Автор недавно проведенного сравнительного анализа (см. Знаков, 1997) отдает предпочтение этической системе Соловьева, с чем, на мой взгляд, трудно не согласиться.
М. Хайдеггер ввел понятие «калькулирующегося мышления», противопоставив его «осмысляющему раздумью» – высшей форме проявления человеческого интеллекта, которая и стала сущностной характеристикой человека. Дисбаланс в сторону вычисляющего мышления привел к тому, что «сегодняшний человек спасается бегством от мышления», поскольку для реализации этого процесса в его подлинном значении «подчас необходимы высшие усилия» (Хайдеггер, 1991, с.104). Итогом примата первой формы мышления стал отрыв человека от природных корней и порабощение его современной техникой. Хайдеггер не затрагивает здесь проблему нравственного мышления, однако сам собой возникает попутный вопрос: к каким же «достижениям» может привести попытка приложения «калькулирующего мышления» к этой сложнейшей сфере человеческого бытия?
Завершая эти фрагментарные и во многом спорные соображения, мне хотелось бы подчеркнуть два момента.
1. Допускаемый автором статьи аподиктический тон критических замечаний в адрес синергетической парадигмы вовсе не свидетельствует о принципиальном отрицании возможной эффективности этой парадигмы. Напротив, мне представляется, что синергетика, уже занявшая определенную теоретико-методологическую нишу в современной науке, будет и далее способствовать расширению горизонтов науки на пути междисциплинарных контактов. Одна из таких возможностей – интеграция усилий психологии и синергетики в области социальной психологии (например, исследование условий, вызывающих неравновесное состояние социальных структур).
2. Вместе с тем, при обращении к проблеме детерминизма в наиболее сложных формах его проявления (на уровне человеческого сознания) на первый план неизбежно выступает содержательный системно-психологический анализ, который только и может облегчить нам получение ответа на один из самых злободневных вопросов – вопрос о месте и реальных возможностях индивида в современном мире, обусловленных его внешней и внутренней свободой.
Литература
Адорно Т. В. Проблемы философии морали. М.: Республика, 2000.
Барабанщиков В. А. Восприятие и событие. СПб.: Алетейя, 2002.
Знаков В. В. Проблема понимания правды в этике Канта, нравственной философии В. С. Соловьева и современной психологии // Психол. журнал, 1997. № 4. С. 3–14.
Кант И. Критика чистого разума. Симферополь: Реноме, 2003.
Лефевр В. А. Алгебра совести. М.: Когито-Центр, 2003.
Ломов Б. Ф. Методологические и теоретические проблемы психологии. М.: Наука. 1984.
Малых С. Б., Егорова М. С., Мешковаа Т. А. Основы психогенетики. М.: Эпидавр. 1998.
Маслоу А. Психология бытия. М.: Ваклер, Релф-бук. 1997.
Митькин А. А. Принцип самоорганизации систем: критический анализ // Психол. журнал, 1998. № 4. С. 117–131.
Поппер К. Открытое общество и его враги. М.: Междунар. фонд «Культурная инициатива». Т. 2.
Прангишвили И. В. Системный подход и общесистемные закономерности. М.: Синтег, 2000.
Психология: Современные направления междисциплинарных исследований / Под ред. А. Л. Журавлева, Н. Тарабриной. М.: Изд-во ИП РАН, 2003.
Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из хаоса. Новый диалог человека с природой. М.: УРСС, 2003.
Пуанкаре А. Наука и метод // О науке. М.: Наука, 1983. С. 283–404.
Рассел Б. История западной философии. Ростов-на-Дону: Феникс. 1998.
Рубинштейн С. Л. Человек и мир. М.: Наука, 1997.
Сартр Ж.-П. Бытие и ничто. Опыт феноменологической онтологии. М.: Изд-во Республика, 2000.
Тарасенко В. В. Религиозная модель синергетики // Онтология и эпистемология синергетики. М.: ИП РАН, 1997. С. 119–130.
Тиллих П. Систематическая теология. Т. I–II. М.; СПб.: Университетская книга, 2000.
Томпсон М. Философия религии. М.: Гранд, 2001.
Тоффлер О. Предисловие к книге И. Пригожина и И. Стергерс «Порядок из хаоса». М.: Прогресс, 1986. С.11–13.
Хайдеггер М. Разговор на проселочной дороге. М.: Высшая школа, 1991.
Хакен Г. Синергетика: иерархия неустойчивостей в самоорганизующихся системах. М.: Мир. 1985.
Холл К. С., Линдсей Г. Теории личности. М.: КСП, 1997.
Экзистенциальная психология. М.: Апрель Пресс; Эксмо-Пресс, 2001.
Brichmont J. Science of chaos or chaos in science?//The flight from science and reason. Eds: P. R.Gross, N.Levitt, M. W.Levits. Ann. N. Y.Acad. of Sciences. Vol. 775. N. Y., 1996. P. 131–176.
Schott E. Metaphysikkritik und Subjektphilosophie. Munchen: Ars Una. 1994.
Sutich A. The growth-experience and the growth-centered attitude // J.Psychol. 1949. Vol. 28. P. 293–301.
Wilson C. Introduction to the new existentialism. London: Houghton Mifflin, 1967.
Глава 3
Процедура реконструкции психологического знания в контексте взаимодействия культур
Методолого-теоретические основания проведения психолого-исторической реконструкции
Одним из вариантов воссоздания психологического знания, накопленного в ходе развития человеческой истории, является метод его психолого-исторической реконструкции.
Проблема реконструкции определенных феноменов прошлого активно разрабатывается в области исторической психологии, исследующей различные психологические явления в историческом контексте. Предмет исторической психологии – психический мир человека и психология социальных групп прошлых эпох (психологический аспект), а также психологическая составляющая исторического процесса (исторический аспект). Являясь недоступными для непосредственного их наблюдения исследователем, отделенные от него толщей веков, указанные феномены требуют для своего познания использования особого метода – психолого-исторической реконструкции.
Следует отметить, что история психологии, фактически занимающаяся реконструкцией развития психологического познания, до сих пор не освоила методические приемы, разрабатываемые и используемые в исторической психологии. Соответственно, обращаясь к исследованию и осмыслению путей реконструкции развития психологического знания, мы, по сути, попадаем в особую междисциплинарную область – историческую психологию истории психологии.
В связи с этим встает задача выделения основных методологических принципов и опорных точек осуществления психолого-исторической реконструкции психологического знания.
По своему содержанию психолого-историческая реконструкция представляет перемещение исследователя в прошлое, выявление и «вычерпывание» воплощенной в исторических источниках интересующей его информации, касающейся рассматриваемого психологического явления, и ее последующей интерпретации и объяснения уже с позиций современной научной мысли. По сути, указанная процедура представляет собой своеобразный мостик, связывающий исследователя с изучаемыми им психологическими феноменами, рожденными в специфическом культурно-историческом контексте прошлых эпох.
В основе методологии и метода психолого-исторической реконструкции лежат идеи ученых, обращавшихся к анализу историко-культурных и психологических феноменов прошлого (Л. Февра, Р. Мандру, И. Мейерсона и др.); основные положения герменевтики (Ф. Шлейермахера, В. Дильтея, Г. Гадамера); принципы источниковедческого анализа (М. Блока, А. С. Лаппо-Данилевского, Л. П. Кавелина и др.). Переосмысление развиваемых в данных подходах идей, а также собственного опыта эмпирических психолого-исторических исследований различных психологических явлений в контексте истории, привело к выделению важнейших методологических принципов, лежащих в основе воссоздания историко-психологических явлений, позволило описать специфику метода реконструкции, его место в системе научных методов.
1. История психология по своему предметному содержанию является гуманитарной дисциплиной, поэтому конструирование метода психолого-исторической реконструкции психологического знания прошлого опирается на методологию гуманитарного знания и требования, предъявляющиеся к исследованиям гуманитарного цикла (их построению, обоснованию критериев достоверности их выводов) (В. Дильтей, 1998; В. Вундт, 1998; Г. Риккерт, 1998; J. Bruner, 1990; С. Л. Рубинштейн, 1989; он же, 2002; М. М. Бахтин, 1986; В. А. Шкуратов, 1997и др.).
2. Метод психолого-исторической реконструкции относится к числу качественных методов, характеризующихся нестатистическими или неколичественными способами получения данных, и к нему приложимы основные положения методологии качественного анализа, в частности, разработанные в русле метода «обоснованной теории» (Страус, Корбин, 2001).
Однако, являясь в целом методом качественного анализа, психолого-историческая реконструкция в то же время не исключает использования процедур количественного анализа.
3. Метод реконструкции не относится к числу формализованных моделей, не является неизменной и стабильной системой исследовательских приемов. Это диалектический, «живой» процесс, развивающийся и обогащающийся непосредственно в ходе реконструкции исследуемых явлений. Это определяется спецификой реконструкционного процесса, изначальным отсутствием непосредственной данности исследуемого явления и его появлением только как результата фактографического источниковедческого исследования.
Диалектичность историко-научного познания подчеркивает М. Блок, характеризуя его как стремящееся к глубокому пониманию исследуемых феноменов, а потому «пребывающее в движении» (Блок, 1986, с. 11). Учитывая диалектический характер метода психолого-исторической реконструкции, представляется более адекватным использовать применительно к нему понятие «процедура», отражающее момент динамики, диалектики, развития.
4. Предметом истории психологии является процесс развития психологического познания, поэтому к описанию процедуры психолого-исторической реконструкции применимы положения, выделенные Л. С. Выготским относительно анализа процесса. Соответственно, в качестве важных задач выступает рассмотрение процессуальных характеристик реконструируемого знания прошлого: исторической периодизации (этапов и фаз его развития), динамики исторических преобразований на разных стадиях исследуемого процесса.
5. Основным объектом, исходной единицей анализа в процессе психолого-исторической реконструкции психологических феноменов прошлого выступают продукты деятельности человека, воплощенные в дошедших до нас памятниках культуры – исторических источниках, представляющих объективированное выражение субъективных характеристик их творцов – знаний, представлений, установок, ценностей.
«Все человеческое объективируется и проецируется в творениях, весь физический и социальный опыт и все то, что в этом опыте и через этот опыт выступает как состояние или функция: аспекты анализа реальности, аспекты мысли, желания, чувства, личность – наиболее абстрактные идеи и наиболее интимные чувства», – писал один из основателей исторической психологии И. Мейерсон (Meyerson, 1948, p.142). Соответственно, анализ творений людей разных исторических эпох открывает путь для воссоздания их психологических характеристик: «В последовательности творений психолог должен найти ум, который их создал, выявить его уровни, аспекты и трансформации и, таким образом, через историю творений воссоздать историю ума, психологических функций» (Meyerson, 1951, p. 82).
6. Психолого-историческая реконструкция воссоздает явления, существующие в определенном временно́м континууме, поэтому важным ее аспектом выступает учет особенностей исторического времени бытия исследуемого феномена. На этот момент специально указывал М. Блок, отмечавший, что историческое исследование изучает человека «во времени», соответственно, любой исторический феномен никогда не может быть объяснен вне его времени.
7. Метод психолого-исторической реконструкции включает процедуры интерпретации исторических текстов, что предполагает учет данных, накопленных в данной области: основополагающие идеи герменевтики (М. Хайдеггер, В. Дильтей, Г. Г. Гадамер, Ф. Шлейермахер), психолингвистики, работы отечественных авторов в области психологии интерпретации и понимания текстов (В. В. Знаков, Т. Н. Ушакова, Т. М. Дридзе, Н. Д. Павлова, А. Н. Славская и др.).
В то же время, в отличие от интерпретационизма, «реконструкция выдерживает стандарт «объективной» новой теории». Она «ужесточает рамки исследовательской работы в истории, вводя требования репрезентативности данных и соблюдения последовательности этапов сбора первичных данных и содержательного объяснения» (В. А. Шкуратов, 1997, с. 86, 87). Сравнительно с традиционно используемыми методами интерпретации, предложенная нами интерпретационная модель характеризуется операционализированностью и детальной проработкой процедуры реконструкции (последовательности осуществляемых шагов, их взаимосвязей).
Она представляет собой не ассоциативный, а логический, не спонтанный, а целенаправленно организованный процесс. Ее результатом является экстериоризация и освещение тех аспектов воссоздания прошлого, которые, как правило, протекают интуитивно, в свернутом виде, и не выступают предметом специального осмысления.
8. Особенностью процесса реконструкции является его комплексный характер. Воссоздание психологических явлений прошлого и психологической составляющей исторического процесса предполагает изучение исторического, социального и культурного контекстов, в которых они протекают, анализ особенностей творческой деятельности исторического субъекта (индивидуального и коллективного), выявление содержательных и лингвистических характеристик созданных в прошлом исторических текстов и т. д. То есть речь идет о широком пространстве научного взаимодействия, включающем как междисциплинарные связи психологии с другими отраслями знания, так и внутрипредметные связи между разными направлениями психологии.
Реальной основой междисциплинарного синтеза в гуманитарном познании выступает специфика его объекта, в качестве которого выступают исторические источники, заключающие в себе разные пласты информации: об их творце – человеке и человеческом сообществе, об особенностях исторического времени их создания и культурного контекста. Все гуманитарные науки, различаясь предметами своего изучения, имеют единый объект – памятники культуры, созданные в ходе исторического развития человеческой цивилизации. «Интеграция наук становится возможной, когда изучаются реально существующие произведения, объекты культуры, источники, созданные в процессе целенаправленной человеческой деятельности. Разные науки применяют свои методы к единому объекту – источнику, изучая его материл, приданную ему создателем форму, его текст, язык, символику графического изображения и символику текста, особенно содержания. Использование методов социологии, биографики, социальной психологии, философской герменевтики, количественных параметров социальной информации – все это существенно расширяет и обогащает метод источниковедческого анализа, культурологического синтеза» (Медушевская, Румянцева, 1997, с. 43).
Принципиальная комплексность метода реконструкции подчеркивается и историками психологии (Кольцова, 2001; Спицина, 1994; Барская, 1997).
9. Основой реконструкции является принцип взаимодействия настоящего и прошлого, современного исследователя и создателя исторических «творений». М. Блок считает, что исторический анализ не ограничивается только исследованием прошлого вне его связи с настоящим. Как нет наук, изучающих только настоящее, так не может быть – более того, является, по его мнению, абсурдным существование в качестве объекта – научного анализа прошлого самого по себе.
Развивая эту мысль ученого, можно сделать вывод об органичной связи и взаимодействии прошлого и настоящего как важнейшем принципе историко-психологического познания. Поскольку каждый человек и продукты его деятельности социально-культурно обусловлены, несут в себе отпечаток и выступают в качестве репрезентантов культуры своего времени, по сути, речь идет о межкультурном взаимодействии, поэтому процедура реконструкции определяется нами как «диалог культур».
Конкретной реализацией указанного принципа выступают: признание активной позиции исследователя; субъектный подход к прошлому как воплощению «чужой одушевленности» (Лаппо-Данилевский, 1913, с. 308), признание творческих сил и достижений его создателей; необходимость выявления и учета особенностей культуры и менталитета исследуемого исторического времени (что реализуется через процедуры «вживания», «вчувствования» исследователя в прошлое – в психологию и деяния исторических субъектов).
Отсюда вытекает необходимость отказа, с одной стороны, от антикваристического взгляда на прошлое как на «явление-в-себе», уникальное и не имеющее аналогов в современной действительности, а потому закрытое для познающего его исследователя, с другой, – от презентистской стратегии, представляющей попытку понять прошлое исключительно с позиции стереотипов, ценностей и целей современного научного знания. Альтернативой указанным стратегиям выступает «диалог культур», реализуемый в виде опосредованного историческими источниками субъект-субъектного взаимодействия современного исследователя и творца научной мысли прошлого.
10. Основополагающим принципом, лежащим в основе процедуры воссоздания исторической реальности прошлого, выступает принцип системного подхода. Необходимость реализации системной методологии обусловлена сложностью и многогранностью исследуемых историко-психологических явлений.
С точки зрения данного подхода, процесс реконструкции описывается как целостная система, включающая совокупность элементов: исследователь как репрезентант современной культуры и научного знания – исторический источник как объект историко-научного изучения – субъект, создатель знания, олицетворяющий культуру прошлого.
Исторический источник выступает в этой системе в качестве ее связующего звена, системообразующего основания. Это определяется его природой, характеризуемой А. С. Лаппо-Данилевским как «реализованный продукт человеческой психики, пригодный для изучения фактов с историческим значением» (Лаппо-Данилевский, 1913, с. 375).
Во-первых, исторический источник представляет собой основной объект исторического познания: прошлое раскрывается современному исследователю только опосредованно – через систему исторических источников. Исторический источник доносит до нас и делает доступной для восприятия и интерпретации информацию об его создателе, о том времени, в котором он жил и творил, выступает мостиком, связывающим исследователя с изучаемой им реальностью прошлого.
Во-вторых, преобразование функций и онтологического статуса источника на разных уровнях его бытия обеспечивает целостность реконструкционного процесса и создает предпосылки для познания исторического прошлого.
В своей исходной функции на этапе связи «создатель исторической мысли прошлого – исторический источник» он выступает в своей латентной форме – как продукт деятельности человеческой деятельности. А. С. Лаппо-Данилевский писал, что «только «мысль», сопровождаемая действием, через посредство которого она осуществляется, и становится источником» (Лаппо-Данилевский, 1913, с. 308, с. 370). Именно здесь, на стадии создания продукта деятельности, происходит объективирование человеческой психики, возникает уникальное творение, определяющее подлинную природу исторического источника. «Человек создает, он объективирует свои интенции в произведении, с его помощью общается, и именно произведения – источник, ключ к его познанию» (О. М. Медушевская, М. Ф. Румянцева, 1997, с. 38).
На втором этапе своего бытия созданный человеком продукт его деятельности, обретая независимое от его создателя существование, выступает как самодостаточный феномен культуры, доступный для познания.
На третьем уровне – «познающий субъект – исторический источник», он становится объектом изучения как носитель информации о прошлом: о человеке, обществе, культуре. Изучая исторический источник, исследователь извлекает содержащуюся в нем информацию, осмысливает ее с позиции современного знания, своих собственных научных и философско-методологических установок и, тем самым, вступает в диалог с его создателем. То есть, именно исторический источник соединяет два культурные пространства – прошлое и настоящее – в единую систему, обеспечивает взаимодействие ее структурных компонентов, открывает возможности познания прошлого. Реализация источниковедческой парадигмы в методологии исторического познания открывает путь для научного исследования прошлого. По словам Ж. Дюби, единственная доступная для исторического анализа «реальность заключается в документе, в этом следе, который оставили после себя события прошлого» (Дюби, 1991, с. 58).
В-третьих, использование исторических источников как реальных памятников культуры составляет онтологическое основание процесса реконструкции, позволяет преодолеть субъективизм исторического познания, создать достоверную, объективную картину исследуемых явлений. Как писал Л. А. Карсавин, ученый «спешит проделать всю черную работу над источниками, чтобы уловить саму сущность исторического. Она легче и лучше всего улавливается в ограниченной области источниковедения, где нет соблазна отдаться на волю легкомысленных и шаблонных схем» (Карсавин, 1993, с. 351).
В-четвертых, являясь многогранными по своей семантической природе, включая в себя разные пласты информации о прошлом, исторические источники открывают возможности для рассмотрения исследуемого явления в контексте более широких макросистемых образований – культуры, общества, эпохи, обеспечивают выделение системы детерминант, определяющих его становление и развитие.