Коллектив авторов
Идея системности в современной психологии
Процедура психолого-исторической реконструкции
Опора на указанные методологические положения позволила перейти непосредственно к описанию процедуры психолого-исторической реконструкции, представляющей собой процесс активного целенаправленного воссоздания прошлого в ходе взаимодействия с ним исследователя.
Представленный вариант процедуры психолого-исторической реконструкции развития психологического знания базируется на обобщении материалов, полученных в проведенных под нашим руководством исследованиях Л. В. Спициной, А. Д. Барской, Е. В. Харитоновой, И. Р. Федорковой, Т. Хоанг.
С целью моделирования реального процесса исследования нами был выделен определенный алгоритм действий, включающий совокупность основных этапов, которые проходит исследователь, воссоздавая те или иные феномены прошлого.
При этом следует оговорить два принципиально важных момента.
Во-первых, выделенный алгоритм представляет схематическую и упрощенную модель воссоздания прошлого. В действительности процесс реконструкции имеет более сложную структуру и, являясь многомерным по своей природе, протекает не в виде линейного и однонаправленного движения, а носит циклический характер, охватывает одновременно несколько плоскостей анализа. Циклический характер процесса реконструкции раскрыт в модели, описанной А. Д. Барской (Барская, 1998).
Во-вторых, на каждом этапе реконструкции имеет место взаимодействие культур: прошлой, воплощенной в рассматриваемом феномене, и современной, представленной в мировоззрении исследователя, системе культурных норм и ценностей, которыми он руководствуется в ходе ретроспективного анализа.
Первый начальный этап психолого-исторической реконструкции включает определение общего направления работы, формулировку проблемы, целей и задач, обоснование хронологических рамок исследования.
Чем определяется выбор направления историко-научного исследования?
В основе его лежат как субъективные, так и объективные факторы: профессиональные и личностные интересы ученого, определяющие его исследовательские ориентации, и объективные потребности современной науки и практики, обусловливающие выделение спектра научных направлений и проблем, важных и актуальных на данном этапе развития фундаментального и прикладного знания.
Важность указанных определителей научного поиска подчеркивает один из создателей отечественной исторической психологии А. Я. Гуревич. Он пишет, что «изучение истории прошлого начинается с современности: пытливый ум историка побуждает исторические памятники открывать перед нами свои тайны» (Гуревич, Харитонович, 1995, с. 6).
Однако детерминация направлений научного поиска не исчерпывается актуальными запросами и требованиями, диктуемыми современной наукой. Активную роль в определении исследовательских ориентиров играет также прошлое – тот исторический материал, который привлек внимание ученого, стал стимулом возникновения его познавательных интенций. Прошлое – понятие широкое и многогранное. Оно вбирает в себя результаты многотысячелетней предметно-практической и познавательной деятельности человечества. И то, какой фрагмент или аспект этого обширного мира прошлого становится предметом изучения, зависит в немалой степени от его субъективной привлекательности для исследователя. Разные аспекты и временны́е срезы прошлого конкурируют друг с другом за привлечение внимания ученого, и побеждает тот, который одерживает верх по вышеуказанному критерию. То есть, исследуемая реальность выступает в качестве побудителя исследовательского интереса, стимулятора научного поиска, а, значит, проявляется в своей активной регулирующей функции. Именно на пересечении двух важнейших координат – современность и прошлое – вычленяется и определяется первоначальная область научных интересов, направление историко-научного исследования.
В отличие от обозначения общего направления исследования формулировка проблемы, представляющая важный момент начального этапа, означает переход с обыденного, житейского языка на научный язык; она определяется в системе научных понятий и категорий, носит конкретно-предметный характер.
Научная проблема отражает специфику научной дисциплины, в рамках которой проводится исследование, современный уровень ее разработки. Соответственно, формулируя проблему, ученый должен ориентироваться в проблемном поле исследуемой им области знания, учитывать ее особенности, актуальное состояние и перспективы развития. Адекватность формулировки проблемы историко-научного исследования, ее соответствие особенностям конкретной области знания является важной предпосылкой обеспечения значимости и валидности полученных результатов.
Формулировка проблемы, наряду с выделением зон высокой научной и практической значимости, предполагает нахождение «конфликтных», спорных областей в системе научных представлений, не получивших однозначного решения в современной науке, определение пробелов и так называемых «белых пятен» в научной картине рассматриваемой реальности.
Иллюстрацией решения данной задачи может служить процесс формулировки проблемы, представленный в исследовании А. Д. Барской, посвященном изучению особенностей психологических представлений о психологическом мире человека в период раннегреческой архаики (XVIII в. до н. э.). Формулировка данной проблемы была продиктована рядом соображений: во-первых, теоретической важностью изучения историогенеза психики как одного из фундаментальных общепсихологических направлений, во-вторых, отсутствием серьезных теоретико-эмпирических разработок в данной области; в-третьих, неотрефлексированностью собственно психологического аспекта проблемы.
Задача изучения историогенеза человека была сформулирована в науке уже достаточно давно. Но первыми к ее рассмотрению обратились не психологи, а культурологи и философы. Именно в их работах впервые был поставлен вопрос о радикальных изменениях в мышлении и психике в целом в определенный период античности (А. Ф. Лосев, В. А. Асмус, К. Ясперс и др.). Среди психологов эти идеи разделял ученик основателя французской школы исторической психологии И. Мейерсона Ж.-П. Вернан (Вернан, 1988), хотя и его работы по античности носят скорее культурологический, нежели психологический характер. Таким образом, вопрос о существовании некоторой особой стадии развития психики в античности оставался открытым и составлял своеобразное «белое пятно» в истории психологической мысли.
Трудность вычленения проблемы состоит в том, что в качестве рассматриваемой реальности, объекта изучения в историко-психологическом исследовании выступают феномены культуры, воплощающие в себе различные пласты информации – культурологической, социальной, психологической. Поэтому важно, исследуя памятники культуры прошлого, с одной стороны, точно описать тот аспект содержащейся в них информации, который соответствует рассматриваемой предметной области, отдифференцировав его, тем самым, от интересов других научных дисциплин, исследующих со своих позиций те же объекты. Так, изучая памятники античности, можно рассматривать их под разными углами зрения, выбрав в качестве предмета изучения или особенности культуры, или специфику экономического базиса и социальных отношений, или своеобразие психического мира человека или психологических знаний этого времени. Очевидно, что в каждом случае речь идет об особой предметной области. В исследовании А. Д. Барской был выделен психологический аспект проблемы историогенеза человека и, соответственно, была сформулирована задача изучения особенностей психологических характеристик гомеровского человека.
С другой стороны, привлечение данных смежных наук на этапе постановки проблемы расширяет область историко-психологического исследования, восполняя ряд принципиально важных моментов в определении зоны научного поиска и выделении конкретного предмета изучения.
История психологии имеет дело с человеческой мыслью – психологическим знанием, развивающимся в контексте определенного исторического времени. «Историк, – пишет Блок, – не только размышляет о «человеческом». Среда, в которой его мысль естественно движется, – это категория длительности… это плазма, в которой плавают феномены… в которой они могут быть поняты» (Блок, 1986, с 18–19). Погружение исследуемой проблемы в конкретную реальность исторической эпохи – необходимый этап психолого-исторической реконструкции прошлого. Поэтому формулировка историко-психологической проблемы предполагает временну́ю фокусированность, определение хронологических рамок исследования. Решение данной задачи, в свою очередь, определяется рядом моментов: спецификой разрабатываемой проблемы; недостаточной изученностью исследуемого периода; возможностями использования в поиске и раскрытии искомого материала метода аналогии, позволяющего привлекать уже имеющиеся в науке данные в качестве сопоставимых моделей исследуемой реальности; наличием необходимых источников, освещающих развитие знания в указанный период.
Адекватность формулировки проблемы предполагает ориентацию исследователя не только в современной науке, но и наличие определенных предварительных представлений, «предзнания» (Гадамер, 1988) относительно изучаемой эпохи, ее культурных традиций и информационного потенциала, обеспечивающих разработку рассматриваемой проблемы. Исследователь исходит из предположения и ожидания, что поставленная им проблема может быть решена при обращении к определенному периоду времени, при изучении той или иной культуры прошлого, что искомое сокрыто в данном временно́м и культурном сегменте. Например, трудно предполагать, что в античной психологии периода раннегреческой архаики, учитывая особенности общекультурного контекста того времени, могут существовать развернутые представления о личностных характеристиках человека. Столь же, на первый взгляд, нереалистичной представляется идея о развитии естественнонаучно ориентированных подходов в рамках схоластической системы знания периода Средневековья. Однако обращение к прошлому часто преподносит сюрпризы и опровергает исходные предположения. Таким образом, предварительные представления об изучаемой исторической реальности, которые получает исследователь, апеллируя к знаниям в области истории, культурологии и других смежных наук, являются важным фактором постановки и формулировки научной проблемы и определяют «потенциал уверенности» в обеспечении эффективности ретроспективного анализа.
Что касается формулируемых исследователем на начальном этапе процесса реконструкции цели и задач исследования, то они, по сути, представляют вопросы, обращенные им к прошлому, и являются важным источником установления контакта с рассматриваемой исторической реальностью. В исследовательских задачах проблема операционализируется; ими обозначаются те конкретные пути, по которым будет осуществляться зондирование прошлого.
Продуктивность вопросов как трансцендентального условия герменевтического опыта вскрывается Г. Гадамером. Он подчеркивает, что предмет исследования не описывается, а «опрашивается», и именно появление вопроса открывает исследователю бытие опрашиваемого, обеспечивает установление смыслокоммуникации. «Истолкование как разговор есть круг, замыкаемый в диалектике вопроса и ответа» (Гадамер, 1988, с. 452).
Следующий этап реконструкции, названный нами исходным теоретическим осмыслением исследовательского подхода, состоит в обосновании теоретической модели исследования и формулировке гипотезы.
Теоретическая модель включает совокупность положений и принципов, лежащих в основе разработки исследуемой проблемы. По сути это – теоретический каркас работы, основополагающие ориентиры, от которых отталкивается ученый, планируя и организуя проведение научного анализа материала. Теоретическая модель вычленяется из современной системы научного знания. Предполагается, что до того, как начинать собственно реконструкцию психологического знания, необходимо провести углубленное теоретическое осмысление проблемной области, выступающей сферой научных интересов.
Какие же требования предъявляются к теоретической модели?
Она должна: 1) быть адекватной исследуемой проблеме, отвечать общей задаче исследования; 2) учитывать основные положения современной науки, касающиеся рассматриваемой проблемной области; 3) обладать необходимым эвристическим потенциалом, т. е. обеспечивать возможность выявления искомой информации, ее систематизацию и объяснение; 4) быть соотносимой с особенностями изучаемого временно́го периода и рассматриваемой культуры; 5) являться достаточно целостной, т. е. охватывать и полно описывать основные характеристики исследуемого явления.
Процесс подбора теоретической модели в каждом конкретном случае определяется особенностями рассматриваемой проблемы и познавательным потенциалом современной науки. Этим же обусловлен уровень общности-конкретности теоретической модели.
Иногда в качестве теоретической модели могут быть использованы «готовые» психологические теории, разработанные в современной психологии. Так, при изучении особенностей утверждающихся в послереволюционной России (в 20-е гг. XX века) новых представлений о нормах и формах общения и межличностных взаимоотношений людей, проведенном Л. В. Спициной, в качестве теоретической модели психолого-исторической реконструкции указанных процессов была использована структура общения, разработанная В. Н. Мясищевым. Согласно данному подходу, процесс общения рассматривается в единстве трех его взаимосвязанных аспектов: общение как взаимодействие, общение как отношение и общение как обращение. Указанная теоретическая модель обладает признаком целостности (полно охватывает и описывает разные аспекты исследуемого явления) и валидности (адекватности рассматриваемой реальности), она приложима к особенностям анализируемого культурно-исторического процесса (Спицина, 1994).
Иная ситуация возникла при реконструкции особенностей представлений о психологических характеристиках человека периода раннегреческой архаики. Трудность, с которой столкнулся исследователь, состояла в том, что в современной психологии практически отсутствуют достаточно всеобъемлющие, глубоко разработанные теории историогенеза психики. Имеющиеся генетические подходы, описывающие отдельные аспекты психики современного человека, не представлялось возможным использовать в готовом виде, во-первых, потому, что речь шла о достаточно удаленных эпохах, которым соответствовали начальные стадии психического развития человека, существенно отличающиеся от его развитых форм, и, во-вторых, в силу целевой направленности работы – реконструировать не какой-либо психический феномен, а целостную картину душевной жизни. В связи с этим была поставлена задача создания теоретической модели исследуемого явления путем отбора и синтеза общетеоретических идей разных генетических теорий, логически сочетающихся друг с другом и описывающих общие закономерности психического развития вообще (онтогенетического, филогенетического).
Сконструированная исследователем модель объединила психологические принципы достаточно общего характера. В основу ее было положено, во-первых, представление о психике как о постоянно развивающемся феномене; во-вторых, идея об особой стадии историогенеза психики человека в исследуемый период. Для описания особенностей функционирования психики человека раннегреческой архаики использовались: положения теорий интериоризации (Ж. Пиаже, Л. С. Выготский), описание стадиальности формирования самосознания (И. И. Чеснокова), общие представления о развитии механизмов саморегуляции человека. Было высказано предположение, что в ходе истории происходит интериоризация и сворачивание экстериоризированных способностей во внутреннем плане, следствием чего является овладение человеком средствами саморегуляции, развитие абстрактно-логической компоненты мышления, рефлексивных способностей личности (Барская, 1998).
Таким образом, очевидно, что теоретическая модель представляет собой своеобразный научный конструкт, организующий проведение ретроспективного анализа, дающий ключ к объяснению, систематизации и обобщению полученных данных. Она структурирует проблемное поле, вводит момент определенности в неопределенную в целом ситуацию научного поиска, выступает в качестве концептуального пространства, на основе которого разворачивается диалог настоящего и прошлого.
Следует, однако, отметить, что теоретическая модель не может рассматриваться как некое априорное, обладающее высшей истинностью и неизменное в своем содержании образование. Во-первых, в ходе исследования она может существенно изменяться, дополняться, обогащаться. Контакт исследователя с прошлым обнаруживает степень адекватности используемой теоретической модели, ее полноты. Во-вторых, обнаруживаемое в ходе реконструкции знание часто не укладывается в рамки современных концептуальных положений и требует поиска новых объяснительных подходов. Наконец, в-третьих, глубоко ошибочным является взгляд на современную науку как на иерархически более высокую ступень сравнительно со знанием, накопленным в прошлом. Нередко идеи, разработанные мыслителями прошлых веков, не получают дальнейшего развития, утрачиваются современной наукой. Это касается, например, натурфилософской трактовки человека, представлений о человеке как о духовном существе и других. Подобные положения часто не могут быть однозначно описаны и интерпретированы в рамках теоретических моделей, отражающих смысловое пространство актуальных научных подходов. В связи с этим недопустимы как отвержение и недооценка того материала, который не соответствует в полной мере заявленной теоретической модели, так и его трансформация, состоящая в попытке презентистского толкования и механического встраивания уникальных научных построений прошлого в систему современных научных представлений.
Исходные теоретические положения, на которые опирается исследователь, рождают неизбежно ряд гипотетических предположений, требующих проверки, что предполагает осуществление следующего шага – этапа теоретического осмысления исследовательского подхода, состоящего в обосновании и формулировке гипотезы.
Выдвижение гипотезы выступает в качестве своеобразного ядра метода реконструкции, объединяющего все другие этапы ретроспективного исследовательского процесса, а гипотетичность является сутью развиваемой процедуры. Гипотезы возникают из спорных проблемных моментов и осмысления исходных теоретических положений. Они представляют собой концентрированное выражение процесса проблематизации исследуемого пространства и выступают как идеальное проектирование ожидаемого научного результата. Смысл их состоит в том, что исследователь ожидает получить полезный и значимый результат при условии изучения некого исторического материала. Выделение гипотезы предполагает, с одной стороны, определенный уровень осмысленности проблемы в контексте тенденций современного научного знания и особенностей конкретной области знания. С другой стороны, гипотеза содержит констатацию того, что характерно для изучаемого историко-научного материала. Формулируя гипотезу, исследователь мысленно переносится в прошлое, оценивает и определяет его с точки зрения рассматриваемой им проблемной области. То есть, гипотеза – это непосредственное соединение теоретической мысли современности с информационным пространством прошлого; она рождается только из этого взаимодействия. Естественно, что гипотеза, предшествующая проведению конкретного исследования, носит в силу этого предварительный характер и корректируется и уточняется в процессе дальнейшей работы.
Следующий важный этап психолого-исторической реконструкции состоит в выделении и обосновании источниковой базы исследования. Он включает два блока взаимосвязанных задач: 1) собственно отбор релевантных цели и задачам исследования исторических документов; 2) их источниковедческий анализ («критика источников»).
Если на стадии теоретического осмысления основной вектор исследования характеризуется движением от настоящего к прошлому, то при подборе совокупности источников ведущая роль перемещается в область информационного пространства прошлого, концентрирующего и хранящего в себе искомые знания.
Роль настоящего проявляется в активной позиции исследователя, осуществляющего отбор источников на основе учета цели и задач исследования, а также выдвинутых в ходе теоретического осмысления исследовательского подхода первоначальных гипотез. Это выражается в принципах валидности источниковой базы, ее полноты, разнообразия источников (их типов и видов), а также их системной организации (совокупность источников должна образовывать целостную систему, охватывающую все уровни и аспекты исследуемого явления).
Реализация указанных принципов в каждом конкретном случае определяется той документальной, фактологической базой, которую представляет исследователю рассматриваемая реальность. И в этом проявляется активная роль исторического информационного пространства. Приступая к исследованию, ученый ожидает получить некий значимый результат, и с этой целью осуществляет поиск тех источников, которые, по его мнению, должны содержать искомые данные. Однако знакомство с историческим материалом может внести существенные коррективы в первоначальные планы и представления. И важнейшим фактором здесь является наличие требуемых источников, их сохранность, подлинность. Именно это определяет возможности и уровень проведения ретроспективного исследования, может подвергать их серьезной коррекции (уточнению и изменению хронологических рамок рассматриваемой проблемы, конкретизации исходной цели и задач, их сужению, расширению и, как крайний случай, – отказу от исследования в силу отсутствия необходимых исторических свидетельств).
Создание источниковой базы не ограничивается подбором документов, но включает также осуществление «критики источников», т. е. проверки их подлинности, «правдивости». На этом этапе вновь ведущие позиции переходят к настоящему: исследователь как субъект познавательного процесса выступает в качестве арбитра, подвергающего исторический материал критическому рассмотрению и оценке.
Подчеркивая важность источниковедческой критики источников, М. Блок писал, что «нельзя безоговорочно принимать все исторические свидетельства. Опыт… научил: немало текстов содержат указания, что они написаны в другую эпоху и в другом месте, чем это было на самом деле; не все рассказы правдивы, и даже литературные свидетельства могут быть подделаны» (Блок, 1986, с. 47).
В источниковедении разработана система приемов «критики» источников, позволяющих определить их подлинность, достоверность и научную ценность содержащейся в них информации.
Истоки критического метода уходят в XVII век и впервые представлены в работе Мабильона «О дипломатике» (1681), в которой формулируется задача отделения ложной информации от истинной. Методологической основой критического метода выступил философский метод Р. Декарта, утверждавшего, что в науке нельзя доверять всему подряд, и призывавшего подвергать любое знание сомнению и проверке. Умение сомневаться, критичность в восприятии и оценке информации начинает рассматриваться как сущностная характеристика ума. Особое значение указанным способностям придается в том случае, когда предметом научного анализа становится прошлое, восстанавливаемое по историческим свидетельствам. М. Блок называет критику источников важнейшим условием обеспечения «моральной гигиены» любой науки.
Критика истоков включает ряд аспектов. Прежде всего, это определение подлинности или воссоздание авторства источников.
Известно, что многие рукописи, приписываемые Гиппократу и Пифагору, в действительности были написаны их учениками. Чрезвычайно сложно, исследуя диалоги Платона, определить авторство содержащихся в них идей: высказаны ли те или иные положения, вложенные Платоном в уста главного героя его произведений – Сократа, именно им, либо это мысли самого автора диалогов.
Нередко по цензурным и другим соображениям статьи не подписывались полностью: либо ставились только инициалы, либо использовалось какое-либо нарицательное имя («Умный гражданин», «Любитель истории» и т. д.). С этим, в частности, пришлось столкнуться при анализе развития отечественной психологической мысли XVIII века (Психологическая мысль Россиию. М., 2001), реконструируемой на основе использования в качестве источников книг и журналов, в том числе издаваемых Н. И. Новиковым, где имеет место много подобных фактов.
Чрезвычайно тяжело порой установить точное авторство публикаций из-за существовавшей в дореволюционный период традиции указания только фамилии без фиксации инициалов ученого. Если речь идет о достаточно удаленном периоде, распространенной фамилии вкупе с недостаточной известностью творческого наследия мыслителя, это создает серьезные трудности для исследователя.
Задачи идентификации авторства возникают постоянно также в процессе архивоведческого анализа документов личных фондов ученого, где нередко рукописные материалы представлены без их авторской маркировки.
В качестве показателей определения авторства работы выступают: содержание и стилевые характеристики текста, специфика тематических линий, развиваемых в работе, анализ ссылок, отражающих «оппонентный круг» ученого (сторонников и противников его идей), почерко́вая экспертиза (для рукописных материалов) и т. д. Главным условием, определяющим успешность решения поставленных задач, без сомнения, является глубокое знание творчества и личности изучаемой персоналии: ее взглядов, научных, мировоззренческих и идеологических ориентаций, сфер научных интересов и прикладных разработок, масштаба личности и уровня профессиональной и общеобразовательной культуры, принадлежности к тем или иным социальным общностям, обстоятельств личной биографии.
С установлением авторства связывается также решение важнейшей источниковедческой задачи – определение исторической достоверности, правдивости, а, значит, и научной ценности материалов источника. Речь идет о выявлении ошибок, непроизвольно зафиксированных или сознательно внесенных в текст исторического документа.
Непроизвольные или случайные ошибки могут возникать при перепечатывании документа – по недосмотру, невнимательности его переписчика, издателя. Поэтому важно выявлять, является ли документ первоисточником, оригиналом, подготовленным самим автором, или списком, т. е. переизданием труда, осуществленным без его участия. Для избежания ошибок при работе с историческими документами требуется сличение текста «списка» с содержанием подлинника.
Наиболее губительны для научной мысли факты преднамеренного искажения текстов источников, сознательного создания заведомо фальшивых документов, так называемых «интерполяций». М. Блок писал, что «из всех ядов, способных испортить свидетельства, самый вредный – обман» (М. Блок, 1986, с.53). Развивая эту мысль, он указывает, что недостаточно только выявить и констатировать факт лжесвидетельства, «надо еще раскрыть мотивы» этого преступного деяния, иначе обман будет «лишь наполовину доказан» (там же, с. 54). За обманом надо «искать обманщика», пишет М. Блок.
Но если откровенные фальшивки обнаруживаются рано или поздно в ходе серьезного анализа, то значительно сложнее отличить тот вид лжесвидетельств, который обозначен М. Блоком как «коварная форма надувательства» или «потаенная переработка», состоящая в искажении отдельных аспектов источника (фактов, хронологии и т. д.), замаскированном под правдивую форму. Один из таких видов интерполяции был выявлен при анализе творчества и жизненного пути И. Н. Шпильрейна. Он касался уточнения даты смерти ученого, опровергнувшего сфальсифицированную информацию, содержащуюся в официальном документе, выданном в 50-е гг. органами НКВД его родственникам (В. А. Кольцова, О. Г. Носкова, Ю. Н. Олейник, 1990).
Установление достоверности и фактологической точности материала, содержащегося в источнике, предполагает воссоздание и учет обстоятельств появления исторического документа. Очевидно, что в разных исторических условиях один и тот же человек может создавать произведения, различающиеся по степени полноты и достоверности информации. В качестве внешних обстоятельств, определяющих достоверность создаваемых исторических документов, выступают: ограничивающие влияния цензуры; идеологические и политические требования и запреты, приводящие к использованию «эзоповского языка»; экстремальный характер условий деятельности, диктующий режим экстренной подготовки материалов, исключающей в ряде случаев их проверку и уточнение данных; отсутствие у автора в силу тех или иных причин необходимой информации, побуждающей его воспроизводить ход событий и приводимые факты «по памяти» и другие.
Примером контекстной обусловленности формы представления материала выступает классическая работа М. Блока «Апология историка», созданная в условиях военного времени при отсутствии у ее автора необходимых материалов, что создавало, по его словам, серьезные трудности в ее подготовке: «Условия моей нынешней жизни, невозможность пользоваться ни одной из больших библиотек, пропажа собственных книг вынуждают меня во многом полагаться на мои заметки и знания. Дополнительное чтение, всякие уточнения, требуемые правилами моей профессии… слишком часто для меня недоступны» (Блок, 1986, с.7).
Очевидно, что установление достоверности и правдивости исторических свидетельств – важнейшее условие обеспечения объективного и точного описания прошлого.
Не менее сложной и ответственной задачей является воссоздание и уточнение времени создания исторического источника. Объективными предпосылками постановки данной проблемы выступают реальные факты искажения или отсутствия на документе указанных данных.
Так, в дореволюционный период нередко выходили работы, на титулах которых не значился год их издания.
Скорее исключением, нежели правилом, является указание хронологических данных работы и в рукописных фондах ученого. Часто в мемуарах при ссылках на собственные работы или труды своих коллег ученые неосознанно искажают годы их создания в силу естественно происходящего смещения событий во времени. Иногда имеет место и сознательное искажение, обусловленное различными личностными мотивами (например, для того, чтобы оттенить свою приоритетность в постановке какой-либо проблемы или свою причастность к тому или иному событию).
При восстановлении датировки работ в качестве главного приема выступает контекстный анализ, состоящий в выявлении и учете особенностей тематики произведения, соотносимой с постановкой соответствующих проблем в истории психологической науки; языка и стиля изложения материала; структуры его оформления (системы ссылок, списков использованной литературы); упоминаемых сведений о научных событиях, организациях и учреждениях; цитирования тех или иных авторов. Принимаются во внимание также внешние характеристики источника (вид и сорт бумаги, машинный или компьютерный набор и т. д.), данные сфрагистики (анализ печатей на рассматриваемых документах). При работе с особенно ценными, раритетными документами в крупных архивах для уточнения их датировки привлекаются данные многих наук: палеографии, хронологии, метрологии, дипломатики, лингвистики, топонимики и т. д.