Коллектив авторов
Эпическая традиция в русской литературе ХХ–ХХI веков
В характеристике Чепурникова чрезвычайно важную роль играют глаза и выражение лица. В рассказе отмечается, что у него карие глаза [4, с. 253]. Неоднократно подчеркивается, что у жандарма «загорелись глаза» [4, с. 255]. Или: «Глаза Чепурникова сверкали» [4, с. 263]. А также: «Глаза Чепурникова забегали по всей фигуре черкеса…» [4, с. 262]. Он имеет «долгий, в душу проникающий» [9, с. 253] либо «сверкающий глубокою враждой взгляд…» [4, с. 248]. Впрочем, в рассказе присутствует и характеристика его внешности: лицо Чепурникова было «красно и потно» [4, с. 263], рядом с черкесом он казался «маленьким и неуклюжим…» [4, с. 264]. Как видим, литератор прибегает к домыслу и вымыслу при обрисовке характеров персонажей, дополняет их портреты индивидуальными чертами, что позволяет указать на еще одну доминанту рассказа – жизнеподобие. Чепурников любит командовать людьми, считает себя неизмеримо выше Пушных, испытывает к нему чувство «глубокой ненависти», поскольку презирает его, называет то бессовестным чурбаном и падалью, коровой и свиньей, то скотом и лежебокой. В характеристике Чепурникова мастер употребляет разнообразные цветообозначения.
Заметим, что цветообозначения Короленко подчинены стилевым доминантам и играют исключительно важную роль среди других, используемых писателем изобразительно-выразительных средств. Они могут передавать особенности психологического состояния героев, их портретов и характеров, способностей и манеры поведения; эмоциональное восприятие автором того, что он изображает. По мнению Короленко, «человек соткан, так сказать, из бесчисленных разноцветных нитей. Его движения будут зависеть от того, какая в данное время напрягается» [1]. Персонажи рассказа, по нашему мнению, вполне соответствуют жизнетворческой установке мастера.
Таким образом, изучение цветописи рассказа Короленко представляется значимым событием, поскольку позволяет более точно описать признаки и свойства реалий окружающей действительности, а также помогает понять автора, проникнуть в его внутренний мир, определить особенности цветовой картины мира писателя [6]. Ведущими стилевыми доминантами в рассказе «Черкес» являются описательность и психологизм. Они обусловливают появление в рассказе значительного числа описаний героев и их портретов, интерьеров и пейзажей. Следует также отметить, что третья стилевая доминанта рассказа – жизнеподобие – достигается за счет использования форм домысла и вымысла. Перспективой работы могло бы стать изучение, мы считаем, проблемно-тематических особенностей и сюжетно-композиционной организации рассказа «Черкес».
Литература и комментарии
1. В.Г. Короленко о литературе. – М.: ГИХЛ, 1957. – С. 429.
2. Далее назван просто повествователем. (См.: Корман Б.О. Практикум по изучению художественного произведения. – Ижевск, 1977. – С. 25– 26).
3. Короленко В.Г. Полное посмертное собрание сочинений. – Госиздат Украины, 1925. – Т. 1.– С. 41 – 44.
4. Короленко В.Г. Черкес // Короленко В.Г. Собрание сочинений: В 6 т. – М.: Правда, 1971. – Т. 1. – С. 248 – 267.
5. Литературный стиль. Стилевые доминанты (Энциклопедия К2) /Проза.ру proza.ru/2014/09/20/139 27.02.16)
6. См. нашу статью «Рассказ В.Г. Короленко «Черкес» (творческая история, жанровое своеобразие) // Русский язык и литература в мультикультурном пространстве: Мат-лы Всерос. научно-практ. конф.: в 2 ч. – Комсомольск-на- Амуре: АмГПГУ, 2017. – Ч. 1. – С. 37 – 43.
7. syl.ru›article…new…ahromaticheskie…ih-vospriyatie Хроматические, ахроматические цвета и их восприятие. Автор Наталья Дудко October 18, 2016. …
Color terms in the story of V. G. Korolenko “Circassian” (about one aesthetic aspect of the Russian epic)
Abstract. Specifics of descriptions of landscapes and interiors, portraits and characters in the story Korolenko “Circassian” from the point of view of color-meaning vocabulary and style dominants.
Key words: descriptions of landscapes and interiors, portraits and characters of characters, color-meaning vocabulary, style dominants.
Информация об авторе: Гущин Юрий Геннадьевич, кандидат филологических наук, доцент, Глазовский государственный педагогический институт им. В.Г. Короленко.
Information about the author: Gushchin Yuri Gennadievich, candidate of philological sciences, docent, Glazov State Pedagogical Institute named after V.G. Korolenko.
Информация об авторе: Сутягина Анна Юрьевна, преподаватель Института непрерывного профессионального образования, Ижевский государственный технический университет им. М.Т. Калашникова.
Information about the author: Sutyagina Anna Yuryevna, teacher of the Institute of Continuing Professional Education of the Federal State Budget Educational Institution of Higher Professional Education «Izhevsk State Technical University named after M.T. Kalashnikov».
Мемуарный дискурс в романе «Таинственная страсть»
Т.М. Колядич /Москва/
Аннотация. Мемуарный дискурс определяет особенности повествования в произведении В. Аксёнова «Таинственная страсть». Роман является ярким примером документализации повествования, значительной эволюции писательских воспоминаний, в которых личная жизнь стала восприниматься как один из источников для построения динамичного и яркого повествования о себе и своем времени.
Ключевые слова: шестидесятники, воспоминания, мифологизация прошлого, масочность, игра, повествование.
Собственный подход Аксёнов представляет в «Авторском предисловии» к роману, где говорит об избранной им форме мемуарного романа и стремлении сохранить «близость к реальным людям и событиям». В то же время он признается, что создает «достаточно условную среду и отчасти условные характеры, то есть художественную правду, которую не опровергнешь»(т. 1, с.6).
Сам Аксёнов стремился в первую очередь восстановить атмосферу времени зарождения новой молодежной культуры, воскресить образы наиболее близких ему современников, передать отдельные факты собственной биографии. Поэтому рефлексивные размышления остаются в центре повествования.
Своеобразная шифровка проводится автором на всех уровнях. Название романа легко прочитывается и объясняется связывающими героев чувствами: «таинственной страстью к стихам, к дружбе, которая равнялась гениальности, и, наоборот, к гениальности, которая равнялась дружбе, и к юной любви» (т.1, с.84). Сознательная тавтология усиливает авторскую идею.
Заглавие содержательного свойства и заключает значимую для автора суть явления. Рамочная композиция обозначается автором в соответствии с классической традицией. Знаковое название становится прологом к многофигурной динамической композиции. Роман Аксёнова посвящен его современникам, о чем и свидетельствует его подзаголовок.
Развитие действия происходит особенным образом, хронология автором умышленно не соблюдается, события разных лет и периодов представлены не в линейной последовательности. Повествование развивается без предварительного ввода, сразу начинается рассказ о событиях в придуманной автором Свободной республике Карадаг, в Львиной бухте в романтическом Коктебеле.
В формате мемуарного романа Аксёновым отражены ведущие события из жизни автора разного временного свойства, упоминаются значимые для него вехи литературной деятельности.
Повествовательная интонация, создаваемая инверсией, разрушается перечислением (основанным на глаголах действия и организованным односоставными и нераспространенными предложениями) и градацией: «Вскочил, натянул джинсы, купленные прошлым летом на варшавской толкучке. Помчался. Над январской Москвой гуляла недобрая низкая туча. Хлестал ледяной дождь. Люди скользили. Таксист матерился». (т.1, с.67).
Интересен авторский комментарий перед следующей сюжетной ситуацией: «Возможно, и моим достанется, подумал Ваксон о ягодицах, несколько плетей достанется. Надеюсь, что меньше, чем другим. Ведь у меня только что вышла бодрая, энергичная повесть с разрешения ЦК КПСС. Ну, может быть, хлестанут разок – другой за «Орла и решку», но не более того». (т.1, с.87)
Составляющие отдельные главы эпизоды нанизываются друг на друга ассоциативными цепочками.
В качестве пояснения следуют разнообразные беседы, вводимые повествовательной интонацией со следующим лейтмотивом: «Друзья начали тихий сосредоточенный разговор». Встретившись в доме творчества, «участники ночной беседы» обсуждают «прошлогодние кремлевские страсти», положение дел в литературе (использована авторская метафора). Так создается основание для переброса во времени. Разные составляющие – собственно повествование, рассказ о событиях, описания реакций на ситуации и образуют сюжетное поле. Обычно разговоры выстраиваются на парной оппозиции, они самого разного свойства, обсуждаются как встреча в Кремле, так и предстоящие выборы королевы красоты. Допуская сюжетный повтор, автор усиливает ситуативную линию.
Вместе с тем осуществляется взаимодействие разных дискурсов и формируется возможность введения несобственно-прямой речи (описание перемещения Роберта Эра к месту встречи с Юстинасом Юстинаускасом). Голоса автора и героя создают полифонию и придают повествовательному полю объемность и временную углубленность, происходит переход от времени повествования к личному времени, хронотоп повествования развивается и расширяется.
Интересно воспроизводится внутренний монолог Хрущева во время выступления Ваксона: «Кажется, я встречался с его отцом. Не исключено, что на курсах младших командиров в 1919-м, куда приезжал Ленин. Он рязанский, кажется, тот Ваксон, не расстрелянный, оказывается, по ошибке. А этот Ваксон в приличном костюме как-никак явился, в галстуке, не так чтобы как другие, которые как, вроде, тьфу, опять забуксовало… (т.1, с.135). Вещественная деталь «галстук» становится характерологической и номинативной, отражая нормативы времени. В частности, упоминается сотрудник органов, «рослый мужикан в брежневской шляпе и в габардиновом плаще» (т.2, с.189). Акцентировка, как обычно, проводится с помощью лексики.
В выстроенном пространстве складывается своеобразная система персонажей. Практически все главные герои появляются в первых главах и представляются автором, получая свою портретную характеристику и собственную сюжетную линию, Микронарративы взаимодействуют в повествовании монтажного типа, образующемся из цепочек сцен (эпизодов).
Внутренний каркас мемуарного романа со своими жизнеописаниями образуют два центральных героя – Влад Вертикалов и Роберт Эр.
Проходя через все повествование, персонажи превращаются в ключевые фигуры, позволяя обозначить время.
Создавая персонажную систему, Аксёнов использует обычную портретную и языковую характеристику, описывает персонажа с помощью интонации, подбора глагольных форм, эпитетов, постоянных признаков. «Ян Тушинский давно уже поражал сверстников своей удивительной «пробиваемостью». Без труда он вступал в предгорья советского Олимпа» (т.1, с.224).
Ироническая интонация позволяет выразить авторское отношение, так упоминая о «любимце нашей молодежи» Р. Рождественском, он акцентирует внимание на его атлетическом телосложении, указывая «мускулистый зад» (использована характерологическая портретная деталь).
Несмотря на сценическое устройство, поэпизодное построение, Аксёнов не использует драматургический принцип обрисовки персонажей, когда персонаж обозначается в формате реплик, перечислительным образом и в дальнейшем не приобретает дополнительных свойств. Он создает динамический портрет героев, прослеживая их жизнь от начала шестидесятых до времени завершения рассказа о них, постепенно структурируя из отдельных качеств цельное описание, насыщая первоначальное описание новыми деталями.
Таким образом повествование состоит из отдельных зарисовок, каждая глава посвящена отдельным событиям, из которых постепенно и выстраивается история времени. В него вкрапливаются характеристики современников.
О прошлом ностальгирует не только сам автор, но и его герои. Тогда собственно авторские воспоминания соединяются с голосами героев: «Ему вдруг вспомнился 1966 год».
Вводя множественные точки зрения внутри авторского поля: мнения, разговоры, разнообразные истории, воспоминания современников автор косвенно документализирует повествование.
Прием воспоминаний, ассоциативно-хронологический способ организация действия, кольцевая композиция соединяют в единое повествование временной поток непростое время шестидесятых, где современники с помощью ярких и динамичных зарисовок и диалогов проживают романа свою биографию.
Самоочевидно, что, претерпев жанровую эволюцию, воспоминания писателей стали развиваться в сторону большей раскованности, непосредственности изложения фактов. Личная жизнь стала восприниматься как один из источников для построения динамичного и яркого повествования о себе и своем времени.
Литература
1. Аксенов В. Таинственная страсть. В 2 т. М., 2015.
Memoir discourse in the novel “Mysterious passion”
Abstract. The memoir discourse determines the peculiarities of the narration in the work of V. Aksyonov “Mysterious passion”. The novel is a vivid example of the documentation of the narration, a significant evolution of writer’s memories, in which personal life was perceived as one of the sources for building a dynamic and vivid narrative about himself and his time.
Key words: the sixties, memories, the mythologization of the past, maslochnost, game, narration
Сведения об авторе: Колядич Татьяна Михайловна – профессор кафедры русской литературы МПГУ, доктор филологических наук, профессор.
Information about author: Kolyadich Tatyana Mikhailovna – professor, Moscow Pedagogical State University, Doctor of philological sciences, professor.
Рецепция темы двойничества в романе Б. Ш. Окуджавы «Бедный Авросимов»
Н.Н. Орлова /Москва/
Аннотация. В статье анализируется рецепция двойничества в романе Б. Ш. Окуджавы «Бедный Авросимов». Прослеживается трансформация образа «маленького человека» в контексте его взаимодействия с двойником-декабристом. Показано, как по мере развития сюжета и углубления диалога персонажей происходит разрушение целостности сознания главного героя романа «Бедный Авросимов».
Ключевые слова: двойничество, Окуджава, рецепция, маленький человек, литературная традиция, диалог, расщепление сознания.
Темы, сюжеты, образы и традиции русской литературы XIX столетия находят отражение в произведениях писателей XX века. Подобная преемственность реализуется на разных уровнях художественного произведения и требует особого осмысления при исследовании. При анализе романа Б.Ш. Окуджавы «Бедный Авросимов» необходимо обращение к произведениям века XIX. Тема двойничества, восходящая к романам русской классической литературы находит продолжение в произведении.
При анализе темы двойничества в романе Окуджавы важно учитывать, что антагонистичность двух главных героев романа лежит в основе сюжета. Само обращение к изображению двойников погружает автора и читателя в контекст русской литературной традиции. «Рецепция представляет собой как бы «двойную призму»: многие идеи, образы, проблемы, становящиеся объектом рецепции, раскрываются глубже и полнее <…> Большинство писателей прибегают к рецепции как к средству создания культурного полилога п пространстве русской литературы» [9, с.5]. Роман «Бедный Авросимов» благодаря теме двойничества включен в поле подобного полилога, «двойная призма» позволяет в новом ракурсе взглянуть на связь главных героев произведения.
Исследование феномена двойничества имеет долгую традицию, восходящую к поэтике романтизма, где двойник – темная сторона личности. Исследованию сути двойничества посвящено множество работ, среди них труды Бахтина М.М., Мелетинского Е.М., Арганович С.З., Саморуковой И.В, Чижевского Д.И., Кржижановского С.Д., Серге Ч., Герман Дж. и других. Роль и функцию явления двойничества в художественном произведении исследователи воспринимают по-разному, спектр концепций и взглядов широк. Так, отмечается: «Двойниками являются персонажи, объединенные на основании внешнего и/или внутреннего сходства, в основе “союза” которых лежит сущностное подобие или душевное сродство. Двойники могут занимать как одинаковое, так и разное положение в системе персонажей, но в произведении они равно важны для понимания авторской концепции личности» [5, с.5].
В романе Окуджавы традиционно привлекает внимание исследователей образ «маленького человека». Сопоставляют социальную обусловленность типа Авросимова с героями Пушкина, Гоголя, Достоевского (Абельская Р.Ш., Бойко С.С., Выдрина В.В., Зобнина Э. М., Александрова М.А.). Однако в изучении психологического облика героя остаются пока не проясненные черты. Это, как нам представляется, мотив двойничества, точнее, раздвоения личности персонажа, т.е. тот аспект содержания романа, который присоединяет его к долгой художественной традиции, берущей свое начало в античной литературе [7]. Двойничество – как тема и как особенность системы персонажей – активно использовалось в литературе западноевропейского романтизма (доппельгангер, например). В 19 в. персонажи-двойники вводились и в произведения реалистической направленности. Это двойники-антагонисты, двойники-близнецы, двойники – персонифицирующие темную сторону личности героя. Очевидно, что такие образы требовали мастерства в изображении сложных характеров, их проявления, определения истоков и условий их формирования.
Как известно, Ф.М. Достоевский очень дорожил типом «двойника», созданным в «Двойнике» (1846), и, собираясь доработать повесть, он писал брату: «Зачем мне терять превосходную идею, величайший тип, по своей социальной важности, который я первый открыл и которого я был провозвестником?» – писал он М.М. Достоевскому 1 октября 1859 г. [2: т.15, с.203]. Развернутый анализ образа господина Голядкина дан в статье В.К. Кантора [4], где выявляются основные черты двойничества.
Изображение раздвоения сознания убедительно показано в «Братьях Карамазовых». Именно к этой традиции присоединяется Окуджава в историческом романе о декабристе. Ивану Карамазову в болезненном, бредовом состоянии является некий господин, вовлекающий героя в диалог, в ходе которого выясняется, что черт знает все тайные помыслы Ивана. Нечто подобное происходит с Авросимовым, в бреду и лихорадке рождается в голове его идея о спасении Пестеля и являются «заговорщики».
Выделим несколько наиболее показательных в этом отношении эпизодов.
Подавленный происходящим, Авросимов теряет нить реальности, испытывает ощущение фантастичности событий. После встречи с генералом Татищевым на Васильевском острове, карета которого «как словно из-под земли, из крутящего снега и мрака вдруг вырвалась» [8, с.34], – мотив снега и метели, а также связанной с ними чертовщины демонстрирует включенность текста в литературную традицию, Иван Карамазов идет домой сквозь метель: «Еще на полпути поднялся острый, сухой ветер, такой же как был в этот день рано утром, и посыпал мелкий, густой, сухой снег. Он падал на землю, не прилипая к ней, ветер крутил его, и вскоре поднялась совершенная метель» [3: т. 15, с.238]. Зимний Петербург, душевное смятение объединяет героев.
«Авросимов кинулся к ближайшему фонарю и раскрыл ладонь. Маленький красный бесёнок с черными рожками стоял подбоченясь и глядел на него голубыми пронзительными глазами. Затем он вытянул вперед свою красную ручку и сказал, обращаясь неведомо к кому:
– Господа, не сочтите меня чрезмерно привередливым, но этакого подвоха от их сиятельства я никак не ждал-с…
Наш герой в ужасе тряхнул ладонь, сгреб снегу и потёр руки. Наваждение исчезло» [8 с.36-37].
2. По ходу усиления сомнений «маленького человека» появляется некий Филимонов, которому непостижимым образом известны тайные мысли Авросимова, он выполняет роль искусителя, требуя от героя действий по подготовке побега Пестеля:
«– Вы же намерены спасти узника, – очень просто шепнул Филимонов. – Так я могу взять на себя заботы…
– Что за вздор? – крикнул Авросимов.
– Денег я не возьму, – сказал Филимонов, – так, от души. Вы только прикажите…
– Да я ничего не хочу! – крикнул Авросимов. Я никого ни об чём не просил!
– Да мы сами об этом узнали, – сказал Филимонов спокойно. – Все об ваших муках-с знают. Вам и просить не нужно…» [8 с.412]. Авросимов с величайшим трудом находит в себе силы сопротивляться, но сознание его все более затуманивается, начинается лихорадка, он больше не уверен в реальности самых простых вещей.
3. Авросимова арестовал его приятель офицер Бутурлин. «…и сквозь шум ветра и фырканье лошадей то ли воистину сказанное «прости, брат», то ли придуманное в слабости, донеслось до слуха нашего героя» [8, с.442]. Два мира: пугающий, страшный, ирреальный и мир привычный герою сливаются воедино, бедный герой не в состоянии совладать с ними. Но в отличие от «классического» раздвоения личности, известного в мировой культуре и в русской литературе, в частности, ведущего к гибели (или сумасшествию) героя, в романе Окуджавы «Бедный Авросимов» не происходит столь фатальных последствий.
В основе сюжета изменение мировосприятия главного героя, оно связно с образом Пестеля, которого Иван Авросимов встречает в крепости на судебных разбирательствах после событий на Сенатской площади в декабре 1825 года. «Молодой рослый розовощекий человек с синими глазами, широко посаженными, отчего выражение его лица было всегда удивленным и даже восторженным» [8, с.3], – таким в начале романа предстает перед читателем главный герой, сидящий над «объемистой тетрадью», ведущий протокол допросов – он чиновник, прямой наследник Акакия Акакиевича и Макара Девушкина, человек небольшой, «маленький человек». Декабрист для него в начале романа – опасный государственный преступник, «злодей Пестель», вызывающий праведный гнев и негодование.
Сам же обвиняемый «неожиданно поворотился в сторону нашего героя и неожиданно увидел его за маленьким столиком <…> увидел его глаза, удивленные и полные ненависти, подумал: «Какой, однако, волчий взгляд», – и снова сел ровно» [8, с.24]. Именно с этого момента начинается диалог героев, по мере развития сюжета отношение Авросимова к Пестелю начнет меняться, а вместе с ним будет изменяться и сам герой. Между ними установится тесная связь. «Главным критерием двойничества признается видение себя в другом <…> Этот принцип восприятия главным героем других людей не только помогает увидеть систему персонажей как систему двойников. Он принципиально важен для построения сюжета» [7, с.227]. Авросимов сначала проникается сочувствием к Пестелю, потом начинает грезить им, видеть во снах, мысленно разговаривать, боле того, позволяет себе вольнодумствовать, все события его жизни, мысли и поступки связаны с образом Пестеля, столь сильная трансформация крайне мучительна для «маленького человека» Авросимова, он все больше запутывается, начинает бредить наяву. «Общей основой многоплановой художественной семантики двойничества является двоемирие бытия героя. Расщепленное сознание художественного двойника существует в мире реальном, окружающей среде <…>. Другая ипостасная составляющая часть раздвоенного сознания находится в «инобытии», в сокрытом, тайном для окружающих мире ирреальном, в котором герой видит и воспринимает самою себя «со стороны», в необычном своем состоянии» [6, с.1]. Нечто подобное происходит с главным героем, ему являются странные люди, он грезит наградой – Святым Владимиром – с одной стороны и планом побега Пестеля с другой.
Произведение демонстрирует сложную структуру двойничества. Существует пара двойников героев, «двойников-антагонистов» [1]: Пестель – Авросимов, оказывающих друг на друга сильное влияние. Но и в душе Авросимова происходит «расщепление». «Процесс раздвоения, расслоения сознания, связанный с нарушением цельности личности двойника, следует рассматривать не только как квалифицирующее свойство двойничества, но и как основной критерий его акцентуированной характеристики» [6, с.10]. Подобное нарушение целостности личности главного героя связано с непосильным бременем, свалившимся на него – «маленький человек» приподнявшийся на уровень бунтаря, героя (подобному Прометею, несущему людям огонь) в силу своего характера не способен осмыслить и выдержать весь груз этой роли. Он заболевает, бредит, разрушается. Авросимов к концу романа начинает задумываться о благе общественном и склоняется к идеям полковника Пестеля, в то время как в начале был счастлив своею должностью и смотрел на членов Комитета с суеверным благоговением.
Раздвоение сознания Авросимова – результат, с одной стороны, влияния силы личности Пестеля, осознание правоты его позиции, а с другой – убежденности в незыблемости закона, нарушение которого находится за гранью возможностей «маленького человека». «Тут наш герой подумал, что, не сломайся полковник, он мог бы с помощью верных друзей, которые, конечно, у него остались на этом свете, бежать даже отсюда, из этой страшной крепости, и тогда страху меж судей не было бы конца…» [8, с.358]. Идея побега прочно овладевает им, но находит воплощение не в действиях, а порождает лихорадку и бред. «Помощь героя двойнику ведет к унижению героя. Но существенно, что сам герой наделяет героя немыслимыми добродетелями и собирается вместе с ним строить будущую жизнь» [4, с.112]. Наблюдая за Пестелем и его сообщниками в суде, Авросимов кого-то осуждал, временами негодовал, все больше сочувствовал, но, когда сам оказался на допросе у его превосходительства, только плакал от страха. История его пребывания в столице завершается высылкой.
Измученный, больной Авросимов возвращается в деревню, роковая связь с двойником разрывается, «маленький человек», воспаривший ввысь государственных идей, падает оттуда, но это падение не фатально. Он снова в своем мире, переболевший Петербургом, идеями декабристов, благополучно женится, и призрак «несчастного полковника» более не терзает его души.
Рецепция темы двойничества в романе Окуджавы носит структурообразующую функцию, именно благодаря ей происходит развитие сюжета, изменение внутреннего мира героя, раскрытие основной идеи произведения. Окуджава обращается к традиционным, классическим для русской литературы образам и приемам, выводя их на новый уровень существования и осмысления.
Литература
1. Арганович С.З. Двойничество / С.З. Арганович, И.В. Саморукова. Самара: Самарский ун-т, 2001 – 129 с.
2. Достоевский Ф.М. Письма // Достоевский Ф.М. Собр. соч.: В 15 т. СПб.: Наука, 1996. Т. 15. – 855 с.
3. Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений в 30-ти томах. Братья Карамазовы. [Текст] М.: Наука – 1976 – 625 с.
4. Кантор В.К. Любовь к двойнику. Двойничество – миф и реальность русской культуры // Философский журнал, № 2 (11). М.: Нац. исслед. ун-т Высшая школа экономики, 2013. С. 107 – 125.
5. Комова Т.Д. Двойники в системе персонажей художественного произведения: автореф. дис. … к-та филол. наук: 10.01.08. М., 2013. 23 с.
6. Котова Н.С., Кудряшов И.А. Феномен двойничества в аспекте текстуальной поэтики [Электронный ресурс] // Современные научные исследования и инновации. 2015. № 12. URL: http://web. snauka.ru/issues/2015/12/61412 (дата обращения: 11.01.2018). – 10 с.
7. Михалева А.А. Герой-двойник и структура сюжета // Новый филологический вестник, № 2 (3). – М.: РГГУ, 2006. – 227-231 с.
8. Окуджава Б.Ш. Бедный Авросимов: роман. Екатеринбург: У-Фактория, 2003. – 448 с.
9. Трунин С.Е. Рецепция Достоевского в русской прозе конца XX – начала XXI вв.: монография. Минск.: Логинов, 2006. 156 с.
10. Фрейденберг О.М. Миф и литература древности [Текст]. 2-е изд., испр. и доп. – М.: Издательская фирма «Восточная литература» РАН, 1998. – 800 с.
11. Щелокова Л.И. Рецепция войны в публицистике И.Г. Эренбурга // Русский язык и культура в зеркале перевода. 2015. № 1. С. 707-715.
The reception of dualism in the novel «Poor Avrosimov» by B. Okudzhava
Abstract. In this article we analyze the reception of dualism in the novel «Poor Avtosimov» by B. Okudzhava. We can follow the transformation of an image of “little person” in the context of integration with his Decembrist-doppelganger. A breakdown of ego-consciousness of the main character as the plot develops and dialogue deepens. This is how the complicated structure of dualism in the novel «Poor Avrosimov» is being discovered.
Key words: dualism, Okudzhava, reception, little person, literature tradition, dialogue, consciousness splitting.
Информация об авторе: Орлова Наталья Николаевна, Московский городской педагогический университет (МГПУ) Институт гуманитарных наук и управления, кафедра русской литературы, аспирант.
Information about author: Orlova Natali Nicolaevna, budget educational institution of higher education «Moscow City Pedagogical University», graduate student.