bannerbannerbanner
Врата Рима. Гибель царей

Конн Иггульден
Врата Рима. Гибель царей

Полная версия

На какое-то время в зале повисла оглушительная тишина, а потом все выдохнули и разом заговорили. Правда, разговоры в основном сводились к удивленным вопросам и отборным ругательствам, посыпавшимся сразу после того, как легионеры поняли, что проиграли.

Марий подошел к распростертой фигуре, наклонился и потрогал шею. Все затихли. После короткой паузы он кивнул:

– Сердце бьется. Жить будет! Не надо было задирать подбородок.

Легионеры поприветствовали победителя, хотя и без особого энтузиазма.

Марий довольно усмехался:

– Если не потеряли аппетит, в обеденном зале вас ждет угощение. Веселью – ночь, а завтра нас ждут новые дела.

Децида привели в чувство и потащили прочь. Он мотал головой, как пьяный. Остальные потянулись следом, и Марк с Гаем остались с Марием. Рений не сдвинулся с места, как и Кабера, с любопытством наблюдавший за всем происходящим.

– Что ж, ребята, вы заработали мне кучу денег! – Марий расхохотался так, что даже затрясся от смеха, и ему пришлось опереться о стену. – Нет, ну и рожи у них были! Два безбородых юнца, и один сажает на задницу Фульвиона… – Он не договорил и снова зашелся смехом, а немного успокоившись, вытер слезы с раскрасневшегося лица.

Рений встал, все еще пошатываясь, подошел к ученикам и похлопал каждого по плечу.

– Вы начали делать себе имя, – негромко сказал он.

Глава 15

Ночь накануне триумфа выдалась далеко не спокойной: семь тысяч солдат и обозников, сопровождавших легион, как будто и не собирались спать. Гай сидел у лагерного костра и точил кинжал, оставшийся ему от отца. Лагерь располагался на равнине, примерно в пяти милях от городских ворот. Всю последнюю неделю люди полировали оружие, натирали воском кожаные доспехи, чинили одежду и чистили лошадей, бока которых в результате блестели, словно каштаны. Много и усердно занимались строевой подготовкой – ошибки не допускались, и никто не хотел остаться в лагере, когда остальные пойдут в Рим.

Солдаты гордились Марием и собой. Они нисколько не сомневались, что заслуживают триумфа.

Из темноты в круг света вышел и опустился на скамью Марк. Гай не улыбнулся другу и даже не взглянул на него, но точить кинжал перестал.

– Что слышно? – сердито спросил он, не поворачивая головы.

– Уезжаю завтра на рассвете. – Марк тоже смотрел в сторону. – Так оно и к лучшему, ты же понимаешь. Марий дал мне сопроводительное письмо в новую центурию. Хочешь посмотреть?

Гай кивнул, и Марк протянул свиток.

Карак, я рекомендую тебе этого молодого человека. Через несколько лет из него выйдет первоклассный солдат. Он быстр, у него хорошая голова. Парень обучался у Рения, который проводит его до твоего лагеря. Дай ему какое-нибудь назначение, как только он докажет, что справится. Он друг моего дома.

Марий. Первородный легион

– Хорошие слова. Что ж, удачи, – с горечью произнес Гай, возвращая письмо.

Марк фыркнул:

– Это не просто слова! Ты даже не представляешь, как для меня это важно. Разумеется, я хотел бы остаться с тобой, но ты будешь готовиться к политической карьере, займешь высокий пост в армии или какую-нибудь жреческую должность. У меня же нет ничего, кроме того, что я умею, да еще ума и снаряжения, подаренного Марием. Без его покровительства я мог бы рассчитывать разве что на место в храмовой страже. Теперь многое зависит от меня самого. Ты же не ставишь мне это в укор?

Гай повернулся к нему, и Марк удивился выражению злости на его лице.

– Да, я все понимаю! Просто не думал, что придется начинать жизнь в Риме в одиночку! Я думал, ты будешь рядом. Это и есть дружба.

Марк сильно сжал его руку:

– Ты – мой самый лучший друг навсегда. Если когда-нибудь буду нужен, только позови – я примчусь. Помнишь, о чем мы договорились, когда собирались в город? Что будем поддерживать друг друга и во всем друг другу доверять. Я дал эту клятву и ни разу ее не нарушил.

Гай по-прежнему смотрел только на огонь, и Марк убрал руку.

– Теперь Александрия твоя. – Он хотел, чтобы его слова прозвучали великодушно.

Гай даже засопел от негодования:

– Прощальный дар? Очень благородно. Ты слишком уродлив для нее, она сама мне вчера сказала. А терпит тебя только потому, что выглядит еще красивее рядом с твоей обезьяньей рожей.

Марк беззаботно кивнул:

– Ты прав, я нужен ей только для плотских утех. Можешь читать ей стихи, пока я поимею ее во всех положениях.

Гай негодующе хмыкнул, но потом медленно улыбнулся другу.

– Когда ты уедешь, позиции ей буду предлагать я. – Он ухмыльнулся, успев только подумать: какие позиции? Я знаю-то всего две. Впрочем, свое невежество Гай тщательно скрывал.

– После меня ты покажешься ей неуклюжим как вол. Опыта я тут набрался! Марий – человек щедрый.

Гай посмотрел на друга – интересно, сколько правды в его похвальбе? У девушек-рабынь дома Марк был любимчиком, и застать его на месте после заката удавалось нечасто.

Что касается самого Гая, то он просто не понимал, что на самом деле чувствует. Иногда он отчаянно желал Александрию, а иногда ему хотелось гоняться за девушками по коридорам, как это делал Марк. Гай знал, что если когда-нибудь попытается взять ее силой, как рабыню, то утратит уважение к себе. Такого рода развлечения нетрудно купить за серебряную монету. При одной лишь мысли о том, что Марк, возможно, уже получил то, о чем он только мечтал, его кровь закипала от ревности.

Его размышления прервал негромкий голос Марка.

– Когда станешь старше, тебе понадобятся друзья, люди, которым можно доверять. Мы оба видели, какую власть заимел твой дядя. Думаю, мы оба были бы не против попробовать ее на вкус.

Гай кивнул.

– И какая тогда будет тебе польза от нищего отпрыска городской шлюхи? В новом же легионе я сделаю себе имя, наживу состояние. Вот тогда-то мы и сможем строить настоящие планы на будущее.

– Понимаю. Я не забыл нашу клятву и сдержу ее. – Гай помолчал немного и тряхнул головой, отгоняя мысли об Александрии. – Где будешь служить?

– В Четвертом Македонском. Так что мы с Рением отправляемся в Грецию – на родину цивилизации, как о ней говорят. Так хочется побывать в чужих землях. Рассказывают, женщины там состязаются в беге голыми. Как представишь, голова пухнет. И не только голова…

Он рассмеялся, а Гай кисло улыбнулся, все еще думая об Александрии. Могла ли она отдаться ему?

– Я рад, что Рений поедет с тобой. Ему это на пользу – пусть хотя бы ненадолго отвлечется от своих неприятностей.

Марк состроил недовольную гримасу.

– Так-то оно так, но я бы предпочел более жизнерадостного спутника. С того дня как старик заявился пьяным к твоему дяде, он постоянно не в духе. Впрочем, его можно понять.

– Вот сожгли бы рабы мой дом, я бы тоже был не в духе. Знаешь, они ведь все его сбережения унесли. Он держал их под полом, но грабители нашли. Не самая славная глава в нашей истории – рабы обворовывают старика. Хотя его теперь и стариком-то не назовешь, согласен?

Марк взглянул на него искоса. Они никогда это не обсуждали, но Гай все понял.

– Кабера? – спросил он.

Марк кивнул.

– Так и думал. Он и меня после ранения на ноги поставил. Такого человека полезно держать рядом.

– Я рад, что Кабера остается с тобой. Он верит, что тебя ждет большое будущее, и, надеюсь, присмотрит за тобой до моего возвращения – в блеске славы, увешанного лавровыми венками и окруженного красавицами, исключительно бегуньями-победительницами.

– Может случиться, что за всей этой славой и женщинами я тебя и не узнаю.

– Я останусь собой. Жаль только, что не увижу завтрашнего триумфа. Это, наверное, будет что-то особенное. Ты знаешь, что он велел отчеканить серебряные монеты со своим изображением? Будет бросать в толпу на улицах.

Гай рассмеялся:

– Это в его духе! Дяде нравится, когда его узнают. По-моему, слава ему дороже военных побед. Он уже платит людям этими монетами, чтобы деньги быстрее разошлись по Риму. Сулле это придется не по вкусу, а Марию только того и надо.

Появившиеся из темноты Кабера и Рений уселись на скамье рядом с Марком.

– Вот ты где! – сказал Рений. – Думал, уже не увижу тебя и не успею попрощаться.

Гай не в первый раз отметил, как изменился старик. Теперь он выглядел на сорок, самое большее на сорок пять. И рука Гая, когда он обменялся с Рением рукопожатием, словно попала в западню.

– Мы еще встретимся, – сказал Кабера. – Мы, все.

Остальные посмотрели на него.

Он поднял руки ладонями вверх и улыбнулся:

– Это не пророчество – я так чувствую. Никто из нас не прошел свой путь до конца.

– Я рад, что хотя бы ты остаешься. Когда Тубрук вернется в поместье, а эти двое уедут в Грецию, я буду совсем один, – сказал Гай, смущенно улыбаясь.

– Присмотри за ним, старый мошенник, – вставил Рений. – Не для того я столько сил на него потратил, чтобы узнать, что его пришиб копытом конь. Не подпускай к нему беспутных женщин и не позволяй чересчур напиваться. – Он повернулся к Гаю и поднял палец. – Работай каждый день! Твой отец не давал себе поблажки, и ты не должен, если хочешь принести хоть какую-то пользу Риму.

– Обещаю. А что станешь делать ты, когда доставишь Марка?

По лицу Рения пробежала тень.

– Не знаю. Уйти на покой я не могу – у меня теперь нет на это денег, так что буду смотреть… Как обычно, все в руках богов.

На какое-то время все немного погрустнели: ничто не остается неизменным…

– Ну ладно, – грубовато сказал Рений. – Пора спать. До рассвета пара часов, и всех нас ждет долгий день.

Они в последний раз пожали друг другу руки и молча разошлись по палаткам.

Когда Гай проснулся на следующее утро, Марк и Рений уже уехали.

Рядом с ним лежала аккуратно сложенная тога вирилис, одежда взрослого мужчины. Он долго смотрел на нее, стараясь вспомнить наставления Тубрука насчет того, как правильно ее носить. С мальчишеской туникой было проще, а вот подол длинной тоги испачкается в момент. Смысл был ясен: взрослый мужчина не забирается на деревья и не лазит по илистым заводям. Детские развлечения остались в прошлом.

 

Лагерь представлял собой длинные, ровные ряды уходящих вдаль палаток, каждая из которых вмещала десять человек. Строгий порядок свидетельствовал о дисциплине в легионе, которую соблюдали все, от легата до простого легионера.

Едва ли не месяц Марий занимался планированием шестимильного маршрута, проходящего по улицам столицы и заканчивающегося у ступеней сената.

Улицы вымели, но они так и остались узкими и петляющими. Ширина их позволяла поставить в шеренгу шестерых пехотинцев или трех всадников. Всего получалось двенадцать сотен шеренг. В результате долгих споров Марий согласился оставить осадные орудия в лагере, поскольку провезти их по тесным улицам не представлялось возможным. Предполагалось, что триумфальное шествие займет около трех часов при условии, что все пройдет без задержек и сбоев.

За то время, пока Гай умывался, одевался и завтракал, солнце успело подняться над горизонтом, и огромный, сияющий доспехами строй уже приготовился к выступлению. Гаю было велено облачиться в тогу, надеть сандалии и оставить в лагере оружие. За прошедшее время он так привык к доспехам, что без них чувствовал себя беззащитным, однако же подчинился.

Сам Марий должен был ехать на троне, установленном на открытой повозке, запряженной шестеркой лошадей. Триумфатору, возглавляющему шествие полководцу, полагалось быть в пурпурной тоге. Краситель, добывавшийся из редких моллюсков, стоил очень дорого, и тогу, того же цвета, что носили древние цари Рима, надевали только один раз.

Когда триумфатор въезжал в городские ворота, раб поднимал над его головой позолоченный лавровый венок и держал до конца шествия, нашептывая виновнику торжества четыре слова: «Помни, ты лишь смертный». Впрочем, этим напоминанием Марий с удовольствием бы пренебрег.

Повозку соорудили таким образом, чтобы проезжать между пешеходными камнями. Тяжелые деревянные колеса были обиты железным ободом, оси заново смазали, а саму повозку покрыли позолотой, так что она сверкала в лучах утреннего солнца.

Гай подошел к строю, когда Марий проверял войско. Настроен триумфатор был серьезно, и когда обращался к тому или другому легионеру, тот отвечал коротко и четко, вытянувшись и глядя строго перед собой.

Закончив инспекцию и оставшись, по-видимому, довольным, Марий поднялся на повозку.

– Жители нашего города никогда не забудут этот день. Дети, увидев нас, загорятся желанием вступить в легионы. Чужеземные послы, узнав нашу силу, будут уважать Рим. Торговцы, наблюдая за нами, осознают, что миром правят не только деньги. Женщины, поглядев на нас, будут смотреть на своих мужей-недотеп и сравнивать с лучшими в Риме мужчинами! Проходя по городу, вы увидите ваше отражение в их глазах. Сегодня вы дадите людям нечто большее, чем хлеб и деньги, – вы дадите им славу.

Солдаты ответили радостными криками, и Гай поймал себя на том, что кричит вместе с ними. Он подошел к триумфальной повозке, где его и заметил Марий.

– Где мне встать, дядя? – спросил Гай.

– Давай сюда, парень. Встань у моего правого плеча, пусть все видят, что тебя любят в моем доме.

Гай довольно усмехнулся и забрался на повозку. Оттуда, с высоты, ему открылся новый вид, и в какой-то момент он даже задрожал от волнения.

Марий махнул рукой, протрубили рога, и их звук подхватило эхо. Легионеры сделали первый шаг.

По обе стороны от повозки Гай видел знакомые лица тех, кто участвовал в первом кровавом походе к сенату.

Даже в столь торжественный день Марий лично отобрал людей, которые шли теперь рядом с ним. Конечно, только сумасшедшему могла прийти в голову мысль бросить в триумфатора нож – разъяренный легион просто вырезал бы весь город, – но тем не менее Марий предупредил, что сумасшедшие находятся всегда и везде, и потому лица его телохранителей были серьезны и неулыбчивы.

– Такой день – это драгоценный дар богов, – громко произнес он. Гай кивнул и оперся рукой о трон. – В городе шестьсот тысяч человек, и сегодня никто не станет утруждать себя работой. Они уже собираются на улицах и платят за места у окон, чтобы приветствовать нас. Дороги выстланы свежим камышом, и мы пройдем по этому ковру шесть миль. Для нас освободят всю площадь, чтобы все пять тысяч легионеров встали строем. Я принесу жертву: быка – Юпитеру и кабана – Минерве. А потом мы отправимся в сенат.

– Что будет обсуждаться? – поинтересовался Гай.

Марий рассмеялся:

– Сегодня, в день твоего совершеннолетия, я прежде всего хочу представить тебя сенаторам как нобиля и наследника твоего отца. Помни, этот город стоял и сейчас стоит на талантах. Есть древние патрицианские фамилии, к одной из них принадлежит Сулла. Но есть и другие, те, кто поднялся к власти сам, как, например, я. Мы уважаем силу и дорожим тем, что полезно для Рима, независимо от происхождения человека.

– Твои сторонники – это новые люди? – спросил Гай.

Марий покачал головой:

– Как ни странно, далеко не все. Многие держатся осторожно, не хотят становиться на чью-либо сторону. Многие из новых поддерживают Суллу. Среди тех, кто идет за мной, немало как людей знатных, так и голодных волков в стае. Есть еще народные трибуны, которые заявляют во всеуслышание, что не примыкают ни к каким партиям, а голосуют по собственному убеждению, но с ними-то все понятно: эти всегда проголосуют за дешевое зерно и поблажки для народа. Сбрасывать их со счетов нельзя – у них есть право вето.

– Значит, они могут ставить тебе палки в колеса?

Марий поднес ко рту чашу с вином:

– Трибуны не станут вмешиваться в наши с Суллой дела. Их сфера – городская жизнь. И даже если было бы иначе, вряд ли кому-то достало бы смелости пойти наперекор мне, когда мой легион стоит на Форуме. Мы – консулы, Сулла и я, и мы распоряжаемся всей военной силой Рима. Мы руководим сенатом, а не он нами. – Он снисходительно улыбнулся и сделал знак налить вина. Ему подали полную чашу.

– Что будет, если у тебя возникнут разногласия с сенатом или с Суллой? – спросил Гай.

Марий фыркнул:

– Обычное дело. Сенаторы должны принимать законы, добиваться их исполнения и строить империю. Существуют разные важные выборные должности – эдилы, преторы, консулы. Нас с Суллой избрал народ, и сенат этого не забывает. Консул, если того пожелает, может наложить вето на принятие любого закона, тогда все обсуждения прекращаются, а дело откладывают до конца года. Точно так же мы можем мешать и друг другу, хотя это случается нечасто.

– Но какое влияние имеет сенат на консулов? – не унимался Гай. – Может ли он ограничивать их власть?

Марий приложился к чаше и с усмешкой похлопал себя по животу.

– Сенаторы могут проголосовать против меня и даже лишить меня должности. Однако на деле мои сторонники и клиенты просто не допустят такого голосования, так что на протяжении года консул практически неприкосновенен.

– Ты говорил, что консула выбирают только на год, а потом он уходит с этого поста, – сказал Гай.

– Для сильных людей закон – штука гибкая. Наступает новый год, сенат требует сделать исключение, и меня переизбирают заново. Видишь ли, я нужен Риму, и все об этом знают.

Гай был рад, что Марий говорит с ним вполне доверительно. Теперь он лучше понимал, почему отец относился к этому человеку настороженно. Марий был непредсказуем, как молния в летнюю грозу, – никто не мог предвидеть, куда он нанесет очередной удар. Но сейчас дядя держал на ладони весь Рим, а Гай уже понял, что и сам хочет быть в центре событий.

Рев толпы они услышали задолго до того, как приблизились к городским воротам. Словно сокрушительная бесформенная волна он обрушился на них у границы Рима. Городская стража приблизилась к золоченой повозке, и Марий поднялся навстречу. В начищенных до блеска доспехах, они держались с подобающим случаю сдержанным достоинством.

– Назови себя, – потребовал один из них, – и скажи, какое у тебя дело.

– Марий, командир Первородного легиона. Я здесь, чтобы пройти триумфальным шествием по улицам Рима.

Стражник едва заметно покраснел, и Марий ухмыльнулся.

– Можешь войти в город, – сказал стражник, отступая в сторону и жестом приказывая открыть ворота.

Марий наклонился к Гаю:

– Согласно обычаю, я должен был испросить разрешения, но сегодня не тот день, чтобы кланяться городским стражникам, не сумевшим пробиться в легионы…

Он снова сделал знак, и над всем строем разнеслось пение рогов. Ворота открылись, и собравшаяся за ними толпа завопила от восторга. Волна шума ударила в легион, и вознице Мария пришлось крепко дернуть за поводья, чтобы кони двинулись дальше.

Первородный вступил в Рим.

– Выбирайся наконец из постели, если хочешь увидеть триумф! Все говорят, зрелище будет великолепное. Твои отец и мать уже оделись, сопровождающие собрались, а ты все нежишься!

Корнелия открыла глаза и потянулась, не замечая, что соскользнувшее покрывало обнажило золотистое тело. Ее служанка, Клодия, раздвинула оконные занавеси, впуская в комнату свежий воздух и солнечный свет.

– Смотри, солнце уже высоко, а ты даже не оделась. Как не стыдно спать голой. А если бы я была мужчиной или вошел твой отец?

– Отец бы не вошел. Он знает, что, когда жарко, я сплю голая.

Все еще зевая, обнаженная Корнелия поднялась с постели и потянулась, как кошка, выгибая спину и хватая в кулачки воздух. Клодия подошла к двери спальни и опустила засов на случай, если кому-то вздумается заглянуть в комнату.

– Думаю, ты сначала окунешься, – сказала Клодия, – а уже потом оденешься.

В ее голосе слышалась любовь, которую не могла скрыть никакая притворная строгость.

Корнелия кивнула и босиком прошлепала в купальню. Идущий от воды пар напомнил ей, что все в доме трудятся с самого рассвета. Корнелия даже испытала легкий укол вины, однако это чувство рассеялось, когда она перекинула ногу через край и со вздохом опустилась в воду. Ей нравилась эта утренняя роскошь, которой она предавалась, не дожидаясь предусмотренного домашним распорядком дневного купания.

Клодия последовала за ней с охапкой полотенец. Заряженная невероятной энергией, она, казалось, никогда не останавливалась. Посторонний и не принял бы ее за рабыню – ни одежда, ни манеры не выдавали ее положения. Драгоценности у нее были настоящие, а выбор одежды – богатый.

– Быстро! Вытирайся вот этим и надевай мамилларе.

Корнелия застонала:

– Эта повязка слишком тесна для такой жары!

– Зато через несколько лет твои груди не будут висеть, как пустые мешочки! – фыркнула Клодия. – Вот тогда и скажешь спасибо, что носила ее в свое время. Вставай! Вылезай из воды, ленивица! И не забудь прополоскать рот.

Пока Корнелия вытиралась, Клодия разложила ее одежду и открыла серебряные коробочки с краской и маслами.

– Надень вот это.

Корнелия подняла руки, и служанка опустила на нее длинную белую тунику.

Девушка пожала плечами, чтобы туника скользнула вниз, и села за стол, поставив перед собой овальное бронзовое зеркало.

– Вот бы завить волосы, – грустно вздохнула она, пропуская между пальцами густую, цвета темного золота, но – увы – прямую прядь.

– Тебе не пойдет, Лия. Да и некогда сегодня! Твоя мать и ее орнатрикс[6] уже наверняка закончили. Мать будет тебя ждать. Так что сегодня не до ухищрений.

– Тогда нанеси немного охры на губы и щеки. Ты же не станешь мазать меня этими отвратительными свинцовыми белилами.

Клодия раздраженно фыркнула:

– Скрывать цвет лица тебе придется не раньше чем через несколько лет. Сколько тебе уже, семнадцать?

– Ты сама знаешь. Помнишь, как ты напилась на празднике? – улыбнулась Корнелия, стараясь не двигаться, пока служанка накладывала краску.

– Я веселилась, как все остальные. Выпить в меру – в этом нет ничего плохого, я всегда так говорила. – Клодия кивнула сама себе, растирая краски. – Теперь немного сурьмы вокруг глаз – пусть мужчины думают, что они темные и загадочные, – и займемся прической. Не трогай! Держи руки при себе, тогда и не размажешь.

Быстро и умело Клодия разделила темно-золотые пряди и собрала их сзади, открыв высокую, стройную шею Корнелии. Потом посмотрела на воспитанницу в зеркале и улыбнулась.

– Не пойму, почему твой отец до сих пор не нашел тебе мужа! Девушка ты красивая.

 

– Он сказал, что предоставляет мне выбрать самой, а мне никто пока не понравился, – ответила Корнелия, трогая заколки в волосах.

Клодия недовольно поцокала языком:

– Твой отец – хороший человек, но важно жить, как заведено. Давно бы нашел тебе молодого человека с хорошими видами на будущее. И был бы у тебя свой дом, и ты бы им управляла. Думаю, тебе бы понравилось.

– Когда это случится, я возьму тебя с собой. Иначе мне будет тебя не хватать, как… как наряда, который немного износился и вышел из моды, но все равно удобный, понимаешь?

– Как чудесно, дорогуша, ты выражаешь мне свое расположение. – Клодия легонько шлепнула Корнелию по затылку и повернулась, чтобы взять плащ.

Плащ представлял собой квадратный, доходивший до колен отрез золотистой ткани. Чтобы он выглядел эффектно, его нужно было правильно задрапировать. К счастью, Клодия занималась этим уже много лет и вдобавок ко всему прекрасно знала предпочтения Корнелии.

– Он красивый, но тяжелый, – пробормотала девушка.

– Как и мужчины, дорогуша, в чем ты скоро сама убедишься, – с хитрой усмешкой ответила Клодия. – А теперь беги к родителям! Надо выйти пораньше, чтобы занять хорошее место. Мы пойдем в дом одного из друзей твоего отца.

– Отец, тебе бы стоило это увидеть! – прошептал Гай.

Они шли по улицам, выстеленным темно-зеленым камышом. Надевшие самые лучшие, самые яркие одежды, горожане сбились в шумную, волнующуюся толпу. И эта толпа взирала на них горящими, полными зависти глазами и тянула к ним руки. Все лавки, как и предсказывал Марий, были закрыты, и казалось, целый город устроил праздник, чтобы поглазеть на великого полководца. Гай был поражен как количеством зрителей, так и их энтузиазмом. Неужели люди позабыли, что всего лишь месяц назад эти же самые солдаты оружием прокладывали себе путь по этим же улицам? Марий говорил, что они уважают и признают только силу, и доказательством его правоты служили восторженные крики, эхом разлетавшиеся по узким улочкам.

Посмотрев вправо, Гай увидел в окне красивую женщину, бросившую ему цветы. Он поймал цветок, и толпа разразилась одобрительными воплями.

Никто не встал на пути триумфаторов, никто не преградил им дорогу. Урок месячной давности определенно пошел впрок, и между зеваками и солдатами как будто стоял невидимый барьер. Мало-помалу даже на лицах самых суровых легионеров проступили улыбки.

Марий восседал как бог и, положив крепкие руки на подлокотники золотого трона, улыбался толпе. Раб у него за спиной поднял венок из позолоченного лавра над его головой, и тень упала на лицо триумфатора. Все смотрели только на него. Привыкшие к шуму битвы лошади не обращали внимания на крики и даже на цветочные венки, которые вешали им на шеи некоторые отчаянные смельчаки.

Гай стоял рядом с великим человеком, и его переполняла гордость. Оценил бы это его отец? Скорее всего, нет, подумал Гай, и в его душе всколыхнулась печаль. Марий прав: прожить такой день – все равно что прикоснуться к богам. Он знал, что будет помнить это событие до конца жизни, и видел то же в глазах окружающих. Воспоминание об этом празднике наверняка будет еще долго согревать их души в самые темные зимы грядущих лет.

Примерно на середине маршрута Гай увидел стоящего на углу Тубрука. Взгляды их встретились, и Гай ощутил соединявшие их невидимые узы. Тубрук поднял приветственно руку, и Гай ответил тем же. Этот обмен жестами сразу же привлек внимание к Тубруку – люди глазели на него и спрашивали себя и друг друга, какое отношение он имеет к триумфаторам. Тубрук кивнул, и Гай ответил, проглотив подступивший к горлу комок. От избытка чувств закружилась голова, и он ухватился за спинку трона.

В какой-то момент Марий подал знак, и на повозку поднялись двое мужчин с мешочками из мягкой кожи. Их руки нырнули в мешочки и вынырнули с пригоршнями серебряных монет. Металлические кружочки с профилем консула полетели в толпу, которая бросилась собирать их, выкрикивая имя благодетеля. Марий тоже опустил руку в мешочек и вынул пригоршню серебра. Монеты полетели по высокой дуге, и люди кланялись, подбирая дары. Марий довольно улыбался, а они благословляли его.

Из низкого окна Корнелия видела бурлящую массу людей, радуясь, что они не там, не в толпе. Ее сердце дрогнуло, когда Марий подъехал ближе, и она закричала вместе со всеми. Марий был красив, а город любил героев.

Рядом с полководцем стоял юноша, слишком молодой, чтобы быть легионером. Корнелия даже подалась вперед, чтобы рассмотреть его получше. Он улыбался, и его голубые глаза сверкнули в ответ на что-то, сказанное Марием.

Повозка катилась мимо. Корнелия увидела, как полетели монеты и как люди бросились их подбирать. Ее отец, Цинна, фыркнул и язвительно заметил:

– Пустая трата денег. Рим любит бережливых полководцев.

Корнелия не ответила – она не сводила глаз со спутника Мария. Красивый парень, но было в его манере держаться что-то особенное, неуловимое… Пожалуй, внутренняя уверенность. Как говорила частенько Клодия, нет в мире ничего привлекательнее уверенности.

– Теперь все матери в Риме будут гоняться за этим юным петушком для своих дочерей, – прошептала стоящая рядом Клодия.

Корнелия покраснела, а служанка вскинула брови и улыбнулась.

Шествие длилось еще два часа, но Корнелия уже потеряла к нему интерес.

К тому времени, когда они достигли Форума, краски и лица смешались в одно пестрое пятно, легионеры были усыпаны цветами, а солнце поднялось к зениту. Марий приказал вознице остановиться у ступеней сената. Цокот копыт по каменным плитам отразился гулким эхом, шум улиц постепенно откатился назад. Оглядевшись, Гай увидел солдат Суллы, охраняющих входы на площадь, и толпы горожан вдалеке за ними.

После буйства красочных толп на ведущих к центру улицах вид площади показался Гаю вполне будничным.

– Останови здесь, – сказал Марий и встал с трона, чтобы посмотреть, как выходят на Форум его люди.

Шеренга за шеренгой легионеры заполнили всю площадь – от ее дальнего края до ступеней сената. Человеческий голос не мог дать команду, которую услышали бы все, и потому протрубил рог. Подошвы сандалий ударили о камень, и все замерли, как один человек. Марий горделиво улыбнулся и стиснул плечо стоящего рядом племянника.

– Запомни, ради этого мы сражаемся за тысячи миль от дома.

– Сегодняшний день я не забуду никогда, – ответил Гай.

Сойдя с повозки, Марий подошел к белому быку, которого удерживали четверо солдат. Рядом сопел и рвался из пут здоровенный кабан с черной щетиной.

Марий принял тонкую свечу и зажег благовоние в золотой чаше. Легионеры склонили головы; консул вышел вперед с кинжалом в руке и, негромко приговаривая, перерезал горло обоим животным.

– Через войну и мор проведите нас всех в наш дом, в наш город, – произнес Марий и вытер клинок о шкуру быка, который упал на колени, взревев от боли и страха.

Вернув кинжал в ножны, консул обнял племянника за плечи, и они вместе поднялись по широким белым ступеням. Здесь сосредоточилось все могущество мира. Покатая крыша покоилась на колоннах, каждую из которых не обхватили бы и трое мужчин. Саму же крышу украшали статуи.

Лестница вела к громадным бронзовым дверям, рядом с которыми даже Марий выглядел карликом. Казалось, они предназначались для защиты от вражеских армий. Однако, когда Марий и Гай достигли верхней ступени, двери бесшумно открылись изнутри. Марий кивнул, а Гай едва сдержал благоговейный вздох.

– Идем, парень, к нашим правителям. Не подобает заставлять сенаторов ждать.

Глава 16

Они выехали на рассвете, и по дороге к морю Марк несколько раз с удивлением замечал, что старый гладиатор необычно напряжен. За все время пути ни тот ни другой не произнесли ни слова. Марк проголодался и умирал от жажды, но признаваться в этом не хотел. Про себя он решил, что если Рений не собирается останавливаться до самого порта, то и он первым ни за что не сдастся.

Наконец, когда в свежем деревенском воздухе потянуло запахом дохлой рыбы и водорослей, Рений остановил коня, и Марк увидел, что его спутник заметно побледнел.

– Я задержусь, навещу одного приятеля. А ты поезжай дальше, в порт, найди комнату. Там постоялый двор…

– Я с тобой, – объявил Марк.

Рений поиграл желваками и, пробормотав «как пожелаешь», свернул с мощеной дороги на проселочную.

Несколько миль дорога вилась через лес. Заинтригованный, Марк не отставал от старика, но и не спрашивал, куда они направляются, и только держал меч наготове на случай появления лесных разбойников. Впрочем, меч против лука, как он сам понимал, – оружие не самое лучшее.

Солнце, появлявшееся порой в просветах между зелеными кронами, уже клонилось к горизонту, когда путники въехали в небольшую деревушку. Домов в ней было не больше двух десятков, но все выглядели добротными и ухоженными. В загонах расхаживали куры, на лужках паслись козы на привязи. Эта мирная картина убедила Марка, что опасаться здесь нечего.

6Орнатрикс – рабыня, занимавшаяся туалетом своей госпожи.
1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27  28  29  30  31  32  33  34  35  36  37  38  39  40  41  42  43  44  45  46  47  48  49  50 
Рейтинг@Mail.ru