Керриган Фоллз, штат Вирджиния
24 июля 1982 года
В детстве Лара любила бегать через поле, соединявшее ферму её прабабушки Сесиль со старой фермой Лундов, которую приобрёл её дед Саймон Уэбстер. Как два форзаца книги, два поколения её семьи связывало одно поле на отлогом склоне. Пересечь его от крыльца до крыльца можно было за четыре минуты быстрого бега: хронометраж, регулярно проверяемый, когда Лара пыталась успеть на ужин в тот или другой дом.
Тогда Одри и Джейсон всё ещё жили с Саймоном. Дедушкин дом был практически музеем памяти Марго. Саймон не любил, когда кто-либо трогал вещи, а Лара познавала мир кончиками пальцев – липкими от сладостей кончиками пальцев. Поскольку Сесиль была куда более снисходительна в вопросах обстановки, большую часть детства Лара провела у прабабушки. Лишний шум Саймон тоже не любил, так что Джейсон перестроил гараж Сесиль в импровизированную музыкальную студию, где они с группой могли репетировать в любое время, и звук вплывал в затянутые москитными сетками окна.
Лето в Вирджинии было безмятежным: густые поля, волнообразный стрёкот кузнечиков. Как собственный парк развлечений. Лара с друзьями бродили вокруг старого циркового оборудования – фургонов и аттракционов, гниющих в поле, и в результате нашли в одном из трейлеров старый цирковой шатёр: полотно рваное и ветхое, но можно спасти. Джейсон нашёл старые опоры и помог растянуть шатёр над полем.
Незадолго после этого Лара вращала жонглёрский жезл, воображая, что публика наблюдает за её кручёными бросками и фиштейлами. Со дня, когда она видела таинственных мужчину и женщину, прошёл год.
Она работала над рассчитанным кручёным броском с большого пальца, подсчитывая, сколько раз она может большим пальцем прокрутить жезл и поймать его быстрым движением запястья, выставив взятый у Сесиль таймер для варки яиц на одну минуту. Лара считала вслух. Когда время вышло, она сделала пятьдесят два кручёных броска. Кто-то зааплодировал, и она увидела у входа в шатёр того самого мужчину. На этот раз он был один.
– Это правда ты? – Он был одет в золотой костюм, как у Элвиса. К своему удивлению, Лара осознала, что много раз искала его взглядом за этот год.
– Ты боялась, что я лишь плод твоего воображения?
Он облокотился на столб, и Лара подумала, что надо сказать ему так не делать. Все опоры шатра шатались.
Она кивнула:
– Побаивалась.
Сквозь зеркальные стёкла солнечных очков он взглянул на провисшее полотно.
– Вижу, ты поставила старый цирковой шатёр. Скажи, он тебе нравится?
– Очень!
Сквозь вход Лара посматривала за лошадьми – уж они-то хорошо разбирались в людях. Но они просто стояли неподалёку и глядели на мужчину, смахивая хвостами мух.
– Это хорошо. – Мужчина вошёл в шатёр: убогий бежевый с синим навес с неровными дырами и провисающим задником, который Джейсон пытался поправить, подперев сухой веткой. – Цирк у тебя в крови, знаешь.
– Знаю, – пискнула Лара. Она была настолько уверена в себе, насколько может быть только семилетка, о которой всегда заботились взрослые. – Этот цирк принадлежал моей семье.
– Да, – согласился он. – Помнишь женщину, которая была со мной? Это была Марго, твоя бабушка. Цирк назвали в честь неё.
Лара вспомнила красивую молодую женщину и состроила гримаску, подумав о Саймоне Уэбстере, ворчливом старике. Казалось невозможным, чтобы он был женат на Марго, девушке с афиш.
– Она не настолько старая.
– Ну, она же мертва, ma cherie. Она больше не стареет. – Мужчина улыбнулся и заложил руки в задние карманы брюк. – Это был славный цирк, но твоей семье принадлежал не только он. Есть ещё один. – Его голос изменился, как будто он собирался рассказать ей историю. – Это волшебный цирк, и он твой.
– Мой? – Для Лары это стало новостью. Она выпрямилась. Теперь незнакомец завладел её вниманием.
– Это правда. – Мужчина сделал какой-то пасс руками, и цирковой шатёр слегка приподнялся, как будто ему подставили дополнительные опоры или его потянула вверх невидимая рука. По нему прокатилась волна цвета, бежевые и синие полосы стали ярче. Над ними засияла люстра. Ржавые и выцветшие предметы реквизита, которые она притащила в шатёр, стали клоунами, а большую часть пространства теперь занимала вращающаяся карусель. Мужчина обошёл вокруг неё и встал рядом с Ларой. Девочка удивлённо озиралась. Вот таким был этот цирк? Почему-то она никогда не представляла его настолько красочным. В её голове любой цирк был старым и убогим зрелищем с престарелыми клоунами и заржавевшим оборудованием.
– Как ты это сделал? – удивлённо спросила Лара.
– И ты тоже можешь это сделать, – сказал мужчина. – Попробуй. Заставь карусель вращаться.
Как по команде, карусель остановилась, будто ждала её.
Лара взглянула на незнакомца, как на сумасшедшего, и хихикнула.
– Это глупо. Я не смогу.
– Неправда. – Он с улыбкой склонился к ней. – Ты же заставляла вещи двигаться, разве нет? Ту же доску Уиджа?
Лара широко распахнула глаза. Одно дело – её имя, но знать про доску Уиджа у Карен – совершенно другое.
– Откуда ты…
– Неважно, – отмахнулся он. – Но ты не должна бояться своей силы.
Тем не менее она боялась того, что могла сделать. Здесь и сейчас, когда он выступал перед ней, это было забавно, как фокусы на днях рождения. Лара была своего рода зрителем. Но в отношении её собственных способностей эта сила её пугала.
– Давай. – Он покрутил пальцем. Подобрал крошечный цветочек – белый клевер – и начал вращать стебелёк большим и указательным пальцами.
– Вот, – он вручил ей цветок, – вместо того чтобы думать о карусели, не своди с него глаз. Пока магия ещё новая, она опирается на переживание того, чего ты больше всего хочешь, дорогая. Не на концентрацию. Концентрация придёт позже. Магия знает, чего ты желаешь. Просто желай сильнее.
– Ты же сказал не думать об этом. – Лара пристально смотрела на цветок, неуклюже проворачивающийся в её пальцах.
– Думать и желать – не одно и то же, моя умная куколка. Желание исходит из сердца, не из головы.
Всегда будучи послушной ученицей, Лара попробовала подражать его движениям своими маленькими пальчиками и, к своему удивлению, услышала скрип карусели – та начала двигаться.
– Браво! – воскликнул он и зааплодировал.
Она покачала головой.
– Это ты сделал. Не я.
– Нет. Клянусь, я ничего не делал, малышка. – Он нагнулся к ней. – Ты – та, кто нам нужен. Цирк – настоящий цирк – твоя судьба. Однажды ему потребуется, чтобы ты сотворила волшебство, – и я позову тебя. Ты понимаешь?
Хотя Лара кивнула, она не поняла сути его слов – здесь не было ни Сесиль, ни её матери, чтобы перевести их, упростить или дать понятный ей контекст. Она в восторге смотрела, как вращается карусель, и настолько увлеклась, что совсем забыла, что мужчина тоже стоит здесь. Когда движение прекратилось, как будто внутри закончился заряд батарейки, Лара повернулась сказать что-то незнакомцу – но он уже исчез.
Обернувшись, она увидела, что карусель постепенно пропала из виду, и шатёр снова стал грязным, пустым, тусклым и обмякшим. Сверкающая люстра тоже исчезла, и верхняя часть шатра обвисла, как будто не выдержала бы тяжести даже рождественского стеклянного шарика.
– Вернись! – сказала Лара.
Было что-то такое в этом человеке – даже если Лара не понимала точно, что он имел в виду, она знала, что он говорит правду. Её мама тоже могла делать необычные вещи – волшебные вещи. Лара замечала, как Одри отпирает двери, заставляет телефон звонить и даже останавливает грозу на улице – когда не знала, что за ней наблюдают. Один раз Лара слышала, как Сесиль и её мама обсуждают заклинание. Одри что-то повторяла нараспев под руководством Сесиль. Лара распласталась по полу, чтобы подглядеть за ними в щёлку под старой дверью. Она попыталась запомнить слова, но они пели слишком быстро. Всё это было очень увлекательно: тайный ритуал, диковинный язык, мерцающие свечи – свет тускнел по всему дому и снова становился ярким, как будто Одри вытягивала энергию из всего, что её окружало.
Лара чувствовала притяжение в напеве, в словах матери.
Пока магия ещё новая, она опирается на переживание того, чего ты больше всего хочешь, дорогая. Не на концентрацию.
После того как незнакомец показал ей, как изменить шатёр, Лара стала пытаться сама использовать более простые приёмы. Она начала с замка на двери кабинета Саймона. Это была простая дверь, требовавшая маленького движения пазов дверной ручки. Закрыв глаза, Лара подумала не о замке, а о том, как крутит монетку между пальцами. Потом вспомнила стоящую у Саймона банку с конфетами. Тем же утром он наполнил её мятными лепёшками. Лара очень хотела мятную лепёшку. Сосредоточившись на своём глубоком желании ощутить хрустящий, сахарный вкус лакомства, она услышала, как щёлкнул замок.
Теперь все её «корректировки» были направлены на то, чтобы починить шатёр. Через неделю Лара вернулась к нему. Она начала с цвета: сосредоточилась на выцветших синих полосах полотна, представляя океанскую синеву. И у неё получилось уговорить обветшалую ткань измениться, Лара увидела, что цвет стал ярче. Следующим шагом, используя собственную руку как модель рычага, она подняла верхушку, как будто подтянула вверх крышку баночки с конфетами. По её приказу шатёр поднялся, и бежевый цвет тоже начал светлеть.
– Карусель, вернись.
Ничего.
– Карусель, вернись! – Лара так громко выкрикнула приказ, что Гомес Аддамс – теперь его звали Сквигги[4] – беспокойно поднял голову.
Лара смогла различить какой-то проблеск, услышала слабое эхо органа, как будто он был где-то далеко, тихий далёкий звук за гранью досягаемости. С растущим нетерпением она повторила: «Карусель, вернись», – и снова увидела мерцающий силуэт, но затем всё исчезло. Одновременно с этим опустился и шатёр, вернувшись в своё прежнее унылое состояние. Лара чувствовала себя измученной. Это было тяжелее, чем вскрывать замки.
Она знала, что скажут отец и дедушка – что у неё «богатое воображение». А как бы ещё она себя занимала, будучи единственным ребёнком в семье? Но когда она пошла на место, где стоял тот мужчина, она нашла на земле давно увядший цветок клевера. Это мужчина сорвал его, не она. Она собрала остатки цветка как доказательство реальности того, что видела, и положила лепестки между страницами своей книги сказок «Румпельштильцхен». Месяцы спустя она раскроет книгу и увидит в провощённой бумаге засушенный цветок.
Он сорвал этот цветок. Он был реален. Она не сошла с ума.
Лара каждый день возвращалась на поле. Если уж ей приходилось упражняться в игре на гитаре, можно было поупражняться и в этом. Неделями она натягивала и делала ярче старый шатёр. Однажды Лара даже смогла призвать карусель, но удержала её лишь несколько мгновений, пока та не исчезла. Неделей спустя в грозу шатёр перевернулся, и старая ткань окончательно разорвалась.
Пока продолжалось лето, к Сесиль приезжали пожилые мужчины и женщины, чтобы предаться воспоминаниям о старом цирке, как будто их приносило течением. Бывшие артисты долго ехали на своих старых побитых грузовиках, чтобы посидеть с Сесиль на крыльце, попить чай со льдом или джин «Танкерей» с тоником и повспоминать жизнь в былые времена.
Лара обожала таких гостей. Когда она видела старый пикап на подъездной дороге у дома Сесиль, она мчалась через поле, чтобы посмотреть, кто приехал. Сидя на крыльце, взрослые беседовали, пока Лара играла со своими Барби или Лего, притворяясь, что не слушает, – на деле она никогда не пропускала интересный рассказ. Циркачи были великолепными рассказчиками. Один высокий нескладный мужчина над стаканом джина с тоником плакался Сесиль о потере своей любимой цирковой лошади от колик. Из своего короткого опыта общения с лошадьми Лара вынесла, что они таинственные, хрупкие существа. Мужчина был так расстроен, что Лара решила подарить ему свою игрушку – пластикового светло-жёлтого коня Джонни Уэста, по кличке Молния.
– Вы можете взять мою лошадь.
Лара помнила, что очень любила игрушку, и держала её за ноги, проверяя, что плотно закрепила маленькое коричневое седло из ПВХ. Как будто это было самое выигрышное качество лошади.
Мужчина с признательной улыбкой отказался от игрушки, вытащил из заднего кармана носовой платок и вытер лицо.
Когда он ушёл, Сесиль опустилась на колени и села рядом с Ларой на пол – Лара почувствовала в воздухе запах её духов «L’Air du Temps». Загорелая до черноты, с коротко стриженными седыми волосами и лицом в форме сердца, Сесиль единственная из всех женщин, кого знала Лара, красила губы ярко-красной помадой, но сейчас, после затянувшегося приёма гостей, яркий цвет поблёк.
– Ты так мило поступила, Лара. Это было очень трогательно. – У Сесиль до сих пор сохранялся сильный французский акцент, и Лара временами обнаруживала, что сама считает «un, deux, trois» или говорит «n’est-ce pas»[5].
Лара пожала плечами и заставила Молнию скакать галопом.
– Да это пустяки. Мне просто захотелось о нём позаботиться.
– Какие любопытные вещи ты говоришь. – С акцентом голос Сесиль звучал особенно музыкально.
– Он сказал, что цирк – моя судьба.
– Кто сказал?
Лара посмотрела в сторону. Она не хотела рассказывать о нём.
– Лара? – с нажимом переспросила Сесиль, в её голосе появилась обеспокоенность.
– Мужчина в поле. – Лара опустила глаза в пол.
– Какой мужчина в поле? – Сесиль повысила голос.
Лара пожала плечами.
– Просто мужчина. Иногда с ним ещё бывает женщина. Марго.
Сесиль выглядела потрясённой.
– Где ты его видела?
Лара указала на поле за собой.
– Последний раз – когда мы поставили шатёр.
– Повтори мне точно, что он говорил.
Прабабушка развернула Лару к себе и привлекла ближе. Что-то в дыхании Сесиль пахло, как рождественская ёлка.
Лара пересказала Сесиль всё в деталях, включая карусель, и лицо прабабушки всё больше вытягивалось. Тревога в её голосе была очевидна. Она засыпала Лару вопросами, как будто та сделала что-то плохое.
– Ты никому не должна рассказывать об этом. Никогда и ни с кем об этом не говори, поняла меня? Забудь о нём.
Лара кивнула. Она боялась, что Сесиль сердится на неё.
– Я… Я что-то не так сделала?
Сесиль долго собирала губы в улыбку, но потом просияла:
– Нет, дорогая. Ты всё сделала правильно.
Хотя Лара тогда послушалась Сесиль и никогда больше никому не рассказывала о странном человеке в поле, он что-то в ней высвободил. Мановением руки или щелчком пальцев она могла заставлять вещи двигаться.
Небольшие корректировки, как она стала это называть.
– Кто он? – однажды спросила Лара у прабабушки незадолго до её смерти. Ларе не нужно было уточнять, кого она имеет в виду. Сесиль отлично её поняла.
– Его зовут Альтаказр, – сказала Сесиль. – И добра от него не жди.
Альтаказр [альта-ка-зр]. Также встречаются варианты написания Альтаказар [ал-та-каз-ар] и Альтаказур [ал-та-каз-ур]. Один из князей Ада, часто его называют «Королём Ада», считается одним из наиболее могущественных демонов, главным образом вследствие того, что он отвечает за плотские удовольствия, тщеславие и похоть, что даёт ему наибольшее число легионов [низших демонов]. По преданию, он управляет восьмым уровнем Ада, куда после смерти отправляют совершивших подведомственные ему грехи. Согласно некоторым текстам, река Стикс течёт главным образом через восьмой уровень Ада, делая Альтаказра ещё более влиятельным за счёт того, что другие демоны должны платить пошлину, чтобы пересечь главную реку преисподней.
В преданиях он часто изображается красивым самовлюблённым мужчиной с волнистыми волосами и янтарными глазами, которые он, разгуливая среди смертных, скрывает стёклами солнечных очков ввиду зрачков горизонтальной формы – черты преисподней, которую невозможно скрыть. В Британском музее представлена картина 1821 года «Альтаказар» кисти Бишопа Уорта, демон на ней изображён в своей характерной пурпурной мантии. На этой картине у Альтаказра голова барана, а из спины растут кожистые драконьи крылья. Некоторые биографы Уорта (в частности Констанс ван Хью в книге «Уорт: его жизнь») утверждают, что демон позировал для портрета, в то время как многие исследователи творчества художника отклоняют эту идею как вздорные домыслы. Источником утверждения ван Хью послужили записки дочери Уорта, которая писала, что неоднократно встречала демона в гостиной, пока её отец работал над картиной, и «со сложенными крыльями он [Альтаказр] был вполне в состоянии отдать должное вечернему чаепитию».
Альтаказр занимает заметное место в книге 1884 года «Дева и демон», романе Эндрю Уэйнрайта Кольера; по сюжету Альтаказр влюбляется в смертную женщину, Эйрин, и начинает злоумышлять против всех претендентов на её руку и убивать их, что приводит к полному краху её репутации как девицы на выданье. В результате Эйрин совершает самоубийство, выпив яд. В преисподней Люцифер в качестве дара отдаёт её Альтаказру в жёны. После Альтаказр мучается в браке с Эйрин – она обижена на него и никогда не сможет его полюбить. То, что девушка сохранила память о своей человеческой жизни, трактуется как возмездие от других демонов, которые ненавидят Альтаказра из-за его растущей мощи. Пытаясь помочь своему любимцу, Люцифер изгоняет девушку к ангелам, поскольку для Ада она слишком чиста сердцем. В романе Альтаказр – трагический персонаж, раздираемый на части собственной жаждой обладания и завистью остальных демонов Ада.
Интересно отметить, что второй женой Эндрю Уэйнрайта Кольера была актриса Юнона Вагнер, которая сыграла девушку Эйрин в лондонской инсценировке романа в 1902 году. 9 октября 1904 года Вагнер умерла родами. Кольер до самой смерти уничтожал все существующие копии «Девы и демона», утверждая, что демон Альтаказр виновен в смерти его жены. Кольер никогда не упоминал, что случилось с ребёнком, которого носила Вагнер, но предполагается, что ребёнок тоже умер. После смерти Вагнер сам Кольер был нездоров, и некоторые полагают, что на самом деле его обвинения в смерти жены относятся не к Альтаказру, а к спектаклю – потому что беременная актриса вопреки рекомендациям врачей посетила Париж, чтобы увидеть представление по пьесе, и заболела. Кольер умер 23 декабря 1905 года. Его друг Пирс Бакли говорил об этом так: «Кольер в конце жизни несколько повредился в уме, и все его мысли касательно Юноны, к сожалению, были бредом безумца».
В предисловии к изданию «Избранные произведения Эндрю Уэйнрайта Кольера» Жак Мурье, журналист газеты «Ле Фигаро», который служил у писателя референтом, упоминал, что перед смертью Кольер заявлял, будто Вагнер совратил дьявол. «Он пришёл к ней однажды вечером после выступления – франт в чёрном жилете, с вьющимися каштановыми волосами. Кольер подозревал, что у его жены начался роман с этим мужчиной, и сравнивал негодяя с вампиром, который высосал из неё жизнь». Многие последователи демонологии подозревают, что «вьющиеся волосы» – указание на Альтаказра и что заявления Кольера были верны в том смысле, что его жену соблазнил один из наиболее могущественных демонов преисподней.
В «Демонической Энциклопедии 1888 года» запись о нём гласит: «… хотя Альтаказра нередко описывают как привлекательного и остроумного персонажа, он часто становится жертвой собственной похоти и её последствий. Его вспыльчивый нрав считается наиболее непостоянным среди всех князей Ада, что также приводит к безрассудным поступкам. Свойственное ему обаяние часто принимают за легкомыслие, и это фатальная ошибка, поскольку он наиболее тщеславный и беспощадный из полководцев Ада. Он считается любимчиком Люцифера и частым антагонистом ангела Рафаила».
В современной истории
Демон Альтаказр существенно повлиял на оккультное шоу фокусника Филиппа Анжера. Всегда много говорили о демонической направленности шоу Анжера, особенно после того, как, по слухам, волосы оккультиста за одну ночь превратились из чёрных в огненно-рыжие. Анжер погиб на знаменитой дуэли в 1898 году в Булонском лесу. Во время закрытого ужина в Париже Анжер, как утверждается, предсказал судьбу всех своих сотрапезников – известных парижских интеллектуалов. Опять же по распространившимся слухам, предсказания были мрачными – тюремное заключение, яд или самоубийство. В последующие годы его слова якобы начали сбываться, и в результате последний из приглашённых на ужин, журналист Жерар Карон, в газете «Ле Паризьен» обвинил Анжера в приверженности сатанизму и вызвал на дуэль. Она произошла на одной из лужаек Булонского леса, пистолет Анжера дал осечку, и тот был смертельно ранен, но медленно умирал ещё в течение нескольких дней. Карон, страдая от чувства вины, покончил с собой, застрелившись из пистолета Анжера, который на этот раз «выстрелил с блеском», по свидетельствам очевидцев.
После его смерти многочисленные источники утверждали, что Анжер оплодотворил нескольких своих ассистенток по шоу и принёс в жертву собственных новорождённых детей, чтобы умилостивить демона Альтаказра. Эта история легла в основу мюзикла «Приглашённые на ужин».
Хотя чаще всего утверждается, что легендарный блюзовый гитарист Роберт Джонсон встретился на перекрёстке в Кларксдейле, штат Миссисипи, с самим Люцифером, некоторые предполагают, что на самом деле роковую сделку из легенды с ним заключил демон Альтаказр. Знаменитый гитарист умер 16 августа 1938 года в Гринвуде, штат Миссисипи.
Альтаказр играет заметную роль в ситкоме «Чертовски бурная молодость» как антагонист ангелов Гавриила и Рафаила; в сериале они соседи по комнате и живут в современном Сан-Франциско. Его роль в 1–2-м сезонах исполнил актёр Джейкоб Бруди, в 3–5-м сезонах – Элайджа Хант.