– Димыч, я все видел, – произнес кок, когда мы с ним поднимались по холму. – Я же не дурак, я понимаю, что доктор уговаривал тебя свалить. Ты спас мою жизнь. Я этого не забуду.
Один из пиратов готовил завтрак. Это заключалось в том, что он открывал консервные банки и втыкал в каждую по вилке. Господи, что это за мужики-то такие? Я жил в полной уверенности, что девочки вешаются на меня из-за денег. Олигархом я, конечно, не был, но гостиница свою копеечку приносила. Все слова по поводу того, что мужики перевелись, я воспринимал как лесть и попытку залезть в свой карман. Но извините! Как минимум приготовить пожрать я всегда умел! И это "приготовить" заключалось не в том, чтобы закинуть в кипяток замороженные пельмени, или залить тем же кипятком бич-пакет. Я даже не говорю о примитивной яичнице. Поджарить картошку, мясо, если не лень – лазанью или жаркое с овощами. Это же элементарно! Нет же, жрут всякую гадость, а потом удивляются – откуда пузо. Пуговицу пришить, джинсы постирать – тоже элементарно! Вот чего я терпеть не могу – мыть сковороды и делать уборку. Ну, относительно пыли у меня своя философия – на ней удобно составлять список дел. Если строчка успела зарасти пылью, а дело не сделано – значит оно не важно.
Еще меня удивила расточительность бандитов. На костер ушел почти весь запас дров, хотя необходимости в таком пожарище не было. С едой обращались не лучше. Вскрыв брикет сухпая, то, что не собирались есть, что кому-то приходилось не по вкусу – отправляли в огонь. Сухую лапшу, шоколад, кабачковую икру – все туда.
Бережно относились лишь к алкоголю, оружию и патронам. Пролитая мимо стакана капля водки вызывала болезненные ахи и вздохи, а автоматы блестели от масла. Тут мне стало стыдно, как только я вспомнил свой заклинивший "Стечкин".
– Повезло вам со мной, товарищи господа, – говорил Серебряков, пережевывая свинину. – Я многое узнал. Дима отвел корабль в заранее условленное место. Они полюбому перепрятали его, узнав, что парень у нас. Но дальше острова ему деться некуда! Откопаем денежки и отыщем корабль!
Я лишь удивился, как нагло, не моргнув глазом, врал кок. Но в настоящий момент это была необходимость. Он врал, восстанавливая свой пошатнувшийся авторитет, громко смеясь, как мне показалось – слишком фальшиво. Остальные, к счастью, были слишком озабочены, куда бы еще потратить свою долю, чтобы это заметить. Одноногий понимал, что его игра уже проиграна, но, возможно, открывался в это поверить.
Вскоре нетерпение победило голод. Банки с остатками еды отправились в костер. Я успел заметить, что в доме были только наши припасы, сложенные так же, как и когда я убегал из крепости. Раздолбаи! Я уже не сомневался в том, что Буш вчера сказал правду и, если бы не сделка с Палычем – им пришлось бы питаться подножным кормом. И вся компания двинулась на поиски клада.
Со стороны мы, наверно, смотрелись довольно странно. В разномастном камуфляже, Рома – вообще в матроской робе, вооруженные до зубов. Все, кроме меня – я плелся за Серебряковым со связанными руками, с веревкой, второй конец которой сжимал кок. Он нес целых два автомата, свой хромированный "Смит-Вессон" в кобуре на плече, "Стечкин", подаренный мною еще в начале плавания, торчал сзади за поясом. В довершении всего на плече повара сидел попугай и без конца кричал.
Каждый что-нибудь да и тащил. Одни – лопаты, заступы и ломы, которые бандиты выгрузили на берег в первую очередь. Другие – провиант для обеда. Единственный, кто шел пустой, всего с одним дробовиком и парой пистолетов – Саша, у которого была пробита голова.
Гуськом мы дошли до берега, где стоял катер, погрузились в него и отчалили. Сразу начались споры про карту. Конечно, красный крестик был слишком велик и не мог означать точного места. Не при этом масштабе. Пояснение на обороте выглядело слишком кратким и неясным. Единственное, что, казалось бы, не вызывало сомнения – это высокое дерево на склоне высоты 183. Но как раз тут и были разночтения. Мы еще не проплыли и половины пути, а каждый уже облюбовал свое дерево. И каждый пытался навязать свою точку зрения другим. Дошло едва не до драки и она обязательно имела бы место быть, если бы Серебряков не пригрозил пристрелить первого, кто еще произнесет хоть слово. Дальнейший путь продолжался в гробовой тишине.
Мы прошли по устью реки до того места, где дальше плыть на катере было бы рисково – мы или сели бы на мель, или, еще хуже, разбили бы катер о камни. Спешившись, мы начали подъем. Поначалу идти было очень трудно – почва попалась болотистая, поросшая густой травой. Нога уходила в чавкающую жижу по щиколотку. Труднее всего приходилось одноногому с его костылем.
Но скоро подъем стал круче, а почва – каменистее. Идти под тенью пальм, среди благоухающих цветов и буйной тропической растительности было намного приятнее.
Мы шли, рассыпавшись веером. Повар со мной – по центру, значительно отстав от остальных. Ему было сложно карабкаться по сыпучему гравию и, если бы я пару раз не поддержал его – кок и вовсе скатился бы вниз.
Так мы прошли почти километр, как вдруг головорез с левого фланга удивленно воскликнул. Остальные, с криком "Сокровища!", устремились к нему.
– Дебилы, – процедил сквозь зубы одноногий. – Мы еще даже до дерева не добрались.
И в самом деле там были не сокровища. В толстом, не менее полутора охватов, и высоком дереве на уровне груди торчала бензопила. Было видно, что инструмент здесь уже очень давно – металлические части успели поржаветь, а пластик – выгореть на солнце. К тому же полотно успело намертво врасти в дерево и вытащить ее не представлялось возможным.
– Что это за фигня такая? – спросил Рашпиль.
– А ты не понимаешь? – усмехнулся кок. – Это указатель. А ну, поверьте по компасу.
Проверили. Полотно указывало точно на В.-Ю.-В. и В.
– Бензопила – это шутка вполне в духе Иваныча, – рассмеялся Саша.
К нему присоединились остальные, кроме меня с Романом. Увидев, что не все поняли шутку, он пояснил:
– Многие пытались убить командира. Таким он бензопилой отфигашивал руки, складывал в карманы и отправлял обратно, к заказчику. Так заказчиков становилось все больше, а желающих отработать Иваныча – все меньше. В последний раз… по-моему сотку штук баксов давали за его голову?
– Да, сотку, – подтвердил Рашпиль. – Сумасшедшая для тех мест сумма. Писанулся тогда только Старый Али. Тощий, сморщенный, казалось – чихни, он и развалится. Но порезал он тогда Иваныча знатно…
– Было дело, – протянул повар. – Вот уж на что я с ножом мастер, но против Али не попер бы, даже с обеими ногами… говорили, он льва-людоеда укокошил голыми руками и, как мне кажется, это не враки.
– Иваныч часто сюда летал, – вспомнил Саша. – Все чаще один. Но, даже если летал с кем-то – всегда один возвращался. Сколько же он перевезти сюда успел?
– Ты лучше подумай, где те, с кем он летал, – мрачно произнес бандит, чьего имени я так и не запомнил.
Все, не сговариваясь, оглянулись, положив руки на оружие.
– Сгнили они все до одного, – сказал одноногий. – Все, кроме этой американки… Эмбер, кажется? Ей лет тогда было, как тебе, Димка. Но летала, как ведьма.
– А какие там были ноги! – восхищенно покачал головой Рашпиль. – Какая задница!
– Да, что до ног и задницы Иваныч всегда слабоват был. Грудь, мордашка – все ровно. Но как хорошие ноги видел – голову терял. Наверно потому и не шлепнул ее… или не успел? – добавил Саша. – Буш, ты же там был…
– Бросила она его там, – вздохнул Серебряков. – Вместе со мной. Конечно, Иваныч ее потрахивал, но, сдается мне, Сан Саныч потрахивал ее почаще и получше. Ох, скверно Иваныч подыхал! Повезло еще, недолго мучился. Когда я очнулся – чуть не проблевался. И это я! А уж я повидал, как течет клюква… ему пузо вспороло, почти надвое перерубило. А он еще живой был. Эмбер с Григорьевым ушли, а мы там лежим… он пить просит, а из пуза паук вылезает. Здоровый такой… ну я и…
– Что – и?
– Застрелил его.
– Паука?
– Дурак, что ли? Иваныча. Все удивляюсь, как он с такой раной прожил столько?
– Да, железный был мужик. Кремень! Был бы он сейчас жив – не гулять бы нам по этим лесам…
Одновременно щелкнуло несколько предохранителей.
– Да не ссыте вы, – рассмеялся одноногий. – Помер он давно.
И вдруг из ближайшей рощи звонкий женский голос затянул песню на незнакомом мне языке. Лица всех шестерых моментально сделались бледно-зелеными. Все вскочили на ноги, схватив оружие. Кто-то даже успел нажать гашетку, пустив в лес короткую очередь, но песня оборвалась так же внезапно, как и началась.
– Бьянка пела эту песню Иванычу, – прошептал Рашпиль. – Она ему очень нравилась.
– Бьянка? Да ты с ума сошел! Она мертва!
– Вперед, – прорычал Серебряков, дернув меня за веревку. – Конечно, приятно вспомнить старое, но глюки – это нам ни к чему.
– Глюки? – неуверенно повторил Саша. – А разве глюки бывают у всех сразу?
– Если столько пить – все бывает.
Этот аргумент показался головорезам убедительным, к ним возвращалось самообладание. Некоторые даже повесили автоматы на плечи. Но тут раздался этот же голос. Теперь он не пел, а кричал, и этот крик эхом отдавался в расселинах скалы.
– Адонго! Адонго!
Затем – несколько слов на непонятном языке, с нова:
– Адонго!
Кладоискатели замерли, словно парализованные, а глаза их вылезли на лоб.
– Адонго… это же убиенная сестра-близнец Бьянки! – благоговейно прошептал Саша.
– Никто… никто, кроме нас на этом острове не может знать этого имени, – прохрипел кок, глядя в пустоту.
– Это Бьянка! – завопил Рашпиль. – Она пришла за своим наследством, за деньгами Иваныча!
– Он-на ж-же м-мертва, – выдавил из себя, заикаясь, Рома.
– У Бьянки и Адонго папик шаманом был, – прошипел Саша. – Это же магия вуду! Они и зомби из могил поднимают, я сам видел!
Я еле сдерживался, чтобы не засмеяться, что взрослые мужики верят в такую фигню, но скоро стало не до смеха. Кто-то, я не знаю, кто, начал шмалять без разбору во все стороны. Сейчас же к нему присоединились остальные. Я еле успел упасть, как над головой засвистели пули. Рядом упал кок, отчаянно матерясь и призывая не стрелять попусту. Бестолку. Его слова просто никто не слышал в поднявшейся канонаде.
На нас посыпались раскаленные гильзы и хорошо еще, что только гильзы. Бандиты косили джунгли во все стороны, подстригая деревья и кустарник. В ответ, естественно, никто не стрелял. Наемники успели сменить не по одному магазину, прежде чем пальба стихла.
– Дебилы, вашу мать! – прорычал, поднимаясь, повар. – Какие еще зомби?
– Африканские, – коротко пояснил Саша. – Которые мозги едят.
– Тебе-то что угрожает? Чтобы здесь была Бьянка-зомби, нужно, чтобы здесь было ее тело. Так? – спросил одноногий.
– Так, – согласился разбойник.
– Так откуда оно здесь возьмется, если она сиганула со скалы под Владиком? – язвительно поинтересовался Серебряков.
– Ну… так-то оно так, – кивнул Саша. – Но кто же это тогда?
– Это… это Эмбер! – просиял Серебряков. – Та девочка-летчик!
– Так, кажись, она тоже мертва… – произнес кто-то.
– Не мертва, а пропала, – ответил Рашпиль. – А, даже мертва – кому какая разница? Кто ее боится? Это же не эта черномазая ведьма!
Островитянку, похоже, живую или мертвую, боялись гораздо меньше Бьянки. Лица головорезов моментально порозовели. Еще через минуту, пустив по кругу бутылки водки, мужики окончательно пришли в себя и даже начали перешучиваться, подтрунивая друг над другом. Но, все же, периодически прислушивались и оглядывались. Перекурив и снова сверившись по компасу с указателем, шайка двинулась к кладу.
Впереди шел Рашпиль с компасом в руке, чтобы не сбиться с курса. За ним – два разбойника. Дальше – Рома, который все еще температурил. Его, несмотря на жару, бил озноб. Дальше – Серебряков со мной на привязи, а замыкал колонну Саша. Обернувшись, я увидел, что по бинтам на его голове расплывается красное пятно. Но не подал виду.
Все торопились. Все чувствовали, что клад где-то рядом, осталось лишь сделать шаг. Несколько шагов. Кок шел так быстро, дергая веревку, что я едва поспевал за ним, спотыкаясь о камни. Тогда он оборачивался, выкрикивая ругательства. И сразу налетал на матроса, путавшегося под ногами. И снова ругался.
Никто уже не оглядывался и не вслушивался. На столь близком расстоянии от таких больших денег все страхи улетучиваются. Повар тоже уже не выглядел таким поникшим, загнанным в угол. Отнюдь! Я читал его, как открытую книгу. Я отчетливо понимал, что Серебряков уже позабыл обо всех обещаниях и договоренностях. Единственное, чего он сейчас хочет – выкопать сокровища, найти "Скифа", завалить всех и свалить в свою любимую Шотландию, где он купит замок и будет ходить в нем хоть в юбке, хоть без юбки.
Впереди показались три одиноко стоящие пальмы, примерно одинаково удаленные друг от друга. Мы устремились к центральной, как вдруг Рашпиль остановился. Идущие за ним завопили, но эмоций в их вопле было не разобрать.
Одноногий ускорился, хотя, казалось, что больше некуда, оттолкнув Рому и потянув меня за собой…
И мы тоже остановились.
Перед нами зияла большая яма, вырытая точно не вчера, потому как края ее давно обвалились, а на дне росла трава. Там, среди зелени, темнел черенок от лопаты и несколько досок. Даже совсем тупой – и тот понял бы, что денежки вырыли задолго до нас.
Сдается мне, если бы сейчас разверзлись небеса и оттуда посыпались инопланетяне, мои попутчики не были бы так удивлены. Все стояли у края ямы, отвесив челюсти. Первым пришел в себя Серебряков и, стоит отдать ему должное, он успел просчитать ситуацию на несколько ходов вперед. Выдернув нож, он одним движением рассек спутывавшие меня веревки и вручил мне пистолет. И, в то же время, кок двигал меня и двигался сам так, чтобы яма оказалась между нами и остальной бандой. Бросив на меня мимолетный взгляд, одноногий покачал головой. Мол, плохо дело. И тут я был полностью согласен.
– Коньячку бы сейчас, – мечтательно пошептал я.
И сразу, словно волшебник извлекает из шляпы кролика, Буш достал флягу. Взяв ее одной рукой, не выпуская "Стечкина", я большим пальцем, всего одним движением отвернул крышку и сделал несколько глотков. Вот теперь я был готов.
Головорезы, отчаянно матерясь, попрыгали в яму. Раскидав доски, они разгребали песок голыми руками. Рашпиль нашел золотой слиток. Небольшой, с шоколадный батончик. Плитка долго переходила из рук в руки.
– Десять унций? – проорал Рашпиль, протягивая слиток коку. – Десять унций? Это что, несметные богатства? Будем жить, как олигархи? Все еще считаешь себя самым умным?
– Копайте-копайте, – усмехнулся одноногий. – Может, нефть найдете…
– Чего-чего? – заверещал в бешенстве Паша, выдергивая из кобуры пистолет. – Нефть найдем? Ты, падла, еще и смеешься? Амба, братцы! Да я тебя голыми…
Выстрелили они одновременно. Пуля мощного револьвера буквально разорвала башку бандита на куски, забрызгав всех присутствующих клюквой и кусками мозгов. Маслина Рашпиля просвистела где-то совсем рядом. Даже очень рядом. Раздался резкий писк и полетели перья. Сперва я даже подумал, что головорез попал в кока, но нет. Жертвой пал попугай Тимоха.
– Я обещал, – холодно произнес Серебряков, смотря прищуренными глазами на своих соратников через целик "Смит-Вессона".
Все, как по команде, начали карабкаться, пытаясь выбраться из ямы. Проблема была в том, что оружие они оставили наверху, спустившись лишь с жалкими пистолетиками. Одноногий молча стоял, выжидая. Его рука, вытянутая с револьвером, замерла, как влитая, не шелохнувшись ни на миллиметр. Выбравшись, головорезы нерешительно остановились. Пистолеты были в кобурах, а автоматы – на земле. Еще надо было успеть снять оружие с предохранителя, взвести затвор, а мы с поваром стояли в полной боевой готовности, держа их на мушке.
Повязка на Сашиной голове уже полностью окрасилась красным. Вот из под нее показалась капля крови и побежала по щеке. Моментально побледнев, разбойник, покачнувшись, повалился в яму. Мы с Серебряковым на мгновение отвлеклись, сместив прицел на него, чем не преминул воспользоваться один из головорезов, схватив автомат.
И тут из кустов грохнул дробовик. Тот, что потянулся за оружием, рухнул наземь, оставшиеся двое пустились в бегство. Из зарослей выскочили Котов, Палыч и Эмбер.
– Вперед! – крикнул Листьев. – Мы должны отрезать их от катера!
И мы помчались наперерез, продираясь через кусты, порой доходившие нам до груди. Серебряков скакал на своем костыле, как бешеный, чтобы не отстать от нас. Казалось, камуфляж не выдержит и порвется на его бицепсе. Но, когда мы выбежали на открытое место, поняли, что торопиться уже не куда. Двое выживших бандитов бежали в обратную сторону. Или они заблудились, или надеялись скрыться в скалах – этого мы так и не узнали.
– Олег Павлович, я вам весьма признателен, – произнес, отдышавшись, кок. – Вы поспели как раз вовремя. Эмбер, так это, все же, ты!
– Да, я, – смущенно улыбнулась амазонка, спрятав глаза. – Прости, Женя, я бы не смогла вытащить двоих… ну… тогда…
– С тебя причитается, – подмигнул одноногий.
Отдышавшись, я с интересом разглядывал летчицу. Во-первых, с тех пор, как я видел ее в последний раз, женского внимания больше не стало. А, во-вторых, теперь-то я знал, что ноги у нее побриты. Но, когда Листьев подошел к ней, обнял и поцеловал в губы, я понял, что мой поезд ушел.
Пока мы неторопливо спускались к катеру, доктор рассказал, что произошло за эти два дня. Буш жадно вслушивался в каждое слово. По рассказу врача выходило, что Эмбер была просто героиней.
Скитаясь по острову, она нашла и указатель, и сокровища. Причем, совершенно случайно. А после перетаскала сокровища в свою пещеру. Для хрупкой девушки это был настоящий подвиг – я сам смог в этом убедиться позже, когда мы переносили ценный груз на "Скиф". У летчицы на это ушли не только дни и недели, но месяцы! Закончила она всего месяца за три до нашего прибытия.
Все это Палыч узнал у девушки уже после того, как… ну, в общем, после. Утром, увидев, что "Скиф" пропал, Листьев заключил сделку с Серебряковым, отдав ему и карту, и форт, и провиант. В карте больше не было необходимости, а пещера, в которой жила амазонка, была и лучше защищена, да и с питанием проблем не было – девушка мастерски истребляла местную фауну, и готовила не хуже.
Доктор признал, что их переселение может создать мне некоторые проблемы, но то, что я свалил без предупреждения – исключительно моя вина, с этим сложно было поспорить. Он надеялся, что обнаружив, что сокровища пропали, бандиты перебьют друг друга, облегчив нам задачу, но увидев меня в плену, понял, что я попаду под раздачу одним из первых, а потому, оставив замполита охранять капитана и сокровища, взял Эмбер с Сергеем и направился к яме. Поняв, что не успевают, хирург отправил вперед девушку, которая лучше знала местность, да и, питаясь здоровой пищей, была в лучшей форме.
Летчица же, зная, что бандитам за годы жизни в Африке хорошенько промыли мозги с культом Вуду, решила нагнать страху на своих бывших соратников. Уверенности, что сработает, у нее не было, но здесь, как и в моем случае со "Скифом", победителей не судят. Пока головорезы тряслись в страхе, Палыч с Сергеем опередили их и устроили засаду.
– Не будь со мной Димы, вы бы вряд ли стали себя утруждать, – мрачно заметил повар. – И кончали бы меня там…
– Разумеется, – рассмеялся врач.
Мы погрузились на катер и направились в северную бухту. Горючки нам хватило в обрез. Повезло еще, что на море был штиль. "Скиф" все так же лежал на мели, но доктор меня заверил, что замполит его заверил, что капитан его заверил, что снять корабль с грунта, при должной сноровке, легче чем кажется. Мне оставалось только поверить. Оставаться на острове еще не пойми сколько в ожидании помощи мне ничуть не улыбалось. Оставив Котова охранять корабль, мы отбыли в пещеру.
Торопов, увидев меня, пожал мне руку и дружески похлопал по плечу. Про мое бегство он не сказал ни слова. Ни хорошего, ни плохого. А вот Серебрякову досталось.
– Я обещал, что оставлю тебе жизнь, если Димыч вернется живым, – сквозь зубы процедил он. – И я сдержу слово. Если бы не это – пристрелил бы, как бешеную собаку.
– И на том спасибо, – покорно кивнул одноногий.
Пещера оказалась намного комфортнее крепости. Только теперь я понял, почему Влада предпочла ее, а не форт. В первую очередь, это была не совсем пещера, а грот. Высоко вверху, через отверстие в своде, виднелось и небо, и облака. Здесь была и пресная вода – из родника, бившего из камня. Было и чудесное прохладное озеро, куда этот родник впадал. Пол же был покрыт мелким, мягким песком. Сняв ботинки и почувствовав под ногами не палубу корабля и не бревенчатый пол форта, я понял, что такое кайф. Повар был прав в тот, самый первый день. Этот остров мог бы стать отличным курортом.
Здесь же, у костра, лежал капитан. Перед ним блестела кучка золотых слитков и, подойдя, чтобы поздороваться, я догадался, как они с замполитом коротали время. Нацарапав изображение игральных карт прямо на мягком металле, они играли в подкидного дурака!
– Прощелыга подкильный, – улыбнулся Смольный, увидев меня. – Везучий, как морской еж! А это кто? Серебряков? Он-то что тут делает?
– Товарищ капитан, разрешите приступить к исполнению своих обязанностей! – отрапортовал одноногий.
– Якорь тебе в глотку… – поднявшись на локте, моряк уже хотел завернуть что-то этакое, но передумал и просто махнул рукой.
В тот вечер я поужинал нормальной едой. Не консервами, которые уже поперек глотки стояли, и не сухарями, а нормальным жареным мясом и свежими фруктами, запивая все это дело коньячком, захваченным со "Скифа". Оказывается, Влада все это время недурно жила охотой, ставя силки, и собирательством. Можно понять, откуда у нее столь потрясающая фигура, при таком здоровом питании и образе жизни.
Кок держался в тени, стараясь не попадаться без нужды на глаза, но, если его вдруг замечали – вовсю нахваливал кулинарные способности летчицы.