Константин Штепенко
Южноамериканский проект

Полная версия

Какие-либо совпадения имен, географических названий, характеров и событий с реальными следует рассматривать как случайность.

КНИГА ПЕРВАЯ
СИНДРОМ САЛАМАНДРЫ

1. Пролог: Бизнес, ничего личного

– Давайте подведем итоги, господа. Что вы скажете об исполнителе?

Трое мужчин сидели в просторном зале охотничьего коттеджа, стены которого, обшитые маренным дубом, были увешаны дорогими ружьями, кинжалами и охотничьими трофеями – головами добытых животных, превращенных искусным таксидермистом в истинные шедевры. Оскал волка, как и оскал кабана, был по-настоящему страшен. Слегка скошенный на сторону, будто застенчивый взгляд медведя исподлобья таил в глубине смертельную угрозу внезапного предательского броска. Благородная голова лося, увенчанная короной мощных рогов, была гордо вскинута, губы вытянуты и, казалось, что вот сейчас дом огласится его призывным зовом. Но говорившие уже давно не замечали этих деталей обстановки. Сейчас они планировали новую охоту, в которой роль дичи была отведена уже не зверю, а человеку.

– А мне кажется, здесь больше минусов, чем плюсов. – Сказал самый молодой из них, голубоглазый шатен лет тридцати.

– Поясните, коллега. Что вас беспокоит? – Спросил первый, самый старший из троих, представительный брюнет с вьющимися волосами и ярко выраженными семитскими чертами лица. Ему не было и сорока, но его манера держаться, авторитарный тон и логика построения фраз у большинства вызывали непроизвольное ощущение собственной приниженности, подчиненности его воле.

– Охотно! – Шатен помедлил, наливая себе виски, и взяв стакан, продолжил. – Он не профессионал, это раз. Во-вторых, он нас знает. И, кроме того, наша помощь в его трудоустройстве может стать медвежьей услугой в случае, если порядки в конторе будут развиваться по сценарию нашей Торквемадочки.

– А вот тут я с вами не согласен! – Брюнет встал и подошел к камину, вытянув руки навстречу теплу весело потрескивающего пламени. – Все эти минусы можно превратить в плюсы. Он не профессиональный киллер, но он военный, и убивать людей ему приходилось, так что рука не дрогнет. То, что он нас знает, после его трудоустройства уже не будет иметь значения. Потому что он будет знать и всех остальных сотрудников. Нашу связь с ним доказать будет невозможно. Кроме того, вышел на него начальник моей охраны, и помощь ему будет оказываться анонимно. Теперь, по поводу медвежьей услуги. Тут тоже все неоднозначно. Да, на работу его возьмет Степаныч, который доживает свои последние деньки. Как только наша очаровательная оппонентка приберет к рукам все хозяйство, он и месяца не протянет. На его место станет Дровосек…

– Не понимаю, в чем тут наша выгода? – Подал голос флегматичный блондин лет тридцати пяти, который, казалось, был поглощен наблюдением за тающими кубиками льда в своем стакане, и совершенно не интересовался беседой.

– Резонный вопрос! – Брюнет подскочил к столу и хлопнул открытой ладонью по массивной дубовой столешнице. – Тут как раз и заключается тонкость ситуации! Как, по-вашему, поведет себя нормальный работник, дорожащий своей должностью и карьерой, когда поймет, что его начальника скоро салят, и на его место станет его зам?

– Начнет лизать задницу заму. – Ответил шатен, опрокидывая остатки виски к себе в рот.

– Правильно! Но если он еще и будет делать это тонко, с пониманием, то успех практически гарантирован. Тогда наше участие в судьбе рядового сотрудника службы безопасности благополучно затеряется в анналах. Но, заметьте, мы не упомянули самое главное, что есть у нашего протеже – это мотивация! Нет другого такого стойкого и саморегенерирующегося чувства у человека, как чувство ненависти! Но ненависть еще и слепа, поэтому ею легко управлять со стороны.

– Экий вы архистратиг, батенька! Прямо Борджиа новейшей истории! – Сказал блондин с ленцой в голосе, не выходя из образа сибарита-флегматика.

– Не нужно язвить, коллега! Давайте высказываться по существу!

– Согласен с вами. – Решительно сказал шатен, сжав руки в кулаки. – Я сам бы ее придушил! Только одно меня беспокоит. Ну уберем мы ее, но старик-то никуда не денется! А ведь это он так активно ее подталкивает к олимпу!

– Шеф после инсульта выжил из ума. Он затевает какую-то вселенскую аферу в Колумбии. Это его и погубит. Сейчас он без Ольки как без рук, поэтому и дает ей войти в силу. Но вы сами знаете старого иезуита. Он всех подозревает, особенно приближенных, и от них он избавляется в первую очередь. Он уже и так начал ею тяготиться, поэтому и отослал ее из Испании нам на горе.

– Так может подождем, когда он ее сам сожрет? – Спросил блондин. – Нам меньше хлопот.

– А вдруг его раньше прихлопнет крышкой гроба, или он попадет в сети Интерпола! Тогда она так и останется у нас на шее, а мы не можем так рисковать, да и время идет!

– Хорошо, уговорили! – Отозвался блондин, снова наполняя свой стакан. – Я предлагаю принять ваш план за основу. Но детали нужно дорабатывать. Не забудьте, что на карте наше благополучие, а может и жизнь.

– Я тоже за. – Поддакнул шатен с облегчением.

– Вот и славно! Тогда я запускаю первую часть плана по внедрению нашего протеже в структуру.

* * *

Расшифрованная и запись этого разговора в подмосковном охотничьем клубе через два дня оказалась на столе у теневого владельца инвестиционной компании «АРКОИНВЕСТ» Аркадия Александровича Лучинского, который постоянно жил на своей вилле в Испании, лишь иногда выезжая по делам в Латинскую Америку. Последние два года он не посещал Россию, деловой климат которой оказался для него крайне вредным, а при длительных визитах мог быть и смертельно опасным. Подтверждением этому служили три покушения, последнее из которых за малым не увенчалось успехом, кроме травм принеся с собой инсульт и граничащие с паранойей приступы острой подозрительности. Оставив все дела в России на группу выращенных им молодых заместителей, он полностью переключил свое внимание на латиноамериканскую часть бизнеса, где условия для роста были благоприятными. Избегая доверительных отношений с кем бы то ни было, он отказался от централизованной службы безопасности и работал с несколькими детективными агентствами, которые шпионили как за его партнерами и сотрудниками, так и друг за другом.

– Значит, ребятки, вы точите зубки на мою Олюшку. – Он не боялся говорить вслух, так как прислуга все равно не понимала по-русски, а больше в доме никого не было. – Ну что ж, ей будет полезна небольшая встряска.

Два года они жили с Ольгой Полыниной как муж и жена. Она была его правой рукой во всех финансовых делах, и особенно сейчас, когда он раскручивал новую крупную операцию в Колумбии. Но однажды он вдруг испугался того, что она знает так много о его делах, и отдалил ее от себя под предлогом того, что она должна была вплотную заняться делами «АРКОИНВЕСТа». Продолжая работать над Южноамериканским Проектом, Ольга с готовностью взвалила на себя дополнительную ношу и не надорвалась, как ожидали многие. После ее подключения дела компании действительно пошли еще лучше, и совет директоров прочил ее на пост генерального. Это почему-то еще больше испугало Лучинского где-то на подсознательном уровне. Он вдруг почувствовал, что она невольно стала контролировать весь его легальный бизнес. Хотя в «АРКОИНВЕСТе» у нее была мощная оппозиция, состоявшая из молодых финансистов, которых он в свое время выбрал и вымуштровал, превратив в крепких профессионалов. Правда, никто из них Ольге в подметки не годился, но умело подпитывая их честолюбивые устремления и насаждая конкуренцию на основе личной неприязни, Лучинский добился саморегуляции в управлении компанией, не дававшей кому-то одному решающего преимущества. Но Ольга была на редкость целеустремленной и терпеливой, и похоже, она начала брать верх. Подмяв «АРКОИНВЕСТ», она будет иметь больше времени и возможностей, чтобы разобраться в его кухне, и тогда…

Он уже давно понял, что Ольга, будучи профессионалом, рано или поздно докопается до сути его теневых операций, поэтому изначально решил выключить ее из игры на финальной стадии. Лучше было бы сделать это заранее, но для придания операции блеска требовалась ее волшебная рука. «Теперь нужно будет поспешить. Для ее же пользы». Его всегда удивляло, что проработав с ним столько времени, она так и не смогла перейти черту, которая отличала, по его мнению, отличного специалиста от гения. Она совершенно искренне считала, что закон определяет рамки возможного, забывая о том, что прогресс питается силой тех, кто взламывает эти рамки, открывая новые горизонты. «Тем не менее, нужно признать, что для женщины, тем более для красивой, то, чего достигла она и так уже слишком. Чего же еще от нее требовать? Завтра подумаю, как устранить ее, сохранив для будущего. Пусть ребятки пока потешатся, попугают ее. Может это как-то остудит ее пыл. А если они заиграются, я шепну словечко Дровосеку, и он их утихомирит…». Но в глубине души он понимал, что на рубеже того огромного, что ему предстояло совершить, он, не задумываясь, пожертвует десятком таких как она. «Бедная девочка!», стыдливая мысль, выжатая из рудиментарной железы совести, промелькнула в мозгу, не оставив следа. – «Это бизнес…».

* * *

Петр Лемехов торжествовал. Наконец-то цель, к которой он шел последние два года, стала близкой и осязаемой, и обрела не просто ясность, а конкретное имя – Ольга Полынина. Он видел документы за ее подписью, которые легли в основу обвинительного заключения по делу его младшего брата Анатолия Сытова о мошенничестве. Фамилии у них были разные, так как родились они от разных отцов в двух первых неудачных браках их матери, закончившихся разводом. Выйдя замуж в третий раз, мать уехала на Дальний Восток к мужу, оставив братьев на престарелую свекровь – мать второго мужа. Поэтому Петру пришлось нести основную тяжесть семейных хлопот, которые бабушке в виду слабого здоровья были не под силу. Денег, присылаемых матерью, и алиментов, приходящих нерегулярно, хватало едва-едва, и после школы Петр поступил в военное училище, чтобы деньги полностью тратились на Толика. А когда Петр стал офицером и попросился служить в Чечню, то большую часть своего жалованья он отправлял домой, чтобы Толик мог оплачивать свою учебу в институте.

Толик был с детства очень вдумчивым и сообразительным мальчиком, только не в меру сентиментальным. Он с отличием окончил школу, в институте тоже дела шли прекрасно. Его курсовая на четвертом курсе по инициативе руководителя была оформлена статьей и напечатана в журнале. Статьей заинтересовались в инвестиционной компании «АРКОИНВЕСТ» и пригласили Толика на практику. После этого судьба покатила его по накатанным рельсам, с каждым днем приближая к гибели. Весь пятый курс он работал в компании, сдав экстерном необходимые дисциплины, и успешно защитил диплом на основе одного из проектов, вести который поручили ему. После окончания института он тут же был назначен заместителем заведующего аналитическим отделом, и ступать бы ему дальше по карьерной лестнице, постепенно зарабатывая чины и деньги, забираясь все выше на финансовый олимп. Но злую шутку сыграл с ним его характер. Он познакомился с девицей из обеспеченной семьи, и влюбился в нее по уши. Девица была уже в достаточной степени испорчена, чтобы с легкостью начать вить веревки из столь податливого материала, каким был Толик.

Началась ночная жизнь в клубах и дискотеках. Толик снял роскошную квартиру в центре, купил машину, свозил свою Алису на Кипр, но на этом заработанные им деньги кончились. Не мудрствуя лукаво он решил взять деньги из тех фондов, которыми управлял по долгу службы. В «АРКОИНВЕСТе» крутились миллиарды, и несколько миллионов долларов, которые он собирался прибрать к рукам, погоды не сделали бы. За полгода ему удалость вывести из дела и перекачать в офшоры около двадцати миллионов. Делал он это так тонко, растворяя убытки в прибыли, что безликая машина «АРКОИНВЕСТа» глотала и, не поперхнувшись, списывала их на неблагоприятные биржевые условия. Но тут в компании появилась она – Ольга Полынина. Миловидная, даже красивая женщина двадцати девяти лет от роду, с виду почти ангел во плоти, только очень внимательный и недобрый ангел. Компания была поставлена с ног на голову. Все как сумасшедшие кинулись наводить порядок в делах, уже имея представление о кавалерийских наездах Полыниной, заканчивавшихся для многих увольнением, понижением в должности или взысканием.

Массированного аудита конструкция Толика не выдержала. Вернее, она выдержала все, кроме внимательного взгляда Полыниной. Та сумела раскопать все до последней копейки, и результаты проверки тут же довела до сведения совета директоров и службы безопасности. Толика арестовали, и припертый к стенке точными выкладками Полыниной, он вынужден был признаться во всем. Ни у Петра, ни у Толика не было достаточно денег, чтобы нанять приличного адвоката, поэтому процесс прошел быстро, и восемь лет строгого режима, предложенные обвинителем не встретили у судьи особых возражений. И поехал Анатолий Сбытов на Полярный Урал, где не продержался и полугода. Забравшись во время ужина в прачечную, он порвал простыню на ленты, из которых скрутил веревку и повесился, закинув веревку с грузом на кронштейн, где крепилась лампа освещения.

Теперь Петр точно знал, кто виноват в смерти Толика, и поклялся его памятью уничтожить Полынину во чтобы то ни стало. Нежданную помощь со стороны троих толстосумов из совета директоров он принял без колебаний, как принял бы помощь самого Сатаны, если бы она приблизила достижение цели. Он прекрасно понимал, что добровольно стал инструментом в руках этих людей, которые преследовали свои цели. Но его это нисколько не трогало

* * *

Алик Филин последний месяц работал без выходных. Уже более восьми лет он руководил командой исполнителей, воплощавшей в жизнь специфические проекты Аркадия Александровича Лучинского. На этот раз он работал над формированием инвестиционно-кредитной программы банка «Интернасьональ Латино», которую вскоре нужно было представить клиентам. Инвесторами были не обычные бизнесмены, а люди особенные, не афишировавшие свои капиталы и не рекламировавшие свой продукт перед широкой публикой, отчего он не становился менее востребованным. Среди наиболее важных пайщиков нужно было выделить Мариано Мендосу, фактического руководителя наркокартеля Кали, Жануариу Нунеша, контролирующего нелегальную добычу золота и драгоценных камней в Бразилии, Перу и Колумбии, а также поставщика ценных пород дерева из бразильской сельвы Дуарте Кабраля. Эти и другие очень уважаемые в своем узком кругу сеньоры по договору с Лучинским должны были получить контроль над этим банком, позволив тому за весьма приличные проценты управлять их черными капиталами, инвестируя их в легальные программы.

На самом деле то, что делал Филин, никак не соответствовало интересам упомянутых господ. Банк был настоящим мыльным пузырем, который Алик надувал специально для того, чтобы магнаты теневого бизнеса поверили в то, что их деньги работают. Все фирмы, которые кредитовал этот банк, были подставными и служили для распыления капиталов, которые потом, пройдя «прачечную» – так Алик называл многоступенчатую операцию прохождения денег по временным счетам в различных банках мира, вновь накапливались на счетах Лучинского, отмытые и блестящие, как только что отчеканенный гривенник. Эти деньги Филин пускал в легальный оборот, используя наработки Ольги для «Южноамериканского проекта», над которым она работала в настоящее время.

Будучи официально представленным инвесторам как управляющий банком, Алик прекрасно понимал, что формально он нес ответственность за все операции с фондами, и что рано или поздно с него спросят с пристрастием за художества шефа. Ведь этому надувательству когда-то придет конец, и тогда Аркадий Александрович исчезнет навсегда, и вряд ли он предусмотрел в своем плане спасения пунктик для своего верного опричника. Без сомнения, в арсенале шефа было достаточно средств и возможностей, чтобы уйти по-английски и обеспечить свою безопасность в будущем. В то время как Алик, хотя и имел некоторое состояние, понимал, что он останется крайним. За неимением главного фигуранта гнев обманутых мафиози обрушится на его голову, и этих нескольких миллионов будет недостаточно, чтобы унести ноги и потом жить более или менее достойно. Для нормального обывателя миллион долларов кажется пределом мечтаний и панацеей от всех бед. Алик же прекрасно знал цену всему, и отлично понимал, что для более или менее приличного существования в другой стране (разумеется развитой!) с новыми документами, новой биографией, приличной недвижимостью и средствами для обеспечения надлежащей безопасности требовалось как минимум пятьдесят-сто миллионов долларов, которых у него не было. Их требовалось достать и как можно быстрее, поэтому Филин был озабочен тем, чтобы найти способ откусить от капиталов Лучинского свою долю и при этом вовремя успеть спрыгнуть с поезда, пока тот не пришел на последнюю станцию, где его не ждало ничего кроме плахи.

А может это и был тот самый пунктик в плане операции, который шеф разработал для него? Только напрашивается некоторая поправка – мальчик для битья не должен говорить. Будет лучше, если он в конце операции попадет в автомобильную катастрофу, отравится бытовым газом, или… Да мало ли от чего может случайно погибнуть человек в таком неспокойном городе как Богота!

Этот нехитрый анализ ситуации не добавили Алику энтузиазма, и он с удвоенной энергией бросился искать лазейки, через которые можно было бы изъять необходимые ему средства. Вся проблема была в специальных кодах, с помощью которых можно было производить трансакции. Эти электронные подписи имели несколько уровней допуска, и не считая Лучинского, самый высокий приоритет, имела подпись Полыниной. Чтобы завладеть этой подписью Алик нанял хакера очень высокого уровня, который пытался найти слабые места в защите ее виртуального офиса, с помощью которого она на расстоянии управляла счетами «АРКОИНВЕСТа» по всему миру, но тому пока не удалось добиться существенных результатов.

* * *

Интересы всех этих людей сошлись этой весной перекрестьем прицела в одной точке – всем им в той или иной степени мешала хрупкая молодая женщина по имени Ольга Полынина. Ольга привыкла к тому, что ее существование портило жизнь многим людям, и у нее со временем выработался иммунитет против отрицательной энергии, которая кружила вокруг нее плотными удушливыми вихрями. Однако она не подозревала, что на этот раз затягивающийся вокруг нее узел чужих интересов несет в себе смертельную угрозу не только для нее, но и для окружавших людей, случайно или намеренно попавших в ее ближний круг.

Была весна, принесшая как всегда новые надежды и иллюзии, позади была напряженная борьба с оппонентами, собственными сомнениями и хроническим утомлением, а впереди уже совсем ощутимо чувствовалась близость ее главной цели. Оставалось сделать последний шаг, чтобы стать на последнюю ступеньку карьерной лестницы. Ей было всего двадцать девять лет, а она уже достигла таких высот, каких большинству не удавалось достигнуть за всю жизнь.

Но обо всем по порядку…

2. Мартышкины страсти

Наконец-то он мог расслабиться и спокойно расставить по полочкам все то, что совсем недавно будто хвост кометы ворвалось в его жизнь вслед за женщиной, которая только что забылась беспокойным сном там внизу в каюте, оставив его наедине со своими мыслями, сомнениями и страхами под бездонным Карибским небом. Яхта размеренно покачивалась на волнах, став на якорь в виду небольшого островка близ западного побережья Кубы. Ночь упала стремительно, окутав все вокруг вселенской тишиной, которую лишь подчеркивали плеск воды о борт и глухое постукивание такелажа. Осталась позади Гавана и поспешное бегство из Москвы, но напряжение и страхи, преследовавшие их там, легко перепрыгнули за ними через океан, чтобы и здесь по ночам не давать им покоя.

Борис устроился поудобней в шезлонге и включил прожектор. Яркий свет вспугнул стайку летучих рыб, которые прыснули в разные стороны, прочертив серебристыми линиями неестественно синюю поверхность воды, и тут же обуреваемые любопытством осторожно вернулись в пятно света. Подержав перед прожектором зеленоватую фосфоресцирующую кальмароловку, он отвел спиннинг назад и легким точным движением забросил снасть на дальний край светового пятна. Подождав, когда фосфоресцирующее пятно приманки потеряется из виду, он слегка дернул спиннинг и начал медленно сматывать леску, еще дернул, и снова смотал. Повторяя эту процедуру, он постепенно подтянул снасть к борту, снова подержал перед светом и снова забросил. Лишь на четвертый раз откуда-то из-под днища яхты метнулась розово-оранжевая торпеда, и, сделав боевой разворот, атаковала мерцающую в глубине снасть. Удочка согнулась под приятной тяжестью добычи. Через несколько секунд кальмар уже лежал на палубе, беспомощно шевеля щупальцами, и с шумом извергал струи липких чернил. Поверхность его тела играла оттенками от светло-розового до темно-лилового.

– Déjame, déjame! – приговаривал скатившийся с мостика Панчо, освобождая кальмара от крючков, и бросая его в ведро. – Mira, que grande! Luego lo voy a freir.^[1]

– Брось его, Пашка! Завтра пожаришь. – Ответил ему Борис. – Сегодня уже неохота.

Панчо когда-то учился в МГУ, и они с Борисом, познакомившись на какой-то вечеринке, поддерживали дружеские отношения, которые охотно возобновили, когда Борис пару лет назад приехал на съемки в Панаму. Теперь Панчо с готовностью вызвался перевезти Бориса и Ольгу из Гаваны в Панаму на своей яхте и спрятать их на фамильной финке, на границе с Коста-Рикой. В цветастых трусах и капитанской фуражке приземистый бочкообразный Панчо вызывал невольный смех, но Борис сдерживал себя, чтобы не оскорбить насмешкой товарища, которого распирала гордость за свою яхту, свою капитанскую фуражку и за ту роль, которую он играл в секретной операции по спасению друга из лап «русской мафии».

Панчо ушел, унося ведро с кальмаром, Борис выключил прожектор и, растянувшись в шезлонге, то ли задремал, то ли погрузился в воспоминания.

Они с Ольгой познакомились в мае…

* * *

Борис закончил писать, аккуратно закрыл тетрадь, ручку положил рядом строго параллельно кромке тетради. «Похоже, становлюсь педантом», подумал он, безразлично оглядывая свой стол, упорядоченный и продуманный как экспонат из дома-музея. С удовольствием потянувшись и зевнув, он откинулся на спинку стула.

Сегодняшним днем он был доволен. Наконец-то удалось сформулировать главную концепцию книги, постулат, из которого логически вытекали все дальнейшие умозаключения. Но тут же возникло неясное сомнение и беспокойство. Загвоздка была в том, что главная идея базировалась лишь на его личном опыте и сомнительном наборе идей, вычитанных между строк в самых различных по тематике книгах, вплоть до Библии. Представлялось маловероятным, чтобы эту работу приняли серьезно. Нужны были более веские доказательства хотя бы по нескольким основным утверждениям, тогда остальное можно было бы протащить «паровозом».

Пристальным взглядом окинул Борис помещение, будто искал возможные точки опоры для своих умозаключений. Все было по-прежнему: книжные стеллажи, клетки с птицами, крысами и всякой пушистой мелочью, большой аквариум и террариум. Его внимание привлекло движение за аквариумом. Из-за кромки стекла осторожно высунулась мордочка местного любимца – самца мартышки Склатера по имени Сосо. Видимо, он давно уже наблюдал за Борисом, ожидая, пока тот закончит работу, ибо по своему горькому опыту знал, что наказание за незваное вторжение будет быстрым и суровым.

– Ладно, Сосо, выходи!

«Вот оно, одно из доказательств моей теории, но кто поверит, что я его не выдрессировал!», подумал Борис, наблюдая, как Сосо неуклюже тащит шахматную доску, гремя фигурами. Последнее время Сосо очень полюбил эту игру, понятную только им двоим, и при каждом удобном случае норовил выклянчить возможность сыграть в нее еще раз. Вот и теперь, не чувствуя явного сопротивления Бориса, он вскарабкался на стол, открыл доску, и приняв важную позу стал ждать. Расположение фигур на доске, а тем более хитроумные шахматные комбинации были недоступны его мартышкиному разуму. Дальше для него начиналось волшебство, непонятное и чарующее, источником которого являлся его новый кумир – Борис.

Дело в том, что Сосо был в том возрасте, когда его уже не интересовали шкодливые выходки и разрушительные забавы, ввиду чего ему было высочайше дозволено свободно перемещаться в пределах лаборатории. Но все закоулки вверенного ему помещения были давно знакомы, все возможные источники развлечений исчерпаны, поэтому он уже не останавливался перед клетками, чтобы подразнить птиц, или выказать свое отвращение к безопасно дремлющим за стеклом змеям. Его привлекало общение с людьми, но те его не воспринимали всерьез, ждали в основном клоунских выходок и кривляний, и лишь Борис уделял ему внимание, подолгу возился с ним и этим заслужил всеобъемлющее почитание.

– Ну, мохнатый, готовься!

Борис уперся невидящим взглядом в мартышку, то есть он не видел деталей, а лишь размытое цветастое пятно, которое служило своеобразным ориентиром для воздействия. Пятно стало постепенно расплываться, превращаясь в колышущееся сияние-ауру. Раньше Борис довольствовался тем, что представлял себе, будто он расставляет фигуры или делает какой-то ход, и усилием воли делал посыл в мозг Сосо, а тот достаточно покладисто воплощал посыл в действие. Теперь Борис медлил, подробно изучая ауру мартышки. Она была чистая, почти бесцветная, слегка радужная по краям с темно-синим пятном в центре, похожим на подводный грот. Он решил проникнуть внутрь этого грота, но это не сразу получилось, так как он лишь недавно начал опыты по более глубокому проникновению в ауру некоторых животных.

Еще небольшое усилие воли, и мерцающий грот поглотил его. Борис напрягся, ожидая перехода, сияние завертелось радужным вихрем и исчезло. Мгновение темноты сменилось четкой картинкой – он видел перед собой пару волосатых суетливых лапок, открытую шахматную доску, и себя напротив, неестественно неподвижного и отчужденного. Так далеко он никогда еще не заходил. Он чувствовал себя будто в скафандре, мартышечьи лапы поначалу плохо слушались его, но вскоре он овладел ими и довольно сносно расставил фигуры на доске, схватил две пешки, перетасовал их за спиной и выставил сжатые кулачки вперед, предлагая себе, сидящему напротив, выбрать, кому играть белыми. Картинка то и дело мутнела и пропадала – наверное, аура Сосо пыталась вернуть контроль над телом. Пора было возвращаться. «Однако, неплохо бы знать, как это делается», подумал Борис. Он перешел в эфир, разноцветная аура мартышки будто сгустилась и потемнела, возмущенная вторжением. Несколько суматошных усилий и вот черная воронка всосала его существо и затем выплюнула на ту сторону, в мягкое сияние. Борис пришел в себя в буквальном смысле слова. Он чувствовал слабость во всем теле, пульса почти не было.

– Клиническая смерть, что ли? – пробормотал он себе под нос. – Нужно с этим поосторожнее… В следующий раз подготовлюсь и проведу полное тестирование до и после.

Напротив все также с пешками в вытянутых лапках сидел Сосо. Внезапно он встрепенулся, выронил фигурки, вздрогнул испуганно, метнулся в сторону, пробежал по столам и спрятался за комодом в дальнем конце лаборатории.

* * *

Борис постепенно успокаивался. За окном вечерело. Солнце только что скрылось за коряво изломанной кромкой крыш соседних домов, тени исчезли, но было еще светло.

– Кофейку, а потом почитаю… – Пробормотал он, ставя турку на спиртовку, а потом добавил с ноткой вызова, повышая голос, будто обращался к невидимым оппонентам. – На сегодня все! Больше не работаю!

Внезапно он почувствовал слабый зов, вернее даже не зов, а всплеск безысходности, окрасивший эфир оттенками желтого. Нужно сказать, что Борис имел нечто вроде дополнительного органа чувств, что-то похожее на ультразвуковой аппарат дельфина, с помощью которого он мог «видеть» мысли, чувства, следы очень сильных эмоциональных всплесков, а также мог передавать мысленные импульсы в эфир. Где находится этот орган, Борис не знал. Однако, он знал, как тот функционирует, и немного умел им пользоваться, хотя пока на стадии научного тыка. Эфир представлялся ему некой радужной картинкой с постоянно меняющейся цветовой гаммой. Изменение цветов указывало на соответствующие изменения в эфире, и несло определенную информационную нагрузку. Сейчас сигнал был похож на неплотное облако дыма желтоватых оттенков. Борис выглянул в окно. Задний двор зоопитомника, где находилась лаборатория, был пуст. Сюда мало кто заходил, так как у ворот всегда дежурил охранник, а потайную дорожку из соседнего парка, затерявшуюся между подсобок, ржавых грузовиков и заброшенных вольеров знали немногие. Тем не менее, был сигнал, где-то очень близко, совсем рядом. И действительно, слева от лаборатории под кустами сирени притаилась уютная скамеечка, которая при беглом взгляде из окна не попадала в поле зрения. Борис, когда позволяла погода, сам часто сиживал на этой скамейке с чашкой кофе, с газетой или просто так, чтобы отвлечься. Сейчас скамеечку, которую он считал почти своей собственностью, занимала молодая женщина, одетая в плащ из тонкой кожи, миловидная, даже красивая, но несколько напряженная. Напряженность читалась и в ее осанке, и в лице, и в окружающей ее слабой ауре. Из опыта Борис знал, что такая аура бывает у людей, которые вынуждены по разным причинам постоянно контролировать свои эмоции, жесты, выражение лица, в общем, все внешние и внутренние проявления своей натуры, которые могли бы позволить окружающим прочесть что-то, не предназначенное для показа. Такими были обычно преступники и работники милиции, государственные чиновники, бизнесмены и прочие индивидуумы, которым было что скрывать. «Здесь, скорее случай усталой бизнес-леди. Интересно, как ее занесло в наши края?»

Борис отодвинул занавеску, чтобы лучше рассмотреть незнакомку. «Но держится она хорошо. Вокруг никого, а она позволила себе лишь мимолетную слабость!». Он внимательно посмотрел на девушку. Лет двадцать восемь. Внешность будто смоделирована на компьютере – одежда, макияж, выражение лица, все продумано до мельчайших деталей. Даже открытый ноутбук у нее на коленях, черный, с серебристой рельефной саламандрой на крышке казался обязательной принадлежностью ее экстерьера. Судя по всему, имиджмейкеры и психологи серьезно потрудились над ней.