Константин Стешик
Летели качели
Издательский дом «Городец» благодарит за оказанную помощь в выходе издания независимую частную российскую производственную компанию «Праймлайн» (www.prime-l.ru)
ПРАЙМЛАЙН: КОМПЛЕКСНЫЕ ЕРС-ПРОЕКТЫ
© К. Стешик, 2024
© П. Руднев, предисловие, 2024
© ИД «Городец», 2024
* * *
Особенный, ни на один другой не похожий способ общаться с театральным сообществом, а значит и с самим непростым, больным человеческим миром – вот, пожалуй, главное отличие этого исключительно тонкого, бесконечно ранимого художника. Совсем не современного, не типичного для праздной, легко адаптирующейся к трендам молодой части профессиональной тусовки. Драматург Константин Стешик безусловно притягивает к своим текстам. Всегда торопишься скорее прочитать каждый новый: с уверенностью, что здесь точно обнаружишь обжигающую искренность и до боли знакомые вопросы собственной неустроенной, неспокойной и несовершенной человеческой души. Здесь все о главном, нет позерства, желания умилять или удивлять. Как с этим обойтись?! Как стать другой частью этого бытия? Десятки лабораторных проб и еще больше спектаклей, рождающихся в разных концах России, говорят о постоянном поиске нового художественного языка, способного передать всю палитру чувств и мыслей этого талантливого литератора и чрезвычайно нужного сегодня художника. Если бы знать… Если бы знать…
Виктор Рыжаков,художественный руководительтеатра «Современник»
Хотите что-то знать о реальности, читайте Стешика. И о нереальности если хотите знать, то тоже читайте Стешика. Такой вот он – магический реализм Стешика, пьесы которого находятся одновременно в разных реальностях и, уверен, найдут себе восторженного ценителя и там, и тут, и в пятом, родном для него, измерении.
Михаил Дурненков, драматург
Меланхолия языка
В киносценарии Ярославы Пулинович «За линией» Стешик – это один из персонажей, смешной и трогательный в соответствии со своей фамилией. Не каждому драматургу суждено стать героем пьесы его современника. Это свидетельство влиятельности и известности героя этой книги. Константин Стешик – один из самых известных драматургов белорусской линии современной пьесы в 2000–2020-х.
Стешик появился на драматургических смотрах в 2004 году вместе с Павлом Пряжко, своим однокурсником. Они пошли разными путями, но, пожалуй, есть нечто объединяющее: это меланхолия языка. Типично белорусские проблемы постсоветского безвременья сформировали их общего героя: заторможенного постороннего, хмурого чудика, противопоставляющего себя чужеродному миру.
Стешик начинал с коротких страшилок: с пьесы «Опарыши» о бытовом ультранасилии и пьесы «Чай» о рыбаках с восковыми медовыми лицами, не заметивших, что они уже мертвы. С пьесы 2005 года «Мужчина. Женщина. Пистолет», отмеченной на уральском конкурсе «Евразия», Стешика начинают ставить: пьеса, где не были обозначены действующие лица, реплики мужчины были написаны курсивом, а женские – обычным шрифтом, формировала раскол между реальностью и желаниями персонажей: герои хотели жить в реальности фильмов Годара, а жили в фильмах с Олегом Янковским.
Зрелый Стешик начинается с пьесы «Спички». Именно здесь оформился типичный герой-аутсайдер, живущий параллельно мироустройству и страдающий от его агрессии. У героя «Спичек» стройная философская система, своеобразная вера, основанная на архаике, язычестве, тотеме: в обычных спичках хранится древний огонь Заратустры, закурить – значит зажечь свое личное персональное солнце.
В «Ловушке для птиц» такой герой обнаруживает бездну отчуждения: в одночасье герой узнает, что он не только уволен, но и уже не отец собственного ребенка, не муж, не сын собственных родителей и вообще имеет другое кошмарно-пародийное имя, данное ему при рождении. Человек оказывается не связанным ни с чем, что может его примагничивать к этой земле. Такой герой даже умереть не может по-человечески: он воздушный шарик без веревочки, беспонтовый пирожок.
В пьесе «Камень глупости» герой ничего не желает и ничего не жаждет, он чужд любой идеологии, кроме собственной. Он – цельный, он константа, весь остальной мир существует для него как объект раздражения. Смартфон становится «смертефоном», где можно узнать только о смертях друзей. Герой занят самобичеванием. А герой «Грязнули» изнуряем неврозами, воспринимает чужое как нечто пугающее, зловещее. В пьесах Константина Стешика вообще царит мамлеевщина; Юрий Мамлеев – вот, пожалуй, писатель, который максимально близок к этому автору. Или кинорежиссер Аки Каурисмяки. Оба – фантасмагоричны и одновременно очень укоренены в реальности.
В пьесе «Кодекс курильщика» изображается мир, полный жестокости и насилия. Соприкосновение с чужим – это всегда соприкосновение с тем, что мучает тебя. Главный герой «Кодекса курильщика», подросток, находит себе кумира: безжалостного киллера, который может дать ребенку определенный кодекс чести, научить этому циничному насилию. Насилие тут воспринимается как замена идеологии. С пистолетом у виска мальчик отучается картавить, ведь «пистолет – это лучший логопед», как саркастически замечает киллер. Стешик саркастически смотрит на мир вокруг, где люди подчинены культу силы: ребенок или взрослый, который чувствует себя все еще ребенком, оказывается здесь как в лесу, где из-за каждого дерева на тебя наставлен автомат.
В последние годы у Стешика родились два драматических хита, «Летели качели» и «Друг мой», эти пьесы ставятся чаще других.
У героев Стешика всегда все плохо. Они дезориентированы и флегматичны. И это свойство передается авторскому голосу: реальность видится глазами героев, мир флегматичен и дезориентирован в солидарность с человеком. Для постсоветской нероссийской пьесы вообще это свойство оказывается ключевым: постсоветский мир становится геополитической ямой, безвременьем, обочиной, заброшкой, и человек тут живет мимо реальности, словно в мире, который еще не раскрасили. Кумир перестроечных лет Егор Летов в конструкции пьесы «Летели качели» оказывается опустошенным шифром, мертвой зоной. Когда в изменившемся, безгероическом времени не на что опереться, герои Стешика опираются на оболочки ранее сиявших мифов. Они держатся за место, где когда-то был смысл, а теперь зашифрованная пустота, и ключ к шифру потерян. Ухватились за край стола пивной на последней заставе и не отпускают руки. Но время работает против героев, все больше растет пропасть между ценностным прошлым и настоящим, этих ценностей ожидающим. Когда нет предмета, против чего быть всегда против, ты внезапно оказываешься в игре против жизни.
В фантасмагорической пьесе «Друг мой» голос героя – это то ли монолог одного, то ли диалог двух пожилых людей. Это ночная пьеса, в которой ночной город становится слишком похож на труднопреодолеваемую чащобу. В ночных джунглях ощутима заброшенность одинокого человека, дефицит солидарности и доверия, который стал характерной приметой постсоветского пространства. Ночное рандеву с самим собой становится тут «остановкой в пустыне», моментом для размышления о себе: в глухом углу спальных районов вдруг пробуждаются библейские смыслы о поиске и обнаружении человека, о добром самаритянине, который может явиться, а может и нет.
Павел Руднев
Спички
1
Мужчина лет тридцати (Толя) сидит на скамейке в парке и курит. У его ног стоит большая потертая сумка, явно очень старая и доверху набитая продуктами. Подходит Собачница – в каждой руке по специальной рулетке с поводком, на поводках – две разные Собаки. Собачнице за сорок, но выглядит она старше, неопрятно.
Собачница (подсаживаясь на скамейку). Послушайте, вы же молодой, зачем вы курите?
Толя. Курится.
Короткая пауза.
Собачница. Как вы сказали?
Толя. Я курю, потому что мне курится.
Собачница (смеется). А мне показалось, вы меня курицей назвали. Смешно получилось.
Толя пожимает плечами.
Вам нужно собаку. В парк нужно ходить с собакой, а не курить. Нужно свежим воздухом дышать. Вы еще молодой, а уже лысеть начинаете – все ваше курение.
Толя. Мне не нужна собака.
Собачница. Почему вы так уверены?
Толя. Потому что мне не нужна собака.
Совсем короткая пауза.
Собачница. Вот зря вы. Никому собака не помешает. Ни вам, ни вашей девушке. У вас ведь есть девушка?
Толя. Две.
Собачница. В смысле?
Толя. В прямом. Одна постарше, другая помладше.
Пауза, во время которой Толя достает вторую сигарету из пачки и берет ее из пальцев губами. Собачница смотрит на него отупело.
Собачница. А ничего, что рядом с вами сидит некурящая женщина – а еще две собаки?
Толя. Это не я к вам подсел, извините. Вон свободная скамейка.
Собачница. Послушайте, вам точно нужно собаку. Вы такой злой.
Толя. Я нормальный.
Собачница. Да вы на людей кидаетесь.
Толя (пожав плечами). Да, точно. Я.
Короткая пауза.
Собачница. Если хотите, я вам дам телефончик один, там моя знакомая, у нее как раз щенки…
Толя. У знакомой? Щенки?
Собачница. Ну да. Ну, то есть у нее колли, а у колли – щенки. Колли – прекрасная собака, очень добрая, только шерсти много, но это ерунда.
Толя. Разумеется.
Собачница. А если хотите, есть еще номер, но там шелти – и они дороже.
Толя. Еще бы.
Собачница. Но вообще, конечно, лично вам, я думаю, подошел бы золотистый ретривер, потому что вы сами на ретривера похожи, а вы же знаете, что хозяева всегда на своих собак похожи.
Толя. Хозяева?
Собачница. Ну да.
Толя. На собак?
Собачница. Естественно.
Пауза, во время которой Толя вынимает изо рта сигарету, смотрит на нее, мнет в пальцах, после снова берет губами и начинает хлопать себя по карманам.
Толя. То есть, получается, вы – помесь этих ваших облезлых шавок? Гибрид?
Короткая пауза.
Собачница отупело смотрит на Толю. Собаки нервничают.
Собачница. Какой гибрид?
Толя (пошарив по карманам и что-то в одном из них обнаружив). Пересядьте, я сейчас дымить буду.
Собачница (поднимаясь). Извращенец.
Толя. А то как же.
Собачница. Спичек тут набросал, свинья.
Толя. Это не мои спички.
Собачница. И не стыдно тебе, кобель?
Толя. Это не мои спички. У меня вообще зажигалка.
Короткая пауза, во время которой Собачница отходит от скамейки на пару метров, но не уходит совсем – стоит, наблюдает за Толей. Тот вынимает из кармана старенький мобильный и тыкает в кнопочки большим пальцем.
Собачница. Ты хоть скажи одной какой-нибудь, что у тебя вторая есть. Зачем врать, грех брать на душу? Что это за жизнь на два фронта?
Толя. Вот такая военная жизнь.
Собачница уходит, раздраженно дергая за поводки. Толя вынимает из другого кармана коробок спичек, чиркает одной из них, закуривает. Машет спичкой, кладет потухшую назад в коробок. После нажимает на мобильном кнопку вызова и прикладывает трубку к уху.
Толя. Слушай, я забыл – ты молоко говорила купить? А то я взял. Да? А, ну хорошо. Да, я уже иду, через пять минут. (Пауза, во время которой Толя курит и молчит.)
2
Почти ночь. Толя и Максим сидят на скамейке у подъезда, Максим с банкой пива, Толя курит.
Максим. У меня сегодня опять получилось. Теперь все чаще получается. Слышал про ОСы?
Толя. Про ос?
Максим. Нет, про ОСы. Осознанные сновидения, аббревиатура – о и эс, ОСы.
Толя. Нет.
Максим. Серьезно, что ли? Это сейчас даже модно.
Толя. Мне сны не снятся.
Максим. Сны всем снятся, не все помнят. А осознанные – это уже вопрос тренировок. (Совсем короткая пауза.) А если она проснется?
Толя. Ничего, я услышу. Дверь на балконе открыта.
Максим. На кухне бы тихонько посидели.
Толя. Тогда точно проснется.
Максим. Вынеси гитару, я тебе что-то показать хочу.
Толя. Она сломана.
Максим. Как можно гитару сломать?
Толя. Просто. Уронил, и все – раскололась.
Максим. Жаль. Я бы показал. У меня как раз сегодня получилось, я осознался.
Толя. Что ты сделал?
Максим. Осознался. Понял, что сплю.
Толя. А.
Максим. Прямо во сне песню придумал, представляешь? Ну вынеси расколотую, я тебе покажу, а ты потом на мусорку снесешь. Или она совсем не играет?
Толя. Совсем не играет.
Максим. Что, гриф расколотил?
Толя. Ага.
Максим. Ну ты даешь. А чего не выбрасываешь?
Толя. Пусть будет.
Максим. Давай сложимся, новую тебе купим?
Толя. Нет.
Максим. Почему?
Толя. Я все равно не играю. Не надо новую.
Максим. Ну блин!..
Толя. Ты так напой.
Максим. Да так не очень интересно будет, я особо петь не умею.
Короткая пауза, во время которой Максим отхлебывает пиво.
Там, короче, такие строчки в самом начале – про тебя, кстати, песня – «к жителю второго этажа жизнь пришла на кончике ножа», потом проигрыш…
Толя. Так ты спой.
Максим. Да без гитары как-то тупо.
Толя. Тогда ладно.
Максим. И я всю не помню. Но я записал. У меня такой специальный блокнот теперь есть, я туда все свои ОСы записываю.
Толя. Зачем?
Максим. Потом буду в творчестве использовать.
Толя. У тебя есть творчество?
Максим. Ну да. Стихи там, песни.
Толя. А почему про меня песня?
Максим. Ты же на втором живешь.
Толя. Логично.
Короткая пауза, во время которой Толя достает из кармана коробок спичек, проверяет, но там только использованные.
Посиди, я за спичками схожу.
Максим. Так у тебя же полный коробок.
Толя. Это использованные.
Максим. Так выбрось, зачем ты их собираешь?
Толя. Все бы тебе выбросить. Я сейчас.
Толя поднимается со скамейки и идет к подъезду. Максим допивает пиво из банки, после неуклюжим броском отсылает пустую банку в урну. Сидит, хлопает себя по коленкам, напевает что-то тоненьким голосом. Вынимает из кармана смартфон, смотрит на экран, кладет в карман. Снова напевает. Выходит Толя с абсолютно целой гитарой.
Максим. А говорил – расколотая. Зачем врал?
Толя. Это другая.
Максим. У тебя две, что ли?
Толя. Две.
Максим. Вот ты сложный.
Толя. Я простой. На, показывай.
Максим (принимает гитару, гладит ее). Хорошая?
Толя. Обычная. Давай, я слушаю.
Пауза, во время которой Максим долго усаживается, трогает тихонько струны. Толя смотрит на него, постукивает пальцем по коробку спичек.
Максим. Спит малая?
Толя. Да. Играй давай, мне интересно.
Максим. Слушай, так если хорошо спит – пошли на кухню. Я там тихонечко.
Толя. Чем тебе здесь не нравится?
Максим (смотрит по сторонам). Да как-то…
Толя. Никого нету.
Максим (вздыхает, после берет несколько аккордов). Сейчас, я вспомню, как там.
Толя. Давай-давай, не торопись.
Максим (наигрывает достаточно простенькую мелодию, под которую не очень уверенным голосом поет).
К жителю второго этажа
Жизнь пришла на кончике ножа…
(Играет неловкий проигрыш, сбивается, начинает снова – сбивается. Потом еще раз.) Сейчас, у меня еще не очень получается, надо потренироваться.
Толя. Забей пока на красоты. Что там дальше в песне?
Максим. Да нет, тут как раз в проигрыше дело. Во сне хорошо получалось, трогательно.
Толя. Потренируешься – покажешь. Продолжай песню.
Максим. Я не очень сейчас помню, но у меня записано. Давай я за блокнотом сбегаю?
Толя (несколько грубовато выдергивает из рук Максима гитару). Нет. Мне на работу завтра. Я пойду.
Максим. Ну ладно. Дай я еще раз попробую?
Толя (протягивает Максиму ладонь для рукопожатия). Все, давай. Созвонимся.
Максим (пожимает протянутую руку). Ну… хорошо. Давай. Я ночью снова попробую – может, осознаюсь. У меня во сне хорошо песни получаются.
Толя. Везет. Спокойной ночи.
Максим встает со скамейки и уходит. Толя закуривает, аккуратно возвращая использованную спичку в коробок, после начинает играть на гитаре – играет профессионально, в разы лучше Максима. Резко обрывает игру на середине музыкальной фразы, поднимается, давит недокуренную сигарету о край урны и идет к подъезду.
3
Толя и Максим на остановке. Толя сидит спокойно на скамейке и курит, Максим мерит шагами расстояние от левой боковой стенки навеса до правой – и назад. У Максима в руках объемный пакет, плотно чем-то набитый, ручки оторвались. Максим держит пакет на руках, как ребенка.
Максим. Выходной же день, все понятно. Поэтому и людей никого. Да и маршрут не особо популярный. Знаешь, что интересно?
Толя качает головой.
Номер маршрута. Тридцать первый, понимаешь?
Толя пожимает плечами, после поднимается со скамейки, идет к урне, давит окурок о край и бросает в урну. Возвращается на скамейку, вынимает из пачки новую сигарету, коробок спичек, закуривает, использованную спичку аккуратно укладывая назад в коробок.
Тридцать первый! Мы с тобой едем на день рождения к человеку, а ему как раз тридцать один год сегодня! Тебя не удивляет такое?
Толя качает головой.
Надо цветов купить, напомни мне.
Толя кивает.
Представь, как было бы шикарно купить тридцать один цветок! Ехать на тридцать первом троллейбусе, потом купить тридцать один цветок и вручить человеку, которому тоже тридцать один. Это же так мощно!.. Что ж его нет так долго, у меня уже ноги болят ждать.
Толя пожимает плечами.
Ты не выспался, что ли?
Толя кивает.
Как не родной. Тебя что, вообще такие штуки не впечатляют?
Толя пожимает плечами.
А мне такой сон сегодня снился! Я будто пошел на кухню, сел, понимаешь, на табуретку и тут вдруг провалился – а там магазин какой-то, и вот в нем…
Незаметно подходит Собачница с двумя Собаками на поводках.
Собачница (не видя еще Толи на скамейке). Молодые люди, а можно не курить в общественном месте?
Максим. Я вообще-то не курю, у меня руки заняты. И я в принципе не курю.
Собачница. Ну а кто тогда? Воняет же.
Максим. А я тут один, что ли?
Собачница (смотрит на Толю, узнает). А-а-а, вот кто. (Демонстративно отходит на полтора метра в сторону.) Давно не виделись. Не купили еще собачку?
Толя пожимает плечами.
Ну ясно все с вами.
Максим. А вы кто?
Собачница. В каком смысле?
Максим. Ну откуда вы Толю знаете? По работе, что ли?
Собачница. Да нет, не по работе. Случайно в парке познакомились, можно так сказать. Толя, значит. Очень агрессивный молодой человек.
Максим. Толя?
Собачница. Толя, Толя. Ему слова не скажи, на людей бросается.
Максим. На вас не сильно-то бросишься – с такими-то собаками. Как зовут?
Собачница. Можно повежливее? Татьяна Николаевна.
Максим. Очень приятно, конечно, но я про собак спрашивал.
Собачница (смеется). А-а-а, вы об этом! Это вот Сашка, а это Петруша, Петя.
Максим. Татьяна Николаевна, а почему у ваших собак имена человеческие? Разве можно собаку Петей называть? Был бы я Петей, мне бы обидно было.
Собачница. А разве собаки от людей сильно отличаются?
Максим. Ну как вам сказать.
Собачница. Некоторые собаки поумнее людей будут. Станет собака курить? Нет. Видели вы хоть раз, как собака спичкой чиркает, а потом мусорит этой самой спичкой в общественном месте? (Демонстративно смотрит в сторону Толи, осуждающе прищурившись.) Никогда не видели.
Толя ухмыляется.
Собачница (снова выразительно смотрит на Толю). А промискуитет?
Максим. Что, простите?
Собачница. Беспорядочные половые связи.
Максим. А, вы об этом! Ну тут бы я с вами поспорил!.. Кстати, мусульмане собак вообще нечистыми животными считают, как и свиней.
Собачница. А мы с вами мусульмане, что ли? Мы с вами нормальные, православные люди. Надеюсь.
Максим. Я бы не стал так бескомпромиссно про мусульман, кстати. Те же суфии…
Собачница. Кто?
Максим. Суфии. Не слыхали разве?
Собачница. Нет. Слово-то какое противное, как будто «суфле». Я суфле с детства ненавижу.
Максим. Да при чем тут суфле? Это люди такие, у них практики специальные. Не видели никогда по телевизору? Кружатся – ну, вокруг своей оси, – в шапочках таких и в одеждах развевающихся. Очень красиво.
Собачница. И зачем они кружатся? Стошнит же.
Максим. Они тренированные. Достигают особенных состояний. Знаете что-нибудь про эзотерику?
Собачница. Читала что-то, но мне такое не очень интересно. Я в храм хожу.
Максим. В храм тоже хорошо, если не просто так.
Собачница. Конечно, не просто так.
Толя в это время ложится на скамейку, вытянув ноги и сложив руки на груди. Собачница и Максим этого не замечают.
Максим. А с собаками туда пускают?
Собачница (вздохнув). Нет, конечно. Хотя кому они мешают? Посидели бы себе спокойно, они у меня хорошие.
Максим. А я считаю, что правильно, потому что собаки все-таки. Пусть даже и Дима с Васей. Или как там их?
Собачница (укоризненно – Максиму, но в то же время нежно – собакам). Сашка и Петруша. (Собакам.) Козюлечки мои.
Максим. Как вы сказали? Козюлечки?
Собачница. Ну да. Козюли. Козюльки. Что тут такого?
Максим. Да нет, ничего. Почему бы и нет, в самом деле.
Толя на скамейке закрыл лицо руками и тихо смеется.
А вы знаете, что такое осознанные сновидения?
Собачница. Какие, простите, сновидения?
Максим. Осознанные. Когда понимаешь, что спишь. И можно делать во сне все что хочется.
Собачница. Нет, со мной такого не бывает. Я вообще сны не люблю.
Максим. Почему? Это же так интересно!
Собачница. Муть это все. Бесы. Человек во сне себя не может контролировать, вот бесы за него и берутся. Показывают всякое… Гадость, короче.
Максим (улыбаясь). А-а-а, понимаю, понимаю, о чем вы!
Короткая пауза, во время которой Толя садится на скамейке и достает из карманов сигареты и спички, закуривает.
Собачница. Да что ты понимать можешь, щенок?
Максим (чуть не роняет пакет). Не понял сейчас. Вы ничего не перепутали, Татьяна Александровна? Или как вас там?
Собачница (демонстративно дергает за поводки). Поговори мне тут еще.
Максим. А вы чего мне тыкаете, кстати?
Собачница. Извращенцы!.. Пойдем, Сашенька, пойдем, Петруша. На другую остановку пойдем. Сегодня все равно тридцать первый не ходит. (Уходит.)
Максим (смотрит на табличку с расписанием маршрутов). Да блин! Толя, а ты чего молчишь? Ты сказать не мог, что ли, что по выходным дням не ходит?
Толя пожимает плечами. Достает из кармана коробок, выдвигает. Пересчитывает использованные спички, шевеля губами. Максим садится рядом с ним, не выпуская пакет из рук, и зачарованно смотрит в коробок.
4
В одной деревне долгое время не было огня. Это можно было еще как-то терпеть летом, но ближе к зиме жители деревни стали серьезно беспокоиться. Сами они огонь добывать не умели, поэтому старейшинами решено было его украсть. Ближайший держали волки в темном лесу, к волкам соваться страшно, но скоро выпал первый снег, и терпеть стало невозможно – старейшины выбрали из жителей деревни двух самых крепких мужчин и одного самого хитрого, дали им единственную лошадь, запряженную в старые сани, кипу соломы, пропитанной смолой, несколько прочных дубинок, хлопнули каждого крепкого мужчину по спине, хитрого наградили подзатыльником – и вытолкали из деревни, наказав без огня не возвращаться.
Лес тянулся к небу рядом с деревней, но волки жили глубоко в лесу, в самой темной и сырой его части, поэтому ехать к ним пришлось долго – целый день, целую ночь и еще почти целый день. К вечеру второго дня мужчины заметили, что дорога становится все уже, сосны сменились на черные ели, а неба почти не видно – будто бы в яму заехали. Лошадка стала нервничать, несколько раз встала на дыбы, а потом и вовсе остановилась как вкопанная – никак не сдвинуть. И так темно и страшно среди скрипучих елей, а тут еще и ночь пришла и забрала последние остатки света, даже звездам не разрешила светить.
Один из крепких мужчин остался сторожить лошадь, зажав по дубинке в каждой руке, а второй с хитрым сошли с края дорожки и растворились в темноте. Шли они, содрогаясь, на едва различимые звуки – это где-то совсем рядом трещал огонь и ходили вокруг него большие чернильные волки с горящими глазами. Глаза у них горели зеленью, и в этой зелени шевелились оранжевые отсветы высокого пламени.
Мужчины старались ступать очень тихо, их сапоги, подбитые мягким оленьим мехом, едва касались усыпанной иглами и тонким снегом земли, но волки слышат лучше людей, поэтому некоторые из них вышли из круга и сели, прислушиваясь.
Хитрый мужчина вынул из кармана припрятанный заранее пузырек с оленьей мочой, вытащил зубами пробку и вытряхнул незаметно содержимое крепкому мужчине на спину. Голодные волки, учуяв резкий запах, постепенно остановили кружение и повернулись носами в его сторону. Самые молодые из них тут же бросились на запах, волки постарше последовали за молодняком, немного помедлив. Самые старые остались у огня, внимательно шевеля острыми ушами.
Хитрый мужчина крикнул крепкому: «Спасайся!», и крепкий, перепугавшись, бросился бежать, не разбирая дороги, прочь от рычания и шелеста жесткой шерсти. Хитрый же, надеясь остаться незамеченным в суматохе, побежал что было сил к огню, вынимая на ходу из второго кармана пучок пропитанной смолой соломы и наматывая его на дубинку.
Старые волки заметили хитрого слишком поздно – и тому удалось мазнуть только что сделанным факелом по оранжевому горячему столбу, сыплющему в непроглядное небо гигантскими искрами. Хитрый побежал назад, к саням и лошади, так, как никогда в жизни не бегал. Старые волки бежали за ним.
Он уже почти добежал до саней, высоко над головой держа потрескивающий факел, но тут один из старых волков прыгнул ему на спину, и…
– Дашунь, подожди, телефон. Алло, да. Да. Когда? Да подожди ты плакать, не понимаю ничего. В какой больнице? Я понял. Жди меня там, я сейчас ребенка соберу, и приедем. Да, с Дашей, мне ее не с кем оставить, жена на смене, а к матери далеко везти. Какие соседи, ты что, тут пьют все. Всё, всё, я отключаюсь. Дашунь, вставай, солнышко. Сейчас будем такси вызывать, поедем к дяде Максиму в больницу. Дядя Максим в больницу попал.
5
Толя и Маша на остановке. Толя курит, Маша внимательно разглядывает свои руки, каждый палец. После со вздохом прячет ладони в карманы плаща.
Маша. Не знаю, куда руки девать. Они мне мешают.
Толя. Тебе не холодно? У меня коньяк есть.
Маша. Не хочу. (Короткая пауза.) Впрочем, давай.
Толя вынимает из кармана металлическую фляжку и протягивает ее Маше, предварительно отвинтив крышку. Маша делает глоток, морщится, возвращает фляжку Толе, вытирает губы рукавом плаща.
Дай сигарету, пожалуйста.
Толя. Они крепкие.
Маша. Не важно.
Толя вынимает из кармана пачку, протягивает Маше. Та вынимает сигарету. Толя из другого кармана достает коробок спичек и подает Маше, та берет его неуверенно, словно не зная, что с ним делать.
А зажигалка есть?
Толя. Нет. Не пользуюсь.
Маша. Принципиально.
Толя. Нет, просто не нравится.
Маша долго и неуклюже пытается закурить, чиркая спичками. Несколько спичек она ломает о коробок и роняет под ноги. Толя наклоняется и собирает сломанные спички.
Дай я.
Толя ловко зажигает спичку и подносит, прикрывая ладонями, к сигарете Маши. Та закрывает его ладони своими. Несколько раз затягивается. Потом, вздохнув, начинает тихо плакать. Пауза, во время которой Маша плачет, всхлипывая, а Толя смотрит на нее. Он забыл про сигарету, которая догорела до фильтра и теперь обжигает ему пальцы. Толя вздрагивает, роняет окурок, после, наклонившись, поднимает его и несет к урне.
Маша (успокаиваясь, сквозь несколько судорожный смех). Ну вот что ты делаешь?
Толя. Убираю мусор.
Маша. Зачем ты поднимаешь чужие окурки?
Толя. Это мой окурок. Я уронил.
Маша. Какая разница?
Толя. Не знаю. Не люблю, когда валяется.
Короткая пауза, во время которой Маша курит, неловко держа сигарету двумя пальцами, а Толя достает из пачки еще одну и закуривает, использованную спичку аккуратно укладывая в коробок.
Маша. Тетя Оля просила телевизор из больницы забрать. У меня не получается, мне…
Толя. Я заберу.
Маша. Мне надо с машиной решать вопрос.
Толя. Я заберу. Все в порядке.
Маша. Там у него в палате нормальный дядька, он посмотрит, чтобы никто не трогал.
Толя. Только телевизор?
Маша. Да. Все остальное мы уже забрали, а телевизор тяжелый. Машина в ремонте, так что сам понимаешь…
Толя. Да, я заберу. Он с коробкой был?
Маша. Нет. Кажется. Я не помню.
Толя. Ладно, это не важно.
Короткая пауза, во время которой Маша, пару раз безуспешно затянувшись (сигарета догорела до фильтра), бросает окурок на асфальт. Толя наклоняется, чтобы поднять его, но Маша наступает на окурок.
Маша. Прекрати.
Толя. Я выброшу.
Маша. Прекрати. Даже не думай.
Толя выпрямляется. Маша тщательно втирает окурок в асфальт носком ботинка.
Завтра подъезжай к десяти. Раньше не надо.
Толя. Хорошо.
Короткая пауза, во время которой Маша снова начинает разглядывать свои пальцы.
Маша. Он такой маленький стал. Какой-то совсем крошечный. И такой спокойный-спокойный.
Толя. Маша.
Маша. Да нет, все хорошо. Я думаю, хватит тебя и Антона, никого больше звать не будем. Он теперь очень легкий. И молчит.
Толя. Маша.
Маша (смеется). Да все хорошо. Все хорошо. Вдвоем погрузите. Если что, то мы с тетей Олей поможем.
Толя. Маша. Ты слышишь меня?
Маша. Прекрасно слышу.
Толя. Давай к нам поедем.
Маша. Да нет, зачем. Я домой поеду. К нам. К себе.
Толя. Маша.
Маша. К нам. Слушай, ну это наваждение какое-то. Хоть ты отруби их.
Толя берет ладони Маши в свои, но Маша резко выдергивает их из рук Толи и прячет в карманы.
Не надо. Просто не надо. (Очень короткая пауза.) Такое ощущение, что у нас вообще нет никакого транспорта в городе. Пошли пешком?
Толя кивает. Маша отворачивается от него и быстро идет от остановки. Толя наклоняется, ногтем выковыривает из асфальта раздавленный окурок, бросает его в урну и идет за Машей.
6
Толя в больничной палате. На одной из коек – седой, совершенно высохший Дедок, на второй – маленький, но задорный темноволосый Мужичок с усами. На одной из тумбочек стоит переносной телевизор с телескопической антенной. Толя подходит к Дедку, тот смотрит рассеянно, голова его мелко трясется.
Толя (Дедку). Простите, дядя Вася – это вы?
Дедок (плаксиво). Чего?
Толя (громче). Дядя Вася – не вы?
Дедок. Да что ты хочешь?
Усатый Мужичок привстает на постели.
Мужичок. Не трогай ты его, у него крыша протекает. Я дядя Вася.
Толя поворачивается к Мужичку, смотрит на него внимательно, после подходит к нему.
Толя. Дядя Вася, я от Ольги Михайловны, за телевизором. (Выуживает из кармана телефон.) Я сейчас наберу ей, она подтвердит.
Мужичок. Анатолий, что ли?
Толя. Да. (Набирает номер.)
Мужичок. Да не надо никого беспокоить! Спрячь.
Толя (с сомнением убирая телефон). Договоренность была.
Мужичок. Ты садись лучше. Вон стул возьми, мне на тебя неудобно снизу смотреть.
Толя берет стул, садится напротив Мужичка. Мужичок протягивает ему ладонь, Толя пожимает ее.
Мужичок. Привет, значит.
Толя. Здравствуйте.
Мужичок. Хорош уже выкать. Я не дед еще.
Дедок (плаксиво). Какой дед?
Мужичок (Дедку). Да стихни ты! (Толе.) Слушай, так надоел, да? Два дня здесь всего, а уже все нервы вынул.
Толя. Давайте я все-таки позвоню Ольге Михайловне.
Мужичок. Ты слушай сюда. Там, в общем, беда какая-то с изображением, но это так сразу было. Это чтоб никаких претензий.
Толя. Ерунда это.
Мужичок. Его никто не трогал, я смотрел, чтобы не трогали.
Толя (машет рукой). Да забудьте вы.
Дедок. Кто забыл?