Константин Стешик
Летели качели
10
Толя и Антон сидят на скамейке у озера. Толя курит. Рядом с Антоном стоит двухлитровая пластиковая бутылка пива. Антон еще не пьян, но уже тепленький.
Антон. Тебя кусала собака?
Толя. Нет. Никогда.
Антон. А меня кусала. Собственная. Я думаю, мы с Надькой потому и разбежались.
Толя. Из-за собаки?
Антон. Да.
Толя. Потому что тебя покусала ваша собака?
Антон. Ее собака. Не наша – ее. Моей эта собака не была никогда.
Толя. И что, вот натурально покусала? До крови?
Антон. Тебе показать ногу?
Толя. Нет, не надо.
Антон. Двенадцать швов, между прочим. Ненавижу собак.
Толя. Почему не конкретную собаку?
Антон. Конкретную собаку особенно ненавижу. Я лежу, у меня нога разорвана, ору как… А эта гладит ее по кровавой морде и повторяет: «Он тебе не сделал больно? Он тебе не сделал больно?»
Толя. А ты не делал?
Антон (со вздохом). Делал, конечно. Все время делал.
Толя. Тогда ты сам виноват.
Антон. Ну просто я ее ненавидел. Потому что все вращалось вокруг этой дурацкой суки.
Толя. А ты хотел, чтобы вокруг тебя?
Антон. Хотел. И не с собакой гулять хотел, а с Надькой. В кино ходить, на выставки какие-нибудь. Но нет, я вставал в шесть утра и перся с этой псиной на улицу, в любую погоду – говно за ней убирать.
Толя. В смысле?
Антон. А что, оставлять, что ли? На руку пакет – и подбираешь. А потом до мусорки несешь.
Короткая пауза, во время которой Антон отхлебывает из бутылки, протягивает ее То л е, но тот жестом отказывается, достает новую сигарету и закуривает, использованную спичку аккуратно возвращая в коробок.
Толя. Так ты считаешь, нам не нужна собака?
Антон. Нам?
Толя. Ну нам. Всем. Тебе, Маше. Мне.
Антон. Зачем? Ты не понимаешь разве, что она все внимание на себя обязательно соберет? Что не будет никого больше, кроме этой собаки?
Короткая пауза, во время которой Антон еще раз отхлебывает из бутылки.
Толя. Так, может, в этом и смысл?
Антон. Ну… не знаю. Я не подписываюсь в этом участвовать. Без меня, пожалуйста. У меня до сих пор нога болит.
Толя. У моего деда ноги вообще не было. И тоже болела.
Антон. А, ну это знаю. Фантомные боли.
Толя. Да, они.
Антон. Ну и что? К чему это?
Толя. Когда деду сделали наконец протез, то его нога, которой уже много лет не было, потихоньку болеть перестала.
Антон. Я не понимаю твоих сложных метафор, если честно. (Совсем короткая пауза.) Меня всегда раздражали все эти люди с собаками на улицах. В этом есть что-то противоестественное. Я вообще считаю, что животным не место в городе. Хомячкам и рыбкам разве что. Нет, я еще понимаю, когда собака маленькая – декоративная, да? Но сколько раз, бывает, видишь – идет с поводком, а сама этой собаки меньше. И это не она собаку выгуливает, это собака ее за собой тащит. Я один раз наблюдал, как две такие псины друг на друга кинулись. Тетки за ними натурально на животах по снегу ехали – и ничего сделать не могли. Попробуй разними таких зверюг… А тут я сам стал с такой ходить. Предатель. Так и не смог избавиться от стыда, пока от Надьки не ушел. И никогда, кстати, не разговаривал с другими собачниками. Знаешь, есть у них такая манера – дружить собаками. Так вот, я всегда один гулял. Далеко в парк шел, где никого нет никогда.
Толя. Не обязательно же брать псину.
Антон. Ну а что? Пуделя?
Толя. Почему сразу пуделя? Есть же золотистый ретривер, например.
Антон. Да ну их всех. Тоже мне – тема для разговора. Все они одинаковые.
Пауза, во время которой Толя и Антон смотрят на озеро. Толя – внимательно, Антон – понуро. Антон отхлебывает пиво.
Все они одинаковые. Всем надо одно и то же. А без них тоже не получается. Сволочная человеческая природа. Как ни пытаешься выключить эту программу, а все равно тянет. Не знаю, может, надо как-то до старости дотерпеть, когда уже пофиг будет. Когда ничего хотеться не будет, только чтобы не трогали. Чтобы никаких собак, никаких женщин. Никого вообще.
Толя. А я думаю, что наоборот будет. Захочется полной жизни, а уже поздно. На гроб собирать надо.
Антон. Ты знаешь, я ведь уже завещание написал.
Толя. Не рановато?
Антон. Нет. Умереть же в любой момент можно.
Толя. Можно, но не нужно.
Антон. Ну, тут уже сам не выбираешь.
Толя. Помнится, ты как раз сам и хотел.
Антон. Так вот тогда и написал. Попросил, чтобы кремировали. Чтобы никакой этой ритуальной фигни – гробов, венков, ужаса всего этого. Чтобы сожгли, а пепел в озеро высыпали.
Толя. Почему не в море?
Антон. Потому что далеко море. И никто не поедет.
Толя. Ну давай я поеду.
Антон. Ха. Нет. Я переписывать не буду. Оно у меня уже нотариусом заверено – и лежит в нужном месте.
Толя. А я давно на море не ездил. В детстве последний раз, а потом не получалось никак. А тут бы повод был серьезный.
Антон. Шутки у тебя…
Толя. А я не шучу.
Антон. А ты, значит, всех пережить собираешься?
Толя. Всех.
Антон. Зачем?
Толя. Чтобы никому больно не было из-за меня.
Антон. Пусть лучше тебе постоянно больно будет? Из-за всех?
Толя. Пусть лучше мне.
Совсем короткая пауза.
Антон. Ты такой дурак, Толян.
11
Толя и Маша идут по парку. Никого нет. На скамейках – крупные капли воды.
Маша. Мы не рановато?
Толя. Ну, я ее тут последний раз видел примерно в это время.
Маша. У меня такое ощущение, что никого здесь больше не будет сегодня, кроме нас.
Толя. Мы торопимся?
Маша. Тебе, может, домой надо? Я бы сама.
Толя. Да ты ее не узнаешь.
Маша. Нет, правда. Давай ты домой пойдешь. Я надеюсь, ты Дашку одну не оставил?
Толя. Нет, конечно. Она у бабушки.
Маша. Она у тебя постоянно у бабушки. А Света как будто бы дома не живет.
Толя. Почти и не живет. Работы много.
Маша. Аутебя?
Толя. А у меня рабочий день закончился.
Совсем короткая пауза.
Маша. Давай тогда курить, Толя. Раз ты не хочешь о себе ничего рассказывать.
Толя. Я рассказываю.
Маша. Ну да. Ты как рыцарь. Только не в том смысле, что галантный. Хотя и не без этого.
Толя. Спасибо.
Маша. Пожалуйста. Тебе не тяжело на себе этот костюмчик железный таскать все время?
Толя. Я не понимаю, о чем ты. Честно.
Маша. Ну, раз не понимаешь, то давай курить.
Толя. Давай потом покурим.
Маша. Что-то совсем на тебя не похоже.
Толя. Просто не хочу тетку раздражать. Она бесится из-за курева.
Маша. Может, давай из приюта все-таки?
Толя. Ну, если с ней не получится, то пойдем в приют.
Атак вполне возможно, что породистую дешевле купим.
Маша. Ты сам веришь в то, что говоришь?
Толя. А почему нет? Вряд ли в приюте будет шелти. Или ретривер тот же.
Маша. Ну и пусть не будет. Какая разница? Возьмем обыкновенную.
Толя. Обыкновенную всегда успеем.
Маша. Толя, я передумала. Давай покурим и пойдем.
Толя. Подожди еще пять минут.
Маша. Нет, я совсем передумала. Не хочу собаку. Не хочу.
Толя. Передумай еще раз. Пусть будет собака. Будем брать к себе по очереди – недельку ты, недельку я. Антон не в доле, он отказался.
Маша. Боится собак?
Толя. Женщин.
Маша. И какая связь?
Толя. Это я так. Шучу.
Маша. Ну окей. А если мне, например, надолго уехать надо будет?
Толя. Я же говорю – у нас побудет.
Маша. У твоих аллергии на животных нет?
Толя. Нет. Вроде бы. Не знаю. У нас животных никогда не было.
Маша. А у тебя самого был кто-нибудь в детстве?
Толя. Брат.
Маша. Дурак. Я про питомцев.
Толя. Майский жуку меня был. В спичечном коробке.
Маша. Ну смешно же, Толя.
Толя. Нет, серьезно. Он даже телевизор вместе со мной смотрел. Я его рядом с собой сажал, и он смотрел.
Маша. Жук?
Толя. Ну да.
Маша. И сколько он так с тобой телевизор смотрел?
Толя. Пару дней. Потом на него отец наступил.
Маша (показывает Толе за спину). Смотри, это не твоя тетка?
В сторону Толи и Маши идет Собачница с двумя Собаками на поводках. Толя оборачивается.
Толя. Она. (Собачнице) Татьяна Николаевна!
Собачница останавливается в пяти метрах от Толи и Маши.
Собачница. А. Ты.
Толя. Татьяна Николаевна, помните, вы мне обещали номер дать, если я вдруг собаку задумаю завести.
Собачница. Ничего я такого не помню. (Маше) Девушка, а вы в курсе, что у него еще одна есть?
Маша. Кто «еще одна»?
Собачница. Любовница.
Маша. Толя, что за бред она несет?
Толя. Не обращай внимания.
Маша. Она того, что ли? С придурью?
Собачница. Сама ты того, раз тебя такая ситуация устраивает.
Маша. Толя, о какой ситуации речь?
Толя. Просто не обращай внимания. Я с ней поговорю.
Толя идет к Собачнице, та агрессивно дергает за поводки.
Собачница. Я же собак спущу, Толя. Не подходи.
Толя. Татьяна Николаевна, вы мне только номер телефона запишите, и мы пойдем.
Маша. Толя, пойдем отсюда. Она же и правда собак спустит.
Толя. Это ничего, меня любят животные.
Собачница. Сейчас проверим.
Толя. Татьяна Николаевна, откуда столько агрессии?
Я понять не могу.
Собачница. С вами, нехристями, по-другому нельзя.
Маша. Толя, не связывайся с этой…
Собачница. А ты рот закрой, да? Прошмандовка.
Толя быстро подходит к Собачнице и коротко бьет ее по лицу, не замечая, что та вынула из кармана короткий ножик. Собачница несколько раз пыряет Толю ножом в живот – две рулетки с поводками она держит в левой руке, напрочь позабыв про Собак. Маша этого не видит.
Толя. Да зачем вы мне куртку портите?
Собачница. Я тебя сейчас всего испорчу.
Толя. Он же крошечный, подлиннее надо было. Собачница. Какой был.
Маша бежит к Толе. Тот стоит, после у него подгибаются колени – и он неловко садится на землю. Собачница, перепугавшись, бросает рулетки с поводками и бежит. Собаки бегут за ней с лаем, волоча по земле поводки с рулетками.
Маша. Толя!
Толя пытается встать, но у него не получается.
Она тебя порезала? Толя? Покажи, где?
Толя (смеется). И что ты там хочешь увидеть? Огонь?
Толя заваливается набок. Маша хватает его за куртку и пытается усадить, одновременно выуживая из кармана своего пальто мобильный.
Маша. Прекрати, слышишь?
Толя. Не звони никуда. Сейчас домой пойдем.
Толя с трудом поднимается на ноги. Маша пытается ему помочь. Толя вынимает из кармана сигареты и коробок спичек.
Я сейчас буду как Цой. Только снега нету.
Маша. Какой Цой, Толя? Какой снег?
Толя. Белый. Пушистый. Который падает на фонари и тает.
12
У одних людей, которые жили в долине, никогда не было огня, поэтому ночью им приходилось сидеть в кромешной темноте и мерзнуть. Спать по ночам они боялись из-за ночных хищников, поэтому спали днем – но какой днем сон? Люди из долины не высыпались и ходили потом остаток дня раздраженные и злые, а ночью садились в кружок и боялись. Ели они мало, невкусно и постоянно болели.
В горах над долиной жили другие люди, у которых огонь был давно. Понятное дело, жили они намного лучше людей из долины. Хорошо ели, ночью спали вдоволь – вокруг костра, которого боялись ночные хищники.
Один из горных людей, внимательный и зоркий, видел сверху, как плохо живут без огня люди в долине. Он долго наблюдал за тем, как долинные люди чихают и кашляют, бродят бесцельно с серыми лицами или просто лежат на холодной земле, пытаясь выспаться. Сердце горца постоянно больно сжималось из-за увиденного, и в один из особо неприятных пасмурных дней он не выдержал и пошел к своему отцу, который был самым главным горным человеком.
– Отец, – сказал зоркий горец, – люди в долине совсем извелись без огня, а у нас его много. Можно я отнесу им несколько горячих угольков?
Отец подумал, оглаживая длинную бороду, несколько долгих минут, а после сказал, что в этом нет смысла. Потому как, обретя огонь, долинные люди обретут и силу. А кто знает, не захочется ли им после этого забрать у горных людей вообще все и – что еще хуже – самим поселиться в горах?
– Ты прав, отец, – сказал зоркий горец и ушел, вздыхая, к жене и детям.
Однако следующей же ночью он бесшумным зверем пробрался к костру, не беспокоя спящих, и вынул из него несколько самых больших угольков. Положил их на плоский камень и стал осторожно спускаться с гор вниз, стараясь не уронить драгоценный груз.
Между горами и долиной тянулась узкая полоска старого, полумертвого леса – черные ели и корявые сосны с мишенями паутин на ветвях. В лесу жили поджарые черные волки, и зоркий горец об этом знал, поэтому предварительно вымазался вонючей дрянью из помойной ямы, чтобы пахло от него противно и несъедобно. Шел он по лесу медленно, выверяя каждый шаг и прикрывая угольки на камне ладонью.
Горец был человеком смелым, но черных волков все-таки побаивался. Старые люди говорили, что черные волки – это бывшие люди, которые умерли на огне еще в те давние времена, когда одни люди употребляли других в пищу, предварительно зажарив. Теперь же волки, по словам стариков, в отместку ели тех, кто пользовался огнем, а у горца как раз светились угли на камне.
Горец почти уже вышел из лесу, как вдруг зацепился ногой за торчащий дугой из земли корень и растянулся во весь рост, выпустив из рук драгоценный камень с углями.
Горец чуть не заплакал от ужаса и досады и хотел было, вскочив, собрать угли на камень, но тут из-за деревьев вышли узкие острые тени с горящими ядовитой зеленью парами глаз. «Волки!» – закричал про себя горец, готовясь умирать.
Однако волки не тронули его. Они молча проглотили все угли, кроме одного, из которого высунулся вдруг тонкий оранжевый язычок и принялся пожирать усохшую траву.
Горец ринулся было бежать обратно в горы, но зацепился за тот же корень и упал, ударившись головой и потеряв сознание. Маленький огонек вырос в большой и подобрался к лежащему без движения горцу. Одежда на нем загорелась, только горец ничего не почувствовал. Он не очнулся – даже когда его руки вытянулись в тонкие черные лапы и…
– Дашунь, подожди, телефон. Да. Нет, Дашку укладываю. Да. Нет, мам, не надо завтра. Прекрати извиняться, никто не спит еще. Ну забыла, ну и что? Нет, не приезжай, я дома буду. Да, дома. Целую неделю дома. Ничего, все в порядке, просто на больничном. Нет, не грипп. Порезался на работе. Нет, ерунда совсем. Честно. Честно. Да, честно. Все, мам, пойду. Да. Спокойной ночи.
13
Толя, Антон и Маша сидят на кухне у Толи. Рядом с Антоном на столе – бутылка пива, с Машей – чашка чая. Толя сидит без всего, руки спокойно лежат на коленях.
Маша. Толя, а где пепельница?
Толя (привставая). Сейчас.
Маша. Да сиди ты, я сама возьму.
Толя. В духовке.
Маша (открывая духовку и вынимая из нее пепельницу). А почему здесь?
Толя. Она все равно не работает.
Антон. От Светки прячешь?
Толя. Я взрослый человек. Мне прятать нечего.
Совсем короткая пауза.
Маша. Толя. Ты курить, что ли, бросаешь?
Толя. Нет. Просто не хочется.
Антон. Тебе курить не хочется? Тебе?
Толя. Мне. Не хочется.
Маша. Ему нельзя, наверное.
Толя. Все мне можно. Просто не хочу.
Антон. Противно?
Толя. Нет, не противно.
Антон. Ну я не понимаю тогда.
Маша. Так, а сигареты у тебя есть?
Толя. В куртке, наверное.
Маша поднимается и выходит из кухни, поставив на стол пепельницу. Антон берет бутылку, смотрит на Толю, после ставит на стол, так и не выпив.
Толя (смеется). Да прекрати ты.
Антон. Может быть, ты и прав. Наверное, пора уже завязывать.
Толя. Ты меня неправильно понял.
Возвращается Маша с пачкой сигарет, садится, кладет сигареты рядом с пепельницей.
Маша. Новенькая, в пленке. Натурально бросил, да, Толя?
Толя. Нет.
Маша. Тогда я не понимаю. И скажи, где спички. Толя. На плите посмотри.
Маша идет к плите, находит спички, возвращается, садится.
Маша (показывая на сигареты). Я распакую,™ не против?
Толя. Нет, не против.
Маша неумело сдирает с пачки пленку, вынимает сигарету, закуривает. Спичку кладет в пепельницу.
Маша (Антону). Слушай, надо, наверное, еще подежурить в парке. Вдруг она вернется все-таки.
Антон. Маш, если ее полиция не нашла…
Маша. Полиция и не искала особо. Делать им нечего. Портреты повесили по магазинам, и все.
Антон. Я-то ее не видел. Что мне этот портрет.
Маша. Я видела – и что? Совсем не помню. Описала как могла, и, мне кажется, совсем непохоже получилось.
Антон. Ну, может, кто-то узнает. Сообщит.
Маша. Таких теток по району – вагон. Одинаковые все. Какая из них она? Я, наверное, узнаю, если увижу ее в парке как раз, с собаками, а так…
Толя тихонько встает и уходит.
Антон. Проверишь Дашку? Может, раскрылась.
Маша. Покурю и схожу.
Антон. Ты же не курила раньше?
Маша. А сейчас курю. Какая разница?
Антон. Ну… вредно.
Маша. Правда? Удивил, честное слово.
Антон. А я вот никогда не курил и не собираюсь.
Маша. Молодец. Можешь даже за это выпить.
Антон (берет бутылку и как бы отдает честь, слегка прикоснувшись бутылкой к виску). Твое здоровье. (Делает глоток.)
Маша. Как будто бы Толя с нами, да?
Антон. Маш, не начинай.
Маша. Нет-нет, со мной нормально все. Ощущение просто такое. Будто бы он тут сидел с нами – и на пару минут вышел. И сейчас вернется.
Антон. Ты у него дома, вот тебе и кажется. Аяне такой впечатлительный.
Маша. Ты просто козел, Антоша.
Антон. Ну и пусть. Мне не обидно, знаешь ли.
Маша. А зря. Лучше бы ты обиделся.
Антон. Ага. И драться к тебе полез бы.
Маша. Ну, это в твоем репертуаре. С женщинами драться. Антон. Это бред, Маша. Самый обыкновенный бред.
Очень длинная пауза, во время которой Маша и Антон смотрят в разные стороны.
Маша (смотрит на часы на руке). Света скоро придет.
Антон (смотрит на свои часы, вздыхает). Да. (Встает.) Ладно, я пошел. Проверь Дашу.
Маша. Не беспокойся. И да, Антош.
Антон (остановившись в дверях кухни). М?
Маша. Постарайся завтра к Толиной маме в больницу все-таки без пива прийти. Хорошо?
Антон. Я попробую.
Маша. Смотри мне. Все, давай. Целую.
Антон (выходя). Взаимно.
Маша давит потухшую сигарету в пепельнице. После вынимает из пачки новую, закуривает от спички. Смотрит на горящую спичку. Дует на нее. Спичка гаснет. Маша зажигает новую, смотрит на огонь, снова дует. Спичка гаснет. Маша зажигает новую, смотрит на огонь, снова дует. Спичка гаснет. Маша зажигает новую, смотрит на огонь, снова дует. Спичка гаснет. Маша зажигает новую, смотрит на огонь, снова дует. Спичка гаснет. И так далее до последней спички.
14
Один человек однажды собрал все свои вещи, которых у него было не так много, и поехал с ними в лес.
В лесу было темно и сыро, высокие старые ели даже не скрипели на ветру – и дождь не попадал на землю под ними, оседая по пути вниз на широких ветвях.
Человек нашел подходящее место, сложил на нем все свои вещи и пошел вокруг них по спирали – собирать хворост. Набрав столько, сколько ему было нужно, человек умело и быстро развел костер.
Огонь получился сильным и настолько ярким, что был даже не оранжевым, а почти белым. Человек присел у огня прямо на землю, расшнуровал большой походный рюкзак и вынул из него толстую пачку писем, крест-накрест заклеенную скотчем. Письма отправились в огонь, за ними последовала пухлая тетрадка в твердой обложке.
Вещь за вещью выуживал человек из рюкзака и отправлял в огонь.
Любимый фонарик, свернутые в трубку детские рисунки, потрепанные видеокассеты без коробок, залоснившиеся игрушки без лап, хвостов и ушей, парочка фотоальбомов, перочинный нож, тонкая книжка в зеленой обложке с плохо нарисованными ладонями, курительная трубка, кисет с табаком, кошелек, паспорт, катушка синей изоленты, дырявая футболка с лицом в очках за колючей проволокой, мобильный телефон с зарядным устройством, коробка с давно слипшимися насмерть леденцами и много чего еще.
Когда вещи кончились, человек отправил в огонь пустой рюкзак, а за ним – привезенную отдельно гитару. Костер стал выше и громче – и уже не просто трещал, а гудел, выбрасывая вверх острые лапы искр.
Человек снял обувь и тоже скормил костру. А после встал и просто вошел в огонь, загоревшись сразу весело и ярко, став прозрачным и невесомым – и горел, как змеиная шкурка, сворачиваясь и постепенно исчезая.
Когда же его не стало совсем, из костра воздушным шагом вышел кто-то другой и пошел из лесу прочь.
А может быть, нам показалось.
Так странно и пронзительно
Сегодня ночь устроена —
И будто бы не жил еще,
И будто бы уже.
С ума сошел, и, видимо,
Назад теперь всю ночь идти,
Босыми топать пятками
По мокрому песку.
Болеть потом решительно,
Выкашливая легкие,
Лежать под одеялами
И в потолок смотреть.
И ставить под сомнение
Возможность возвращения —
Ведь если дом покинул ты,
Назад уже никак.
Пусть даже все знакомое,
Родное и привычное,
Но ты теперь – не ты теперь,
А просто друг семьи.
Так странно и волнующе
Внутри меня устроено —
И будто бы не я совсем,
А будто бы и я.
И вся моя история
Всплыла и томно крутится —
Как спелая черничина
В топленом молоке.
The End
Май 2015 года
Ловушка для птиц
Первая
Миша и Оля сидят за столом на кухне. Миша – полноватый лысеющий коротышка в растянутой кофте с капюшоном, Оля – высокая широкоплечая женщина с квадратным лицом и тяжелым носом, на ней – белая спортивная майка в обтяжку и лосины с принтами черепов. Между Мишей и Олей – открытая бутылка водки и две крохотные стопки, одна из которых, поближе к Мише, заполнена на треть.
Миша. Зачем водка, Оль?
Оля. Ты выпей сначала.
Миша. Мы никогда не пили с тобой водку. Мы с тобой даже вино не пили, а тут вдруг – водка.
Короткая пауза.
Оля. Давай. Скоренько.
Миша. А можно я так?..
Оля. Не можно, Мишань. Просто пей.
Миша. Ну… ладно. Зачем только?.. (Пожимает плечами, берет стопку, выпивает содержимое, даже не выдохнув предварительно. Секунды три трясется, словно треснутый током, после ставит стопку на стол, опрокидывает ее, снова ставит, затирает рукавом кофты капли.) Какое же говно!
Оля. Знаю.
Миша. Знаешь, а выпить заставила. И закуски никакой.
Оля. Так быстрее вставит.
Миша. А зачем быстрее? Куда мы торопимся? Выходной день.
Оля. Я тороплюсь, Мишань.
Миша. Куда?
Короткая пауза, во время которой Миша смотрит на Олю. Оля молчит.
Миша (кивая в сторону бутылки). А ты?
Оля. А я не буду, мне за руль.
Короткая пауза.
Миша. Какой руль, Оль? Велосипеда?
Оля. Нет, Миша, не велосипеда.
Миша. Подожди, ты что, водить умеешь? Ну… это…
(крутит руками воображаемый руль автомобиля.)
Оля. Умею. Вот это (повторяет жест Миши).
Миша. А… когда?
Оля. Давно, Мишань. Давно.
Миша. Тогда почему не говорила? Купили бы машину… подержанную. Хотя бы.
Оля. Я много чего тебе не говорила, Миша. А сейчас буду говорить.
Миша. В смысле? Я еще чего-то не знаю?
Оля. Почти всего, Миш.
Длинная пауза. Миша смотрит на Олю. Оля щелкает ногтем по пустой стопке.
Миша. Но если ты не будешь пить, зачем тебе тогда твой… стаканчик?
Оля. Чтобы твоему скучно не было.
Миша. А ему… скучно, да. (Короткая пауза.) Что началось сейчас, Оль?
Оля. Не началось, Миша, а заканчивается.
Миша. Ты мне делаешь немного страшно.
Оля. Будет еще и больно.
Миша. Больно? Бить будешь?
О ля. Ни в коем случае. Больно будет вот здесь (кулаком постукивает себя между грудей). Поэтому налей себе и выпей еще.
Миша (смотрит на бутылку и стопку. После берет бутылку, наклоняет над стопкой, но не наливает в нее ни капли и ставит бутылку на прежнее место). Нет. Говори так.
Оля. Ну, я предупредила.
Очень короткая пауза.
Миша. Что заканчивается, Оль?
Оля. Наши с тобой поддельные отношения.
Миша. Ты что, уходишь от… меня? И почему «поддельные»?
Оля. Ия ухожу. И ты уходишь, Миш.
Миша. А почему я ухожу?
Пауза, во время которой из глаз Миши начинают течь слезы.
Оля. Не надо, Миша.
Миша. Что «не надо»?
Оля. Плакать.
Миша. А разве я?.. (Трогает щеки, после вытирает их рукавами.)
Оля. Да.
Миша. Это само. От водки, наверное. (Яростно утирается рукавами, щеки его краснеют.)
Оля. Миша, прекрати истерику. Не поможет. У меня больше нет нужды делать вид, что я на нее покупаюсь.
Миша (продолжая растирать щеки). Правда?
Оля. Правда. Выпей еще и успокойся.
Миша наливает себе водки, выпивает, трясется пару секунд, шумно втягивает носом воздух. Некоторое время сидит тихо.
Все?
Миша. Все.
Оля. Тогда я продолжаю.
Миша. Да, давай.
Короткая пауза, во время которой Миша обтягивает на себе кофту, поправляет прозрачный пух на голове, откашливается. Оля молча смотрит на Мишу.
Оля. Это не моя квартира, Миша.
Миша. Да, она – твоих родителей.
Оля. Нет. Она съемная. И сегодня мы должны съехать.
Миша. В смысле? И куда?
Оля. Я не знаю, куда ты съедешь, Миша. Может, к родителям.
Миша. Аты?
Оля. А я забираю Сашка из школы, и мы с ним уезжаем в другой город.
Миша. Подожди, но Сашок…
Оля (перебивает). Сашок не твой сын, Миш.
Миша смотрит на Олю, тянет руку к бутылке, но Оля успевает подвинуть ее к себе. Миша в итоге неуклюже сметает стопари на пол.
Не надо, Мишань.
Миша. Ты что такое говоришь!.. Сашок же!.. Сашок!..
Оля. А тебя разве не удивляет, что он почти четыре кило был при всей своей, казалось бы, очевидной недоношенности?
Миша вскакивает. Оля сидит за столом и смотрит на Мишу.
Миша. Я тебя никогда не бил, Оля. Никогда. До сегодня.
Оля. Миша, разве можно бить женщину?
Миша. Такую – можно.
Оля. Какую «такую», Миш?
Миша. А что на тебя нашло, а? Выгоняешь меня из… ну… пусть не собственного, но дома, в котором мы с тобой столько лет!.. И потом – Сашок, сын…
Оля. Он не твой сын, Миша.
Миша подходит к Оле, поднимает руку, неуклюже двигает рукой рядом с лицом Оли, после опускает и отходит. Оля продолжает сидеть.
Миша. Знаешь, я требую провести экспертизу.
Оля. Миша, она уже. Я отдам тебе все бумажки. Сам убедишься.
Миша смотрит на Олю, улыбается.
Миша. А ты подготовилась.
Оля. Конечно. У меня нет времени тебя убеждать. Да и желания.
Миша (тряся кулаками перед своим лицом). Оля, ну что ты творишь!.. Что ты творишь-то, Оля?! Если ты вообще Оля.
Оля. Не Оля.
Миша. Еб!.. Ай, все. (Отворачивается, но тут же поворачивается обратно.) А родители твои? Хочешь сказать, что…
Оля (перебивает). Актеры на пенсии. Не скажу, что дешево, но терпимо.
Короткая пауза, во время которой Миша смотрит на Олю, а Оля пощелкивает ногтем по бутылке.
Миша. И кто ты? Если не Оля.
Оля. Никто, Миша. Просто никто. Чужой тебе человек.
Миша. Ты понимаешь, чужой человек, что ты сейчас напрочь развалила всю мою жизнь?
Оля. Ничего, Мишань. Начнешь новую. Ты еще молодой. Это мне – сорок, а ты…
Миша (перебивает). Сорок? Сорок? Ах, ты!..
Оля. Ну кто, кто?
Миша. Сука!
Миша бросается на Олю, выставив руки перед собой, но Оля без лишней суеты скручивает Мишу и укладывает его на пол лицом вниз. Миша кричит.
Оля (заламывая Мише руку). Почему не «блядь», Мишань?
Миша (кричит). Не знаю, пусти!.. Пусти!.. Руку сломаешь!
Оля. Нет, зачем? Просто вывихну.
Миша. Ну вывихнешь!.. Все равно! Пусти, говорю!
Оля. А ты успокоишься?
Миша. Да!.. Да!..
Оля. Честно?
Миша. Честно!..
Оля отпускает Мишу. Тот с трудом, кряхтя, поднимается. Долго отряхивается. Смотрит на Олю.
Честнее, чем ты, по крайней мере. Дерешься так…
Оля. Как?
Миша. Не как старуха. И не как моя Оля.
Оля. Нет никакой «твоей» Оли, Миша. Успокойся и забудь. У тебя двадцать минут на сборы.
Миша. Это мало!
Оля. Это дохрена.
Короткая пауза, во время которой Миша шумно вздыхает. Оля, на голову его выше, смотрит на Мишу сверху вниз.
Миша. Так ты кто? Шпион?
Оля. Хуже.
Оля выходит из кухни. Миша, чуть потоптавшись на месте, плетется за Олей.