Мгновенно тело стало погружаться в сон. Лишь фрагмент разговора о Фредерико заставлял ещё мой разум бодрствовать.
Фредерико. Бедный Фредерико. Неужели он всю жизнь прожил с этой ношей, так и не осмелившись рассказать ей всё, что было на самом деле? Ей, той женщине на берегу. Каково это, жить с таким грузом всю свою жизнь?
Я, как ребёнок инспектора, жил в достатке и спокойствии. Мою семью уважали и почитали, особенно отца по его службе. Он был строг, но справедлив. Я не знал, что такое жить без отца, без любви матери, без еды, без элементарных книг. У меня была зажиточная семья для этого уголка.
Всю эту несчастную бедность, что жила у берега, я наблюдал со стороны, словно это ожившая сказка. У меня даже было несколько друзей-мальчишек с того места. Им было радостно бывать у меня дома, однако родители не позволяли приглашать их, опасаясь, что они смогут что-либо украсть из зависти.
В один из дней, когда я гулял с одним из прибрежных мальчишек, случилось это. Буря, что настигла моряков несколько дней назад, забрала с собой не только мешки с сахаром, что возили мужчины на соседний остров, но и несколько душ.
Женщины моряков уже всю ночь стояли у берега, ожидая прибытия уцелевших. Среди этих женщин стояла она, та самая проститутка, которая отправила своего сына в очередное отплытие.
Я оказался свидетелем того злосчастного возвращения выживших. Моряки выглядели измученными. Некоторые мужчины, ступая на твёрдую землю, падали от бессилия к ногам своих женщин. Радостный плач окутал тогда этот берег. Эти люди остались без вознаграждения за сорвавшуюся сделку, но они будто бы не переживали об этом.
Я тогда представить не мог, как можно не печалиться из-за того, что кто-то не получил желаемых денег. Я был тогда ещё совсем ребёнком и не знал, какого это, внезапно терять своих близких.
Только в одном месте слышался плач отчаяния. Это была та самая женщина, которая не могла увидеть в толпе выживших оборванцев своего сына. Она кричала его имя, звала его, обращалась к выжившим, но ей ничего не говорили. Лишь только один из моряков ответил, что буря привела с собой акул. И если мужчина упал в воду, шанс выжить был крайне мал.
“Мы столкнулись в воде с шлюпками моряков из другого острова. Буря смешала всех нас. Мы спасали как могли друг друга. Может он там, среди чужаков, либо…в воде у акул.” – сказал тогда Фредерико и, больше ничего не говоря, пошёл к себе домой, ведя под руку раненного чужака.
Я видел отчаяние той женщины. Она цеплялась за надежду, что её сын мог спастись в шлюпке чужаков. Безумная, еле заметная, дрожащая улыбка озарило её лицо. Она не хотела принимать мысль о том, что её сына нет в живых.
Мальчик, с которым я гулял, покинул меня, поскольку среди выживших моряков, был его отец. А я, боясь гулять один в этом месте, поспешил домой. К тому же близился час обеда, и я по привычке стал чувствовать голод.
После домашнего обеда я стал испытывать скуку и, желая занять себя, побрёл к папе на работу. Обычно папа разрешал мне тихо сидеть и перебирать архивы, но тогда, когда я пришёл без предупреждения, его лицо было крайне серьёзным и сосредоточенным. Услышав голос мужчины, я понял, что мой отец сейчас занят, и потому я тихо присел у его открытой двери. Перед отцом сидел Фредерико:
“Умоляю, дон, арестуйте меня. Я позволил ему умереть. Он просил о помощи. Умолял. Говорил, что дома его ждёт мать. Что он ещё слишком молод. Что он не знал женщин. А дальше только “Помоги. Помоги. Помоги.!”
“Это бывает. К сожалению, ваша жизнь такова. Только Господь знает, сколько уготовано каждому.” – замешкался отец.
“Но я мог его спасти. Я струсил! Там были акулы. И я боялся, что если подам руку, то не выдержу и упаду вместе с ним в их огромные пасти! Ты же помнишь его! Он был крепким парнем. Тяжелым. Я не выдержал бы его. Он потянул бы меня к себе.”
“Вот. Ты же сам говоришь…”
“Но я его намеренно столкнул в воду! Я не мог больше слышать его мольбы! Я просто не мог! Это было ужасно! Мне казалось, что я сойду с ума! Я убил его. Я позволил им схватить его. Я видел, как одна из акул вцепилась к нему в ногу. Как он погряз в воду. Я убил его!” – я впервые услышал, как плачет взрослый мужчина. Столько боли было в этом крике.