“Фредерико. Я не смогу тебя посадить в тюрьму. Ты не понимаешь, что ты говоришь. Он сам соскользнул и упал в воду. Этого было не избежать. Всё равно бы он не выжил. А если ты собрался ему помочь, то и тебя здесь не оказалось бы. Ты, по крайней мере, спас человека с другого острова.”
“Но я сказал его маме, что, возможно, он может быть спасён другими людьми. Умоляю вас, дон, арестуйте. Я не смогу себя простить за это!”
“Фредерико. Иди помоги чужаку. А матери его ничего не говори. Такова жизнь моряка. Возможно, в следующий раз не станет тебя. Живи здесь и сейчас. Я не могу арестовать тебя за твои слова. Ты можешь меня обмануть. Много кто из вас намеренно совершает преступление, чтобы попасть в тюрьму, чтобы иметь кров и пищу. Ты помешался. Буря никого не щадит. Отдохни, выспись. Выпей. Возьми женщину. Приди в себя.”
Я услышал глухой удар – Фредерико упал на колени. Отец нервно крикнул мне возвращаться домой, и я, не смея перечить, побежал домой.
Что произошло дальше, мне неизвестно. Но спустя несколько дней я увидел Фредерико, который отправился в очередное путешествие вместе с чужаком. Видимо, собирался отправить его домой.
А та женщина…
Она ушла из борделя и стала жить на берегу. Лишь по ночам и во время бури она возвращалась к себе в ветхое жилище. Поначалу люди её жалели и приносили рыбу и фрукты.
Женщины уважали, поскольку она бросила свой промысел, но, со временем, она отказалась от всех подношений и стала вновь торговать своим телом. Но только чужакам, тем самым она не заводила себе врагов в виде местных жительниц. Сначала она спрашивала у чужака, не видел ли он случайно её сына, и, получив привычный отказ, предлагала своё тело.
Она брала меньше, чем получала в борделе, а чужаков было не так уж и много в этих местах, потому она быстро исхудала и потеряла последние остатки своей не такой уж и богатой красоты. Так, из несчастной матери она превратилась в местную сумасшедшую в глазах прибрежных жителей.
Все знали её и старались избегать, чтобы та ненароком не спросила их о своём сыне. Но она, будто чувствуя страх и пренебрежение людей, приставала только к чужакам.
Я видел её лишь издалека. Помню, мне однажды отец сказал, что такие люди, на удивление, переживают всех и получают своё. Я тогда не понял его.
Вскоре я уехал на учёбу в город побольше, как хотел мой отец, чтобы вырастить из меня приличного человека. Готовил для себя смену. А я заявил тогда, что, окончив учёбу, уплыву на Старый континент, поскольку хочу большего, нежели этот маленький город с местной сумасшедшей.
Вот тогда мы с отцом и повздорили из-за этого. Теперь его уже нет. Нет и матери. Нет и Фредерико. А она, живя одним лишь чудом, до сих пор жива и предлагает своё тело.
***
Проснувшись, я решил для себя подойти к этой женщине и отдать некоторую часть денег, чтобы она перестала мучить себя. Пусть нормально поест, поспит на мягкой постели, вымоет своё дряхлое тело в горячей воде и узнает, наконец, правду.
Пусть она проживёт свои дни в достатке. Она слишком многое пережила – пусть хоть какой-нибудь отрезок своей жизни она проживёт достойно, чтобы потом, умиротворённо заснув, встретилась со своим сыном на небесах.
И я пошёл к берегу. Она стояла там. Шагала медленно и тяжело. Я не заметил раньше её синяков, желая быстрее тогда уйти. Эти синяки не были похожи на ушиби. Это свидетельствовало о чём-то другом, болезненном. Возможно, и её дни уже были на исходе, но она всё ещё таскала своё тело по земле, и надежда была теми самыми мышцами, что поддерживали её дряхлые кости от вечного падения.
Растерявшись, я назвал её “мисс”, но она всё равно откликнулась на мою глупость. Не имея возможности теперь повернуть обратно, я нарочито быстро зашагал к ней:
“Держите. Это вам на … лучшую жизнь. Ваш сын не сможет вас обеспечить. Вы не заслуживаете той жизни, что вы ведёте сейчас.”
“О, так вы всё-таки знаете про моего сына…”
“Да. Я жил здесь раньше…ребёнком. Прибыл недавно. Я застал тогда тот…случай. Держите.” – во рту пересохло. Я держал в руке деньги, но почему-то дрожал всем телом.