Кристина Борис
Персефона
– Конечно! Мия прекрасно справлялась со своими обязанностями. И я решил, что Эльжбету должны видеть не только на моих работах, но и вживую. Пусть люди тоже имеют шанс насладиться общением с прекрасной Персефоной!
Помимо полной смены имиджа, я составил для манекенщицы список литературы и проверял, что она прочитала. Также я заставлял её учить стихи, будто она пробуется на роль – я хотел видеть только чистую актрису. Чтобы вжиться в роль, нужно жить этой ролью для того, чтобы она стала твоей полноценной жизнью.
И она учила стихи и рассказывала. Даже пела парочку песен. Все реплики Эльжбеты она знала превосходно. Когда я увидел полную копию Эльжбеты..НЕТ…не просто копию, а настоящую Эльжбету, мной было принято решение, что пора показать её миру.
Это была моя выставка. Я видел много косых взглядов в сторону Эльжбеты, но я уверен, они обсуждали её прелестное дымчато-сиреневое платье, которое я подобрал для неё. Точная копия платья, которое она носила в первом фильме. Будто пыльная роза! Представьте себе! Я воскресил её!
Некоторые не стеснялись и подходили с вопросом, что это за девушка. Как я потом понял, они думали, это моя новая невеста. Я не стал ничего обсуждать, лишь отмалчивался, что ещё больше распаляло интерес к Эльжбете. А я этого только и хотел. Я намеренно отнекивался от вопросов, касаемые личной жизни и говорил, что я наконец-то нашёл то, кого я искал всю жизнь. Я обещал, что этот человек вдохновил меня на серию работ, которые являются смыслом моей жизни, что скоро людей будет ждать нечто грандиозное!
Практически каждую ночь я грезил об этой выставке. Днями крутятся фильмы с участием Эльжбеты, именно эпизоды с ней, мои картины-портреты во весь рост моей вдохновительницы, на которых нарисованы её образы и парочку моментов в её жизни. Все будут только и говорить о ней! О да! Все о ней заговорят!
– А как Мия воспринимала это?
– А, она настолько увлеклась своей работой, что я не замечал её! На тот момент мы были счастливы! Мы посещали различные мероприятия, а она вела себя как подобает истинной леди. Но иногда она отказывалась идти со мной на то или иное мероприятие, жалуясь на то, что у неё нет совершенно времени готовиться к поступлению, выполняя мои условия. Но после моих уговоров, она шла. Эльжбета не могла просто так меня покинуть.
– Что ж, время подходит…
– Да-да, забыл. Хочу только сказать, что всё шло хорошо до тех пор, пока она не ощутила сполна вкус славы. Он опьянил её. Ряд её поступков заставил потерять мою Эльжбету вновь.
– Что она сделала?
– А вот теперь время уже действительно подходит, – надменно улыбнулся Филипп.
После встречи с Филиппом, журналист поехала в редакцию газеты, чтобы отредактировать интервью. Ничего не получалось. Все мысли были заняты дневником Мии – как она видела эту ситуацию? Вот уже первый намёк на конфликт, значит в записях она наткнётся на что-то интересное. Ей уже хотелось побыстрее закончить свою работу с интервью Филиппа, и поехать домой к дневнику Мии, но из-за желания и путаницы в голове, работа не получалась. Уже все работники ушли по домам, а журналист корпела над своими записями.
В глазах щипало, а голова стала резко тяжелой и давящей. Выпив прогорклого чёрного кофе из офиса, она поборола в себе маленький писк совести, который говорил, что пользоваться чужим кофе нехорошо. Всего лишь две горсточки. Никто не заметит. А ещё она вспомнила, что за день она так ничего и не поела.
Забрав заказ из кафе, журналист примчалась домой. «Может душ? Нет. Завтра выходной, утром приму,» – подумала девушка и, сняв ботинки, выложила содержимое из пакета с едой на стол с записями. Перелистав ненужные листы, которые были позже прочитаны, она нашла именно те моменты, рассказанные сегодня Филиппом:
…
«Жизнь прекрасна!
Я позирую для художника, получаю за это деньги, имею свою комнату в шикарной квартире и не голодаю. Только теперь мне кажется, что я больше не принадлежу себе.
Я не особо сожалею, что не поступила, ведь я по-прежнему занимаюсь и ощущаю себя студенткой: что-то читаю и учу, и даже сдаю экзамены. Только лекторов и экзаменаторов мне заменяет Филипп. Сначала я подумала, что это шутка – учить стихи, читать книги, а потом всё ему это рассказывать. Но нет! Он не шутил!
Он всегда внимательно меня слушает. Слишком. Придирается к любой запинке или не той, как он считал, интонации. Иногда это даже раздражает.
А ещё этот «курс этикета». Больше всего он меня и бесит. Или просмотр одного и того же фильма. Посредственный фильм! А его актриса снимается там буквально на пару минут, а он смотрит это снова и снова как будто в первый раз! Так и меня заставляет смотреть! Этот фильм скучный был с первого раза! Я его никак не полюблю! Только хочу это сказать, как он шикает, и смотрит такими влюблёнными глазами на экран, что мне иногда кажется, что я живу с помешанным человеком.
Один раз я уже пошутила по этому поводу во время очередного просмотра фильма. Больше не шучу. Влюблённый взгляд быстро сменился на гнев. Он смотрел на меня так долго, что мне стало не по себе. Хотелось бежать. А он тихо, но весьма угрожающе сказал, что просто тщательно делает свою работу. Хочет, чтобы всё было идеально. И я должна смотреть и учиться быть Эльжбетой, так как он платит мне за это. Что ж, думаю, стоит молча смотреть этот фильм, потому что мне впервые стало страшно….
….
Сегодня меня ждёт первый выход на важное мероприятие. Всё просто. Филипп утром известил об этом за завтраком невзначай, будто для него это обыденное дело. Ну конечно! Он же известный художник! Для него норма ходить по выставкам, ужинах, показах! А я!
Я весь день не могу сосредоточиться ни на чём. Филипп просит меня собраться, а я не могу. Страшно.
…
Это было просто потрясающе! Всё внимание было приковано ко мне и только мне! Кажется, я значу для Филиппа нечто большее, нежели просто коллега по работе! Это как-то неожиданно. Я даже не знаю, как на это отреагировать. Да, он красивый мужчина, и вполне приятен мне, но я не думала ещё об этом. Думаю, с этим стоит немного повременить. Подумать только! Я его вдохновляю! Только почему он при всех называет меня Эльжбетой?
…
Быть может я слишком наглею, но моё нынешнее положение немного меня не устраивает. Мы договорились с Филиппом, что моя работа будет прекрасно совмещаться с подготовкой к поступлению. Через 5 месяцев нужно поступать, но я не могу ничего учить, так как просто не имею на это времени. Филипп изводит меня своими мероприятиями.
Сегодня вечером я категорически отказалась идти с ним на ужин к его первой жене. Я просто хочу один вечер посвятить подготовке к поступлению. Сначала Филипп недоумевал и говорил, что я просто обязана туда пойти. Он хочет сфотографировать меня с картиной «Албанские горы», которые Филипп некогда нарисовал. Я сказала, что это не самая веская причина являться мне туда. Чуть позже его недоумение переросло в неконтролируемую ярость. На тарелке лежали апельсины, и на них он и выплеснул свою злобу. Взял в руки и швырнул в стену. А потом…он упал на колени и стал умолять…не меня…а Эльжбету. Он говорил, что она просто обязана быть там для нашего блага. Перечить не стала и пошла с ним, но для себя приняла решение: поступлю и уеду от него. Денег у меня достаточно. Я имею полное право отказаться от этой затеи».
« Ярость. Страх. Я всё ближе и ближе к самому интересному. Удивительно, он говорил о том, что она тоже была увлечена идеей воскрешения Эльжбеты, а, в итоге, она выполняла его условия из-за страха,» – вслух размышляла журналист.
Глава 15
– С какого момента всё пошло не так?
– С тех пор как она поступила. Нет! Этому я даже был рад! Но следующее её действие … просто сущая глупость!
– И что же это было?
– Она решила возобновить отношения со своей матерью! Вкратце, она поступила, потом позвонила ей и пригласила ко мне в гости без моего ведома. Она рассказала о нашем знакомстве и о желанном поступлении.
Нет, её мать мне совершенно не мешала. Сильная, резкая женщина, которую не просто так обмануть. Потому мы сразу друг другу не понравились.
Нет, с появлением этого человека из прошлого, из Эльжбеты выходила эта простая Мия. Я совершенно не хотел видеть ни Мию, ни её мать, потому вскоре у нас начались конфликты.
Я хотел видеть Эльжбету и только её! Я напомнил Мие, что без меня она бы год назад вернулась к своей матери без побед и надежд, и не было бы ни меня, ни работы, ни нынешнего положения, ни такого тёплого примирения с матерью. И я попал в точку! Она быстро перестала препираться. Даже совсем замолчала. На целую неделю. Я уже стал нервничать, ибо на целую неделю прекратилась работа, а она, как будто так и надо, посещала занятия и что-то делала.
Я прервал молчание. Мне просто жизненно необходима была Эльжбета. Работа остановилась на целую неделю, а в процессе была пятая картина. У нас состоялся разговор, в котором было принято решение с Эльжбетой продолжить работу, а Мия может видеться с матерью тогда, когда я её не вижу.
– Что ж, быть может на этом и прервём сегодня наш разговор?
– Почему? Вам не интересно?
– Нет. Меня попросили как можно больше растянуть это интервью, чтобы поддерживать популярность газеты.
– Умно. То есть раньше просили поторопиться, а теперь, достигнув желаемого, просят растянуть? – в интонации Филиппа слышалось недовольство.
– Поймите, я не отвечаю за это. Я всего лишь пешка.
– Не оправдывайтесь. Я прекрасно понимаю. Это бизнес. Просто… – Филипп сморщил лицо, будто испытывал отвращение. – На имени Эльжбеты делают деньги, не понимая, какой шанс им выпал. Я никак не могу сопоставить Эльжбету с нынешним миром. Быть может потому моя попытка воскресить её не увенчалась успехом.
Голос Филиппа стал тише. Голова склонилась вниз. Журналист удивилась этому признанию своей ошибки, и, неожиданно, ей стало жалко мужчину. «Вспомни, что он сделал, » – повторял ей голос разума.
– Простите. Вы можете идти, – Филипп так и не поднял голос. Его голос был тихим и хрупким. – Она единственная, кого я любил. Остро и нежно. Я нежно её любил и остро в ней нуждался.
– У вас есть ещё шанс её воскресить, – тихо подбодрила девушка. – Вы же сами говорили, что с помощью этой истории все о ней узнают…
– И все о ней заговорят, – грустно улыбнулся мужчина. – Да. Просто… просто эта жажда наживы. Все хотят извлечь из чего-то выгоды.
– Но и вы были человеком, который имел средства.
– Да, но секрет моего успеха в том, что я не охотился за этим. Я хотел выразить свои эмоции по поводу измены отца, я выразил. Так я получил шанс сбежать от него к матери.
Я хотел выразить свои чувства к Эльжбете и устроил произвольную выставку в театре, чтобы хоть кто-то заинтересовался ей! А в итоге я сыскал славу и средства! Все мои выставки посвящены ей потому что я хочу её оживить, запечатлеть на своих работах, как можно больше! А люди видят в этом лишь «креатив» и прекрасное средство для наживы. Они думают, что все мои работы, посвященные прекрасной незнакомке – просто история для того, чтобы их зацепить и заставить купить мазню с историей. И я играл эту роль! Так просто свою идею я не мог швырнуть в лицо людям. Они бы не поняли и сочли бы меня сумасшедшим! Эльжбета! Только она меня понимала! Она сделала меня знаменитым там, в театре. Я..я должен …. подарить ей славу.
– Могу я задать вопрос?
– Вы для этого сюда и приходите почти каждую неделю.
– Вы планировали..ну это…изначально. Это было запланировано? – с опаской спросила девушка.
– Что? А, нет! Я не хотел её потерять! Это было случайно! Я не совладал с собой! Мы тогда… – речь мужчины была сбивчива. – Давайте на сегодня действительно прекратим интервью.
– Хорошо, – облегченно вздохнула девушка. – Простите....
***
«Я поступила! Да! Год прошёл так быстро, что я не заметила, как скоро надо сдавать экзамены. Но я сделала это. Я стала увереннее, и, на случай поражения, у меня был запасной план работы у Филиппа. Я решила всё-таки остаться у него, по крайней мере для того, что дорисовать все шесть картин.
Я вижу себя в списке поступивших. Вспомнила как в прошлом году я стояла на этом же месте, волнуясь и дрожа от переживаний. А теперь я спокойна и с лёгкостью прошла вступительные испытания.
А ведь год назад я думала уехать домой к матери ни с чем. Мама. Я так и не позвонила ей ни разу за год. А она…она даже не искала меня. Я стеснялась ей позвонить и сказать, что я не поступила. А потом я не знала, как описать ей свою работу. Она бы не поверила мне. Такая работа с неба не падает. Может она во мне окончательно разочаровалась….
Я позвоню ей прямо сейчас.
…
Мы помирились! Я всё-таки осмелилась ей позвонить! Разговор был натянутым и тяжёлым поначалу. Она думала, что я связалась с нехорошими людьми или вовсе умерла. Она даже не пыталась искать, думая, что я буду намеренно от неё скрываться. Я рассказала ей всё, начиная с прошлого года. В конце концов у меня теперь есть свой мобильный, чтобы позвонить матери! О том, как не поступила, о том, как мне некуда было идти, (спасибо Тише. Стоп! Я о ней не думала целый год! ), о встрече с Филиппом, о моей жизни и о том, как я теперь поступила.
Она спросила, правда ли всё это. Несомненно, мама! Ох, если бы ты была рядом и видела это всё со стороны!
А потом она заплакала и попросила прощения за всё. Она призналась, что была плохой матерью. Я удивилась от такого признания. Сердце моё сжалось и, не выдержав, я тоже заплакала. Только сейчас я поняла, как я её люблю. Я так ей и сказала.
Я предложила ей встретиться.
….
Сегодня ко мне приехала мама! Филипп меня не отпустил: сказал, что лучше пусть ко мне приходят, чтобы я никуда не пропадала. Только сначала надо убедиться, что они не стащат ни одной картины с квартиры. Точнее, он сказал, что не хочет, чтобы исчезала Эльжбета, так что если я хочу с кем-то видеться, то лучше приглашать гостей к себе.
Все сомнения матери отпали – увидев мою комнату, картины со мной, она поняла, что я не врала о своей жизни и действительно за целый год не попала в руки каким-нибудь подозрительным людям. Она была искренне рада за меня и, могу осмелиться написать это, впервые по-настоящему гордилась мной!
Пришёл Филипп. Я захотела их познакомить. И это было ошибкой. Большой ошибкой. Филипп сказал, что не желает видеть мою мать и попросил её уйти прямо сейчас.
Она ничего ему не сказала, лишь повернулась ко мне и попросила проводить её.
Вечером я устроила скандал. Он же сам говорил, что я могу приводить доверенных людей сюда, чтобы я не пропадала! Он ответил, что подразумевал однокурсников, а не мать! Почему?
Оказывается, он не хочет, чтобы прошлое Мии затмевало Эльжбету. Он не против моей учёбы, но лучше бы я училась на актрису – так меньше бы выбивалась Мия. Да он сумасшедший! Это моя жизнь! Я вправе решать с кем мне общаться. В конце концов, я могу сейчас просто уйти от него, потому что я могу, и никто мне не запретит. Никто не смеет указывать мне, что делать, пока я сама этого не захочу.
На что Филипп ответил, что если бы не он, то я бы в жизни не имела бы возможности жить в таком месте. Не срисовывали бы с меня картины. Носила бы свои дешёвые вещи и дальше работала за гроши. Так бы и не смогла поступить, потому что не поверила бы в себя, считая себя неудачницей. А подкормила бы эту неуверенность моя мать.
«Что было бы, если бы ты вернулась к своей матери и сказала ей, что ты не поступила? Она бы тебя пожалела? Нет! Она бы убедилась в своих словах, что ты ничто, и заодно убедила бы тебя. Без меня ты бы никогда не помирилась с ней! Вы бы жили вместе, обе униженные и ничего не добившиеся в жизни!»
Я молчала. Я не знала, что на это ответить. Ведь он был в чём-то прав.
…
Филипп позвал меня на разговор. Неделю я уже не разговариваю с ним. Меня чертовски сильно задели его слова.
Он уже успокоился и попросил прощения за свою резкость. Мы с ним договорились, что я могу видеться с матерью тогда, когда он не сможет этого видеть. Он хочет видеть рядом с собой только Эльжбету.
До чего же он странный человек. Неудивительно, что у него никого нет. Серьёзно, за всё это время, что я живу с ним, у него ни разу не было женщины. Я много чего о нём думала. Поначалу я думала, что его они не интересуют, учитывая, как он подбирает мне образы, сколько у него всяких баночек со всевозможными кремами. Он подолгу приводит себя в порядок. Чересчур. И требует того же и от меня.
Потом я узнала про его браки. Сомнения отпали. Потом мне показалось, что он влюблён в меня, потому что он всем говорит, как я его вдохновляю, глядя на меня.
Но сейчас…я не знаю, может он влюблён в эту Эльжбету. Он и при других людях называет меня исключительно Эльжбетой…
Глава 16
– Мы походим к самому неприятному.
– К чему?
– К истории того, как я начал терять Эльжбету.
– Начинайте.
– Картины по фильмам были нарисованы даже раньше планируемого срока. Мы начали рисовать портреты из определённых моментов жизни. Один портрет ребёнка, похожего на Эльжбету в детстве уже был готов. Пришлось обратиться к детскому модельному агентству.
Дальше я рисовал Эльжбету взрослой за книгой. В этих работах я уже не имел никаких рамок и рисовал так, как хотел. Я сам выбирал образ. И картины рисовались гораздо быстрее, нежели те. И на каждой картине я обнажал татуировку лилий, потому как истинная Персефона, она с самого начала своего жизненного пути была повенчана со смертью.
Далее – Эльжбета перед камерой.
Далее – Эльжбета крепко обнимает возлюбленного, но он смотрит в другую сторону, а вдали виден другой женский силуэт.
И вот мы уже дорисовывали последнюю картину. Эльжбета в слезах смотрит на закат в платье с длинным подолом и маленькой капсулой в руках.
Оставалось совсем немного до того, как я хотел представить всему миру творение всей жизни.
На протяжении всего времени, что я рисовал картины, Мия отчаянно выбивала себе место, вытесняя Эльжбету. Иногда ситуация была за гранью.
У нас в гостях был один режиссёр, который предложил Эльжбете сняться в небольшом эпизоде в его фильме. Я был не против. Даже был рад. Я хвалил её начинания в этом поприще.
Но, к моему ужасу, она требовала подписать в титрах себя не как Эльжбета Миаковска, а как Мия! По этому поводу мы с ней поговорили, но ни к чему хорошему это не привело.
Она стала набирать популярность, но она прославляла не Эльжбету, а себя! Эту дешёвую выскочку, которая продалась мне за вещи!
Её приглашали на роль за ролью, а я бесился о того, что Эльжбете в своё время приходилось выбивать даже крошечную возможность сняться в эпизоде, а Мие всё достаётся легко и просто! Она не прошла ни одного кастинга. Я вспоминал, как заставлял её декламировать стихи, петь песни, воспроизводить сценки…ей сейчас это помогало прекрасно справляться с задачами, которые ставили режиссёры. Я сам протоптал дорогу не тому человеку! Я совершил огромнейшую ошибку в своей жизни! Она стала для меня разочарованием.
Теперь интервью брали не у меня, а у неё. Они называли её Эльжбетой, а она их исправляла и называла себя Мией. В такие моменты я хотел растолкнуть всех журналистов, подбежать к ней и закрыть её рот.
Учёбу она бросила и стала пропадать на съёмках с моего позволения. Она вкусила славу и никак не могла насытиться этой отравой. В тот вечер я просто запретил ей идти на съёмку. Мне было абсолютно плевать, что я препятствую ночной съёмке своему приятелю, который под общей одержимостью ей, пригласил её на свой проект.
Это была самая крупная ссора, которая у нас когда-либо происходила. Но я впервые услышал от неё те самые страшные слова – она уходит от меня. Нет. Этого допустить я никак не мог. Я умолял её дорисовать эту картину и всё. Она может уйти. Я был согласен даже на это. Отпустить, но чуть позже. Не сейчас!
Она кричала на меня, говоря, что больше не может меня терпеть. Она терпела почти два года мою помешанность на Эльжбете. Она кричала « Я Мия! Я Мия! Я Мия! Нет твоей Эльжбеты! Она мертва! » – голос Филиппа дрожал, а на глазах выступили слёзы. – Она сказала мне это в лицо. Она сказала, что распрощается с образом Эльжбеты раз и навсегда, и показала пальцем на свои волосы. Она была вне себя. Схватила нож и срезала волосы. Я помню, как они упали на пол. Эльжбета ушла, хлопнув дверью, а на полу лежали чёрные волосы, отливавшие сумеречно-синим цветом. Я сел на пол, сгрёб волосы в охапку и прижал к лицу. Я рыдал.
Она ушла, а я ревел как раненный зверь. Крушил всё, что окружало меня. Я стоял на коленях перед картинами и выкрикивал имя Эльжбеты.
Позже пришло сообщение от неё, что она придёт и заберёт свои вещи сегодня ночью.
Решение я принял мгновенно. Я не дам ей уйти. Я взял холст и начал делать набросок, сидя на полу.
Когда она пришла, я всё ещё сидел на полу, повернулся, встал, обнял, сказал: «Прости» и начал душить. Она пыталась сопротивляться, но ярость, клокочущая во мне, придавала мне невиданные до того силы.
Вскоре её тело обмякло, а на меня смотрели удивлённые глаза, вопрошавшие «За что?»
Без сожаления, я сразу принялся за работу: обрил голову и навёл нужный мне макияж, подчеркнув впадины глаз и скулы, переодел тело в платье, которое я разорвал, и накрыл его одеялом.
Сначала я сложил в машину холст с наброском и остальные принадлежности для картины и лопату, а потом, я притащил тело. Я даже не скрывался. Мне было всё равно. И закрыл я тело одеялом не потому что я боялся, что меня кто-нибудь заметить. Нет. Я не мог выносить взгляда Мии.
Уже начинало рассветать. Я привёз её на пустырь. Вырыл яму и положил туда тело, уложив её срезанные волосы, сняв одеяло и обнажив татуировку Мии на груди. Достал из кармана последнюю деталь, колечко из ракушки, и положил у руки Эльжбеты.
Далее я сел на землю и принялся рисовать свою последнюю картину – скелет моей Персефоны, который я нашёл детстве.
Когда я закончил свою работу, был уже вечер. Никто не проезжал за всё это время. Будто злой рок благословил меня на этот случай. Картина была готова, и я сразу же позвонил с признанием, что убил девушку. Ну а дальше вы всё сами знаете. Новости только и пестрели обо мне: «Известный художник признался в убийстве!»
Я просто хотел её воскресить. Но увы, я, Пигмалион, не дождался своей Афродиты, которая смогла бы воскресить мою Галатею. Быть может сейчас, когда вы напишете это, все действительно заинтересуется ей. Она заслуживает этого! Вы все о ней заговорите, я уверен! Настало моё время отплатить ей, я делаю её знаменитой!
– На этом всё.
– Да. Я хочу вас попросить кое о чём.
