Кристина Борис
Персефона
– О чём же?
– Когда выйдет эта часть истории, пришлите мне все газеты с моим интервью и расскажете, как там ситуация с ней.
– Хорошо, – кивнула девушка. – Я обещаю.
– Спасибо, – Филипп закрыл глаза и не произнёс больше ни одного слова.
Девушка попрощалась, однако ответного прощания она не услышала в свой адрес.
Дома её ждал дневник Мии:
«Он просто швырнул кисточку и сказал, что не хочет сегодня со мной работать. Я только переоделась в это длинное полотно, собиралась уже выходить из дома, чтобы поехать с ним рисовать картину на закате, как он распсиховался!
Он на меня зол. Дааа. Не поступила по его воле. Мне впервые выпал шанс проявить себя! Пригласили на небольшую роль. Сам же был не против. Ну попросила указать своё настоящее имя в титрах, а не этой актрисы. Всё! Филипп опять зол и психован! Как ему рассказать то, что меня пригласили на ещё одну роль?
…
В последнее время с ним просто невыносимо. Моя новая увлекательная жизнь раздражает его. Он бесится от того, что я проявляю своё истинное я. Серьёзно! Я всю жизнь должна носить чужое имя и образ? Да это же не я! Зачем мне носить имя давно умершего человека. Мертвецы не воскрешают! Филипп постоянно говорит, что я затмеваю Эльжбету. Да нет же её! Ну когда он это поймёт?
…
Пришлось бросить учёбу. Я пришла к выводу, что, работая журналистом, я никогда не буду получать столько денег, как легко получаю здесь и сейчас. И, элементарно, я не могу совмещать учёбу, позирование и съёмки. Таких сказочных перспектив я не получу, несмотря на то, что я мечтала об этой работе с детства. Позируй, стой неподвижно, слушайся странного художника – получаешь деньги. Снимаешься в фильмах – получаешь деньги. Меня стали узнавать журналисты. Режиссёры предлагают новые и новые роли. Честно говоря, я ещё не привыкла быть знаменитой. Хотя это очень льстит. Вот и пришёл мой час славы.
…
Чем счастливее становлюсь я от различного рода приглашений, тем мрачнее становится Филипп, и тем хуже ситуация в его доме. Ссоры происходят всё чаще и чаще. Он начинает подозревать меня в том, что я собираюсь покинуть его. Он ясно даёт мне понять, что Мии слишком много. Он даже запретил встречаться с мамой тогда, когда его нет.
Я уже свой дневник ношу в сумке, потому что боюсь, что, если он прочтёт его, многое ему не понравится. Начнём с того, что этот дневник написан от лица Мии, а не Эльжбеты. И, самое главное, я действительно собираюсь вскоре от него уйти. Совсем скоро. И я уйду. Но я боюсь, что, если об этом узнает Филипп, меня ждут неприятности.
…
Всё! Ухожу! Этот вечер стал последней каплей моего терпения. Сейчас у меня перерыв на съёмках, пишу и до сих пор не могу унять дрожь: я впервые увидела настоящую ярость Филиппа.
Он не отпускал меня на съёмки. Объяснил тем, что ему надоело терпеть это самоуправство. Он перестал видеть Эльжбету. На что я тактично пыталась объяснить, что его отношение просто ненормально. Не стоит себя обманывать – Эльжбеты нет, а я не могу всю жизнь зависеть от него и притворяться другим человеком. Он должен отпустить меня. Во всех смыслах.
Он отказал. Начал оскорблять и говорить о том, что я никто, и без него, у меня ничего бы не вышло. Согласна, он очень сильно помог мне. Я спросила, как я могу отблагодарить. В пределах разумного. Он ответил: «Верни Эльжбету».
Опять. Это замкнутый круг. Я его спокойно уговаривала: «Филипп, прошу, отпусти меня. Я сейчас не настроена на такой разговор. Завтра утром мы сядем и поговорим, всё хорошенько обдумаем. Я тебе обещаю. Прошу. Ты подводишь своего приятеля. У нас съёмки».
Он был будто глух к моим словам и постоянно твердил, что никуда я не уйду. Эльжбета должна быть рядом с ним. Эльжбета бы никогда так не поступила. «Нет. Не отпущу. И плевать мне на этого приятеля. В мире много достойных актрис, а ты никчёмность. Он поймёт, что ошибся, выбрав тебя. Верни Эльжбету».
И я не выдержала. Я кричала, что Эльжбеты нет и никогда больше не будет, потому что она давным-давно умерла. Речь моя была горяча и жестоко правдива. В порыве своей безумной реплики я схватила ножницы и состригла свои волосы. Хотя они не мои. Это образ Эльжбеты. Это не я. Раз уж он хочет, чтобы она осталась, я оставлю то, что принадлежит ей.
Филипп резко повернулся, подбежал ко мне, прижал к стене, закрыл мне рот рукой и прямо в лицо кричал «Замолчи! Замолчи! ». Ножницы выпали из рук, так как Филипп придавил их своим телом.
Признаюсь, я тогда сильно испугалась и уже подумала, что он сейчас меня убьёт. Но он как резко прижал меня к стене и закрыл рот, так резко отпустил и, упав на колени, стал умолять простить его: «Прости, я не со зла. Я не знаю, что на меня нашло, Эльжбета! Я не хотел! Я никогда не причиню тебя вреда. Останься, прошу».
Я испугалась его. Он сумасшедший. Надо бежать. Я ухожу. Навсегда. Наконец-то я осмелилась это сказать. Спокойно, чтобы не показать, как я испугалась его в этот момент.
А он кричал «Нет! Ты не посмеешь! Ты не уйдёшь! » Я поспешно сбежала. Спускаясь, я слышала, как он что-то крушил и выкрикивал имя Эльжбеты. А ведь если бы я сейчас не ушла, на месте разрушенной мебели, могла бы быть я.
Режиссёр спрашивает, в порядке ли я. Он ничего не сказал по поводу моей наспех сделанной стрижке. Попросил прикрыть этот ужас шалью. Спасибо, что вообще не отменил съёмки. Он видит, что со мной что-то не так. Думаю, не стоит говорить ему об этом инциденте.
Сейчас напишу Филиппу, что сегодня заберу вещи после съёмок. Надо показать ему, что я не боюсь его, иначе…я покажу таким образом, что проиграла. Он твердит, что без него я была бы ничто. Что ж, посмотрим, как он сам будет жить без меня, точнее, без Эльжбеты…
Глава 17
Такого ещё не было. Маленький кинотеатр, показывающий по ночам старые малоизвестные фильмы, не ожидал такой очереди за билетами. Конечно, ведь сегодня был показ одного из фильмов с участием Эльжбеты Миаковской.
После выпуска окончательной части интервью, Эльжбета и Филипп стали самыми обсуждаемыми личностями. Люди стали искать фильмы с участием этой актрисы. Все будто были охвачены лихорадкой, пытаясь узнать об Эльжбете как можно больше подробностей из её жизни. Место свершения суицида стало меккой для недавно появившихся фанатов своего нового кумира.
Совместные работы Филиппа и Мии, с изображением Эльжбеты, были проданы за баснословные деньги.
Наконец-то все заговорили об Эльжбете.
Вскоре вышла книга с интервью Филиппа и отрывками из записей дневника Мии. Теперь все говорили только о бедной девушке Мии. Журналисты допекали мать Мии, поджидая её у дверей дома, пытаясь выпросить хотя бы парочку слов для интервью. Всем хотелось знать правду с разных сторон, а журналисты мечтали урвать из этой истории кусок пожирнее. Каждый хотел быть первым.
Мать не выдержала такого давления, и, послав к чёрту по телефону очередного газетного рабочего, переехала в другое место.
Мать Филиппа уже давно переехала в Грецию, потому возможность поговорить с ней, была утеряна.
В квартиру журналиста, одновременно писавшая интервью Филиппа и опубликовавшая книгу, пришло два письма.
Девушка села за свой письменный стол, который почему-то не стал чище и всё так же был обложен кипой бумаг даже после того, как основная её работа была закончена.
В первом письме было поздравление с номинированием на Пулитцеровскую премию в области журналистики. Девушку бросило в жар от этой новости. Она? Номинирована? На Пулитцеровскую премию? Быть такого не может! Её охватило сомнение в правдивости этого письма. Не шутка ли это? Сомнение в душе смешалось с маленькой и всё разрастающейся в размерах радостью. Неужели она и правда так хороша в своём деле?
Она никогда даже не мечтала о такой чести, потому что не думала, что действительно достойно делает свою работу. Радость сменилась гордостью за себя. А ведь Филипп ей говорил, что она хороша в этом. Подумать только, а ведь он оказался прав. Филипп. Этот человек вызывал у неё много различный эмоций: его было жаль и, в то же время, не жаль. Он не планировал изначально убийство, а вышло… Но в тот вечер, когда Мия ушла на съёмки, он осознавал, что собирается делать…
Как только девушка взяла в руки конверт со вторым письмом, то снова ощутила удивление – письмо было от Филиппа:
«Я узнал о книге и вашем участии в ней. Признаюсь, я был неприятно поражён. Вы предупреждали о книге, но ничего не говорили о своём участии. Поначалу я подумал, что меня предали, но потом я понял, мы ничего друг другу не должны. Ваша задача – свидетельствовать то, о чём вас просят рассказать и преподнести это людям. Потому я не держу на вас зла.
Намерение моего письма заключается не в обвинении вас во всех грехах. Я пишу вам для того, чтобы поблагодарить. Вы помогли мне исполнить мой долг: мы вместе дали Эльжбете то, что она по праву заслуживает – славу! Спасибо за то, что вы прислали все газеты с моим интервью – я ещё раз убедился в том, что вы действительно знаете своё дело. Думаю, вы теперь не останетесь незамеченной.
К счастью, книга не попала мне в руки. Даже если бы я и имел возможность прочесть её, меня бы наказали неделей карцера за пожар, ибо эту книгу я бы непременно сжёг. Благодарю за то, что не осмелились прислать её мне.
Ваши посещения скрашивали моё пребывание в тюрьме. Если я вас чем-то обидел, простите, но примите мои слова к сведению.
И, я уверен, поскольку мои письма проверяют, то не смогу передать свою мысль полно, но я уверен, вы поймёте меня: Эльжбета была моим смыслом жизни. Я сам потерял её. Слава для неё – была моей жизненной целью. И я её исполнил…»
Журналист встала с места, прочитав это письмо…нет, неужели он собирается…он не написал об этом прямо, чтобы ему никто не помешал. Надо позвонить завтра в тюрьму, пока не поздно!
Но девушка опоздала.
***
На следующей неделе во всевозможных газетах, на полосах первой страницы, была опубликована следующая новость, опять всколыхнувшая мир: «Известный художник, осужденный за убийство, покончил с собой».
Филипп повесился в собственной камере. Ни тени сомнения. Он просто обязан был это сделать, его миссия завершена. Он ушёл вслед за своей Персефоной. Мужчина намеренно не писал открыто о своём решении, чтобы ему не помешали сделать то, что он запланировал.
За две недели до этого он отправил письмо своей матери на старый адрес. Посыл письма неизвестен, ибо на бумаге, вместо слов, был маленький рисунок женщины с лилией в волосах. Но письмо принесли обратно новые жильцы. Те и рассказали Филиппу, то бывшая хозяйка квартиры переехала в Грецию.
Филипп был зол на неё. За всё время, что он пребывает в тюрьме, она так и не пришла к нему и даже не позвонила, будто её сына вовсе не существовало. Да, он подвёл свою мать. Он так увлёкся Эльжбетой, что ни разу ей не позвонил с тех пор, как съехал от неё. Ни он, ни она не предприняли шаги навстречу друг к другу. Да, он не идеален. Но она же мать! А он её сын! Могла бы она побороть свою гордость и сделать первый шаг?!
Филипп затягивал петлю, и шаловливая мысль быстро проскользнула в его сознании: «А может Ариестидес победил, спустя столько лет? Потому мать меня и не вспоминает? Если так, значит я всё-таки проиграл».
Об отце, Анне и детях он не думал никогда. И даже такой момент как самоубийство его не заставил хоть на секунду задуматься о них. Он их вычеркнул из жизни с тех пор, как переехал к матери.
Но всё же был один человек, который проник в его мысли и назойливо их не покидал – Мия. Он мысленно попросил у неё прощения и поблагодарил за то, что помогала ему в исполнении его долга. Однако она всплывала перед его лицом и говорила, что уходит от него.
Утром обнаружили тело Филиппа, на кровати лежала предсмертная записка: «Вы все о ней заговорили».
