И я сдаюсь. Подаюсь навстречу, отвечая на поцелуй. Весь мой бравый настрой улетучился, словно, и не было. Растворяюсь в поцелуе, подставляя себя под ласки того, кого еще две минуты назад считала своим кровным врагом.
Его руки отпускают мои и соскальзывают на талию, крепко ее сжимая. Обнимаю мужчину за шею, притягиваю к себе. Встаю на носочки, прижимаясь к жестким губам. Эйфория накатывает и отзывается в каждой клеточке. Против всех внутренних установок, которыми меня напичкали за последние пару дней.
Мужчина пробирается мне под платье, касается тонкой кромки изящного кружева. Даже сквозь пелену возбуждения, этот собственнический жест отрезвляет. Он делал так не один раз, я уверена. Иначе просто не может быть. С этими доспехами без сноровки не управиться. И скольких женщин генерал успел уговорить, мне не узнать.
Зажимаюсь, представив, как Дологов уже завтра будет всем рассказывать о том, что легко заполучил в свою постель ту единственную, которая стоит ему поперек горла. Он будет упиваться своей победой, а мне останется лишь сгорать со стыда. Мои желания могут обойтись слишком дорого. Пусть, и пришла я в эту реальность в поисках личного счастья, ставка слишком высока.
Наверное, мужчина почувствовал перемену в моем настроении. Потому, что он замер, и даже отодвинулся назад, чтобы заглянуть мне в глаза.
Наши взгляды встречаются. Его темные, почти черные, горящие желанием, глаза. И мои, в которых отражаются всеми красками непрошенные мысли.
– Что? – спрашивает он сипло.
Сглатываю, переводя дыхание. Мы слишком увлеклись, и, наверняка, я выгляжу нелепо. Но мне простительно, я же понятия не имею обо всем, что происходило в этой реальности до того, как я стала подменять саму себя. А Дологову про это знать не нужно.
– Думаю…, – запинаюсь, но продолжаю, – скольким женщинам ты освежал память.
Лицо Дологова вытягивается от удивления. Кажется, он не сразу понимает, о чем это я. А, когда до него доходит, в глазах появляются веселые искорки.
– Ревнуешь? – спрашивает самодовольным тоном.
Еще чего!? Не в тех мы отношениях! А, кстати, в каких?
– Нет, – стараясь сохранить остатки гордости, – просто интересно.
Дологов хохотнул, всем видом показывая, что его забавляет этот разговор. А мне, вот, совсем не до смеха. Нутром я чувствую, что в этой реальности между нами что-то было. Сознание активно противится этой мысли, напоминая о всех тех ужасах, которые мне рассказывали про этого человека.
Мы продолжаем смотреть друг на друга. Глаза в глаза. Пружина внутри меня натягивается все сильнее. Нервы натянуты, как канаты. Сердце громко шарахает о грудную клетку. Я пытаюсь снова выстроить между нами стену. Оградиться от непрошенных чувств. Но она рушится, когда Дологов снова склоняется надо мной, чтобы поцеловать. В этот раз нежно, настойчиво углубляя поцелуй. Целует так, как мне нравится. Так, словно, я принадлежу ему. Целиком и полностью в его власти. Будто, наверняка знает, что нужно именно так, чувственно и нежно, чтобы у меня снесло крышу.
Волна желания прокатывается по телу. Последняя здравая мысль погасла, остались только ощущения. Рваные, яркие. Быстрыми вспышками, электрическими зарядами по телу, они проносятся, подводя меня к грани, за которой вопросы станут не нужны.
Мужчина подхватывает меня под ягодицы и опускает на стол. Комкая ткань юбки, он снова пробирается к самому сокровенному. Отодвигает кружево и проводит ладонь по влажной промежности. Вздрагиваю, дергаюсь назад, потом подаюсь вперед. Мне нравится то, что он делает. Сознание уплывает, когда его пальцы умело надавливают на самые чувствительные точки. Действуют так ловко, что шансов на сомнения не остается.
Тело горит и жаждет разрядки. Каждое прикосновение, как импульс двести двадцать. Я начинаю постанывать все сильнее в губы мужчине. Выгибаюсь навстречу и растворяюсь в эйфории. Мне уже плевать, что будет завтра и кому он там станет трепаться о нас потом. Это не имеет значения. Все не имеет значения. Потому, что то, что происходит между нами прямо сейчас, настолько ярко, что стоит тысячи городов с их великолепной историей.
Мысли в голове плавятся, смешиваясь в серую невнятную массу. Думать совсем не хочется. Ни о чем, кроме одного.
– Пожалуйста, – прошу. Мне нужно все, что он может дать мне. Прямо сейчас.
Мужчина смотрит на меня горящими глазами. Черные, как ночь, кажется, они стали еще темнее. На висках выступили капельки пота, рваное дыхание опаляет кожу. Моя невнятная просьба отражается хищной вспышкой в его взгляде. Таком диком и голодном, какого я не видела никогда и ни у кого в жизни.
Он резко входит, сразу до упора, заставляя меня вскрикнуть от непривычного ощущения наполненности. Одним толчком заполняет собой, замирает, давая мне прочувствовать момент. Неотрывно смотрит, считывая каждую эмоцию. Начинает двигаться, быстро набирая темп. Горячо, жадно. Именно так, как мне нужно.
Голова кружится, перед глазами плывет. Хватаюсь за его плечи. Задыхаюсь от ощущений. Каждая клеточка в теле трепещет в ожидании экстаза. Тело пробивает мелкая дрожь, меня выгибает в спине. Сознание отлетело куда-то далеко, к звездам, а потом неохотно вернулось на землю.
Открываю глаза, встречаясь взглядом с мужчиной. Мы тяжело дышим, пытаемся восстановить дыхание.
«Сюда могут войти», – вспышкой запоздалая мысль.
Она приводит в чувство, я отодвигаюсь назад, чтобы выбраться из этой позиции. Только сейчас замечаю, что мои бедра испачканы спермой, и тихо радуюсь тому, что мужчина не кончил внутрь. О предохранении я и не вспомнила. Такой беспечной не была, наверное, ни разу. С моим Тимуром точно не случалось осечек, он всегда заранее думал о предохранении.
О чем ты только думала, Варя!?
Хватаю пачку салфеток, стоящую на столе, чтобы быстро привести себя в порядок. Мне неловко и страшно. И о чем теперь говорить с мужчиной, не имею представления. Мне стыдно даже в глаза ему смотреть. Непростительная слабость, за которую мне, скорее всего, придется поплатиться совсем скоро. Это же Дологов, он обязательно поквитается со мной.
– Варь, – звучит вкрадчивый голос Долгова, – посмотри на меня.
Сглатываю ком в горле, неохотно поднимая взгляд.
– Как ты выжила тогда? – спрашивает мужчина, снова возвращая меня к тому, с чего все началось.
Я ожидала чего угодно. Насмешек, властных обидных фраз, даже, пошлых шуток. Но только не этого вкрадчивого тона. И взгляда, переворачивающего душу.
Для чего он спрашивает? Какая ему разница? Как он планирует использовать правду, если узнает ее?
Могу я ему верить? Конечно, нет! Это не мой Тимур, а этого я совсем не знаю.
– Все просто, – отвечаю, не отводя взгляд, как учила бабушка, – это был мой двойник. Наверняка, ты слышал уже эту историю.
Опускаю юбку, поправляю складки платья и лиф. Еще бы понять, что там с прической. Насколько все плохо по десятибальной шкале?
Дологов шумно выдохнул.
– Конечно, слышал, детка, – говорит он, – эту сказку трезвонят по всем углам в городе. Только это неправда, Варя. И мы оба это знаем.
Начинаю яростно мотать головой. Но Дологов только цокнул зубами.
– По какой-то причине, ты пока не хочешь говорить мне правду, – заключает он, – но я все узнаю. Рано или поздно. И лучше, если от тебя.
Он смерил меня взглядом. А потом вышел из комнаты, ничего не сказав.
Генерал Дологов шел по длинному коридору городских катакомб. Он уверенно повернул вправо, когда впереди обозначилась развилка, и потом влево, чтобы пройти еще триста метров. Тоннель продолжался дальше, но генералу нужна была комната, в которой у него была назначена встреча. Та самая, в которой подобные совещания проходили уже не один раз.
– Генерал, – вытянувшись по струнке и отдавая честь, его встретил один из высших офицеров армии.
В комнате присутствовали еще четверо офицеров, посвященных в тайные планы Генерального штаба.
– Вольно, – скомандовал Дологов.
Встреча носила неформальный характер, и церемонии тут были неуместны.
– Что известно на данный момент? – спросил Дологов.
Рапортовать взялся Тренин. Тот самый, которого Дологов знал с детства, и в котором генерал был уверен, как в самом себе.
– Раскрыты две диверсионные группы, – начал Тренин. – И мы точно знаем, что есть еще одна, которую пока не удалось обнаружить.
Генерал нахмурился. Количество желающих устроить вооруженный переворот росло в геометрической прогрессии. Он понимал, что нужно действовать, и быстро. Но еще надеялся на то, что все можно сделать мирным путем.
– Что сказали пойманные диверсанты? – спросил Дологов.
– Молчат, – с огорчением в голосе, ответил Тренин. – Но это временное явление. У нас заговорит даже немой.
Дологов кивнул. Мысль о том, что приходится пытать собственных горожан, ему не нравилась. Но он был обучен действовать жестко и рационально, подавляя непрошенные эмоции.
– А что с расследованием, которое я поручил? – осведомился генерал у Володина.
Его голос не изменил тональности, ни один мускул на лице не дрогнул. Хоть, и задрожало внутри, когда он повернулся к своему соратнику. Мотивы диверсантов генералу были понятны, их методы тоже, он успел их хорошо изучить. Но было одно единственное, что он никак не мог постичь. И теперь напряженно замер, ожидая внятного объяснения.
– Похоже, версия с двойником правдивая, – отрапортовал Володин, – мы все проверили несколько раз. Это Варвара Токмачева, сомнений нет.
У Дологова тоже не было сомнений в том, что это она. Особенно после того, что произошло между ними сегодня. Варя была точно такой, какой он ее запомнил. Она говорила так же, выглядела так же, пахла так же. Он не мог ошибиться.
Дологов шумно выдохнул.
Проблема лишь в том, что та Варя, которую он видел за пару минут до отравления, тоже была его Варей. Он бы никогда не спутал ее с двойником. Подделать вкус любимой женщины невозможно.
– Значит, это точно она, – гоняя эту мысль в голове, произнес Дологов. На что получил утвердительный кивок Володина.
О том, что произошло в тот роковой вечер, Дологов не любил вспоминать. Но события дней, которые произошли после, заставляли, снова и снова, мысленно к ним возвращаться. И вот теперь, его мозг лихорадочно пытался найти лигику в сумятице фактов, которым нет логического объяснения.
Генерал снова вспомнил тот вечер. И о том, как они с Варей заперлись в кабинете. Том самом, где были сегодня. Тогда они опять поругались. Она высказала ему массу обвинений, пока ее голос не осип. И, чтобы не разжигать пожар войны еще сильнее, Дологов предпочел уйти. Но напоследок налил из графина в стакан воды и протянул девушке. О том, что вода в графине была отравлена, мужчина узнал спустя несколько часов. И едва не застрелился, убиваясь тем, что тот злосчастный глоток яда Варя получила из его рук.
– Генерал, – обратился к нему Яшин, – мы не можем ждать дольше. Нужно брать управление в свои руки. Иначе, ситуация может стать бесконтрольной.
Генерал даже не дрогнул. То, что предлагал Яшин, было не один раз озвучено в этой комнате. План прост – не можешь предотвратить мятеж, возглавь его. По сути, Яшин предлагал государственный переворот и военный захват власти. Преступление, за которое им всем грозила смертная казнь в случае провала. И все присутствующие были готовы пойти на этот риск.
– И вы готовы потерять все, Яшин? – спросил Дологов в лоб. На что получил утвердительный кивок. – А как же присяга?
Генерал отчетливо осознавал, что то, что предложил Яшин – единственная возможность сохранить порядок в городе. И он уже попытался перехватить управление после новости о кончине Председателя Совета. К счастью и по какому-то невероятному волшебству, Председатель явилась в Совет ровно в тот момент, когда большинство его членов уже были готовы проголосовать за это решение.
– Я присягал народу, который собираюсь защитить, – без заминки, по-армейски четко, ответил Яшин. – У меня нет сомнений, генерал.
Дологов сжал челюсти.
Было еще одно обстоятельство, на которое Дологов никак не мог закрыть глаза. Отставка Председателя сделает Варю самой уязвимой и бесполезной фигурой во всей этой шахматной партии. И, если сейчас он может попытаться защитить ее, то потом вынужден будет пойти против нее. А, значит, и против себя.
– Должен быть другой путь, – сказал Дологов, переводя взгляд с лица Яшина на лица других соратников.
В каждом из этих лиц ясно читалась решимость пойти на риск. Генерал вспомнил, как и он сам был настроен решительно, входя в здание Городского Совета в тот день. Но тогда он был уверен, что Вари больше нет. Самый важный аргумент против этого решения померк в тот момент, когда он услышал новость о безвременной кончине Председателя. Теперь все изменилось.
Он не мог потерять ее снова. Но и отойти в сторону в самый критический для города момент он тоже не мог.
Его статус обязывал отбросить эмоции и начать действовать. Его сердце разрывалось на части. А мозг лихорадочно пытался найти иной способ разрешить ситуацию.
– Иного пути нет, генерал, – отозвался Дубов, который за все время разговора не произнес ни слова.
Дологов резко перевел взгляд на его лицо, встречаясь с ним глазами. Дубов прав, он знал это. Не хотел признаваться самому себе в этом. Особенно теперь, после того, что произошло в кабинете. Неуязвимый генерал, даже под дулом пистолета, ни за что не сознался бы в том, что боится потерять ту хрупкую ниточку, которая связывает его с Варей.
Ему предстояло выбрать между долгом и чувствами. Самый чудовищный выбор в его жизни!
– Начинайте подготовку, – произнес его рот, в то время, как сердце истекало кровью.
Присутствующие офицеры кивнули в ответ.
– Сообщите, когда будете готовы, – продолжил Дологов раздавать приказы.
Казалось, эмоции вырвутся наружу и уничтожат его. Но он был блестяще обучен, и привык держать чувства на замке. Долг превыше жизни – так учили его в Академии. Сейчас он готов был пожертвовать жизнью, чтобы остановить то безумие, которое происходило вокруг. Потом он не сможет жить, зная, чем пришлось пожертвовать.
– Ждите моих указаний, – добавил Дологов, смерив всех присутствующих жестким взглядом.
Весь путь назад генерал размышлял о том, что должен сделать. Он, снова и снова, пытался понять, сложить факты, сделать новые выводы. Но вывод всегда получался один. Мятеж – это единственно верный путь. Иного варианта нет, точка невозврата пройдена. Рано или поздно, ситуация вспыхнет, и разгорится пожар, который сломает всю систему контроля. Как бы не старался, Дологов не мог пустить все на самотек.
– Долг превыше всего, – повторил он сам себе.
И, противореча себе же, добавил:
– Я спасу тебя, Варя. Даже, если ты этого не хочешь.
Генерал сел в машину, и шофер отвез его к особняку.
Фамильный дом, всегда величественно огромный, теперь, казалось, давил на него своими стенами. Тяжесть принятого решения придавливала к полу. А лица, глядящие на него с фамильных портретов его предков, с надменным величием напоминали о долге перед Отечеством и людьми.
Дологов быстро пересек холл и поднялся в свою спальню. Он скинул с себя военный мундир. Не раздумывая, переоделся в простую одежду, которая никаким образом не выдавала его социального статуса. А затем спустился во двор и сел за руль автомобиля.
Несмотря на довольно позднее время, ему необходимо было сделать еще одно важное дело. Его машина мчалась по шоссе, лавируя в потоке транспорта, пока не доехала до окраины. Дома в этом квартале выглядели гораздо проще тех, что были выстроены в центре города. В этом районе проживали обычные граждане, которым не нужно было каждый день принимать решения, от которых зависели судьбы сотен тысяч человек.
Дологов остановился во дворе многоэтажного дома. Он вышел из машины и вошел в подъезд. Поднявшись на третий этаж, мужчина позвонил в двери одной из квартир. Ему открыл высокий молодой человек с наивным карим взглядом.
– Генерал Дологов? – пролепетал он удивленно.
– Будь добр, позови отца, – попросил в ответ генерал.
Юнец кивнул и поспешил выполнить просьбу. И уже через минуту к Дологову вышел крепкий мужчина, с сединой на висках и армейской выправкой. Он отдал честь, приложив руку к голове.
– Вольно, полковник, – хмыкнул Дологов, – я пришел к вам не, как официальное лицо.
Полковник опустил руку. Он давно был знаком с генералом, и еще помнил его отца. Как и то, что их связывало. Тайна, которая стоила полковнику погонов, но помогла спасти жизнь его сыну. То, что должно было стать его личным позором, генерал помог превратить в заслугу в глазах общества. И с тех пор, полковник был в неоплатном долгу.
– Мне нужна ваша помощь, – сказал Дологов.
Полковник кивнул, давая понять, что готов исполнить любой приказ.
– Вы будете следить за Варварой Токмачевой, – произнес Дологов, – станете ее тенью. И защитите в случае опасности.
Ни один мускул не дрогнул на лице полковника. Его навыки позволяли ему выполнить приказ генерала. Пусть, он и был на пенсии, бывших военных не бывает.
– Я не могу сделать официальный запрос и приставить к ней охрану, – поделился Дологов.
Он не стал добавлять того, что подобный шаг не будет понят его окружением, которое не стремится защитить Варю. Как раз, наоборот.
– Будет сделано, генерал, – ответил полковник.
– Я надеюсь на вас, полковник, – добавил Дологов.
В способностях и навыках этого человека генерал не сомневался ни секунды. В том, что полковник не сдаст его намерения посторонним, тоже.
– Я перед вами в долгу, и не подведу вас, – заверил полковник.
Дологов кивнул.
– И вот, – просунул он руку в карман и достал оттуда небольшую коробочку, размером со спичечный коробок. Секретную разработку оборонного ведомства. – Вы сможете связаться со мной в любой момент при помощи этого прибора. Нажмите вот эту кнопку, – он показал, куда именно, – и, когда увидите зеленый сигнал, можете говорить в динамик. Я вас услышу.
– Понял вас, генерал, – ответил полковник, принимая из рук Дологова прибор.
– Думаю, вы понимаете секретность задачи? – на всякий случай спросил Дологов.
О слежке не должен знать никто. Ни в армии, ни сама Варя.
– Так точно, – кивнул полковник.
– Тогда, – выдохнул Дологов, – до связи, полковник.
Мужчина в ответ еще раз приложил руку к голове, отдавая честь.
Дологов вышел во двор и сел за руль своего автомобиля. Чувство неизбежных перемен, все еще, давило на него тяжестью принятых решений. Но теперь ему стало чуточку легче дышать. Обещание полковника выполнить задачу давало надежду на то, что Варя сможет выжить в эти непростые времена. Пусть, и потеряет власть, но останется жива.
– Бабушка, а какие у меня отношения с генералом Дологовым? – осторожно спрашиваю утром, во время завтрака.
Полночи я ворочалась с боку на бок, не в силах уснуть. И именно эта мысль мне не давала покоя. Если мы с генералом враждуем, то вел он себя вчера крайне странно. Как и я. Но со мной все понятно, накинулась на привлекательного мужика, и мне нет прощения.
И все равно… Что, если рассказы о нашей вражде с генералом – это пустые сплетни?
Или как раз наоборот, и именно его мне следует опасаться больше всего? Но… вот как-то не похоже было вчера, что он хочет навредить мне или сделать больно. Что же произошло между нами, если ему пришло в голову меня отравить? И какого черта все закончилось так ярко вчера вечером?!
– Я уже говорила тебе, – выдыхает бабушка, глядя на меня с укором. Мол, не поняла ты, внуча, что ли? – это главный враг. Он хладнокровно убьет тебя, если только проявишь слабость. Будь с ним осторожна. Но и не выдавай страха. Врагов нужно держать поближе, чтобы знать, если они что-то задумывают против тебя.
Кажется, так говорил кто-то из великих в нашем мире? Вот, только не помню кто… Не ожидала, что моя бабуля может быть таким мудрым стратегом. Впрочем, я и узнать ее толком не успела. Мои родители пресекали всякие контакты. А в этой реальности у нас было совсем не много времени, чтобы хорошо познакомиться.
– Неужели, он настолько кровожаден? – переспрашиваю, стараясь убедить саму себя. И, заодно, как-то сопоставить информацию с его вчерашним порывом.
Что-то здесь не сходится…
– Ты, будто, сама это не поняла, когда он хотел лишить тебя власти? – вскинув бровь, отвечает бабушка. – Варя, я не понимаю тебя!
Рассказать ей или нет? Ой, мамочки! Да я даже вспоминать вчерашнее стесняюсь, не то, что обсуждать с кем-то. С собственной бабушкой? Да ни за что!
И она права. Дологов хотел занять мое место в Совете, чтобы безгранично править в городе. Такого забывать нельзя.
– Может, ты ему еще предложишь свое кресло в Совете?! – восклицает бабушка эмоционально.
– Нет! – тут же реагирую.
Не получит он кресла Председателя! И не важно, насколько мне понравилось то, что он со мной делал вчера. И, вообще, лучше поскорее об этом забыть, а не думать постоянно!
Варя, о чем ты только думала?!
– Нет, конечно, – повторяю, – я не отступлю, и своего не отдам.
– Хорошо, – тут же успокаивается бабушка. – Какие на сегодня планы?
Стараюсь отбросить от себя воспоминания о вчерашнем дне. Но они, как проклятая заноза, все крутятся в голове. Соберись, Варя! Ты же не собираешься влюбляться в того, кто с радостью тебя прикончит?
– Эм, я хочу побывать на наших семейных предприятиях. – отвечаю бабушке. – Составишь мне компанию?
– Хорошая идея, – говорит она, – заодно расскажу и покажу тебе, что к чему. Так или иначе, тебе придется вести семейный бизнес.
А вот тут у меня кусок в горле и застрял.
– В смысле? Бизнес?
– А как ты думала, дорогая? – с убийственным спокойствием отвечает моя родственница. – После внезапной кончины твоих родителей, управление перешло в твои руки.
Так, так! Постойте!
– Я… не… умею… бизнес, – произношу, заикаясь.
Все, что я знаю про управление компанией, это то, что этому нужно долго учиться в специализированных заведениях. И, конечно, этому не обучают в обычной школе. Да и в филологическом ВУЗе, который я окончила, тоже не учат.
– Я не смогу, – в полной уверенности, что так и будет, заявляю, проглотив ком.
Бабушка передернула плечами.
– Сможешь, – говорит она, – у тебя нет выбора. К тому же, уже поздно поворачивать назад.
Нет, ну она, конечно, права. И глупо отступать теперь, после всего, что я уже успела натворить в этой реальности. Но бизнес?! Мамочки!
– Не волнуйся, я расскажу тебе все, что знаю, – уже привычно, успокаивает меня бабушка.
А вот насчет всего-всего я уже сомневаюсь. Ни один человек не может знать всего. Про связь своей внучки с Дологовым она, к примеру, не знала. И, надеюсь, не узнает.
– К тому же, ты будешь общаться только с управляющими, – махнув рукой так, словно, это сущая безделица, говорит бабушка, – это они должны перед тобой отчитываться. Так что сделай умное лицо и слушай внимательно.
Легко ей сказать, умное лицо!
– И сильно не рассиживайся, – добавляет бабушка, – тебе еще нужно переодеться.
– Зачем?
Логичный вопрос, учитывая то, что я полчаса собиралась к завтраку. Без укладки волос в ракушку и неизменных каблуков тут мне, даже, из спальни выйти нельзя. Бабушка запретила категорически. Мол, положение обязывает, и все такое.
– Как зачем?! – всплеснув руками, говорит бабушка. – Ты же не можешь пойти вот так!
Опускаю взгляд на свой наряд. По-моему, нормальное платье. У него простой крой с коротким рукавом и, конечно, длинной юбкой. Как по мне, вполне себе обыденное платье, в котором можно пойти куда угодно. Жаль, что кроссовки к нему не приложишь только.
– Пойдем, – встает бабушка из-за стола, – помогу тебе собраться.
Мы поднимаемся по лестнице, заходим в мою спальню. Кажется, у них тут бесконечная игра в переодевание, и мне уже понятно, для чего к моим платьям прилагается целая комната. Бабушка ловко передвигает плечики, рассматривая их содержимое, в поисках нужного платья и одновременно вводит в курс дела.
– Нашей семье принадлежит вся научная отрасль в городе, и не только здесь, – рассказывает бабушка, – думаю, мы можем посетить один из ведущих институтов уже завтра. Ага, думаю, вот это подойдет, – она вынимает светло-зеленое платье, расшитое серебром, и подает его мне.
Послушно беру платье и иду за ширму примерять. Конечно, это очередные доспехи из плотной ткани. И опять с дурацкой длинной юбкой. Правда, в этот раз мне повезло больше, юбка не разлетается, а облегает фигуру, не перетягивая ноги. В таком далеко не разбежишься, но, хоть, в ногах ткань не путается.
– Также семья Токмачевых курирует практически все строительные объекты в городе. Ну, это ты знаешь уже, – продолжает вещать бабушка, – и еще теплицы.
– Какие теплицы? – переспрашиваю из-за ширмы.
– Как? Разве, я не говорила тебе? – удивляется бабушка. – Все растительные продукты в здешних лавках выращены при помощи специальных теплиц.
– Как так? – странные люди, в моем мире все само растет. Воткни в землю, и вот тебе кабачок и картошка. – Зачем они нужны, если можно обрабатывать поля?
– После Великого перехода ничего не растет само и в полях, Варя, – говорит бабушка, – хм, странно, что я не говорила тебе об этом раньше. Видимо, привыкла, что в нашем мире все об этом знают, и…
– Стоп! – мое сердце неприятно заныло. – Какого Великого перехода?
Выхожу из-за ширмы и подхожу к зеркалу. Ё-моё! Ну почему женщины в этой реальности вынуждены таскать на себе такие доспехи?! Выглядит все красиво, и даже изысканно. Но вот про удобство здесь, кажется, никто не слыхал.
– Великий переход – это день, когда наши ученые были вынуждены применить достижения науки, чтобы убрать пагубное воздействие нагревания земли из-за слишком сильной солнечной активности.
Перевожу взгляд на лицо бабушки, потом на окно. Вернее, на тучи, которые снова висят на небе, закрывая солнце. В голове молнией сходятся факты, и я понимаю, что за все время моего пребывания в этой реальности я ни разу не видела ни лучика солнечного света.
– Ты хочешь сказать, – переспрашиваю, сглотнув ком в горле, – что это мы выключили солнце и устроили весь этот погодный апокалипсис?
Бабушка развела руками.
– Да, Варя, нам пришлось так сделать, – говорит она, – наши ученые предупреждали об изменении климата, но никто не хотел воспринимать угрозу всерьез. И, только после того, как из-за засухи два года подряд погиб весь урожай, и перед нами встала угроза голода, пришлось принимать меры.
Мне не верится, что такое возможно. Это же не может быть правдой, и больше похоже на сюжет фантастического фильма.
– Но…, – всматриваюсь в густые серые тучи, – как мы это сделали?
Из школьной программы я помню, что тучи – это испарения воды, и они возвращаются на землю в виде дождя. Так меня, по крайней мере, учили. А тут какая-то неестественная густая серая масса. Еще и дождя не было два дня точно.
– А дождь здесь бывает? – спрашиваю.
Теперь мне понятно, почему никто не реагирует на тучи в небе и не таскает с собой вечно зонтик.
– Бывает, конечно, – говорит бабушка, – но, к счастью, сегодня по прогнозу осадков не ожидается.
И как это выяснили, интересно? За тучами же ничего не видно! Вот совсем ничегошеньки! Вечно грозовое небо…
– А убрать эти тучи нельзя?
Почему-то сама мысль о том, что это моя семья устроила такое, мне не по сердцу.
– Вдруг, угроза уже миновала, а? – с надеждой заглядываю бабушке в глаза.
Бабушка мотает головой.
– Нет, Варя, нельзя, – заключает она. – Никак нельзя.
Разочарованно выдыхаю.
– И так везде в этой реальности? – спрашиваю с тоской в голосе.
Неужели, оказавшись за дверью, я навсегда лишила себя солнца? Никогда не думала, что стану тосковать по его теплу. Хотя, погоду здесь прохладной не назовешь. Тут довольно тепло, просто, солнца нет.
– Нет, только в нашем городе, – успокаивает бабушка.
– Странно… Почему солнечная активность выросла только здесь? Так не бывает.
– Не знаю, Варя, – отмахивается бабушка, – а вообще, поторопись.
Она протянула мне украшения, которые сама же и выбрала. Не глядя, вдеваю серьги в уши и одеваю на пальцы кольца.
Странно все это. Радикальное решение привело к тому, что ничего не растет, и приходится держать теплицы. Причем, все концы снова магическим образом сошлись на моей семье. И бабушка, мне так показалось, чего-то не договаривает.
Очень странно…
Вместе мы спустились вниз и вышли во двор. А я успела выяснить еще несколько подробностей. Оказывается, в этой реальности не было Второй мировой войны, и про Гитлера тут, вообще, никто не слышал. Первой мировой, и революции тоже не было. Монархия была, но ее никто не свергал, а она постепенно выродилась в Республику.
Власть тут принадлежит знатным семьям, как это и было всегда. С приходом Республики изменилась только упаковка. Царя теперь называют Председателем законодательного собрания, а на местах всем руководит Председатель городского Совета. Должности эти передаются по наследству, но могут переходить другим лицам, которые обязательно должны входить в закрытый перечень самых знатных семей.
В законах прописана процедура смены власти. В каждом городе может устанавливаться своя, с учетом нюансов. Но, по сути, везде написано одно и то же – власть сохраняется по праву наследования, и точка. Любая попытка захватить управление, если это решение не одобрено большинством в Совете, расценивается, как попытка государственного переворота. Вот почему, мне важно иметь лояльное ко мне большинство в Совете. И ни на минуту нельзя забывать о коварном генерале, который лишь ждет удобного случая, чтобы занять мое место.