Кристина Устинова
Дневник Джо
У нас хотя бы хлеб есть…
Придя домой, я спросила маму, знает ли она эту семью. Она покачала головой:
«Нет, милая… А кто это?»
Я соврала, сказав, что сегодня «что-то такое слышала о них». Сама поднялась в комнату и всё рассказала Элле. Она чуть не заплакала.
12 января, 1930 г.
Вчера был самый худший день в моей жизни! Больше никогда, клянусь Богом, никогда, никогда, НИКОГДА не буду воровать!
И точка.
Дело было так. Я уже писала, что папа почти полтора месяца не присылал нам деньги, и теперь мы голодали по-настоящему. У нас оставались только бобы да парочка яиц. Я в первый раз ощутила настоящий голод: желудок словно бездонная, тёмная яма, в которой ничего нет. Элла, которая всегда отдавала нам с мамой половину своей доли и, соответственно, меньше всех ела, сильно похудела. Мне за неё страшно, а мама всё время плачет: никак не может найти себе работу, нигде её не берут! А вчера она заболела и слегла (благо, не узнала о моём поступке).
Перейду к делу: в отчаянии, я решила украсть что-нибудь из еды, а маме и Элле соврать, что меня угостил Даниэль.
Но где и что красть? Я не знала и вдруг… снова услышала запах хлеба из пекарни. Мне в голову пришла очень коварная идея… Нет, зачем?! Я опровергла её, потому что это было очень неправильно и низко с моей стороны, да и родители меня учили, что воруют только плохие люди, но… она словно паразит в теле животного – так просто от неё не отделаешься, а уж тем более, когда ты полдня вдыхаешь запах выпечки.
И я решилась.
Трясущимися руками я взяла свою старенькую сумочку, пошла к мистеру Брэггу и, стараясь быть как можно спокойнее, поздоровалась с ним. Мы мило побеседовали о погоде и своих проблемах (он прекрасно знает ситуацию в моей семье и лишь сочувственно качает головой).
Что-то сзади него упало, и я вздрогнула. Мистер Брэгг, отвернувшись ко мне спиной, нагнулся.
Вот он, шанс!
Я быстро взяла с полки ближайший батон и положила его в сумку.
Когда он поднялся, вежливо улыбнулся. Мне хотелось в этот момент убежать. Бежать, бежать, бежать хоть на край света, подальше от него и пекарни. Я сказала, что очень спешу, побежала домой. Не могу сказать, что испытывала в этот момент; мне хотелось и смеяться, и плакать, встать на колени и плясать… Но все мои мысли занимало одно: наконец-то у нас будет свежий ХЛЕБ!
Я прибежала домой и сразу поднялась в комнату, где как раз сидела Элла и читала.
«Почему ты такая запыхавшаяся?» – удивлённо спросила она.
«Смотри, что мне дал Даниэль». – Я достала хлеб. Он всё ещё был тёплым, и запах разнёсся по всей комнате.
Она нахмурилась.
«Не верю я тебе».
«Почему? Он мне его дал!»
«Да семья Уилсон и так еле-еле перебивается с хлеба на бобы! – воскликнула она. – Говори: где ты взяла хлеб?»
Я опустила глаза. Сказать? А если… Нет, я врать всё-таки не умею. Она ничего не скажет маме, я это знаю.
«Мне его дал мистер Брэгг», – сделала последнюю попытку я.
Но она не поверила:
«Дал или ты…»
«Да! – не выдержала я и тихо добавила: – Я его украла, но, Элли…»
Она аж побледнела от ярости.
«Да как ты могла?! Воришка! Тюрьма по тебе плачет!»
Я точно не ожидала такой реакции. Элла ещё никогда не была такой злой! Она скривилась и, подойдя ко мне, больно взяла за руку. Я едва не закричала.
«Сейчас… – выдохнула она, – ты пойдёшь к нему, вернёшь этот батон и немедленно извинишься».
