Татьяна Хорунжая
Право на скелет
Берег привел ее к бывшей плотине. Эпическое зрелище предстало перед Аней: бурные воды пенились через пороги и обрывчики бывшей плотины, а по берегам росли столетние ивы, укутанные дебрями «бешеного огурца». Местные переходили на другой берег прямо по порогам плотины, и вода была им по колено. А через два метра – обрыв и глубина. Воды с оглушающим шумом и белой пеной летели вниз, приятно холодя брызгами лица и босые ноги тех, кто стоял на берегу. Им приходилось кричать, чтобы слышать друг друга. Прямо в бурных водах, на краю обрыва сидели самые смелые и прыгали туда, вниз, следом за волнами. На бетонных плитах берегов люди целыми семьями мыли ковры. Какой-то отчаянный парень ехал по плотине прямо на мотоцикле. В одной руке он держал какую-то рыболовецкую штуку с сеткой, а второй – руль. Сильное течение грозило смыть его с обрыва, но он удержался. Один пацаненок поспешил снять мотоциклиста на телефон, чтобы назавтра выложить эту картину в Интернет. Остановившись рядом с Аней, стоявшей на краю плотины, лихач смахнул воду с мотоцикла. Аня сделала пару шагов назад, чтобы мотоциклист не забрызгал ее.
– А ты чего не купаешься? – он повернулся к Ане, как к старой знакомой. Рыжая макушка и светлые глаза делали его добродушное «тыканье» каким-то не обидным.
– Да я… просто мимо проходила, – растерялась Аня. Почему здесь все такие фамильярные?
– Подвезти, что ли?
– Так…как бы…Я даже не знаю куда.
Мотоциклист засмеялся.
– Ну поехали тогда со мной кататься.
– Не… Я машину где-то оставила, не могу найти.
– Садись, вместе поищем.
Поразительная легковерность, но ноги Ани сами запрыгнули на мотоцикл. Ну не мог такой открытый и дружелюбный красавчик сделать ей ничего плохого! Все так же придерживая одной рукой рыболовецкую штуку, красавчик повез Аню бог весть куда. Ей было приятно держаться за его крепкий пресс. Удивляясь себе, Аня мысленно отметила, что второй день подряд не стесняясь лапает местных мужиков.
Мотоциклист нарезал по деревне круг за кругом, пока на очередном повороте Аня не увидела свою машину.
– Стой! Приехали! – крикнула она, и ее водитель остановился. Спрыгнув на землю, Аня без удовольствия отметила, что он даже не спросил ее номер телефона.
– Ну, давай, красотка! – он подмигнул ей и умчался.
Аня вздохнула. Снова она осталась одна разбираться с особенностями местной культуры. Хорошо, что красавчик подвез, а то она бы до вечера машину на жаре искала.
В собственном салоне оказалось так нестерпимо жарко, будто этот железный склеп впитал в себя всё солнце пляжа. «Хуже быть уже просто не может, – совсем раскисла Аня. – Поскорее в тенек!» Она воткнула ключ «в зажигание» и с ужасом обнаружила, что он не поворачивается. Просто ни с места! «Нет, оказывается всегда есть куда хуже… Разве что только этого мне не хватало для довершения моего счастья.» Аня остервенело вцепилась в ключ, будто он был в чем-то виноват, вновь и вновь пытаясь повернуть его. Ей хотелось сломать его от злости и обиды. Застрять именно здесь! К кому идти? Что делать?
Через 10 минут безуспешных попыток она совсем потеряла надежду на спасение из этой ужасной деревни, открыла крышку капота и просто смотрела в нутро машины бессмысленным взглядом. Голова ее была пуста. Вдруг за ее спиной раздался громкий голос. От неожиданности Аня ударилась головой о крышку капота, которая упала и захлопнулась. Перед ней в демонстративную позу, на одно колено, прямо в пыль грохнулся утренний незнакомец, спасший ее от собаки. Протягивая правой рукой полевой колокольчик для Ани, левую он прижал к сердцу.
– О прекрасная Брунгильда! Будь моей женой! – с жаром воскликнул он.
– Как-нибудь в другой раз, – сказал Аня, взяла ромашку и прислонила ее к ушибленному месту. – Ты за мной следишь, что ли?!
– Может, это ты за мной следишь? – сказал незнакомец, вставая и отряхиваясь. – Куда ни пойду – повсюду ты. Сильно ушиблась? Давай подую. – Он свысока подул на Анину макушку – Ну, до свадьбы заживет.
Его простота просто обескураживала. «Может, он местный Иванушка-дурачок? – подумала Аня – или у них здесь так принято общаться?
– Ну, что у тебя с машиной, красавица?
У Ани затеплилась надежда. Может, он дурачок, который разбирается в машинах?
– Я не знаю. Ключ не поворачивается.
– Давай посмотрю. – Он сел в машину и через секунду завел её. – Да у тебя просто руль заблокировало. В следующий раз поверти им одновременно с ключом – и будет тебе счастье. Недавно за рулем, что ли?
Аня не стала объяснять ему, что за несколько лет, проведенных за рулем, общаться с машиной на одном языке она так и не научилась. Она с силой хлопнула машину по капоту.
– Да бесит она меня! То не заводится, то жарко в ней, то найти я ее не могу!
– Эй, ты чего, с техникой так нельзя! Она у тебя умница: и завелась, и кондиционер сейчас включим, и нашлась же как-то.
– Это не она нашлась, а какой-то рыжий мотоциклист нашел… с рыболовной фигней в руке!
– Антон, одноклассник мой… – улыбнулся голубоглазый.
– Вы все тут друг друга знаете, что ли?
Ане стало обидно. Нет, это не она не вписывается в деревенскую картину, это они здесь все, со своим «простым» менталитетом, не вписываются в ее жизнь! А Аня может всё! Она с любой задачей справится! Вот только Иванушка-дурачок починил ее машину за секунду, а она, девушка с высшим образованием, не может ступить здесь и шагу, чтобы не вляпаться во что-то и не хлебнуть негативных эмоций. Ей постоянно требуется помощь местных! Ну почему она такая невезучая! В кое-то веки наследство дали – и даже отказаться от него без проблем она не может. Скорей бы домой, в город! Уехать прямо сейчас… От жалости к себе у нее навернулись слезы.
– Ну, Брунгильда, так не пойдет… – забеспокоился голубоглазый, заметив эти метаморфозы на Анином лице. – Давай я отвезу тебя домой, в родные пенаты к злой мачехе…
Слово «домой» стало последней каплей. Аня окончательно раскисла.
– Нет у меня здесь дома…
– Тогда поехали в кафе, хочешь? Покушаешь – и настроение улучшится. А то что-то ты совсем раскисла. Ну-ка, вылезай из машины.
Он по-хозяйски запер ее машину и за руку, как маленькую девочку, отвел ее в другую – стоящий неподалеку белый кроссовер.
– Не надо… – слабо сопротивлялась Аня. – Я и так покушаю… У меня еще этот остался… Комбикорм.
Красавчик удивленно вскинул брови:
– Комбикорм? Богато…
Он посадил её в салон кроссовера и закрыл за ней дверцу.
– Это твоя машина? – спросила Аня.
– Ну конечно. А ты думаешь, украл?
Как бы Ане ни было грустно, она все же не удержалась и съязвила:
– Сколько же у вас здесь колхозники зарабатывают, раз на таких машинах катаются?
Он опять проигнорировал ее сарказм:
– Нисколько. У нас давно никакого колхоза нет. Развалился в 90-е. Разобрали по кирпичикам. И совхоза тоже нет.
– Какая разница… колхоз-совхоз…
Он посмотрел на нее:
– Девушка, вы меня пугаете… Откуда ты такая приехала?
– Я не местная – надулась Аня.
– Я заметил. Саранск, Нижний?
– Нижний…
– Ты только не обижайся, но… Ты сама за рулем проехала 215 км?
– 220! – «Надутая» Аня в двух словах рассказала ему, как и зачем она здесь оказалась. И чем дольше она рассказывала, тем больше успокаивалась. То ли ей просто нужно было выговориться, то ли кондиционер произвел магическое действие.
В конце концов, ничего плохого с ней не случилось. Ну а дом? Что дом? Стоял и пусть стоит дальше. Аня окончательно взяла себя в руки и приняла свой привычный степенный вид с идеальной осанкой. Белобрысый слушал ее внимательно, а когда она, сгустив краски про современный бюрократизм, закончила повествование, он с понимающим лицом спросил:
– А у тебя, случайно, к спинке платья пуговичка не пришита? Я не обратил внимания.
– Что??– не поняла Аня.
– Просто у тебя такая ровная спина, будто к платью пришита пуговичка, и на нее намотали твою косичку. Был раньше такой способ держать осанку… – он едва заметно улыбнулся.
Аня насупилась и промолчала.
– Да расслабься уже… Поможем мы твоему горю… Есть у меня знакомый в Починках… Дадут тебе твои справки в воскресенье…
Кафе оказалось в соседнем селе. Вопреки Аниным ожиданиям, это была не украинская хата, а вполне современное заведение. Чистенько и довольно уютно. Голубые занавесочки, плетеные солонки на столах, полная и добродушная официантка – всё было просто, по-домашнему. Дав себе слабинку там, в Ильинске, Аня теперь уже ругала себя за то, что позволила себе глупое поведение при незнакомом человеке.
– Ты извини меня за беспокойство и за потраченное время. Я сама за себя заплачу.
– Ну уж нет. Я тебя сюда привез, я и платить буду. – Он заметно оскорблялся ее официальным поведением. Аня смотрела на него как на клопа.
«Ой, да ладно… Сельский увалень хочет заплатить за городскую девочку… Ню-ню, посмотрим…» – подумала она и стала выбирать самые дорогие блюда в меню. Как назло, ничего особо дорогого в нем и не предлагалось. – «Ну что же, возьмем количеством…» – и она стала заказывать все подряд названия.
Белобрысый засмеялся.
– Вас в городе не кормят, что ли? В тебя же столько не влезет!
– Ты не знаешь моих способностей… – Аня уплетала салатик за салатиком. Светловолосый наблюдал с умилением и интересом.
– Это потому, что ты ешь траву какую-то. От нее нет чувства сытости. На, попробуй мяса! Ням-ням! – он отрезал здоровый кусок со своей тарелки и, взяв вилку из ее руки, нанизал на нее мясо.
– Все люди должны есть «траву», – назидательным тоном сумничала Аня. – Мы не хищники, а приматы. У нас даже пищеварительная система травоядных.– Она позвала кошку, которая терлась у ее ног. – Кс-кс, Маруська! На. – И отдала мясо кошке. Кошка воздала благодарение Аллаху за такой подарок судьбы и, рыча, стала быстро поглощать его.
– Человек – хищник. – Светловолосый заказал себе еще мяса. – Я бы поспорил насчет пищеварительной системы, там не всё так просто. К тому же, у нас бинокулярное зрение – зрение хищников. А травоядные хотя не убивают себе подобных, как человек, но и не умеют смотреть на небо, как хищники… Но, чтобы сделать тебе приятное, я готов сойтись на всеядности. – И он протянул ей свою большую примиряющую ладонь.
Аня промолчала. Обычно после ее фразы про «пищеварительную систему травоядных» собеседник сдавался и менял тему.
– Как тебя зовут? – спросила она, протягивая ему свою руку в ответ.
– Гюнтер! – он засиял, будто ожидал этого вопроса, и пожал ее ладошку.
– Гюнтер?.. Я вижу, интернет у вас здесь хорошо ловит…
– Не жалуемся.
«Похоже, он был прав: покушала – и настроение наладилось, – подумала Аня. – Надо же, как мало нужно, чтобы заслужить благосклонность женщины – всего лишь накормить ее…»
Когда Аня, отдохнув и наевшись, посмотрела на часы, времени было больше, чем хотелось бы. Гюнтер заметил её движение.
– Значит, так. Сейчас забираем твою машину и едем ко мне. А завтра утром я отвезу тебя в администрацию Починок, чтобы ты ее с колхозом не перепутала…
– Эээ, я уточнить, – перебила его Аня. – А ночую я, то есть, у тебя?
– Ну конечно. Как будто у тебя есть варианты. Если хочешь, можешь ночевать как вчера, в машине. У нас как раз местный уголовник «выписался», может, познакомишься.
– Пожалуй, я так и сделаю.
– А мне прикажешь сидеть в кустах и ждать, когда тебе опять понадобится помощь?
Аня фыркнула:
– Можно подумать, я пропаду, как только сделаю шаг от тебя.
– Так и есть. Ты не приспособлена к деревенской жизни. Это другой мир для тебя.
– Но уж переночевать без тебя я смогу точно!
– Как хочешь, – пожал он плечами. – Но если передумаешь, запомни адрес: улица Октябрьская, дом 16.
– Не передумаю.
– Улица Октябрьская.
– Угу.
– 16.
– Ага.
– Повтори адрес.
– Октябрьская, 16.
Они вернулись в Ильинское – туда же, откуда он ее и забрал. Аня молча пересела в свою машину и демонстративно поехала в сторону бабкиного дома. В зеркальце заднего вида она видела, что Гюнтер, облокотившись на свою машину, смотрит ей вслед, и еще больше выпрямилась.
Но чем ближе она подъезжала к бабкиному дому, тем больше спина ее ссутуливалась. Чем ближе был дом – тем больше она его боялась… Когда Аня вновь увидела его зловещие очертания в сумерках, она поняла, что повторения прошлой ночи у нее точно больше не будет: жутко, да и так хочется простых бытовых человеческих условий… Самому убогому жилищу она была бы сейчас рада больше, чем родной машинке. Она притормозила у дома. Ну почему он так пугает?.. Призраки? А вдруг и вправду какой-то маньяк из тюрьмы вышел… Утром в магазине говорили… Аня посмотрела на зловещие, зияющие черные окна дома и с уверенностью нажала на педаль газа, проехав мимо.
«Нет, к нему тоже нельзя ехать…– уговаривала она себя. Меня не так воспитывали, чтобы я ночевала у всех подряд или крутила романы с деревенским хлыщом. Да и потом, одно из двух: либо он сумасшедший, который хочет благодетельствовать первых встречных, либо он бандит, который хочет заманить меня к себе в обитель зла. Может, он вообще про себя говорил, когда рассказывал, что здесь уголовник «выписался» ?.. В магазине ждали, что кто-то, кто из тюрьмы вышел, прирежет кого-то… Может, Гюнтер и есть тот самый уголовник? Конечно, он не похож на маньяка, но это ни о чем не говорит. Да, он, в общем- то, неплох. Что-то в нем располагает к себе, что-то притягивает… Его голос. Его взгляд. Его плечи… Нет, я к нему точно не поеду. Нет. Хотя…
«Какая у него улица? Что-то, связанное с революцией…» – Аня уже пожалела, что не потрудилась запомнить его адрес. Наученная горьким опытом прошлой ночи, она решила искать его дом до наступления темноты, пока на улицах еще есть люди.
– Вы не подскажете, где здесь улица Революционная? – спрашивала она у прохожих и уже по привычке ожидала встречного вопроса про какие-то невразумительные яйца. Но никто не знал такую улицу.
«Надо спросить у старожил. Уж они-то должны знать!» – заметила она бабушек, громко спорящих в полутьме на лавочке у одного из домов.
– Я своих курей всех до единой на двор загнала! Этому уголовнику жрать что-то надо, сейчас начнет таскать…
– Я уж и внучке сказала, пусть пока не приезжает. Она у меня девка видная, красивая… Вот к августу его за что-нибудь опять посадят – тогда спокойнее будет.
«Опять про «утреннего» уголовника… Вся деревня только о нем и твердит», – подумала Аня и обратилась к «старожилам».
– Подскажите, пожалуйста, где здесь улица Революционная?
Пока бабульки недоуменно обсуждали между собой, что это за улица, позади хлопнула дверь подъехавшей машины. Аня обернулась и засияла: вот уж никогда б она не подумала, что будет так рада снова видеть Гюнтера!
– Да как так-то?!– кипятился он – я раз пять сказал: улица Октябрьская! Октябрьская же, а никакая не Революционная! – он подошел и, схватив ее за руку, поволок к машине. – Всё в порядке, бабушки! – крикнул он ворчащим старушкам и продолжил бубнить: ну как тебя оставить одну хоть на пять минут…
Его дом выглядел вполне себе мирно. Белые кирпичи, светлое дерево и красивые резные наличники, пять штук в ряду. Около дома светил фонарь, мирно шелестели листочки на березке, растущей во дворе.
– Заходи! – он открыл дверь перед Аней.
«Ну, будь что будет! – подумала Аня и перешагнула через порог. – Ого, похоже от деревенского дома здесь только наличники…» Перед ней оказался обычный городской добротный коридор, выходивший на 4 большие комнаты и не менее большую кухню. «А снаружи дом казался не большим. Внешне так и не скажешь, что в этом доме столько места, столько комнат убирается…» Аня даже сама не ожидала, что будет так рада человеческому жилищу. Она раздулась и осторожно пошла осматривать комнаты. Было весьма уютно. Особенно Ане понравилась комната, оббитая светлым деревом вместо обоев. На полу лежал большой белый ковер с высоким пушистым ворсом. Ничего лишнего, только странно соседствовали между собой домашний кинотеатр в углу и старинная икона над ним. Гюнтер включил свою технику. На экран вылезли наименования треков – тонны музыки. Аня не успевала читать названия исполнителей: рок, попса, классика, фолк, хаос…
– Ты, что ли, ди-джеем в клубе работаешь?
– Вообще там не бываю.
– А как же вчера?
– Друг, который там работает, попросил музыкой поделиться. Считай, что это судьба подстроила, чтобы нам с тобой встретиться.
Аня усмехнулась и пошла дальше. Везде чисто. Слишком чисто… Не хватало разбросанных шмоток, бесполезных сувенирчиков на полочках, да и просто рюшечек на занавесках… С кем же он живет? Пока Гюнтер не видел, она открыла дверцу и заглянула в шкаф: ряд мужских рубашек, причем породистых, брендовых – белых и прикольных, но все ничегошные такие, со вкусом… Аня решила прощупать почву:
– Где твоя семья? – крикнула она.
– Кого именно ты имеешь в виду? – спросил он из другой комнаты.
– Ну… жена, дети…
– Ты невнимательна, Брунгильда! Я уже сообщал тебе, что я завидный жених, – показался он на пороге.
– А родители?
– Они живут в другом месте. Пойдем, я покажу тебе, где ты будешь спать. Я сейчас постелю. – Он водил ее по дому. – А вот здесь туалет. В баню пойдешь? Она еще теплая.
– Нет! – взвизгнула Аня и для интереса заглянула в туалет. Он перевернул ее представление о сельских туалетах – всё было как в городе.
– Эээ… А где же дырка в полу?..
– Тебе нужна дырка? Ну, ходи к соседям, у них есть. Я договорюсь.
– У тебя и вода в доме? И горячая даже? – Аня не переставала удивляться.
– А ты думала, в деревне люди на банановых пальмах качаются?
– Ну не обязательно на банановых…
– Ну дожили: раньше иностранцы думали, что в России ничего нет, кроме медведей, которые пьют водку и играют на балалайках, а теперь городские так же думают про деревню… Есть будешь?
– Я не ем на ночь.
– Да я и не сомневался. Хоть чай со мной попей.
Он пожарил себе яичницу из 8 яиц, налил горячего чаю. Аня взяла чашку. Стало тепло и спокойно. Он стянул с себя рубашку и бросил ее на кресло, оставшись в одних джинсах. У Ани захватило дух: да у него просто идеальная, дорогая фигура! Загорелое тело, ни грамма лишнего жирка, ни одной слабой мышцы. Тело Аполлона… Так и хочется потрогать…– всякие неприличные мысли полезли Ане в голову… Она покраснела и не сразу услышала, что он спрашивает.
– Брунгильда, хочешь шоколадку? – и он достал из холодильника хороший горький шоколад. Аня улыбнулась своим мыслям:
– А у тебя и шоколадка в холодильнике водится? Как мило.
– А ты думала, у меня холодильник сырым мясом забит?
Примерно так она и думала.
Кто он? Еще уголовник этот покоя не даёт… Да нет, это не может быть он.
– А что, у вас здесь правда какой-то уголовник из тюрьмы вышел?
– Правда.
– А за что сидел?
– Да за всё… – пожал плечами Гюнтер.
– У. Душевно у вас тут…
Они поболтали ни о чем и разошлись спать по разным комнатам.
– Ну, женских сорочек у меня не водится, могу предложить на выбор свою рубашку или футболку.
– Нет, спасибо. Не буду злоупотреблять Вашим гостеприимством, Гюнтер, – расшаркалась Аня и закрыла дверь. «Ну нееет. Майки чужого сельского мачо носить… это уже перебор».
Уходя из кухни, Аня незаметно прихватила с собой вилку, которую теперь уютно устроила у себя под подушкой.
«Ну, обители зла, вроде бы, не видно… Уже неплохо. А если он будет приставать ко мне ночью – воткну в него вилку! Хотя… Жалко портить такое тело», – она вспомнила свои неприличные мысли и никак не могла заснуть. Немного поворочавшись в кровати, на цыпочках прошла в его комнату – проверить, что он делает. Гюнтер мирно сопел. Аня вернулась к себе с легким разочарованием и заснула – крепко, как младенец.
Проснулась она поздним утром. В комнате было тихо, светло и хорошо. С улицы доносилось пение петухов. Хотелось поваляться подольше. Где-то в глубинах комнат тихонько погремывала посуда и вкусно пахло. «Как в детстве по воскресеньям, когда мама блинчики пекла» – подумала Аня и ноги, гонимые любопытством, сами понесли ее на кухню. Так и есть: Гюнтер в своем вчерашнем «эротическом» наряде, с мокрой головой и полотенцем на голом плече, пек блины.
– Доброе утро, моя прекрасная принцесса! Садись завтракать. – И он, пробегая мимо со сковородкой, чмокнул ее в щечку. Аня умилилась.
– Почему у тебя всё так просто? – улыбнулась она.
– А зачем всё усложнять? Обычно проблемы сами находят нас, не стоит придумывать себе дополнительные.
Аня взяла чашку ароматного кофе в руки – то, о чем она так мечтала вчера утром. Блаженство…
Блинчики тоже оказались восхитительными. Гюнтеру было заметно приятно любоваться, как обжирается с утра пораньше его шедеврами Брунгильда.
– Какие сны видела моя принцесса?
– Никакие. Спала как убитая. А тебе что снилось?
– Таблица Менделеева.
Аня засмеялась.
– А ты всегда так рано встаешь?
– Кто рано встает – тому Бог подает. Так, на турнике поболтался.
– Зачем? – фыркнула Аня, не удержавшись от комментария. – Это типа фитнеса, что ли? А для кого? Перед кем красоваться-то? Перед коровами?
– Захотелось. Не знал, что спортом для кого-то занимаются. Я это делаю для себя, просто так, потому что мне просто нравится… Ну, пора ехать в Починки, нас уже ждут.
Когда Аня вышла на улицу, ее вновь охватили головокружительные запахи утреннего цветущего луга. Хотелось дышать глубже и глубже. Она решила осмотреть территорию и заглянуть на огород. Гюнтер провел ей экскурсию. Странное смешение стилей продолжалось и на улице: рядом с современным гаражом стоял памятник русского зодчества – мазанка, масенький летний домик без окон. «Обмазанная глиной, потому и мазанка», – пояснил Гюнтер. На огороде не росли ни огурцы, ни какие-либо другие овощи – все было засажено ровненьким газоном. Только старые яблони возвышались по центру, да кусты смородины, вишни и малины по периметру. У забора, над рядом незамысловатых цветочков кружились пчелы.
– Ты цветочки посадил? Как миленько! – хихикнула Аня.
– Это жена брата развлекается… Ну всё, поехали!
Перед тем как сесть в машину, Аня несколько раз напоследок глотнула воздуха. Наверное, она только сейчас поняла, что называют «чистым воздухом», ради которого некоторые люди меняют города на деревни.
На выезде из Ильинского, около остановки, Гюнтер остановился около одиноко стоящей пожилой женщины в платке и с ведрами.
– Бабуля, в Починки?
– В Починки, милый, еду викторию продавать.
– Садись, подвезем.
Бабуля с готовностью села на заднее сиденье. Она со своими ведрами как-то плохо сочеталась с белоснежным кроссовером Гюнтера. Аня скривила недоумение на лице.
– Автобус ходит два раза в день, – тихо прокомментировал Гюнтер. – Поэтому у всех адекватных местных водителей неписанное правило – подвозить.
Бабуля протянула Ане на переднее сиденье стакан великолепной спелой клубники:
– Угощайся, милая!
– Спасибо!
– Вам спасибо, молодые. Дай вам Бог доброго здоровья.
– Гюнтер, почему эта милейшая бабуля назвала клубнику викторией? – заговорщическим тоном спросила Аня.
– Потому что клубникой здесь называют полевую, дикую ягоду, – вторил ее тону Гюнтер. – А это обычная виктория!
Районный центр оказался большой деревней. Они заехали к «нужным людям» и быстро получили все необходимые справки для отказа от наследства. Аня вспомнила, что мужик из сельсовета советовал ей забрать личные вещи бабы Шуры у некоей Татьяны Никитичны. Зашли и к ней.
Татьяна Никитишна оказалась неспешным и недоверчивым божьим одуванчиком. Она пустила их на порог только получив Анин паспорт. После этого долго шла через сени, где пахло книгами и старостью, долго копалась в комоде… Аня и Гюнтер стояли в ожидании.
– Баба Шура сама накопила денег себе на похороны, – наконец, прервала она молчание. – Сама оставила мне наказ, как и где ее хоронить… Вас не было на ее похоронах, и жизнью ее Вы так же не интересовались, как и смертью, – не стеснялась Татьяна Никитишна в укорах. – Но дом она завещала Вам… Мне это не любо, но я сделаю всё, как она наказывала. Вот ее икона, которую она просила передать лично Вам в руки, вот фотокарточки и украшения… А здесь все документы и письма, которые лежали в ее комоде. Я собрала всё до последнего листа, некоторые принадлежали еще ее матери. – Она передала в Анины руки весь этот незамысловатый скарб. – А вот это письмо ее матери она особенно просила передать Вам лично в руки, барышня, – она протянула кусочек бумаги, пожелтевший и помятый от времени.
«Моей внучке Анне на день ее 20-летия. От Анны Матвеевны», – прочитала Аня в уголке конверта надпись мелким почерком, сделанную химическим карандашом. Ей хотелось провалиться сквозь землю.
– Нет, это вряд ли мне… это ошибка, – тихо сказала она, протягивая конверт обратно. Что за Анна Матвеевна? Мою прабабку звали Нюсей. А ее единственная внучка – моя мама, ее тоже зовут не Анна.
Татьяна Никитишна посмотрела на Аню так, что, казалось, она просверлит в ней дырку одним взглядом.
– Никакой ошибки! – прошипела она. – То, что письмо от Вашей прабабки – это очевидно. И, я думаю, Анна Матвеевна не осердится на меня за то, что я передала ее письмо не внучке, а правнучке Анне.
Выйдя из дома Татьяны Никитишны, Аня вздохнула с облегчением. Подальше отсюда… Так паршиво на душе у нее давно не было. Они прошли несколько шагов. Гюнтер молчал. Она посмотрела на него:
– Что? И ты считаешь, что я мерзкая внучка, приехавшая только ради наследства?
– Ну-у… Вообще-то… Да! А разве нет? Я всегда думал, что свои «корни» нужно знать и неплохо бы уважать. Особенно когда наследство от них получаешь.
Аня отвела взгляд.
Гюнтеру, видимо, захотелось подбодрить ее.
– Значит, моя Брунгильда оказалась простой Аней? – запаясничал он. – Брунгильда идет тебе больше. Аня – звучит слишком банально. Вот если б хотя бы Нюся…
– Мне просто не приходило в голову, что «баба Нюся» – это производное от Анны, – перебила его Аня. – Меня- то Нюсей, слава богу, никто не называет!
– Неужели ты думала, что твою прабабку звали Нюся Матвеевна?
– Я просто никогда не задумывалась над этим. Я ее никогда не видела, и мало о ней знаю.
– То есть о тех родственниках, кого ты не встречаешь каждый день в квартире, можно ничего и не знать?
Аня молчала. Он опять заёрничал:
– Позор тебе! Вот она – современная молодежь…
– Ну всё, хватит! – опять перебила его Аня. – Ты прав и мне стыдно. Просто у вас здесь принято давать какие-то странные кликухи. Мама, помнится, рассказывала, как трем родным братьям в паспортах записали три разные фамилии согласно их кличкам. А когда я искала дом, то меня все посылали на какие-то яйца… как их…
– Какие еще яйца?
– Погоди, вспомню… Яика, что ли..
– А, Иика? – он засмеялся.
– Точно. Что это такое?
– Да это просто местное название улицы. Ты еще не знаешь, на какой улице живу я, по-местному названию.
– Это Октябрьская-то? Я запомнила, обрати внимание… Ну и на какой же?
– На Самодурихе.
– Что?? Что за ругательное название?
– И ничего ругательного. Землю раньше колхозные власти не давали, а людям селиться где-то нужно было. Вот они и строили дома по ночам без разрешения, самодуром. Отсюда и название пошло. Надо же как-то новую улицу называть. Люди не виноваты, что село появилось раньше, чем официальная документация. Жил на улице Лукьян – получите Лукьяниху. Жил поп – получите Попову гору. Жили нищие – получите Махровку.
– Ну а Иика-то почему?
– Этого я не знаю. История умалчивает.
– А еще зады какие-то… – вспомнила Аня.
– Не зады, а зада. Это…ммм… Ну как бы усадьба, не огороженный огород за домом – уж извините за оксюморон… Огород 50 соток, пока туда дойдешь… Вот так и назвали. Это как бы изнанка улицы, не красная линия, а задворки.
– А ты хорошо объясняешь.
Своим голосом Гюнтер заглушал голос Аниной совести, и она переключилась на исследование местности. Проходя через центр Починок, она, как ребенок, читала вывески, написанные краской на ватмане: Дом культуры, Дом Пионеров – всё такое советское. И вдруг вывеска «Кинотеатр».
– Ничего себе, здесь есть кинотеатр? Что там показывают?
– Понятия не имею, я там лет 15 не был…
– Позор! Что за молодежь пошла – вообще не следит за веяниями культуры, – передразнила его Аня. Гюнтер остановился и глаза его стали колючими, как крыжовник.
– Пошли! – и, схватив ее за руку, он потащил ее в кинотеатр.
– Да что ты меня все время тащишь! – возмущалась Аня.
В кинотеатре, казалось, от Советского Союза сохранилось всё. Даже запах. В пустынном холле, выложенном советской плиткой, им так обрадовались местные сотрудники, что специально для них провели сеанс – фильм ужасов с неизвестным Ане названием.
– Ничего себе, целый зал для нас двоих! – Аня была в восторге. – Выберем лучшие места!
Они зашли в советский зал, вдыхая историю, сели в самый центр на смешные короткие сиденья и приготовились смотреть ужас ужасный…
Когда кино началось, Аня зашлась в смеховой истерике. Это был американский «триллер» лет так 60-х, с нарисованными вручную спецэффектами, наиглупейшим сюжетом и театральной игрой актеров. Несколько раз лента, видимо, рвалась и склеивалась, потому что были смешные накладки кадров. Все это было так нелепо, что Аня прохохотала непрерывно весь час, что шел фильм. Гюнтер был счастлив от этого и получал эстетическое удовольствие, глядя на произведенное на Аню впечатление.
– Это был самый смешной ужастик в моей жизни! – вытирая слезы от смеха, говорила Аня, выходя из зала.
– Теперь ты понимаешь, почему я не был в этом кинотеатре лет 15?
На обратном пути в Ильинское они подсадили в машину целую компанию молодых людей, которые шли пешком по жаре из одной деревни в другую. Это были очень веселые три парня и две девушки, которые, усевшись на заднем сиденье в два слоя, заряжали своей позитивной энергетикой, всю дорогу выкрикивали разные веселые глупости и, пританцовывая всеми частями тела, пели песни:
– Коровка на лугу, на лугу, на лугуууу… – вопили они хором. – Мычала на луну, на луну, на луну-у-у… – А когда песня заканчивалась, начинали новую:
– Бор-до-вые халаты, о-о-о… – разносилось в открытые окна машины. – Коричневые кеды, о-о-о, зеленые колготы, о-о-о…
Аня и Гюнтер двигались с ними в такт и подпевали. Даже жалко было их высаживать. «Спасибо, братан! Вы суперрр!»– кричали они и пожимали руки.
Высадив их рядом с рекой, Гюнтер поехал вдоль берега по песчаной дороге. Здесь, с другой стороны от дороги, начиналось поле. Перед машиной, будто указывая дорогу, перелётывали трясогузки, а за машиной вздымались клубы пыли. Ни одной живой души вокруг. В открытые окна дул свежий ветерок с реки. Здесь она была не такая бурная, но заросшие густой травой берега были всё же крутыми. Вспомнив плотину, Аня спросила:
– Как называется эта река?
– Это великая русская река Алатырь! – пафосно сказал Гюнтер.– Хотя большая ее часть на самом деле протекает по Мордовии.
– Тут была плотина?
– Бери выше: гидроэлектростанция. И мельница. Но это было давно… А сейчас в омутах живут гигантские щуки и сомы. Однажды, когда мы с братом рыбачили, они перевернули нашу лодку.
