Л. Дж. Шэн
Красавицы Бостона. Злодей
Вторая
Персефона
– Прости, дорогуша, не думаю, что тебе сегодня светит увидеть мистера Фитцпатрика. – Тощая личная помощница демонстративно взмахнула собранными в хвост волосами платинового цвета, растянув алые губы в злобной ухмылке.
Она облачилась в виниловое платье розового цвета, в котором была похожа на БДСМ-Барби, облилась таким количеством духов, что в нем можно было бы утопить выдру, и нацепила выражение лица той, кто скорее умрет, чем позволит другой женщине претендовать на ее босса.
Закончив работу, я сразу же заявилась в «Королевские трубопроводы» без предупреждения и попросила о встрече с мистером Фитцпатриком. Сейлор упоминала о том, что Хантер, который тоже работал в семейной компании, сегодня сопровождал ее на первый прием у акушера-гинеколога и ушел рано. Я не хотела, чтобы Хантер увидел меня и рассказал об этом моим подругам.
Когда я пришла, личная помощница Киллиана не переставала дуться все время, пока разговаривала с ним по телефону.
– Здра-а-а-асьте, мистер Фитцпатрик. Это Кейси Брандт.
Пауза.
– Ваша помощница последние два года, сэр.
Пауза.
– Да! С розовым. – Она захихикала. – Простите, что беспокою, но тут мисс Персефона Пенроуз без предварительной записи.
Пауза.
– Она сказала, что ей нужно срочно с вами поговорить, но, типа, отказалась дать мне дополнительную информацию?
Уж не знаю, к чему эта вопросительная интонация. Впрочем, почему его личная помощница выглядела так, будто ей самое место рассекать в розовом «Шевроле-Корвет» на пару с пластиковым бойфрендом Кеном и щенком по кличке Таффи, мне тоже было неясно.
– Да, я знаю, что получить от нее информацию – моя работа. К сожалению, она совсем несговорчива, сэр.
Пауза.
– Да, сэр. Я ей сообщу.
Она посмотрела на меня, как на жвачку, прилипшую к подошве ее туфель на двадцатипятисантиметровых шпильках.
– Похоже, мистер Фитцпатрик не может вписать вас в свой график.
– Скажи ему, что я не уйду, пока он меня не примет, – мой голос дрожал, но я не могла уйти, не увидевшись с ним. Не попытавшись.
Она замешкалась, покусывая накрашенную блеском губу.
Я дернула подбородком в сторону телефона.
– Ну же, передай ему мой ответ.
Так она и сделала, а потом швырнула трубку интеркома.
– Он сказал, что у него совещание, которое, скорее всего, продлится несколько часов.
– Ничего страшного. У меня есть время.
Это было два часа назад.
Роскошный вестибюль на этаже, который занимало руководство «Королевских трубопроводов» сверкал золотыми акцентами. Мониторы, следящие за акциями компании на всех мировых рынках, светились зеленым и красным цветами.
Кейси все больше суетилась, стуча кончиками острых ногтей по хромированному столу.
– Мне нужно в дамскую комнату, – раздраженно сказала она, доставая косметичку из лежащей под столом сумки.
Я оторвала взгляд от журнала о нефти и газе, который якобы читала.
– Да ну? – ласково переспросила я. – Ты не полностью приучена к горшку? Знаешь, я воспитатель в детском саду. Маленькие происшествия меня нисколько не беспокоят. Нужна помощь в туалете для больших девочек?
Она бросила на меня убийственный взгляд.
– Никуда не уходи, разве что обратно в трейлер-парк, из которого пришла. – Она остановилась, разглядывая мою дешевую одежду. – Или в ад.
Каблуки ее туфель с красной подошвой застучали по полу в направлении уборной, оставляя вмятины на покрытии.
Как только Кейси скрылась из вида, я вскочила и бросилась вперед. Кабинет Киллиана был самым большим и роскошным на этаже. Было легко заметить среди них тот, который подходил самому успешному и влиятельному человеку.
Поспешив к нему, я смогла увидеть только спину посетителя через стеклянную дверь. Мужчина, который скрывал Киллиана от моих глаз, был широкоплечим, с золотистыми волосами, одет в шикарный костюм и обладал безупречной осанкой. Похоже, они увлечены беседой, но мне было все равно. Без стука распахнув дверь, я ворвалась в кабинет, пока не струсила.
К сожалению, моего эффектного появления оказалось недостаточно, чтобы заставить Киллиана оторвать взгляд от сидящего перед ним мужчины. Они склонились над кипой бумаг, разбросанных по его серебристому столу.
– …акции растут, но я все равно заметил тенденцию с негативными статьями в прессе. Сказать, что СМИ тебя недолюбливают, было бы явным преуменьшением. Все равно что сказать, будто океан влажный. Солнце теплое. Меган Фокс всего лишь сексу…
– Суть я уловил, – отрезал Киллиан. – Как нам исправить ситуацию?
– Полагаю, полная пересадка личности исключена? – протянул мужчина.
– Единственное, что сейчас будет пересажено, так это моя нога в твою задницу, если не предложишь решение.
Суровая публика. Мне предстоит столкнуться с суровой публикой.
– Черт возьми, Киллиан, – раздраженно сказал шикарный мужчина, – ты начал путь в должности генерального директора с увольнения девяноста процентов руководства и бурения скважин в Арктике. Поклонников ты точно не завоевал.
– Срезал лишний жир.
– Люди любят жир. Ежегодный доход индустрии фастфуда составляет двести пятьдесят шесть миллиардов долларов. Ты знал об этом? Люди, которых ты уволил, общались с журналистами, подливая масла в огонь и выставляя тебя одним из главных злодеев страны. «Королевские трубопроводы» уже считаются самой ненавистной компанией в Штатах. Взрыв на нефтеперерабатывающем заводе в Мэне, климатический съезд «Зеленой жизни», на котором восемнадцатилетняя девчонка сломала обе ноги…
– Не я сломал ей ноги, – перебил Киллиан, подняв ладонь. – К сожалению.
– Как ни крути, ты должен взяться за ум. Сыграй в их игру. Поддерживай здоровый, располагающий имидж. Нужно восстановить репутацию компании.
У мужчины был приятный британский акцент. Величественный, пропитанный претенциозностью и источающий властность. Он был игриво отрешенным. Загадочным. Я не могла понять, был ли он хорошим или плохим парнем.
– Ладно. Поцелую пару младенцев. Спонсирую нескольких студентов. Пожертвую средства на открытие нового больничного крыла. – Киллиан откинулся на спинку кресла и снова опустил взгляд на лежащие перед ним документы.
– Боюсь, мы уже миновали этап лобзания младенцев. Пора, Килл.
Киллиан, нахмурившись, поднял голову.
– Я не стану жертвовать личной жизнью, чтобы успокоить кучку лицемерных, разъезжающих на «теслах» придурков…
– Киллиан? То есть, мистер Фитцпатрик? – Я прокашлялась и вмешалась в разговор, пока не прозвучало еще больше информации, не предназначенной для моих ушей.
Оба мужчины обернулись и удивленно на меня посмотрели. С голубыми глазами с золотистыми крапинками, челюстью, будто из гранита, и изящным носом, британец был настолько красив, что это должно быть запрещено законом.
А Киллиан… Что ж, он был все так же великолепен в своей собственной «иди-ты-нахрен» манере.
Килл приподнял бровь. Мое появление в кабинете нисколько его не удивило.
– Я не хотела мешать…
– Но все же помешала, – перебил он.
– Прошу прощения. Можно с тобой переговорить?
– Нет, – отрезал он.
– Это важно.
– Не для меня. – Он бросил документы на стол, уже выглядя незаинтересованным. – Ты которая из сестер Пенроуз? Та, что старшая и шумная, или младшая и назойливая?
По прошествии стольких лет, он до сих пор не мог отличить нас с Эммабелль друг от друга. Мы даже не были похожи. Не говоря уже о том, что он видел меня голой, как в день моего появления на свет (а еще такой же раскрасневшейся).
И я снова поймала себя на том, что разрываюсь между желанием соблазнить и уязвить его.
– Я Персефона. – Я сжала опущенные вдоль тела руки в кулаки, вспоминая, как больно мне было, когда он разбил мое сердце. Как невероятно глупо я чувствовала себя после того, как пыталась наложить на него это дурацкое заклинание.
– Это не ответ на мой вопрос.
– Ладно, – процедила я. – Я та, что назойливая.
Киллиан снова сосредоточился на лежащих перед ним папках, бегло их просматривая.
– И чего ты хочешь?
– Поговорить с тобой наедине, пожалуйста.
– Врываться в мой офис без предупреждения было лишним. А ожидания, будто я не выгоню тебя вон, указывают на то, что специальность ты получила в местном филиале Sam’s Club[6]. Выкладывай, мистер Уайтхолл – мой адвокат.
– Адвокаты тоже люди, – заметила я. Моему унижению зрители не нужны.
– Спорно, – великолепный блондин сверкнул злобной ухмылкой. – И вообще… – Он встал с кресла, бегая между нами взглядом, а в его холодных глазах плясало веселье. – У меня есть дела поважнее, чем смотреть, как вы двое устраиваете словесную прелюдию. Счастливо, Килл.
Мужчина собрал документы, дважды постучал стопкой по столу и поспешил прочь. Температурой кабинет Киллиана напоминал промышленный холодильник. Все вокруг было аккуратным, минималистичным, организованным и серебристо-хромированным. Холодным и намеренно пугающим.
– Можно мне войти? – Я разгладила свое цветастое платье. Даже не обратила внимания, какое платье надела, когда вышла сегодня утром из дома, но теперь от меня не ускользнула ирония.
Он повернулся в кресле лицом ко мне, опустив скрещенные в лодыжках ноги на стол. Его темно-серый костюм с жилетом и рубашкой смотрелся так, будто был сшит прямо на нем. Пускай с годами моя одержимость Киллианом Фитцпатриком превратилась в обиду, я не могла отрицать, что он был настолько харизматичным, что на его фоне Микеле Морроне[7] становился похож на Стива Бушеми[8].
– У тебя ровно десять – нет, давай лучше пять, – минут до того, как я вызову охрану. – Он перевернул песочные часы на столе. – Устрой мне краткую презентацию, Цветочница. Постарайся.
Цветочница.
Он помнил.
– Ты натравишь на меня охрану?
– У меня много дел и мало терпения. Четыре с половиной минуты. – Киллиан хрустнул костяшками пальцев.
Я так спешила пересказать все подробности, что закружилась голова. Рассказала ему о том, как Пакстон водил меня к наемникам. О Колине Бирне и Томе Камински. О его огромном долге. Я даже сообщила ему о том, как Бирн грозился, что сделает из меня проститутку или убьет, если я не найду деньги. Когда я закончила, Киллиан лишь кивнул в ответ.
– Тебе удалось уложиться меньше чем за три минуты. Возможно, ты не совсем уж непутевая.
Раздавшийся позади грохот заставил нас одновременно повернуть головы. Кейси прижалась к стеклянной двери, широко раскрыв глаза. Толкнула ее, обнажив искусственные зубы.
– Боже, простите, мистер Фитцпатрик. Она обещала, что не…
– Мисс Брандт, уйдите, – отрезал Киллиан.
– Но я…
– Расскажите это кому-нибудь другому.
– Я…
– Этот кто-то – не я.
– Сэр, я просто хотела, чтобы вы знали, что…
– Я знаю одно: вы не справились со своей работой и будете соответственно оштрафованы. Вы уйдете в ближайшие три секунды либо через дверь, либо через окно. Дружеский совет: выберите дверь.
Она умчалась как Хитрый койот из шоу «Луни Тюнз», разве что не оставив за собой облако из песка. Киллиан снова повернулся ко мне, не обращая внимания на ужас на моем лице.
– Ты только что угрожал выбросить Барби из окна. – Я указала большим пальцем себе за спину.
– Не угрожал, а намекал, – поправил он. – У тебя осталось меньше двух минут, а у меня порядка пятисот вопросов.
Ладони вспотели, несмотря на температуру в кабинете.
– Справедливо.
– Первый: почему я? Почему не Хантер, Сейлор или любой другой человек, которому на тебя не наплевать, уж прости за прямоту?
Я не могла рассказать ему о беременности Сейлор. Она еще не поделилась этой новостью со своей большой семьей. Как не могла рассказать и о том, что не хотела быть неудачницей в нашей дружеской компании. Той, кого надо спасать.
Я предпочла озвучить полуправду.
– Сейлор с Хантером не знают о том, что сделал Пакстон, а они единственные близкие мне люди, у которых есть такие деньги. Они в курсе, что Пакс бросил меня и забрал все наши сбережения, но ничего не знают о долге. Я не хочу портить дружбу со своей лучшей подругой, ставя ее в такое положение. Я посчитала, что у нас с тобой нет общего прошлого, никаких связей. Между нами вышло бы исключительно деловое соглашение и ничего больше.
– Почему не Сэм Бреннан?
Сэм был старшим братом Сейлор и, насколько мне известно, хорошим другом Киллиана. Правящим королем бостонского подполья. Лихим психопатом с особой склонностью к насилию и карманами, такими же глубокими, как и его бездушные серые глаза.
– Связываться с Бреннаном, чтобы расплатиться с уличным ростовщиком – все равно, что отрубить себе руку из-за того, что сломала ноготь, – тихо ответила я.
– Думаешь, я не так опасен, как Бреннан? – Его губ коснулась тень улыбки.
– Нет. – Я выше подняла голову. – Но я думаю, тебе будет весело наблюдать, как я изворачиваюсь, пока возвращаю деньги, а потому, ты с большей вероятностью мне их дашь.
Его ухмылка была наглой и опасной, как заряженный пистолет.
Я была права. Он явно этим наслаждался.
– И где сейчас твой никчемный муж?
– Не знаю. Поверь мне, если бы знала, то гналась бы за ним даже на край земли. – Заставила бы его заплатить за содеянное.
– Как ты собираешься возвращать этот заем? – Килл провел тыльной стороной ладони по точеному подбородку.
– Постепенно. – Правда отдавала горечью во рту. – Я работаю воспитательницей в детском саду, но подрабатываю няней и репетитором для первоклашек и второклашек. Я буду работать день и ночь, пока не верну тебе все до последнего пенни. Даю слово.
– Твое слово ничего не значит. Я тебя не знаю. Что подводит меня к последнему вопросу: почему я должен тебе помогать?
Что это за вопрос такой? Почему нормальные люди помогают другим? Потому что это порядочно. Но Киллиан Фитцпатрик не был ни нормальным, ни порядочным. Он не играл по правилам.
Я открыла рот, пытаясь придумать хороший ответ.
– Тридцать секунд, Персефона. – Он постучал по песочным часам, наблюдая за мной.
– Потому что можешь?
– С моими-то деньгами я могу вообще все что угодно. – Он зевнул.
– Потому что это правильно! – воскликнула я.
– Я нигилист.
– Я не знаю, что это значит. – Я почувствовала, как уши начинают гореть от стыда.
– Для меня правильное и неправильное – одна сторона медали, только преподнесенная по-разному, – равнодушно ответил он. – У меня нет ни морали, ни принципов.
– Ничего печальнее в жизни не слышала.
– В самом деле? – Киллиан оторвал взгляд от буклета, а на его лице застыла каменная маска жестокости. – А самое печальное, что в последнее время слышал я – это история о женщине, которую кинул ее пропащий муж, и теперь ее вот-вот продадут, убьют или сделают и то и другое.
– Именно! – воскликнула я, указывая на него. – Да! Понимаешь? Если со мной что-то случится, это будет на твоей совести.
У меня задрожала нижняя губа, но я, как и всегда, сдержала слезы.
Киллиан бросил буклет через стол.
– Во-первых, и пары секунд не прошло, как я упомянул о том, что у меня нет совести. Во-вторых, что бы с тобой ни случилось – это будет на твой совести и совести того конченого клоуна, за которого ты вышла замуж. Я не стану очередным пунктом в твоем списке неверных решений.
– Брак с Пакстоном не был неверным решением. Я вышла замуж по любви.
Прозвучало жалко даже для моих ушей, но я хотела, чтобы он знал. Знал, что я не сидела сложа руки и тоскуя по нему все эти годы.
– Как и все девушки из среднего класса. – Он проверил время на песочных часах. – Какая скукотища.
– Киллиан, – тихо обратилась я. – Ты моя единственная надежда.
Кроме него, мой единственный вариант – исчезнуть. Сбежать от семьи и друзей, от всего, что я знала, любила и ценила.
От жизни, которую я строила последние двадцать шесть лет.
Киллиан поправил галстук, прижатый под жилетом.
– Вот в чем дело, Персефона. Я принципиально ничего не даю, не получив что-то взамен. Единственное, что отличает меня от того ростовщика, который тебя преследует, – это привилегированное воспитание и возможности. Я тоже не занимаюсь оказанием бесплатных услуг. Поэтому, если ты не скажешь, что конкретно я могу получить за сотню тысяч долларов, с которой ты просишь меня распрощаться, то я тебе откажу. Кстати, у тебя осталось десять секунд.
Я стояла с пылающими щеками и горящими глазами, а каждая мышца в моем теле была натянута, как тетива. По спине пробежал холодок.
Мне хотелось кричать. Наброситься на него. Обрушиться на пол пеплом. Выцарапать ему глаза, кусаться, драться с ним и… делать то, что мне никогда не хотелось делать ни с кем, в том числе с врагами.
– Пять секунд. – Киллиан снова постучал по песочным часам. Его прищуренные глаза искрились весельем. Ему это нравилось. – Сделай мне свое лучшее предложение, Пенроуз.
Он хотел, чтобы я отдала ему свое тело?
Свою гордость?
Душу?
Я не стану этого делать. Ни для Бирна. Ни для него. Ни для кого.
Оставшиеся секунды утекали, словно жизнь, покидавшая тело тетушки Тильды.
Он нажал пальцем на красную кнопку сбоку от стола.
– Всего хорошего, Цветочница. Во всяком случае, на оставшуюся часть жизни.
Киллиан развернулся в кресле к окну, держа в руке документы и готовясь вернуться к работе. Стеклянная дверь позади меня распахнулась, и в кабинет вошли двое крепких мужчин в костюмах. Оба схватили меня под руки и потащили на выход.
Кейси ждала у лифта, скрестив руки на груди и прислонившись плечом к стене, а ее щеки пылали от унижения.
– Не каждый день охрана выносит мусор. Видимо, все когда-то случается в первый раз. – Она тряхнула волосами и расхохоталась, как гиена.
Весь путь до Норт-Энда я ехала на велосипеде и боролась со слезами.
Мой последний и единственный шанс пошел прахом.
Третья
Киллиан
– Мы беременны!
Хантер объявил об этом за ужином.
Мне хотелось стереть его самодовольную улыбку дезинфицирующим средством.
Или кулаком.
Или пулей.
Дыши, Килл. Дыши.
Его жена, Сейлор, погладила свой плоский живот. По большому счету, на мысли о материнстве она наводила не больше, чем съедобные стринги. А потому я сомневался, что кто-то из этих идиотов способен позаботиться о каком-то более сложном, чем золотая рыбка, существе.
– Восемь недель. Срок еще ранний, но мы хотели вам сообщить.
Я сохранял бесстрастное выражение лица, хрустя под столом костяшками пальцев.
Более неподходящего времени они выбрать не могли.
Мама с пронзительным визгом вскочила с места и, заключив счастливую парочку в объятия, стала осыпать их поцелуями и похвалами.
Эшлинг без умолку твердила о том, что всегда мечтала стать тетей, и я бы начал беспокоиться насчет ее жизненных целей, если бы не то обстоятельство, что она вот-вот закончит мединститут и начнет ординатуру в женской больнице Бригэма в Бостоне. Athair пожал Хантеру руку, будто они заключили выгодную сделку.
В каком-то смысле так и было.
Джеральд Фитцпатрик предельно ясно дал понять, что ждет от своих сыновей наследников. Потомков, которые продолжат дело Фитцпатриков. Я был первым в очереди, старшим Фитцпатриком, а потому на мои плечи легла миссия не просто произвести на свет преемников, но и позаботиться о том, чтобы один из них был мужского пола и впоследствии взял на себя бразды правления «Королевскими трубопроводами», независимо от его любви к бизнесу и/или способностей.
Если у меня не будет детей, то должность, власть и состояние достанется отпрыску, стоящему следующим в очереди на трон. Если точнее, ребенку Хантера.
Athair – отец на ирландском гаэльском – неловко похлопал свою невестку по спине. Он был велик – и ростом, и вширь, и масштабами личности, – с копной седых волос, темными глазами и бледной кожей.
– Отличная работа, милая. Лучшая новость за весь год.
Я украдкой проверил свой пульс под столом.
Он был под контролем. Едва-едва.
Все повернули головы в мою сторону. С тех пор как отец покинул пост чуть меньше года назад и назначил меня генеральным директором «Королевских трубопроводов», я стал вожаком стаи и занимал место во главе стола во время наших ужинов по выходным.
– Ты ничего не скажешь? – Мама с натянутой улыбкой теребила жемчужное ожерелье.
Я поднял бокал с бренди.
– За новых Фитцпатриков.
– И за мужчин, которые их делают. – Athair залпом выпил свой напиток. Я встретил его выпад с холодной улыбкой. Мне тридцать восемь – я был на одиннадцать лет старше Хантера и не имел ни жены, ни детей.
Брак значился в самом конце моего списка первоочередных задач, где-то после ампутации одной из моих конечностей ножом для масла и прыжка с тарзанки без веревки. Мысль о детях тоже не вызывала у меня восторга. Они шумные, бесконечно пачкаются и требуют повышенного внимания. Я откладывал неизбежное. Брак всегда входил в планы, ведь я даже не мечтал, что мне удастся отвертеться от рождения наследников и исполнения долга перед родом Фитцпатриков.
Создание семьи было частью более масштабного плана. Перспективой. Я хотел построить империю, многократно превосходившую ту, которую унаследовал. Династию, которая простиралась далеко за пределы нефтяного магнатства, коими мы сейчас являлись.
Однако я был твердо намерен сделать это ближе к пятидесяти годам и на условиях, которые вынудили бы большинство женщин пуститься наутек, да еще броситься с обрыва в придачу.
Вот почему вопрос о браке даже не обсуждался.
Вплоть до этой недели, когда мой друг и адвокат, Дэвон Уайтхолл, настоятельно призвал меня жениться, чтобы умерить потоки брани, направленные на «Королевские трубопроводы» и меня самого.
– Что ж, athair, – безучастно произнес я, – рад, что Хантер превзошел твои ожидания по части рождения наследников. – Такой исход был предсказуем и четко начертан спермой моего брата еще с тех времен, когда он протащил всех нас через пиар ад со своим домашним порно.
– Знаешь, Килл, сарказм – низшая форма остроумия. – Сейлор бросила на меня пронизывающий взгляд и сделала глоток безалкогольной «Кровавой Мэри».
– Если бы ты была избирательным собеседником, то не вышла бы замуж за мужчину, который считает шутки про пердеж апогеем комедии, – парировал я.
– Шутки про пердеж и есть апогей комедии. – Хантер, который только наполовину эволюционировал в человека, выставил палец вверх. – Это факт.
Большую часть времени, я сомневался, что он обучен грамоте. Но все же он мой брат, а значит, на мне лежало элементарное обязательство его терпеть.
– Поздравлений было бы достаточно. – Сейлор взмахнула вилкой.
– Отвянь. – Я допил бренди и громко жахнул стаканом по столу.
– Милый! – ахнула мама.
– Знаешь, Килл, для таких, как ты, есть специальный термин, – ухмыльнулась Сейлор.
– Сволочи? – невозмутимо произнес Хантер, затем прижал два пальца к губам и изобразил, будто выронил невидимый микрофон.
Одна из слуг налила мне в опустевший бокал бренди на два пальца.[9] Потом на три. Потом на четыре. Я не велел ей остановиться, пока алкоголь почти не полился через край.
– Следи за языком! – мать выпалила еще пару случайных слов.
– Ага. Я как раз свободно говорю, по крайней мере, на двух: английском и матерном, – хихикнул Хантер.
А еще он использовал слово «хрен» в качестве единицы измерения («до хрена»), участвовал в чудовищной расправе над английским языком («сконтачимся», «я че смекнул») и до женитьбы на Сейлор обеспечил нашей семье достаточно скандалов, чтобы мы могли превзойти даже Кеннеди.
Я же, однако, избегал богохульства любого рода, держал (нехотя) на руках младенцев во время публичных мероприятий и всегда был честным и прямолинейным человеком. Я был идеальным сыном, генеральным директором и Фитцпатриком.
С одним недостатком – я не был семьянином.
Оттого СМИ каждый месяц устраивали раздолье. Они прозвали меня Безразличным Киллианом, подчеркивая, что я любил быстрые машины и не состоял ни в одной благотворительной организации. А еще без конца тиражировали одну и ту же историю о том, как я отклонил предложение попасть на обложку финансового журнала наряду с другими мировыми миллиардерами из-за того, что все они (кроме Безоса) были далеки от моей группы налогоплательщиков.
– Почти, милый. – Сейлор похлопала Хантера по руке. – Социопаты. Мы называем таких людей, как твой брат, социопатами.
– Так вот оно что. – Хантер щелкнул пальцами. – И правда вдыхает смерть в окружающее пространство.
– Ну-ну! – Джейн Фитцпатрик, она же дражайшая матушка, пыталась унять споры. – Мы все взволнованы пополнением в семействе. Мой самый первый внук. – Она сцепила руки, мечтательно глядя вдаль. – Надеюсь, первый из многих.
Вот уж сильно сказано для той, у кого материнский инстинкт, как у кальмара.
– Не волнуйся, ма, я намерен оплодотворять свою жену столько раз, сколько она мне позволит. – Хантер подмигнул своей рыжеволосой жене.
Мой брат был образцовым любителем переборщить с лишней информацией. И, возможно, обладателем лобковых вшей.
От приступа рвоты меня сейчас сдерживало только то, что ради него не стоило понапрасну тратить еду.
– Боже, я так завидую, Сейл! Мне не терпится стать матерью. – Эш подперла подбородок рукой и издала мечтательный вздох.
– Ты будешь прекрасной матерью. – Сейлор потянулась через стол и сжала ее руку.
– За ваших с твоим свояком воображаемых детей. – Хантер бросил в рот кусочек жареного картофеля и принялся жевать.
Эш вся покраснела. Впервые с начала ужина я испытал легкое изумление. Моя сестра питала безнадежную одержимость Сэмом Бреннаном, старшим братом Сейлор и парнем, который работал на меня по контракту.
То обстоятельство, что она была тихоней, а он современным доном Карлеоне, нисколько ее не смущало.
– Ну а ты, mo orga? – Athair обратился ко мне.
Мое прозвище в переводе с ирландского гаэльского означало «мой золотой». Я был пресловутым современным Мидасом, который превращал все, к чему прикасался, в золото. Сформированное и отлитое в его руках. Впрочем, судя по тому, что с момента вступления в должность генерального директора, я не принес отцу ничего, кроме дурных статей в прессе, я уже не был уверен, что это прозвище мне подходит.
Дело было вовсе не в моей работе. В «Королевских трубопроводах» не было никого, кто мог превзойти меня навыками, знаниями или чутьем. Но я был бездушным, бесстрастным человеком. Противоположностью предводителя рода, которого люди хотели видеть во главе компании, ежедневно уничтожавшей тропические леса и лишавшей мать-природу ее естественных ресурсов.
– А что я? – Я нарезал лосося на равные крошечные кусочки. Мое обсессивно-компульсивное расстройство[10] становилось более заметным, когда я оказывался под давлением. Выполнение каких-либо ритуалов давало мне чувство контроля.
– Когда ты подаришь мне внуков?
– Предлагаю задать этот вопрос моей жене.
– У тебя нет жены.
– Видимо, детей в обозримом будущем у меня тоже не будет. Если только ты не относишься непредвзято к случайно зачатым внебрачным отпрыскам.
– Только через мой труп, – процедил отец.
Не искушай меня, старик.
– Когда вы объявите о беременности публично? – Athair обратился к Хантеру, потеряв интерес к обсуждению моего гипотетического потомка.
– Не раньше, чем в конце второго триместра, – подхватила Сейлор, бережно опустив ладонь на живот. – Мой акушер-гинеколог предупредила, что первый триместр самый сложный. К тому же это плохая примета.
– Но хороший заголовок для «Королевских трубопроводов». – Отец задумчиво потер подбородок. – В особенности после демонстрации «Зеленой жизни» и идиотки, которая умудрилась сломать обе ноги. Пресса крепко ухватилась за эту историю.
Я устал об этом слушать. Можно подумать, «Королевские трубопроводы» имели отношение к тому, что какая-то тупица решила залезть на памятник моему деду на самой оживленной площади Бостона с рупором в руке и свалилась оттуда.
Athair угостился третьей порцией запеченного в меду лосося и заговорил, тряся всеми тремя подбородками.
– Последнюю пару лет ceann beag был любимчиком прессы. Приятный, трудолюбивый, коммуникабельный. Исправившийся плейбой. Может быть, стоит сделать его лицом компании на ближайшие несколько месяцев, пока заголовки не утихнут.
Ceann beag означало «малыш». Пускай Хантер был средним ребенком, мой отец всегда обращался с ним как с младшим. Возможно, потому что Эш была мудра не по годам, но, скорее всего, потому что в Хантере было зрелости, как в лейкопластыре.
Я положил приборы на стол, борясь с тиком в челюсти, и опустил руки под стол, чтобы снова похрустеть костяшками пальцев.
– Ты хочешь назначить моего двадцатисемилетнего брата главой «Королевских трубопроводов» только потому, что он сумел обрюхатить свою жену? – поинтересовался я ровным, спокойным голосом.
Я вкалывал в «Королевских трубопроводах» с раннего подросткового возраста и занял свое место возле трона ценой личной, социальной жизни и значимых отношений. А Хантер тем временем скакал в Калифорнии из одной оргии в другую, пока отец силой не притащил его обратно в Бостон, дабы тот взялся за ум.
– Послушай, Киллиан, в последнее время мы столкнулись с серьезной негативной реакцией из-за взрывов на заводе и разведочного бурения скважин в Арктике, – проворчал athair.
Киллиан. Не mo orga.
– Взрыв на нефтеперерабатывающем заводе случился еще при тебе, а моя установка разведочного бурения в Арктике, по всей вероятности, увеличит наш доход на пять миллиардов долларов к две тысячи тридцатому году, – заметил я, обводя большим пальцем край бокала с бренди. – За те восемь месяцев, что я занимаюсь этим делом, наши акции выросли на четырнадцать процентов. Не так уж и убого для начинающего гендира.
– Не из всех тиранов выходят плохие короли. – Он прищурился. – Твои достижения ничего не стоят, если люди желают свергнуть тебя с трона.
– Никто не хочет меня свергать. – Я бросил на него сочувственный взгляд. – Совет директоров прикрывает мне спину.
– А все остальные в компании хотят воткнуть в нее нож, – взревел он, ударив кулаками по столу. – Членов правления волнует одна только прибыль, и они проголосуют так, как я того захочу, если до этого дойдет. Не слишком расслабляйся.
Приборы зазвенели, тарелки полетели, вино разбрызгалось по скатерти, словно капли крови. Мой пульс по-прежнему был спокойным. Выражение лица безмятежным.
Держи себя в руках.
– Ты пугаешь собственных сотрудников, пресса тебя ненавидит, а для остальной общественности ты загадка. У тебя нет собственной семьи. Нет спутницы жизни. Нет детей. Нет якоря. Не думай, что я не говорил с Дэвоном. Так уж вышло, что у нас с твоим адвокатом мысли сходятся. Тебе нужен кто-то, кто рассеет твой мрак, и как можно скорее. Разберись с этим, Киллиан, да побыстрее. Пресса называет тебя Злодеем. Пусть прекратит.
Я поджал губы, почувствовав спазм в челюсти.
– Ты закончил истерику, athair?
Отец оттолкнулся от стола и вскочил на ноги, указав на меня пальцем.
– Я называл тебя mo orga, потому что мне никогда не приходилось за тебя беспокоиться. Ты всегда делал все, что мне нужно, прежде чем я успевал попросить. Первый безупречный старший ребенок семьи Фитцпатрик за многие поколения с тех времен, когда твой пра-пра-прадедушка перебрался из Килкенни в Бостон на утлой лодке. Но это изменилось. Тебе скоро сорок, пора уже остепениться. В особенности если ты хочешь и впредь быть лицом этой компании. А если работа не служит для тебя достаточно сильным стимулом, то, позволь, я объясню. – Отец наклонился ко мне, и его глаза оказались на уровне моих глаз. – Следующий в очереди наследования – Хантер, и сейчас, следом за ним идет твой будущий племянник или племянница. Все, над чем ты трудился, будет передано ему. Все. А если напортачишь, я тоже позабочусь о том, чтобы тебя свергнуть.
