Лариса Джейкман
У каждого свой крест
3
О проблемах Виктора Леонидовича в городе не знали. И тем не менее они с женой решили не делать из этого большого секрета.
– Это глупо, притворяться беременной, уезжать куда-то на полгода, потом возвращаться с новорожденным. Нет, я не хочу. Давай все сделаем открыто и без всяких выкрутасов, – заявила Элла, и муж согласился с ней.
В Центральном роддоме их встретили приветливо и сразу же пригласили в кабинет главврача. Это был седой, солидного возраста мужчина в белоснежном накрахмаленном халате, который усадил важных гостей на удобный кожаный диван и начал беседу издалека. Сначала поговорили о самочувствии, затем перешли к настроению, погоде, а затем уж к важной теме разговора – к усыновлению новорожденного малыша, который по той или иной причине останется без родителей.
– Конечно, нам хотелось бы знать, кем они у него были. Ну в смысле происхождения и их образа жизни. Ребенка алкоголиков мы, конечно, не решимся взять. Могут быть трудности со здоровьем и воспитанием, правда ведь? – спросила Элла Григорьевна как можно мягче и сострадательней.
Главврач внимательно посмотрел на нее и обратился к Виктору Леонидовичу:
– А вы как считаете? К тому же, есть ли у вас предпочтения, хотите мальчика или девочку?
– Нет, предпочтений у нас с женой нет, а что касается родителей малыша, то это важно. Я думаю, моя жена права.
– Хорошо, я вас понял, – главврач говорил спокойно и уверенно, и супруги прониклись к нему доверием.
Им объяснили, что придется ждать подходящего случая, что в настоящее время новорожденных, оставшихся без родителей малюток у них нет, но если случится оказия, им непременно позвонят.
Оказия случилась лишь спустя шесть месяцев. В дорожно-транспортное происшествие попала автомашина, в которой ехали муж с женой, молодая пара, которая ожидала своего первенца. Оба были вполне благополучными молодыми людьми. У молодой женщины родителей не было, а у мужчины был только отец, пенсионер, в прошлом ректор института.
Молодой мужчина погиб сразу же, а женщину доставили в роддом, она была на восьмом месяце беременности. Врачи, как могли, боролись за ее жизнь, но спасти удалось только ребенка, мальчика, который родился, унеся жизнь своей тяжело раненой матери. Фактически, несчастная женщина скончалась во время искусственных родов от тяжелой травмы головы, но ребенок чудом остался жив. Удивительно жизнеспособный, здоровый мальчик, судьба которого сразу же была предопределена. Его решено было отдать в семью Бесединых.
Элла надолго запомнит тот день, когда она узнала о своем потенциальном сыне. Ей сообщил Виктор, ворвавшись в библиотеку, как на крыльях. Ему только что позвонил знакомый уже главврач и сказал, что в Центральном роддоме родился мальчик, который может стать их сыном, если они захотят.
Беседины тут же бросили все дела и отправились в больницу. Узнав подробности происхождения малыша на свет, они очень огорчились, и Элла даже всплакнула. Решение об усыновлении младенца было принято сразу, хотя они его еще и не видели. Целую неделю родители томились в ожидании встречи с сыном. Наконец им разрешили взглянуть на него. Малыш безмятежно спал, когда Элла с Виктором пришли в палату, торжественные и взволнованные, в белых халатах и в масках. Глаза Эллы снова заволокло слезами, и Виктор понимающе прижал ее к себе.
– Все будет хорошо, моя любимая. Посмотри, какой у нас сын. Ты счастлива?
Элла, покачав головой в знак согласия, шепнула: «Очень» и вытерла набежавшие слезы.
Когда новорожденный немного окреп, Элле Григорьевне предложили лечь в больницу и поухаживать за малышом, привыкнуть к нему немного и поучиться быть мамой своего новоиспеченного сынишки. А учиться пришлось многому: и как кормить, и как пеленать, и как купать. Элла делала все с удовольствием, а ее муж в это время заканчивал оформление необходимых документов об усыновлении, что требовало соблюдения всевозможных формальностей, которых было не так уж мало.
Элла пробыла с малышом в больнице больше двух недель, и когда их выписали, мальчику было уже почти четыре месяца. Выглядел он абсолютно здоровым, счастливым, и супруги наконец ощутили себя родителями. Они с благодарностью в душе приняли этот подарок судьбы. Сына назвали Павликом и решили, что теперь у них полноценная, семейная жизнь.
За время пребывания Эллочки в больнице, Виктор Леонидович ускоренными темпами провел в квартире косметический ремонт и тщательно подготовил детскую комнату, оснастив ее всем необходимым. Великолепный финский гарнитур для спальни малыша был приобретен специально и как нельзя лучше вписался в интерьер светлой, уютной комнаты, оклеенной голубыми обоями в облачках, солнышках и птичках. Здесь же в спальне малыша находилась и кровать для няни, которую еще предстояло найти.
Первый месяц Элла управлялось с сыном сама, но потом заявила, что пора искать няню. Забот становится все больше и больше, и еду надо готовить тщательно, и стирать, и гладить. Ей нужна помощница.
Тут молодая мать вспомнила, что у ее прежней приятельницы мама только что вышла на пенсию. Приятельница звонила ей и жаловалась на то, что мама остается совсем одна. Они с мужем собираются переезжать в Прибалтику, так как муж у нее эстонец, и ему неожиданно подвернулась там хорошая работа. А мама в Эстонию не хочет, и это выливается в большую проблему.
Мама приятельницы всю жизнь проработала школьным врачом, так что кандидатура как раз подходящая. О своей маме Элла, правда, тоже подумала, но она прекрасно понимала, что одна мама не приедет, а с отцом вдвоем их не разместить. Слишком много народу в доме – не очень удобная вещь. Пусть уж лучше чужой человек, которого всегда можно отправить к себе, если что не так, к тому же не будет ни нотаций, ни нравоучений.
Посоветовавшись с мужем, Элла позвонила Галине Федоровне, одинокой пенсионерке. Та ответила приветливо, и, казалось, очень обрадовалась звонку. Элла вкратце обрисовала ей суть дела, и женщина обещала зайти к ним в ближайший выходной. Оказывается, ее дочь, приятельница Эллы, уже уехала с мужем в Эстонию, и Галина Федоровна очень скучала, оставшись в этом городе совсем одна.
Няня пришлась по душе Элле и Виктору. Приятная женщина, она выглядела очень опрятно и имела хорошие манеры в разговоре, во время еды и к тому же сразу же с душой отнеслась к маленькому полугодовалому Павлику. Она взяла его на руки и удобно приложила к себе, поддерживая головку. Элла заметила бережное прикосновение Галины Федоровны к ребенку и осталась довольна. Теперь у нее опять было много свободного времени, так как Галина Федоровна буквально не покидала их дом, ухаживая за мальчиком, а заодно и за его родителями.
Она делала по дому все, готовила, убирала, стирала и гладила. И как-то успевала все это к великому удивлению нерадивой Эллы.
***
Когда Павлику исполнилось девять месяцев, Эллочка засобиралась на работу. Но перед этим ей захотелось непременно съездить в Москву.
– Я так давно не видела Машу. Надо же мне похвастаться перед ней тем, что я тоже мама. У нас теперь еще больше общего, не можем же мы все обсуждать по телефону, надо и опытом обменяться, и посоветоваться друг с другом. К тому же сейчас ее муж на съемках, и Маша одна. Я поеду!
Виктор Леонидович не перечил. За ребенка он был спокоен. Галина Федоровна справлялась со своими обязанностями как нельзя лучше, к тому же она тоже была не против Эллочкиного отъезда, не возражала остаться с малышом одна. Поэтому Элла ясным майским утром улетела в Москву, недельки на две, как она сама запланировала. Виктор Леонидович проводил ее в аэропорт и сказал, что будет очень скучать.
Он звонил жене почти каждый день, и ему было приятно слышать ее радостный голос. Но в этот вечер случилась беда. Виктор Леонидович пришел с работы, вкусно поел, и пока Галина Федоровна прибиралась на кухне, он забавлялся с сынишкой. Малыш радостно ползал, играл разбросанными по полу игрушками, хохотал и доставлял отцу массу удовольствия, как вдруг резко зазвонил телефон. Виктор Леонидович почувствовал тревогу. Что-то насторожило его. Наверное то, что звонок был явно междугородний, а Элла сама ему никогда не звонила.
– Виктор Леонидович? Это Маша, здравствуйте, – услышал он взволнованный голос и не на шутку испугался. – Я вам хочу сказать, что вы должны срочно приехать в Москву. Элла в больнице.
– Что?! Как в больнице? Что случилось, боже мой? – буквально выкрикнул он, а в голове его пронеслись названия всевозможных внезапных болезней: аппендицит, воспаление легких, перелом конечностей и тому подобное.
Но Маша категорически отказалась сообщать ему, что случилось с Эллой, сославшись на то, что это не телефонный разговор.
– Вы должны приехать немедленно. Все страшное уже позади, но Элле нужна ваша помощь и поддержка.
Понятно, что после такого заявления Виктор Леонидович немедленно отправился в аэропорт, благо он еще успевал на последний рейс.
Москва встретила его неприветливо, промозглым ночным дождем и зябким холодом, который пробирал до мозга костей. К Маше Виктор прибыл уже в третьем часу ночи, но она его ждала. На кухне мягко горела лампа дневного света, было тепло и пахло свежезаваренным кофе. Виктора трясло, как в лихорадке. Он посмотрел на Машино бледное лицо и понял, что дела плохи.
Она тем не менее усадила его в удобное кресло, примостившееся в углу огромной кухни, подала кофе, бутерброды и села напротив.
– Вы только не переживайте, я не буду от вас ничего скрывать. С Эллой случилась беда.
– Что, говорите же наконец! Она жива?!
– Ее изнасиловали вчера. Изнасиловали очень грубо, но физически она не очень пострадала. Я имею в виду, что ни зашивать ее сильно не пришлось, ни… ну в общем, ничего такого. Но конечно, стресс. Она в глубокой депрессии, постоянно плачет, вас зовет. Я не могу с ней много времени проводить из-за малыша. Я сейчас одна, поэтому…
– Ладно не продолжайте. Это мне понятно. Как это случилось, Маша? Где?
– Я толком ничего не знаю, этим занимается милиция. Случилось это днем. Она пошла по магазинам, целый день ее не было, а потом вечером мне позвонили из больницы и сообщили. Элла мне ничего не рассказывала, только плакала, но с ней беседовал милиционер, 240 отделение, можете завтра туда обратиться. Полковник Журавлев, вот у меня записан его телефон.
Маша протянула Виктору Леонидовичу клочок бумаги с телефоном, и он понял, что его спокойная и счастливая жизнь на этом закончилась.
Ранним промозглым утром Виктор Леонидович уже сидел в приемной больницы и настаивал на свидании с женой. Ему отказали, объяснив, что это неприемные часы, пациентка еще спит, а когда проснется, ей будут делать процедуры, потом завтрак, потом обход врачей, а вот потом уже можно будет ее навестить.
Виктор Леонидович был в отчаянии. Ехать в двести сороковое отделение милиции ему совсем не хотелось, он понимал, что там его ничем не обрадуют, да и вообще они вряд ли кого-нибудь найдут, если вообще будут искать. Он хотел все узнать от Эллы, а потом уже решить, как действовать в зависимости от обстоятельств.
В палату к жене его пустили только после десяти утра, и он буквально ворвался туда, так как его терпение было уже на исходе. Элла лежала на высокой кровати у окна, и вид у нее был плачевный. Увидев мужа, несчастная женщина заплакала в голос, и он едва успел подхватить ее, она рванулась ему навстречу и чуть было не упала с кровати.
– Элла, девочка моя! Осторожнее, приляг, не вставай, – говорил ей тронутый до глубины души Виктор, и сердце его буквально разрывалось на части от жалости и сострадания.
Когда Элла успокоилась и немного пришла в себя, он решил вывезти ее из палаты куда-нибудь в уединенное местечко, хотя бы в холл с телевизором, который пустовал в это время дня, и поговорить. Она согласилась и не без помощи мужа и медсестры пересела с кровати в кресло на колесиках. Виктор вывез ее в коридор.
Разговор был очень тяжелым, им обоим пришлось нелегко, Элле вспоминать, а Виктору узнавать в подробностях о происшедшем. И все-таки Виктор настаивал на том, чтобы Элла рассказала ему все. От этого зависело, что делать дальше. Конечно, Виктор Леонидович не собирался оставлять случившееся без внимания, но ему нужно было знать, какие конкретно действия он должен предпринять. Но Элла ошеломила его.
– Нет! Я не хочу никаких расследований. Оставь это, Виктор. Лишняя и бестолковая нервотрепка, – нервно заявила она тоном, не терпящим никаких возражений.
– Элла, о чем ты говоришь?! Что значит никаких расследований? Негодяй должен быть найдет, наказан, изничтожен! Нет, я этого так не оставлю, ты не хочешь мутить грязную воду, но я не брезглив, я окунусь в эту грязь с головой, но подлецу пощады не будет.
Но то, что поведала мужу Элла, повергло Виктора в некоторое недоумение. Он ожидал услышать историю с нападением и угрозами, насилием и издевательствами, но услышал он нечто другое. Все, что произошло с его женой, выглядело совершенно иначе, и он начал понимать, почему Элла не хочет расследований. Это было слишком личное, нечто такое, о чем Виктор даже не догадывался, и благодаря чему его жена попала в ситуацию, которой она могла бы спокойно избежать, если бы была немного поосмотрительней.
4
Элла Острожина была у родителей единственной дочерью, и они старались воспитывать ее в лучших традициях интеллигентной, добропорядочной семьи. Элла была послушной и правильной девочкой, как таких называли обычно учителя. Она закончила школу хорошо, правда без медалей и грамот, но тем не менее это не помешало ей поступить в институт. Она поселилась в студенческом общежитии, но почти каждые выходные ездила домой к родителям, которые жили в подмосковье, куда электричкой можно было добраться меньше, чем за час.
В конце второго курса родители вдруг заметили, что дочь все реже и реже стала приезжать домой на выходные, а летом вообще заявила, что месяц каникул она проведет не дома, а поедет с друзьями на Черное море. Григорий Павлович и Софья Яковлевна Острожины были более, чем озадачены такой самостоятельностью дочери в принятии подобных решений и стали подробно расспрашивать ее о друзьях, с которыми она собирается ехать отдыхать. Но Элла этих расспросов старалась избегать, отвечала кратко, неохотно и невразумительно. Тогда отец строго заявил ей, что не даст ей денег на поездку до тех пор, пока не узнает, с кем она собирается ехать и более того – пока она не познакомит его со своими друзьями.
Эллу такая постановка вопроса явно не устраивала, и она отвергла ультиматум, заявив, что деньги ей не нужны, а с друзьями она не хочет знакомить родителей потому, что это просто неудобно. Она уже взрослая, и такие детские меры воспитания ей уже не подходят. Взрослой Элле было чуть больше восемнадцати, и все же она настояла на своем.
Вернувшись из поездки, девушка выглядела озабоченной, немного грустной, задумчивой. И опять-таки родители не могли найти с ней общего языка. А Эллу терзали невеселые мысли. Первый раз в жизни она была влюблена, и даже более того – она любила. Ее избранником был однокурсник Джават Затуев, красивый высокий парень с твердым взглядом глубоко посаженных глаз и абсолютно непроницаемым выражением лица, всегда точно знающим, что он хочет и чего добивается.
Джават учился на факультете народного танца, имел великолепную стройную фигуру и массу поклонниц. Когда он решил сделать Эллу своей девушкой, она испугалась. Она знала, какие страсти бушуют вокруг его персоны, сколько несчастных соблазненных и покинутых им подруг вздыхали, плакали и страдали по нему, но он был непреклонен. Однажды расставшись с очередной возлюбленной, он никогда больше не одаривал ее вниманием или даже дружеским расположением. Он просто переставал замечать ее. А девушка мучилась и переживала, не понимая, что же она сделала не так, что он вдруг бросил ее.
Когда очередь дошла до Эллы, она дала себе слово, что ни за какие блага мира не поддастся на его чары. Она не хотела проблем и сторонилась его, как могла. Но Джават буквально не давал ей проходу. Он встречал ее утром у входа в общежитие, и они вместе шли в институт, болтая так, ни о чем. На большой перемене, приходя в буфет, она не должна была стоять в очереди, Джават уже умудрялся все купить, и, заняв столик, ждал ее прихода. После занятий он находил ее и провожал в общежитие, а вечером являлся и приглашал в театр, ресторан или куда-нибудь еще, в основном в такие места, куда трудно было попасть или достать билеты даже за полгода вперед. Наконец Элла сдалась. Она решила просто проводить с ним вместе время, не становясь его невестой ни при каких обстоятельствах.
Подруги нашептывали ей, что не будь, мол, дурой, беги от него, пока не поздно, но Элла, сама прекрасно понимая правильность их советов, расстаться с Джаватом уже не могла. Он цепко держал ее около себя и однажды признался в любви, горячо и пылко. Элла расплакалась. Она боялась этого признания, но еще больше она боялась сознаться себе в том, что тоже полюбила его.
Джават снимал квартиру на Стромынке, и однажды в выходной попросил Эллу не ездить домой, пригласив ее к себе.
– Джават, я не могу. Что я родителям скажу?
– Ты должна им что-то сказать, так как на летние каникулы мы поедем с тобой отдыхать на Черное море, к тому моменту они должны быть готовы к тому, что их дочь уже взрослая, и не должна быть под их присмотром денно и нощно. Но если ты не можешь, хочешь я сам с ними поговорю?
– Нет! Я сама. Не надо. Я прошу тебя, Джават, я не могу вот так сразу.
– Элла, не раздражай меня. Ты не ребенок и прекрасно понимаешь… – Джават замолчал, не договорив фразу.
– Что я прекрасно понимаю, договаривай! – спросила Элла.
– Потом объясню, вечером. Жду тебя к семи у метро Сокольники. Не опаздывай.
С этими словами он повернулся и ушел, и Элла поняла, что если она не придет, то всему конец. Ей страшно не хотелось оказаться в положении ее подруг, покинутых Джаватом. Она была убеждена, что сможет противостоять любым его попыткам соблазнить ее. Но в глубине души надеялась, что он этого себе не позволит. Они даже ни разу не целовались, хотя она страшно об этом мечтала. Джават целовал только кончики ее пальцев и никогда не позволял себе лишнего.
Вечером в назначенный час Элла стояла у станции метро «Cокольники» и озиралась по сторонам, ища взглядом Джавата. Он опоздал ровно на двадцать минут и даже не извинился.
– Хорошо, что ты меня дождалась, молодец, – сказал он, подойдя к ней и глядя на нее своим орлиным взглядом, от которого ей сделалось не по себе.
Придя к нему домой, Элла заметила, что все готово к ее приходу. Стол накрыт на двоих, на нем фрукты, конфеты, два хрустальных фужера и бутылка шампанского. Элла была как во сне. Она уже не думала о том, что ей необходимо вести себя каким-то особенным образом, чтобы не дать Джавату повода понять, что она согласна на все. Она потерялась, растворилась в обстановке уютной, дорого обставленной квартиры, ей нестерпимо захотелось остаться здесь навсегда, с ним, с единственным, к которому так рвется ее душа. И тело…
Джават тем временем разлил шампанское, открыв бутылку удивительно ловко, без стрельбы пробкой, чего Элла ненавидела, и предложил тост.
– Дорогая, я хочу выпить за тебя, за то, что ты сегодня со мной, за то, что не отвергла меня и за то, что ты станешь сегодня моей.
Элла вздрогнула.
– Что? Вот так сразу? Я… мы…
Но слова у нее не получились. Она замолчала и уставилась на него огромными испуганными глазами.
– Элла, не строй из себя ребенка, у тебя это плохо получается. Мне нужна женщина, я выбрал тебя, и у тебя другого пути нет. Ты пришла ко мне сама, значит, ты будешь моей.
– Но я не женщина. Я девушка, Джават. И ты берешь на себя большую ответственность, ты не боишься?
– Чего? Того, что ты забеременеешь и бросишь меня? Нет, не боюсь. А если ты чего боишься, то зря. Я знаю, как доставлять удовольствие, но не брюхатить девиц. Доверься мне, плохо не будет, я обещаю.
После этого тяжелого и неприятного разговора они пили шампанское в тишине, никто больше не проронил ни слова до тех пор, пока у Эллы не начала кружиться голова. Тогда Джават подошел к ней, взял на руки и отнес на кровать. Она не сопротивлялась, она была не в состоянии. Ей хотелось испытать всего, испить свою горькую чашу до дна и познать сладость и восторг тех ощущений, о которых она столько слышала и тайно мечтала.
Да, она стала его женщиной. Он относился к ней очень почтительно, не в пример другим. Подруги завидовали ей и недоумевали, как это ей удалось привязать к себе этого неукротимого красавца на такой длительной период, а когда летом они отправились вместе отдыхать, ни у кого даже слов не нашлось, чтобы оценить ситуацию адекватно.
– Наверное, они поженятся, – решили подруги и дольше не приставали к Элле с расспросами.
На третьем курсе в самом начале учебного года у Джавата случилась беда, у него скоропостиженно умер отец, и ему пришлось срочно уехать домой на похороны. Элла провожала его и плакала. Он выглядел очень хмурым, нервничал по пустякам, но тем не менее отдал ей ключи и сказал, что договорился с хозяевами о том, что Элла поживет у него в квартире в его отсутствие.
Но больше Джават в Москву не вернулся. Элла подробностей не знала. Он позвонил ей один единственный раз и сказал, что взял академический отпуск и что в институт вернется только на следующий год. Ему было необходимо остаться дома, помочь матери и младшим братьям и сестрам, которых у него было пятеро, пережить это тяжелое горе.
Но и на следующий год он не вернулся, и вскоре она получила письмо, что его забирают в армию. В письме Джават настаивал на том, чтобы Элла ждала его. Он обещал жениться и предупреждал, что, если она посмеет его ослушаться, то очень горько об этом пожалеет. Элле письмо не понравилось. Ей совсем не хотелось ждать Джавата, вернее, она уже устала его ждать.
Чувства ее перегорели, и она больше не желала, чтобы он подчинял ее своей воле, отчетливо поняв, что всю жизнь так прожить не сможет.
В армию ему она не писала, вернее, не отвечала на его редкие, порой очень злые письма, решив, что таким образом он от нее отстанет. И он отстал. Больше они не встречались. Элла закончила институт, уехала работать по распределению. Потом встретила Виктора Леонидовича, они полюбили друг друга и поженились.
История закончилась. Но, как часто бывает в жизни, прошлое порой дает о себе знать, особенно если мы сами возвращаемся к нему в мыслях, а порой и в поступках. Нельзя сказать, что Элла Беседина часто вспоминала свою любовь (да и была ли она?) к красивому, но хладнокровному Джавату. Со своих сегодняшних позиций она понимала, что обращался он с ней довольно жестоко, он как бы делал ей одолжение, что был ее любовником, и за это она должна была платить ему абсолютным послушанием и беспрекословным подчинением. Элла не понимала этого тогда, возможно по молодости лет, а возможно просто потому, что была влюблена в Джавата. Она как будто победила в конкурсе за место находиться рядом с ним, и это положение ее ко многому обязывало.
Позднее, уже будучи замужем за Виктором, она осознала, что была практически в полной зависимости от человека, который просто использовал ее. Она навсегда запомнила слова Джавата, которые он сказал ей однажды, когда она за что-то обиделась на него и решила немного подуться. Он глянул тогда на Эллу свысока и сказал:
– Послушай, недотрога. Не забывай, что ты всего лишь женщина, а не пуп земли. А я – мужчина. И я выбрал тебя! Женщины как зонтики, разноцветные и красивые. И мужчины выбирают их по вкусу, а используют по назначению, как эти самые зонтики. Поняла?
Такие уроки не проходили для Эллы безболезненно. Она мучилась и переживала, но порвать отношения с Джаватом не могла. С его внезапным исчезновением все решилось само собой, самым лучшим для нее образом. И забыть бы об этом навсегда, но Элла сделала неверный шаг.
* * *
Приехав сейчас в Москву, она случайно узнала, что Джават живет в столице. В то утро, отправившись по магазинам, Элла совершенно неожиданно встретилась в популярном югославском магазине «Ядран» с Надей Голубицкой, своей подругой по институту. Надя в свое время тоже была жертвой, которую Джават соблазнил и бросил через пару месяцев. Она взахлеб рассказала Элле, что Джават вернулся в Москву, живет и работает здесь, имеет семью, которая осталась на родине. Надя призналась, что Джават нашел ее, когда переехал сюда и купил в Москве двухкомнатный кооператив. Она помогала ему обустроиться, и даже жила с ним некоторое время, но потом их отношения опять испортились, и Надя, якобы, покинула его.
«Выгнал, наверное. Знаю я его, как облупленного», – подумала Элла, а вслух сказала:
– Ну и правильно сделала, что ушла от него вовремя, ты такая
красивая, Надя, неужели ничего посерьезнее не найдешь?
– Нашла уже. Я замужем, мой муж архитектор, правда старше меня, но человек замечательный. Приходи к нам в гости, я тебя с Костиком познакомлю. А хочешь, я дам тебе номер Джавата, позвони ему, передай от меня привет, и скажи, что я больше не Голубицкая, если он вдруг надумает меня вновь разыскать.
Надя торопливо написала на клочке бумажки свой домашний телефон и телефон Джавата, который помнила наизусть, и подруги расстались.
Эллу мучили сомнения. С одной стороны она понимала, что звонить Джавату не следует, но с другой стороны ей вдруг ужасно захотелось похвастаться перед бывшим возлюбленным своим положением, своей неотразимой внешностью и дать ему понять, что на нем, черт возьми, свет клином не сошелся. Но самое главное, ей хотелось посмотреть на него, ей хотелось убедиться, что она не любит больше этого человека и понять, за что она безумно любила его тогда.
Эта была дерзкая идея, но Элла не привыкла себе ни в чем отказывать и, не закончив толком свои покупки, позвонила ему из автомата, неуверенно набрав номер дрожащей рукой.
Джават на удивление оказался дома и ответил мягким бархатистым голосом, чем сразу же насторожил Эллу, она почувствовала прилив каких-то странных, давно забытых чувств, и это напрочь сбило ее с толку. От ее мнимой самоуверенности не осталось и следа, и она робко проговорила в трубку:
– Здравствуй, Джават. Это Элла, твоя давняя подруга, помнишь меня?
Джават ответил не сразу. Он немного помолчал, потом прокашлялся и спросил:
– Решила позвонить? Зачем?
– Я в Москве, – начала было оправдываться Элла, но тут же взяла себя в руки и заявила: – Почему бы и не позвонить старому другу, или ты против?
– Да мне как-то все равно. Позвонила и позвонила. Чего ты хочешь, встретиться? Где ты? Я подъеду.
Вот тут бы самое время бросить трубку, но Элла была уже во власти его голоса, непререкаемого и повелительного тона, и она ответила тоже довольно уверенно и, как ей показалось, с достоинством:
– Я у метро «Беляево». Если за полчаса управишься, я дождусь. Если нет, извини. Дольше ждать не буду.
Джават подъехал через сорок минут, и Элла сделала вид, что уже уходит. Он вышел из машины, подбежал к ней и схватил в охапку.
– Ну здравствуй, недотрога. Вот ты какая стала, красивая, неприступная, да? Ну, посмотри на меня. Что, не нравлюсь? Располнел? Чего ты не отвечаешь?
Элла не находила слов. Она высвободилась из его крепких объятий, слегка улыбнулась и сказала:
– Не наседай. Не отвечаю, потому что ты задаешь дурацкие вопросы. Скажи лучше, как ты живешь, как оказался в Москве?
– А то ты не знаешь! Купил здесь квартиру, живу и работаю. Как узнала мой телефон? Подружки-говорушки доложили, так ведь? Значит они и обо всем тебе рассказали. Ладно, садись в машину, поехали.
– Куда? У меня мало времени, меня ждут.
– Муж?
– Нет, его нет в Москве, но мне надо идти, правда, Джават. Давай зайдем в кафе, выпьем кофе, поговорим, и разойдемся. Извини, что оторвала тебя от дел, может и не следовало звонить, но я…
Как всегда, Элла решающего голоса не имела. Джават не стал слушать ее, взял за руку и повел к машине.
– Я отвезу тебя, куда захочешь. Поехали, тут все равно нельзя долго парковаться, оштрафуют.
И через минуту они уже оказались в машине.
– Твоя? – спросила Элла, удобно разместившись на заднем сидении новенькой вишневой «Волги».
– Нет, соседская. Ты как спросишь чего-нибудь, так хоть стой, хоть падай. Я ведь на солидной должности, заведующий обувным магазином на Проспекте Вернадского. Налаживаю импортные поставки югославской, румынской обуви, езжу заграницу в командировки. Я человек обеспеченный. Сейчас тебе свою квартиру покажу. Ты-то тоже, я вижу, не хило устроилась. Кто муж-то?
– Большой начальник. Извини, я не хочу говорить о муже с тобой.
– Что так? Боишься приревную? Не бойся, я спокоен, как танк. У нас с тобой все в прошлом, но ты, девочка, передо мной очень виновата. Ты предала меня, за это я должен был бы тебя наказать, но я не злодей. Пусть тебя мучает совесть, но знай, что ты поступила, как последняя дрянь! Я любил тебя, а ты…
Элле от этих слов стало не по себе. Она почувствовала, как холодок пробежал по спине, но тут Джават обернулся и нежно улыбнулся ей. Она сама не знает, как и почему не отказалась подняться к нему, наверное потому, что, выйдя из машины, Джават помог выйти и ей и тут же крепко взял под руку. Они поднялись к нему на десятый этаж, и Элла попала в роскошные апартаменты, хоть и двухкомнатные, но большая комната была площадью, наверное, не меньше двадцати пяти квадратных метров. Одна стена была почти полность стеклянной, и из этого великолепного окна открывался чудесный вид на Москву. Элла не могла оторвать взгляд от этого зрелища, в то время, как Джават уже открывал бутылку армянского коньяка.
– Ой, нет-нет, я пить не буду. Даже не наливай, – сказала она, а Джават улыбнулся своей снисходительной улыбкой.
Коньяк он разлил и сказал:
– Извини, мне надо позвонить.
Он с кем-то недолго поговорил по телефону на своем языке, явно настаивая на чем-то, а потом как ни в чем не бывало вернулся в комнату.
– Давай, за встречу. Хорошо, что ты нашла меня.
Он выпил коньяк, и Элле ничего не оставалось делать, как последовать его примеру. Некоторое время она старалась держаться отстраненно и ко второй рюмке коньяка даже не притронулась. Но это ее не спасло. Элла и опомниться не успела, как оказалась в крепких объятиях Джавата. Ее волю подавило пьянящее чувство остроты желания, которое она всегда испытывала с ним в те, не такие уж и далекие времена.
Он с ней не церемонился, и даже в спальню не отвел, он стал заниматься с ней любовью здесь же, в комнате, на полу. Он имел ее неистово и грубо, терзал, изнурял необузданными ласками, и она вдруг поняла, что тем самым он ей мстит, мстит за все, чем она так глубоко задела его больное самолюбие.
