Лариса Джейкман
В тихом омуте…
Неожиданно для себя Оля даже раздумывать не стала. Она быстро согласилась.
* * *
Оля открыла глаза. На душе было очень тревожно и беспокойно. Она осознавала, что произошло между ней и Антонио этой удивительной ночью, но не это тревожило ее. Какое-то смутное предчувствие глобальных перемен, щемящее душу чувство страха перед неизвестностью – вот что не давало ей покоя.
«Что же теперь будет?» – думала девушка и не находила ответа.
Очень тихо, чтобы не разбудить лежащего с ней рядом Антонио, она встала, подошла к окну и тут увидела чудо.
На темном бархатном небе, в его черной бездне царила луна. Да, это было зрелище, достойное кисти художника и пера поэта.
Огромная, золотая, полная луна излучала серебристое, невиданной красоты сияние. Она буквально завораживала и притягивала к себе. Хотелось взлететь, парить, удалиться от земли и прикоснуться к этому волшебному свету.
У Оли по щекам бежали теплые струйки слез, и тут она почувствовала легкое прикосновение. Ее тело напряглось, сердце сжалось в комок, она резко обернулась и обняла стоящего рядом с ней Антонио.
«Как красиво, Оля!» – сказал он и поднял девушку на руки. – «Это сказочная ночь, и я хочу, чтобы она не кончалась, а ты?»
«И я. Но мы с тобой из разных миров. Ты оттуда, из космоса, с луны. А я – земная, очень земная. И между нами пропасть».
* * *
На Павелецком вокзале было суетливо, грязно и шумно. Девочки пытались пробиться сквозь толпу и найти свой вагон №18. Они старались не отставать от широко шагающего Миши Ашхабадова, который, казалось, не замечал ни толпы, ни суеты, ни шума. Он нес два чемоданчика – Оли и Леры, он их провожал.
«Ну вот, добрались. Вот ваш вагон. Пошли, определю вас в купе», – деловито сказал Михаил и юркнул внутрь.
«Минуточку, ваши билеты, молодые люди», – зычно спросила проводница, которая только что стояла к ним спиной и разговаривала с двумя мужчинами не совсем опрятного вида.
«Я провожающий», – выкрикнул из окна Михаил, когда блюстительница вагонного порядка просматривала билеты Оли и Леры.
Девушки прошли в купе и с радостью обнаружили, что их попутчицами являются еще две женщины, мать и дочь. Миша при этом радостно улыбался и говорил:
«Ну теперь я за вас спокоен. И все же, на станциях не выходить, воблу и семечки не покупать, обедать в ресторане, в тамбуре не торчать. Все понятно?»
Девушки переглянулись и дружно расхохотались.
Пока Лера пыталась застелить свою постель на верхней полке, Миша тихонечко взял Олю за локоть и одними глазами попросил выйти из купе. Они стояли в вагоне, мешая пассажирам, пробирающимся к своим местам. Миша с тоской во взгляде смотрел на Олю, а потом сказал:
«Я люблю тебя. Я сделал ошибку. Прости меня, если сможешь. Приезжай, я буду ждать».
Оля плохо понимала, о чем он говорит, о какой ошибке, но ей стало нестерпимо стыдно, что она совсем недостойна таких слов.
«Хорошо, хорошо, Мишенька. Я приеду, мы с Лерой приедем…»
Она не договорила. Лера была уже тут как тут.
«Оля, ты прости, мне нужно сказать Мише кое-что, один на один. Не обижайся», – сказала она.
Оля покраснела и торопливо ушла в купе, захлопнув за собой плохо скользящую, а потому застревающую дверь.
«Ну вот, мой дорогой, мы и расстаемся. Скажи мне на прощание, что любишь меня, прошу тебя! Тогда и расставание с тобой не будет для меня таким горьким», – говорила Лера, глядя на своего возлюбленного огромными зелеными глазами, полными тоски и слез.
Михаилу стало не по себе. Что же он наделал! Он же негодяй, негодяй!
«Лера, прости меня. Я не должен был… В общем, это ошибка», – пытался объясниться он.
Но Лера не принимала его слов и оправданий.
«Ну нет! Такая твоя ошибка может очень дорого обойтись мне. Я не отпущу тебя теперь. Посмотри мне в глаза! И ты хочешь бросить меня вот так, попользовавшись?!»
«Лера…»
«Что Лера? Хочешь меня во всем обвинить? Не выйдет! Я шла на этот шаг сознательно, потому что я люблю тебя. И ты будь добр, отвечай за свои поступки, и главное – неси за них ответственность», – Лера говорила громким, надрывным шепотом, иногда срываясь на плач.
Она во что бы то ни стало хотела удержать Михаила, дать ему понять, что между ними теперь все очень серьезно, а не просто полудетский флирт, за который, в сущности, никто не должен нести никакой ответственности.
«Провожающих прошу покинуть вагон», – услышали они резкий голос проводницы.
«Ну ладно, не плачь пожалуйста, все как-нибудь утрясется. Мне надо идти, пошли в купе, я попрощаюсь с Олей и пойду», – облегченно сказал Михаил и направился в сторону их двери.
Прощание было недолгим, суетливым и бестолковым. Михаил чмокнул обеих девушек, правда при этом он слегка нежно сжал Олину руку, а Лера получила лишь холодный торопливый поцелуй в лоб.
Они расстались. Поезд тронулся не спеша, и Михаил еще долго стоял на платформе, смотрел в след уносящейся мечте, которой никогда не суждено было сбыться.
* * *
Вернувшись домой из Москвы, девушки серьезно задумались, чем же заняться.
«Я кажется знаю, что вам предложить», – сказал однажды Вениамин Александрович, Олин отец. – «Поезжайте-ка в Озерск. Знаете небольшой городок, всего 5 часов езды на поезде? Там есть кооперативный техникум. С результатами экзаменов в Московский ВУЗ вас туда примут, я договорюсь».
«А зачем нам этот техникум? Мы в институт хотим», – недоуменно ответили девушки.
«Вот и прекрасно. Отучитесь год, получите направление и поедете следующим летом опять поступать. Уже легче будет, кое-каких знаний поднакопите. Если опять не поступите, будете продолжать учебу. Так и время не зря пройдет: либо все же попадете в институт рано или поздно, либо техникум закончите».
Девушки призадумались. Это был, конечно, вариант. Поедут в Озерск, снимут квартирку, поучатся в техникуме. Многие ведь так делают – сначала техникум, потом институт. И они согласились.
Перед самым отъездом Лера Мостовская была вне себя. Она послала Михаилу уже три письма и не получила ни одного ответа. Оля Кудрявцева не делилась с подругой, что Михаил звонил ей уже несколько раз. Зачем? Чтобы Лера лишний раз расстраивалась? Нет, Оля не из таких. Ей Мишины звонки были безразличны, а для Леры это будет удар. Оля молчала.
Вениамин Александрович сам отвез девушек в Озерск. В техникум их приняли без проблем и проволочек, конечно после конфиденциальной беседы Вениамина Александровича и директора, которому наконец-то были обещаны средства на ремонт спортзала и библиотеки. Затем Олин отец помог им найти и снять уютную однокомнатную квартиру в самом центре, которую он проплатил за полгода вперед.
Девушки были на седьмом небе от счастья. У них начиналась новая самостоятельная жизнь с прекрасными перспективами на будущее. Год учебы, развлечений, новых встреч, а потом – Москва! Да, они были счастливы, юны и беззаботны.
ГЛАВА 3
Подлог и обман. Достигнутая цель и одиночество
Наступил дождливый ноябрь. Подруги себя учебой особо не обременяли. Они вообще были на каком-то особом положении. В группе держались особняком, учились легко, «неудов» не имели, и преподаватели всегда были к ним более, чем благосклонны.
Однажды сырым промозглым утром Оля отказалась идти на занятия, сказав при этом: «Лера, я что-то не могу. Слабость какая-то, тошнит. Ты там как-нибудь за меня объяснись, а я отлежусь, хорошо?»
Лера собиралась было тоже дома остаться, но передумала. Перспектива ухаживать за больной подругой, которая скорее всего придуривается, как считала Лера, ее не очень привлекала. К вечеру, придя домой, Лера обнаружила Олю в весьма плачевном состоянии. « «Меня страшно тошнит, я не могу больше», – сказала она. На ее бледных щеках слегка розовел нездоровый румянец, под глазами были синяки, ей явно нездоровилось.
«Ты что, подруга, отравилась что ли? Чего ты ела без меня, говори!» – полусмешливо, полуозабоченно интересовалась Валерия.
«Лерка, я беременна…» – только и проговорила несчастная Оля и скрылась в ванной комнате.
«Что?!! Ты что, с ума сошла?! Какого черта тянула? Вот идиотка, ну форменная дура! И куда теперь?» – Лера была в отчаянии. Она негодовала, сокрушалась, ругалась и высчитывала недели. Ей было явно не по себе от навалившейся на них неразрешимой задачи. Она даже представить себе такого не могла и была уверена, что Ольга обманывала ее все это время.
«Ты давно все знала и молчала! А теперь скулишь, когда уже поздно. Поздно, понимаешь?!» – кричала она и размахивала руками, пытаясь показать тем самым, как это поздно.
«Да не ори ты! Без тебя тошно. Ничего я не знала, сегодня только осенило», – пыталась урезонить подругу и без того расстроенная Ольга.
Потом они обе расплакались, потом успокоились и начали размышлять, что делать. «Вот повезло же тебе, Олька», – вдруг заявила Лера.
«В каком смысле?» – не поняла та.
«Да в прямом. Вот если бы я оказалась в твоем положении, то Миша тут же женился бы на мне. Вот радости-то было бы».
Оля слегка опешила. «А вы что… у вас что… что-нибудь было?» – наивно спросила она, глядя на подругу изумленными глазами.
«Конечно было! В ту же ночь, когда и у вас с Антонио. Мишка тогда так нервничал, когда ты ушла к нему на свидание и не явилась домой. Он боялся, что с тобой что-то случилось. Мне пришлось его утешить. Сама не знаю, как это на меня нашло. Откупорила бутылку шампанского, и мы, представляешь, ее вдвоем выпили. И я ему в любви призналась. Надо же было когда-то».
«Ну? А потом что?» – спросила Ольга, но Лера с откровениями не спешила.
«Я же тебя не спрашивала, что у тебя было. Довольствовалась твоими рассказами о красотах полнолуния», – с ехидцей сказала она.
«Ну ведь ты догадывалась же», – не унималась Ольга. «Догадывалась, но в душу не лезла. Ну ладно, не обижайся. Я попросила его сама. Так прямо и сказала: сделай меня женщиной, своей женщиной. Ну он и поддался на мои уговоры».
Оля только сейчас поняла смысл Мишкиных слов о допущенной ошибке и поняла, за что он просил у нее прощения в поезде. «Все смешалось в доме Облонских…» – пронеслось у нее в голове, и Ольга тяжело вздохнула.
«Ладно, пошли спать. Утро вечера мудренее», – заявила Лера и выключила свет.
* * *
«Так, подруга, слушай меня внимательно. Никакого аборта ты делать не будешь. Ты будешь рожать!»
Лера сидела на кровати в позе «лотоса» в своей изумительной бирюзовой пижамке и рассуждала вслух. Оля лежала и смотрела на нее испуганными синими глазами. Она ничего не отвечала. Казалось, ей было все равно. Потом она отвернулась к стене, натянула на себя одеяло и тихо, но решительно заявила: «Нет!» Но на Леру это не произвело никакого впечатления.
«Это надо было говорить Антонио», – сказала она наставительно. – «А теперь будешь слушаться меня. Я заберу у тебя ребенка. Это будет мой ребенок, мой и Мишкин».
Оля резко подскочила и села на кровати, глядя на подругу так, как будто у нее голова Медузы-Горгоны.
«Так, тихо! Без истерик! Вы беременны, мадам. Вам вредно волноваться», – цинично продолжала Лера, пытаясь урезонить и подавить возможное Олино сопротивление. – «Я не спала всю ночь, пока ты тихонечко посвистывала и причмокивала от удовольствия, видя сладкие безмятежные сны. Но зато я нашла выход из положения, в котором ты сейчас находишься, благодаря своей безголовости, распущенности и трусости. Тоже мне, героиня-любовница!»
«Лера, прекрати! Ты могла бы оказаться в этом же положении с таким же успехом, как и я. Не надо строить из себя целомудренную защитницу девичьей чести. Тебе в этой ситуации просто больше повезло», – попыталась защищаться Оля, но все ее попытки были резко приостановлены уже замыслившей что-то Лерой:
«Да послушай ты! У меня созрел гениальный план. Мы поедем в глухую деревню, найдем сердобольную старушку и сочиним ей историю о внезапной беременности. При этом ты будешь несовершеннолетняя, а потому беспаспортная Валерия Мостовская. А я – твоя подруга, Ольга Кудрявцева. Когда придет срок, ты родишь в местной больничке ребеночка, которого естественно запишут на имя его матери – Валерии Мостовской. Мы возвращаемся домой, я с ребенком, ты – без. Все цели будут достигнуты: ты чиста и невинна, ну а я – Валерия Ашхабадова, Мишина жена и мать его ребенка. Ну как тебе?»
Оля окончательно потеряла дар речи. Она хватала воздух ртом и быстро-быстро моргала, пытаясь что-то сказать, но язык не слушался ее. Лера расхохоталась.
«Ну и клуша ты, Ольга. Ладно, не суетись. Другого выхода у тебя все равно нет, будешь делать, как я сказала», – подвела итог Лера. Но Ольга все же собралась с мыслями.
«Почему нет другого выхода? Я могу с таким же успехом сделать аборт в маленькой деревенской больничке как беспаспортная Наташа Иванова, например. И быстрее, и проще, и без авантюр», – сказала она, как ей казалось, вполне резонно.
Но не тут-то было. Валерию голыми руками не возьмешь. Она встала, уткнула руки в боки и твердо, решительно заявила: «Так, во-первых, какой аборт в этом сроке, пятнадцать недель? Ты с ума сошла? Да еще в деревенской больничке. А во-вторых, я тебе в этом помогать не буду, потому что это – безумие. Хочешь, делай все сама, я пас. И еще. Если ты сделаешь как я тебя прошу, ты осчастливишь меня. Запомни, осчастливишь! Решай».
Лера собралась и ушла. Ольга осталась одна в полной растерянности, совершенно сбитая с толку, обессилившая и не способная что-либо решать. Она понимала, что Лера права: поздно. Она запустила свою беременность, но тому была причина. У нее и раньше были периодические задержки цикла. Девушка обратилась к врачу, но тот успокоил ее и заверил, что со временем все установится и придет в норму. Вот и на сей раз Ольга подумала, что это тот же самый случай, очередная банальная задержка, пока не почувствовала тошноту и внезапно появившуюся, слегка заметную округлость форм. Она вдруг осознала, что с ней стряслось, но это тяжелое, безнадежное слово «поздно» звучало в ее ушах как беспрекословный приговор.
«Да, поздно. Пусть все будет, как будет. Но ребенка я все равно не хочу. Куда я с ним? А отец что скажет, а его работа, авторитет? Позор! Нет уж. Хочет Лерка, пусть забирает его и женит на себе своего драгоценного Мишеньку. Дура ненормальная!» – так размышляла Оля и вдруг разозлилась. – «Господи, какие все двуличные! Этот Ашхабадов со своей любовью. Да как он мог признаваться мне в любви, когда сам с моей лучшей подругой… Господи! За что мне это все?»
Ольга была вне себя. Она внезапно решила отомстить Михаилу и обмануть его, жестоко и сурово. «Раз он такой легкомысленный тип, то пусть вот и женится теперь на Лере, которую не любит. И пусть живет с ней всю жизнь и воспитывает чужого ребенка. Будет знать, как…»
Оля не додумала свою мысль. Вернулась Лера. Она вошла в комнату и стала разгружать сумку, в которой были фрукты, соки, свежее молоко и маленькая коробочка.
«Вот, смотри, витамины для беременных. Импортные. Будешь принимать по одной в день», – миролюбиво сказала Лера, и Оля наконец улыбнулась, обрадовавшись, что подруга больше не сердится и не кричит на нее. Ей стало намного легче, и она сказала примирительно, обняв девушку: «Лерка, делай что хочешь. Только не оставляй меня одну, я не сдюжу».
Этим было сказано все. Лера посмотрела на Ольгу добрым и ласковым взглядом, слегка отстранившись от ее объятий и ответила:
«Я знала, что ты примешь правильное решение. Не дура ведь. Ладно, положись на меня, я все устрою в лучшем виде».
* * *
«Папа, мы на зимние каникулы не приедем, мы с Лерой хотим съездить в Москву, хорошо? Ты не обидишься?» – говорила Оля отцу по телефону. – «Надо в институт сходить, разведать обстановку. У нас две девочки из Подмосковья учатся, они пригласили нас к себе, так что и гостиница не нужна», – вдохновенно врала Оля.
Она уже неоднократно замечала за собой удивительные способности к вранью, хотя редко к нему прибегала. Но когда ей все же приходилось врать, то у ее собеседника никогда не возникало и тени сомнения в правдивости ее слов. Вот и сейчас, отец искренне поверил дочери и пообещал прислать денег.
Ту же версию передали и Елизавете Ивановне, Лериной бабушке, которая только всплеснула руками и сказала: «Совсем взрослая девка стала. Что ж поделаешь, время».
В техникуме девушки сказали, что вынуждены прервать учебу, так как они попытаются перевестись в московский кооперативный техникум, и забрали документы, вполне, кстати, удачно и экстерном сдав первую сессию. Конца семестра они дожидаться не стали, боясь, что Олино положение скоро станет заметным, так как скрывать его было все труднее и труднее.
В самом начале декабря озабоченные подруги уехали из Озерска в маленькую полузаброшенную деревушку Плутки, где их ждала бабка Серафима, живущая здесь одна-одинешенька, потерявшая мужа на войне и дочь, которая уехала из Плутков в город, там вышла замуж, и вот уже пятнадцать лет живет с мужем на Дальнем Востоке и в Плутках не показывается.
Лера познакомилась с бабкой Серафимой на базаре. Та продавала шерстяные носочки и варежки, собственноручно связанные из домашней овечьей шерсти, которую она и пряла сама. Покупая шерстяные носки, Лера сказала: «Вот, для подружки покупаю. Она у меня беременная, домой ехать боится, родители заругают. А живем в комнатушке, всю насквозь продувает. Мерзнет она».
Бабка Серафима, сердобольная одинокая старушка, сразу оживилась: «Ой, да как же вы одни-то? И чего делать собираетесь?»
«Не знаю, бабушка. Лера, подружка моя, девчонка совсем. Ей еще и шестнадцати нет. А жених ее в армии, вернется не скоро. Боимся мы, а деваться некуда».
«А рожать-то ей когда? Вы у врача-то были?» – продолжала расспросы бабка Серафима.
«Да не были. Мы не знаем, к какому врачу и идти-то. Они ведь обязательно родителям доложат, а нам это ни к чему».
«А где родители-то, в городе что ли?»
«Ну да. А мы вот учиться сюда в техникум приехали и узнали, что Лера беременная. Прямо не знаем, что делать. Может, вы подскажете?»
Бабка Серафима заохала, запричитала, но ничего дельного подсказать не смогла. Она смотрела на Леру с жалостью и состраданием. В ней явно рождалось желание помочь, посодействовать бедным «заблудшим овечкам», и Лера это сразу раскусила.
Она не дала старушке додумать свои мысли и обрушила на нее кучу вопросов: «Вот вы, бабушка, где живете, в деревне? Есть у вас там врачи, больница? Как у вас в деревне женщины рожают?»
«Да как рожают? Обыкновенно. Фельдшер у нас есть. А кто заранее готовится, в Озерск едут. По-всякому. Да рожают-то редко. У нас в Плутках три улицы да дюжина домов».
«А это как раз то, что и надо. Вы, бабушка, с кем живете?» – настойчиво продолжала расспрашивать Лера.
«Да одна я, дочка. Никого и нету у меня».
«А давайте мы к вам приедем с Лерой. За постой, за прокорм платить будем. Я вам по хозяйству буду помогать. А как Лера родит, мы уедем. С ребенком-то уж ее родители никуда не выгонят. А так и родить на дадут, заставят избавиться, а она страсть как ребеночка хочет. Любит Василия, парня своего, замуж за него хочет. А он как узнает, что она от ребенка избавилась, ни за что не женится. Он такой».
Лера говорила скороговоркой, не давая бабке Серафиме опомниться. Та только качала головой, хваталась за сердце и промокала слезящиеся глаза углом цветастого шерстяного платка.
«Доченька, да как же я вас приму-то? А что скажу соседкам, кто вы, откуда? А фельдшер расспрашивать начнет, чего я ему скажу?» – бабка Серафима была сбита с толку, но Лера не отступала.
«Скажите все, как есть: девочки попросились пожить, одной рожать скоро. Родит, мол, и уедут. А с фельдшером я сама договорюсь. Ну? Идет?»
Бабка Серафима оказалась не способной сопротивляться Лериному натиску. Целеустремленная, оборотистая Лера устроила все наилучшим образом, внушив старушке, что это их единственный выход из положения и ее, бабки Серафимы, гражданский долг.
Домой с базара она вернулась с адресом Плутков, точнее, с описанием, как туда добраться. Решив все свои дела в техникуме, девушки отбыли на постой к сердобольной бабке Серафиме в деревушку Плутки, где позднее, ранним апрельским утром, солнечным и ясным, родится славный мальчик Антошка.
* * *
Михаил Ашхабадов приехал домой на новогодние каникулы. Настроение у него было приподнятое. Впереди было почти три недели отдыха, тепло и уют родительского дома, вкусная мамина еда и еще встреча с Олей. Долгожданная встреча, о которой он так долго мечтал.
Чем затронула его сердце эта тихая, застенчивая, красивая девушка, он не мог объяснить. Он отлично знал себе цену, так как, не говоря уж о Лере Мостовской, у него было много поклонниц в Москве. Девушки писали ему письма, записки, сами приглашали на свидания, но он был стоек и непоколебим.
Михаил подружился с Оливией, студенткой третьего курса, которая приехала учиться в Москву из Италии. Они были только друзьями, так как у Оливии в Италии был жених, а Михаил мечтал об Ольге. Но эта дружба давала ему возможность урезонивать особо настойчивых поклонниц, так как в их глазах он выглядел теперь как бы «занятым кавалером».
Но дома его ждало глубокое разочарование. В первый же вечер, позвонив Оле домой, он узнал от ее отца, что девушки в Москве и на каникулы не приедут. Первым его желанием было ехать назад, но он понятия не имел, где их искать, да и вообще перспектива встречать Новый год в слегка поднадоевшей ему столице его не очень-то привлекала.
Юноша был более, чем раздосадован, так как рушились его жизненные планы. Он был решительно настроен на то, чтобы сделать Ольге Кудрявцевой предложение. Михаил искренне хотел жениться на девушке, которую любит, и надеялся получить согласие. Он представлял себе романтическую новогоднюю ночь, долгожданный поцелуй и нежное объяснение в любви, а затем – предложение выйти за него замуж. Михаил привез Оле красивое колечко, тоненькое, позолоченное, с бирюзой, которое он хранил потом у себя долгие годы.
Новогодняя ночь в корне изменила все планы и намерения Михаила. Точнее, не ночь, а утро, когда звонко и настойчиво зазвонил телефон. Михаил взял трубку и услышал тихий, взволнованный голос Леры:
«Мишенька, здравствуй. Это я. Любимый мой, родной, я хочу сказать тебе в это новогоднее утро что-то очень важное для нас обоих. Только не перебивай…» – было слышно, как Лера перевела дух и сразу же продолжила, не дав Мише опомниться, – «Мишка, у нас будет ребенок. Я жду малыша. Он родится в апреле, и я хочу, чтобы ты знал об этом».
Миша остолбенел. Он ожидал всего, чего угодно, только не этой сногсшибательной новости. Тихим, упавшим голосом он спросил: «Где Оля?» – это все, на что он оказался способен.
Но Лера не обиделась, она даже наоборот как-то повеселела и ответила:
«Не волнуйся, она со мной. Она мне во всем помогает. Мы решили не расстраивать никого раньше времени. Когда ребеночек родится, тогда и скажем всем, правда?»
Михаил обескураженно молчал. Он чувствовал, как рушится его жизнь, он испытывал горькое чувство обиды на несправедливую и привередливую судьбу и понимал всю тяжесть и безнадежность своей утраченной навеки мечты с нежным красивым именем «Оля». Михаил положил трубку. Ему было невмоготу слышать Лерин голос, и омерзительное чувство стыда перед ней заставило его грязно и отвратительно выругаться.
Вернувшись в Москву после каникул, Михаил пустился, как говорят, во все тяжкие. Он менял девушек, как перчатки, он наслаждался удовлетворением своих плотских страстей и брал от жизни все, что было в его силах. Его любовницами стали самые красивые и самые богатые девицы и даже две молодые преподавательницы, одна из которых предложила ему пожениться и переселиться к ней в роскошную квартиру на Новом Арбате. Он отказался, но к слову сказать, продолжал с ней отношения до самого окончания института.
Михаил Ашхабадов был воспитан в старорежимной, добропорядочной семье, и несмотря на свое легкомысленное поведение, чувство долга являлось для него весьма значительным и обязательным атрибутом мужской чести. Он знал, что никогда не позволит себе бросить на произвол судьбы собственного ребенка и понимал, что ради него должен теперь навсегда забыть о собственных мечтах и планах.
* * *
Лера и Михаил встретились в конце июня. Он вернулся домой, отлично закончив свой первый студенческий год, и сразу же узнал, что Лера с малышом приехала домой и живет у бабушки. Михаил понимал, что она ждет его. И все же первый свой визит он нанес Ольге.
Она открыла ему дверь и совершенно без интереса, равнодушно воззрилась на него. Ее глаза по-прежнему были очень красивы, но ужасно печальны и холодны.
«Оля…» – скорее выдохнул, чем сказал Михаил и переступил порог, хотя она его войти не приглашала.
Наступило тягостное молчание, которое прервала Ольга:
«Не зря я не верила тебе, не так ли?!» – спросила она.
«Не так. Наверное, все потому и случилось, что ты не верила мне. Я любил тебя, очень любил. Люблю и сейчас, но уже по-другому».
«Это как же? Через призму своих отношений с Лерой?»
«Через призму твоего равнодушия ко мне. Прости меня, Оля. Я непоправимо ошибся в своей жизни. И цена этой ошибки – потеря тебя», – с этими словами он резко повернулся и ушел.
Первый раз за долгие-долгие годы молодого мужчину душили слезы. Он больно ударил кулаком в стену, стиснул зубы и вышел на улицу, полную света, солнца и тепла. К Лере Михаил не пошел. Ему не хотелось ее видеть, совсем не хотелось, и даже мысли о сыне, которого он еще ни разу не видел, не пробуждали в нем желания скорейшей встречи.
Перед тем, как нанести Лере свой первый визит, Михаил решил объясниться с родителями. Они были еще не в курсе дела, так как Лера категорически запретила бабушке Елизавете вмешиваться в это, и сама хотела выглядеть приличной и ненавязчивой. Она знала и даже была абсолютно уверена, что Михаил не бросит ее. И еще ей хотелось, чтобы он сам рассказал своим родителям о том, что у него родился сын.
Так оно и вышло. Состоялся тягостный разговор в тесном семейном кругу Ашхабадовых.
«Честно говоря, сын, я не ожидал от тебя такого безрассудного поступка. Это очень уронило тебя в моих глазах», – выговаривал Михаилу отец, пока мама тихо плакала, выйдя в другую комнату.
Эля, старшая сестра, скривила усмешку и сказала: «А чего тут не ожидать, папа. Дурное дело не хитрое. Хоть бы посоветовался со мной, прежде чем творить глупости», – со знанием дела заявила Эля, которая уже заканчивала мединститут и собиралась стать гинекологом.
Михаил никому не перечил, выслушал всех молча и сказал: «Я должен жениться. Извините».
Перед очередным отъездом в Москву Михаил расписался с Лерой, которая мечтала поехать с ним, но Антон был слишком мал, чтобы оставить его на попечение прабабушки Елизаветы.
У молодой мамы, как оказалось, совсем не было молока, и ребеночек рос на искусственном вскармливании. С ним было много хлопот, он рос беспокойным и крикливым, плохо спал ночами, но одна отрада – практически не болел.
Лера предпочла жить с бабушкой, пока Антошка был грудным. Михаилу было все равно, а его родители не возражали. Они приняли Леру спокойно и с достоинством и иногда по выходным забирали внука на прогулку.
Валерия Ашхабадова любила своего сына. Он помог ей воплотить в жизнь свою искрометную мечту: теперь ее возлюбленный всецело принадлежал ей. Она была уверена, что у них получится отличная семья, а о большем Валерия и не мечтала, и не задумывалась.
Ольга Кудрявцева, наоборот, пребывала в состоянии крайней меланхолии. Осенью она вернулась в Озерск и восстановилась на заочное отделение своего техникума, который она так и закончила. Учась на последнем курсе, Ольга устроилась работать в цветочный магазин. Об институте она больше не помышляла. Отношения с отцом были по-прежнему ровными и прохладными. Поклонников у Ольги не было. Ее холодная, ставшая со временем надменной, красота буквально отпугивала потенциальных женихов.
С Лерой они виделись и встречались регулярно. Частенько отправляли посылки бабке Серафиме в Плутки. Они хранили тайну. Две заговорщицы, совершившие противоестественный поступок, подлог, страшный обман, продолжали играть со своими судьбами, судьбой Михаила и маленького Антона, красивого черноглазого бутуза, в котором все без исключения находили поразительное сходство с его папой Мишей. Это вполне устраивало Валерию и совершенно никак не волновало Ольгу.
Михаил, закончив институт, вернулся в родной город, к заждавшейся его семье, и Аркадий Эдуардович, Ашхабадов-старший, сделал ему протекцию в местном медицинском институте, где Михаил Аркадьевич сразу стал заведующим кафедрой иностранных языков. Предусмотрительный отец посоветовал сыну выучить латынь, что и сыграло свою роль в его назначении на эту солидную должность.
Лера растила малыша. Она не училась и не работала, но при этом, как нельзя лучше, выполняла роль любящей жены и матери. Надо отдать ей должное – вполне искренне. Единственное, что не давало ей покоя – это укоренившееся, слегка дающее о себе знать чувство вины перед подругой. И еще чувство страха.
Она боялась, что Ольга не выдержит и рано или поздно выдаст их страшную тайну. Лера даже решилась поговорить с Ольгой об этом. Но та только слегка отрешенно взглянула на нее и сказала:
«У меня нет никакого сына и никогда не было. А если бы я начала настаивать на обратном, меня упрятали бы в сумасшедший дом. Успокойся и не порть свою замечательную жизнь понапрасну».
Этот разговор успокоил Леру, но неожиданно растревожил Ольгу. Она была одна, совсем одна в этой жизни. Ее отец, Вениамин Александрович, неожиданно женился и, оставив дочери квартиру, переехал к своей новой жене Марии. Отношения у них с Ольгой не складывались, поэтому часто они друг к другу не ходили.
Ольга по-прежнему дружила с молодой семьей Ашхабадовых. Родители Михаила все-таки переехали в Москву «вкусить столичной жизни на старости лет», как они выразились, и молодежь осталась одна, к несказанной радости Леры.
Михаил Ашхабадов относился к Ольге чисто по-приятельски и никогда больше не заикался о своих чувствах, которые у него к ней остались. А может быть, и нет. Ольга не знала. Все это время где-то глубоко в душе она хранила трепетное чувство, до сих пор похожее на робкую девичью влюбленность, к единственному мужчине в ее жизни, Антонио Фернандесу. Об этом никто не знал и никогда не догадывался. С Лерой Ольга избегала разговоров на эту тему. Но тягучее, скучное одиночество начало угнетать Ольгу, хотя выхода из него она не видела.
