Лариса Валентиновна Кириллина
Двойник
Свидание
Прошло три с лишним часа прежде, чем мы сумели собраться в моем кабинете. Барону Максимилиану Александру требовалось хоть немного поспать после столь напряженной ночи. Обычно дежурства проходят гораздо спокойнее, ведь не каждый раз прибывают ночные рейсы. Иногда в космопорте почти нечего делать, и можно мирно дремать в мягком кресле у пульта начальника.
Чтобы не тратить время попусту и направить свое нарастающее возбуждение на полезные дела, я успела провести совещание сотрудников Института (обсуждали новый спецкурс по истории Тиатары), принять зачет у историков-первокурсников и проверить работы студентов Колледжа космолингвистики в семинаре по поэтическому переводу – я продолжаю вести его в память об учителе, хотя из меня-то поэт никакой.
Когда на пороге появилась Маилла, она первым делом спросила: «Юллаа, ты останешься в таком виде?»… – «Чем он плох?» – «Ну, взгляни на себя!»… Маилла, как настоящая аристократка, всегда придавала большое значение внешности и нарядам. Даже в нынешнем зрелом возрасте ей нравится выглядеть привлекательно и немного кокетливо – разумеется, в меру, чтоб не казаться смешной. Ее любимые тона – розоватые, дымчатые и лиловые; за модой она не гонится, но ткани всегда дорогие, а крой довольно затейливый.
Я же, когда мне не нужно на светский прием или торжественное собрание, ношу повседневное серое платье, немаркое и немнущееся, или тёмные брюки и однотонную блузу. По-моему, нехорошо директору научного института и вдобавок Хранительнице целой планеты потешать окружающих экстравагантностью одеяний – я же не Лори Кан.
По совету Маиллы я всё-таки распустила волосы, уложила их феном, чуть подкрасила веки, достала из шкафа темно-красный костюм и надела на шею кулон с сиронским топазом – подарком Карла. Этот камешек я считаю своим талисманом.
«Вот теперь совершенно другое дело!» – похвалила Маилла. – «Ты же дама! Красивая и вполне еще молодая».
«Мы как будто с тобой собрались на свидание», – усмехнулась я.
«А разве нет?» – отозвалась она с неким вызовом. – «Неужели нам лучше было бы ощущать себя какими-то унылыми болотными кваррами?»..
Вероятно, она права. Мой настрой сразу стал куда более боевым, чем с утра, когда мне казалось, что я увязаю в трясине времен, и меня засасывает в омерзительную дурнопахнущую черноту, из которой нам всем не выбраться.
Вскоре прибыл барон Максимилиан Александр, облаченный в строгую синюю форму начальника космопорта. От кофе он отказался: «Потом, дорогая Юлия, если будет время и настроение!»
Мы расположились у монитора – я в центре – и вызвали на видеосвязь того, кто пытался выдать себя за Ульвена.
Техника в кабинете позволяла создать почти полный эффект физического присутствия собеседника.
Перед нами в кресле-коляске сидел настоящий Ульвен Киофар. Иллюзия оказалась настолько достоверной, что первым побуждением было кинуться ему навстречу со счастливым воплем: «Учитель!! Вы!! Наконец-то!!»..
Естественно, я ничего такого не сделала.
Все мы некоторое время напряженно разглядывали друг друга.
«Нет. Не он», – прокатилась по сердцу волна отрезвляющего холода. Чувства выключились и включился разум.
Настоящий Ульвен старше меня на тринадцать лет. Сейчас ему было бы около шестидесяти. А этот – мой сверстник или даже помладше.
Ну да, парадоксу можно найти естественное объяснение. На далеких планетах время идет с другой скоростью. Вдобавок существуют техники омоложения и регенерации. Мы с Маиллой тоже не тянем на свой нынешний возраст, нам можно дать тридцать пять – тридцать шесть, и вовсе не из-за косметических ухищрений.
– Моя Юлия, рад вас видеть столь великолепно расцветшей, – обратился пришелец ко мне на изысканном уйлоанском. – Дорогая Маилла, спасибо, что согласилась поговорить со мной. Ты, как всегда, превосходно выглядишь. Барона Максимилиана Александра я уже имел честь сегодня приветствовать.
Выражения были его, тембр – похож, но что-то меня настораживало и коробило. Я еще не могла понять, что именно.
– А где мои остальные родственники? – как ни в чем не бывало, спросил двойник Ульвена. – Я хотел бы встретиться с ними как можно скорее. Ради этого им вовсе не нужно прилетать в космопорт, не так ли? В моем кабинете, насколько я помню, стояла прекрасная аппаратура. Я бы сам не преминул связаться отсюда с моей любимой сестрой, но меня лишили принадлежащего мне устройства.
– Ваш девайс находится на проверке, – пояснил барон Максимилиан Александр. – Его отдадут вам, когда вы покинете особую зону.
– Надеюсь, к тому времени вы основательно изучите содержащиеся в нем сведения и убедитесь: я – это я.
– Ваши личные файлы неприкосновенны, – ответил барон Максимилиан Александр. – Девайс проверяется на наличие инопланетных бактерий и вирусов.
Свёкр успел сообщить мне, что прибор, изъятый у двойника, сразу же отравился на экспертизу. Следовало первым делом установить, где его произвели, а потом уже анализировать содержимое. Однако тут специалистов ждал сюрприз: гость привез с собой подлинный девайс настоящего Ульвена Киофара Джеджидда, с которым тот когда-то отбыл в свое последнее путешествие. Устройство довольно старинное, зато легко опознаваемое. И я, и барон, и члены семьи Ульвена – все мы помним этот девайс, чрезвычайно добротный и снабженный виртуальной раскладкой на множестве языков.
Как этот ценный предмет попал к двойнику, догадаться нетрудно: он остался на Лиенне, в императорском дворце Уллинофароа, в той комнате, где Ульвен облачался в мантию верховного иерофанта. Взять с собою личный девайс на священную церемонию он не мог. Его некуда было бы деть во время обряда. Вероятно, прибор положили в личный сейф императора. А потом, естественно, Карл не имел возможности ни вскрыть, ни утащить с собой сейф – счет времени шел на минуты.
– Хорошо, господин барон, – согласился двойник. – Бактерии, разумеется, вещь опасная, карантин – разумная мера. Но отчего бы вам не выделить мне любое другое, здешнее, средство связи, пусть самое непритязательное, чтобы я мог поговорить хотя бы с моей сестрой?..
Мне не нравились речи нашего гостя. «Я», «мои», «моя», «моё» – слишком много напора и требовательности. Впрочем, настоящий Ульвен тоже мог быть властным и резким. Я помню, как на собрании уйлоанской общины он, объявив о моем назначении Хранительницей дома семьи Киофар, чрезвычайно категорично пресек вопросы о правомерности своего поступка: «Это не обсуждается. Такова моя воля». Но тогда он вел себя как глава всего рода и даже больше – как будущий Император. А сейчас перед нами – кто?..
Он продолжал уверенно разглагольствовать:
– Надеюсь, что, как только я встану на ноги и благополучно завершу пребывание в карантине, я смогу вернуться домой. И мне кажется, необходимо предупредить о моем приезде Иссоа, ее мужа и прочих близких. Я согласен, что новость способна вывести из равновесия даже самое стрессоустойчивое существо. Однако, если мне не дозволено обратиться к сестре напрямую, пусть кто-то другой возьмет на себя эту миссию.
– Для начала нам нужно выяснить, кто вы, – заявила я.
– Я – Ульвен Киофар Уликеннс Джеджидд. Принц из династии Уликенов, профессор космолингвистики, бывший со-ректор Тиатарского Межгалактического университета, император Лиенны по праву рождения.
– У нас есть основания думать, что вы – просто клон.
– Докажите. Обязанность доказательства обвинения возлагается на обвинителя, это основы всеобщего права.
– Вы согласны участвовать в следственных экспериментах и перекрестных допросах? – спросил барон Максимилиан Александр, потому что я была совершенно не в силах выговорить такие слова, глядя в глаза собеседника, похожего на учителя как две капли воды.
– Да, конечно, – ответил он. – Скорейшее установление истины – в моих собственных интересах. Я готов отвечать на любые вопросы. Вы можете начать задавать их уже сейчас. Наш диалог, как я понимаю, фиксируется? Ничего не имею против. Спросите меня о чем-то, что было известно лишь мне и вам, и больше никому другому. Кто начнет? Может быть, ты, племянница?
– Хорошо, – согласилась Маилла. – Мой вопрос: почему меня так зовут?
– О, теперь я, как студент-первокурсник, сдаю зачет по ономастике!… Ладно, это легко. Твои бабушки носили имена Маисса и Файолла. Из соединения их имен получилось твое. Точно так же сконструированы имена твоих сыновей. Ульфар – сокращение от «Ульвен Киофар», и Массен – от «Маилла и Ассен». Кстати, как поживает твой замечательный муж?..
– Спасибо, у нас всё хорошо, – ответила Маилла с нарочитой сдержанностью.
– Уважаемый друг, вы хотите спросить что-нибудь? – обратился двойник к барону.
– Seien Sie so liebenswürdig… – произнеся на немецком начальное «будьте любезны», барон запнулся, не будучи твердо уверен, что в данный момент уместно обращение «ваше высочество» или «принц». – Пожалуйста, постарайтесь припомнить, каков был мой подарок Карлу и Юлии в честь их обручения.
– Дорогой барон, разве можно такое забыть? Юная пара обменялась кольцами в моем доме, вернее, в саду у бассейна. Все прочие гости ждали их в зале, где были накрыты столы. И вы подарили жениху и невесте вашу священную книгу, Библию. На форзаце была уже сделана надпись красивым готическим шрифтом, гласившая, что барон Карл Максимилиан Ризеншнайдер цу Нойбург фон Волькенштайн обручился в тот день с благородной девицей Юлией Лаурой Цветановой-Флорес в доме его высочества принца Ульвена Киофара Уйлоанского.
– Верно, – ошарашенно подтвердил барон Максимилиан Александр.
– Что такое «союз шестерых»? – вновь вступила в словесный поединок Маилла. – Кто входил в него?
– Полагаешь, племянница, я перепутаю «Совет Шестерых», управляющий Тиастеллой, с «союзом шестерых», который объединял моих самых близких родственников и друзей? – усмехнулся наш собеседник. – Наш негласный союз существовал до того, как Илассиа стала моей невестой. В него входили я, ты, Иссоа, Юлия, Карл и барон Максимилиан Александр. Потом круг расширился, и «союз шестерых» сам собой упразднился. Но привычка советоваться с теми, кому я полностью доверял, у меня сохранилась, и мы очень многое обсуждали при Илассиа, ее отце профессоре Лаоне Саонсе, а потом и при докторе Келлене Саонсе. Иногда нас действительно оказывалось ровно шестеро, иногда меньше или больше, это уже не имело значения. Я ответил на твой вопрос?
– Спасибо, я удовлетворена, – отстраненно произнесла Маилла.
– Моя Юлия, вы всё время молчите, – вкрадчиво обратился он ко мне. – Неужели вы ничего не хотите спросить?
Я пыталась придумать, о какой детали не мог бы знать никто, кроме нас с настоящим Ульвеном. А! Вот!
– Скажите, если сумеете… О чем мы говорили с учителем внутри неуправляемого челнока, улетавшего в космос, когда я выключила «Алуэссу».
– О вашей магистерской, разумеется.
– Это общеизвестно. Нет, после!
– О, дорогая моя, это слишком интимно…
– Ничего. Не стесняйтесь.
– Если вы так настаиваете…
– Я настаиваю.
– Речь шла… о любви.
– Между кем?
– Между мною и вами.
– Неправда. Мой учитель никогда бы не стал произносить таких слов.
– Да, действительно. Их сказали вы, моя милая.
– Я?!.. Что именно я сказала?!..
– «Сюон-вэй-сюон». Двойное кольцо наших душ. Я ответил: «Ну, теперь вы знаете, что это».
Слово в слово. Я онемела. Он смотрел на меня, наслаждаясь своим торжеством. Если верить неоспоримым фактам, передо мной был Ульвен. Но сердце знало, что это не он.
– Неужели вам недостаточно всего сказанного для установления моей подлинной личности? – спросил он горделиво и вкрадчиво.
– Нет, – ответила я.
– Я бы не торопилась, – произнесла Маилла.
– Мы должны посоветоваться, – подытожил барон Максимилиан Александр. – Сегодняшний разговор можно считать лишь предварительной стадией разбирательства.
– Хорошо, друзья мои. Я, конечно, огорчен и разочарован, поскольку ждал куда большей сердечности. Но вполне понимаю ваши сомнения и согласен пройти другие испытания, тесты, допросы и прочие процедуры, которые восстановят мое имя, мои права и мое положение в обществе.
– До свидания, господин Киофар, – сказал барон, добавив: – Я вынужден именовать вас так, поскольку ваши биометрические данные совпадают с данными моего покойного друга.
– Я надеюсь, что вскоре все сомнения благополучно развеются, – снисходительно ответил двойник. – До свидания, господин барон. До свидания, дорогая Маилла и вы, моя несравненная Юлия.
Он нажал на кнопку, и коляска, развернувшись, уехала в тень, исчезнув из поля зрения монитора.
Я выключила аппаратуру и автоматически остановила запись беседы.
Мы очень долго не могли ничего произнести.
– Нет. Не он, – первой очнулась Маилла. – Всё вроде бы сходится, но я чувствую фальшь.
– Фальшь можно выявить, – напомнила я. – Запись есть, мы проделаем речевой и интонационный анализ. Привлечем Камелию Древич, она представит предварительный психопортрет данной личности и сравнит его с психопортретом подлинного Ульвена.
– Но подлинный мертв, – возразил барон.
– Сохранилось множество документальных съемок. Лекции, доклады, речи на университетских мероприятиях, – наконец, та самая церемония у очага на Лиенне, во время которой его убили. И тот диалог со мной в уносившемся неизвестно куда челноке.
– Вы действительно там признавались друг другу в любви? – полюбопытствовала Маилла.
– Нет, ну что ты! – вспыхнула я. – Как можно? Контекст моей фразы был совершенно иным. Речь шла о нашей будущей смерти и предполагаемом переходе в иное пространство и время, закольцованное с настоящим. Мы могли попасть в то пространство бессмертия только вместе. Рука об руку, душа в душу – «сюон-вэй-сюон». Он фактически вел меня, как учитель и иерофант. Да, любя, но к обычной любви всё это не имело касательства. Мы должны были преобразиться в сугубо духовные сущности – вейнов. Реальны они или нет, совершенно неважно, в тот момент мы верили, что трансформация началась, и за ней нас ждет вереница новых миров.
– А откуда двойник это знает? Ты кому-то рассказывала?
– Карлу я рассказала всё. Между нами нет тайн. Но не думаю, что мой муж стал бы рассуждать о столь тонких материях в присутствии посторонних. Правда, он мог говорить об этом с Ульвеном. Один на один. В последние годы у них сложились весьма доверительные отношения.
– Остается предположить, – задумчиво произнес барон Максимилиан Александр, – что где-то в дальних мирах научились делать не только точные копии биологических объектов с высокоразвитой психикой, но и восстанавливать воспоминания конкретной личности.
– Это фантастика, – убежденно возразила Маилла. – И такое уж точно должно быть запрещено. Ведь в подобном случае невозможно отличить двойника от оригинала.
– Но мы же все трое ясно ощущаем, что перед нами именно клон, – заметила я.
– А как доказать? – спросила Маилла.
– Подумаем. Привлечем биологов, медиков, космопсихологов. Надеюсь, общими усилиями мы отыщем решение, – обещала я.
На душе у меня было скверно, как никогда.
Я боялась признаться, что во всем виновата я сама. Мне вдруг стало ясно, откуда двойник мог почерпнуть все подробности, о которых он так легко нам поведал, словно бы издеваясь над охватившим нас душевным смятением.
О пагубности графомании
Версию о неведомых умельцах, ухитрившихся снабдить биокопию всеми воспоминаниями настоящего Ульвена, я предпочла бы отринуть как совершенно невероятную. Нужно, впрочем, проконсультироваться со специалистами, работающими с искусственным интеллектом. Может быть, технологии такой пересадки сознания давно уже созданы. Только вряд ли они практикуются на реальных живых организмах, ибо тут возникает проблема удвоения личности, а это чревато конфликтом с законами Межгалактического альянса. Существуют миры, в которых разум имеет форму рассредоточенного силового поля или, как у аисян, разветвленной ризомы. Но гуманоиды – строго индивидуальны, – и люди, и уйлоанцы. Ни дублировать, ни клонировать нас нельзя. Пример с транскамерами не годится: на входе и выходе – та же самая личность, не две одинаковые.
Однако для воссоздания памяти имелось и куда более простое решение. И уж мне-то известно, из каких источников изготовители клона могли взять конфиденциальную информацию, моделируя его личность путем гипноза, внушения и тренировки.
Использовались не только общедоступные документальные съемки и книги, в которых ясно высвечивался образ Ульвена как ученого, преподавателя, лектора, ректора и, наконец, императора-иерофанта, каким он предстал на Лиенне. И не только воспоминания тех многих тысяч знакомых, друзей, коллег и поклонников, которые с ним постоянно общались или кратко соприкасались. С окружающими он держался обычно вежливо и благожелательно, но несколько отстраненно, и уж конечно не стал бы откровенничать о семейных делах. Пока я не вошла в его узкий дружеский круг, я сама считала его высокомерным занудой, а когда он стал ректором, то порой стеснялась запросто подойти к нему на каком-нибудь официальном приеме – настолько вальяжно и царственно выглядел мой учитель.
Илассиа и Карл рассказывали, что на Лиенне за ними в первое время велась неусыпная слежка, пока Ульвен не поставил властям ультиматум: либо все средства слежения немедленно отключаются, а схема их расположения во дворце передается ему, либо он прерывает визит и возвращается на Тиатару. Пока скрытые камеры наблюдения действовали, лиеннцы могли услышать немало бесед, в том числе и сугубо интимных. И нет никаких оснований верить, будто попытки шпионить за семьей Императора не продолжались в другом режиме, хотя бы не сплошь, а урывками, и Карл не мог в одиночку отследить все приборы, работавшие на запись в посещаемых ими городах, учреждениях и многочисленных аудиториях. Несомненно, там велись и официальные, и негласные, и любительские съемки, фиксировавшие каждое слово и каждый жест высочайших особ.
Двойник превосходно усвоил, как выглядят все его близкие. Он сразу узнал меня, и не перепутал бы Маиллу с другими женщинами из семьи Киофар.
Но, помимо видеозаписей, существовали мои собственные дневники, которым я в конце концов придала некий литературный вид и рискнула опубликовать там, где, как мне думалось, никто из здешних знакомых никогда их не будет искать.
Начиная с первой части моих космических похождений («Тетрадь с Энцелада»), и кончая последней («Наследник»), я последовательно описывала всё, что происходило со мной с детских лет до зрелого возраста. Разумеется, много места там уделялось Ульвену, особенно после того, как мы с ним познакомились лично («Тиатара», глава «Опекун», и далее – «Вечер с принцем» и прочее). Рассказ про запись в немецкой Библии, подаренной нам с Карлом в честь обручения, фигурировал в книге «Двойное кольцо». А в ее финале – диалог с учителем про слияние душ в момент перехода в бессмертие. Рассуждения про уйлоанскую ономастику на примере семьи Маиллы я ввернула в «Око космоса». Ну, и так далее. Если внимательно прочитать всю мою шестичастную эпопею, то можно узнать очень много подробностей обо всех знакомых мне членах семьи Киофар.
Понимая, что обнародовать эту сагу в мирах, с которыми контактирует Тиатара, нельзя по этическим соображениям, я рискнула выдать ее за обычный роман-космооперу. Название выбрала самое непритязательное, нарочито не уникальное, хотя абсолютно точное и откровенное: «Хранительница». Фантастических произведений с такими названиями – как туманностей во Вселенной. Не верите? Ткните в поиск и посмотрите. Затеряться в этом потоке легко.
Воспользовавшись своим нынешним привилегированным статусом, я не просто отправила файлы «Хранительницы» на мою родную планету, но и выложила на старинный русский литературный ресурс, где она, как я была совершенно уверена, затеряется в массе примерно таких же самодеятельных опусов о приключениях в дальних мирах, о магических академиях (чем наш Колледж космолингвистики хуже?), о принцессах и императорах (я нарочно использовала эти земные термины, а не подлинные уйлоанские). В общем, как мне казалось, я ловко законспирировалась. И, естественно, на обложке стоял псевдоним, а не мое настоящее имя. С псевдонимом я тоже нахулиганила, притворившись почтенной дамой-музыковедом, автором многих научных трудов, но не чуждой поэзии и беллетристике, в том числе фантастической. Дама не возражала, охотно поучаствовав в мистификации.
Зачем я всё это сотворила?..
Во-первых, жаль было многолетних трудов, затраченных на писание и редактирование моих хроник. Во-вторых, поскольку я изначально выбрала русский язык, чтобы не разучиться грамотно на нем выражаться, у меня в этой части Вселенной не нашлось бы читателей. На Тиатаре русский не популярен даже среди космолингвистов, а в других мирах его не знает никто.
В моей семье всю «Хранительницу» прочитал лишь папа, а брат Виктор проигнорировал – он вообще не поклонник дамских романов и космической беллетристики. Папе в целом понравилось, хотя кое-что он раскритиковал. Многовато, сказал он, словесного сора; стиль то слишком свойский и разговорный, то наоборот, официальный: «Юленька, раньше это называлось канцеляритом». Ну, не знаю. Я покинула Землю в семь лет, и как сейчас говорят и пишут по-русски, понятия не имею – нам здесь доступны лишь кое-какие научные книги, а в них набор выражений стандартный, и в лексике много латинизмов и англицизмов.
В-третьих, каждый имеет право на тайную слабость. Увлечение. Хобби. У барона Максимилиана Александра и Карла – музыка. Моя мама любила готовить, и на каждой планете, где им с папой доводилось жить, придумывала необычайно вкусные блюда из местных ингредиентов. Ну, а я – графоман. Профессор, директор, Хранительница Тиатары – всё это, разумеется, тоже я, но, помимо солидной особы, облеченной столь высокими должностями, есть Юла, любопытная девочка, предпочитающая играть не в игрушки и не в виртуальные игры, а в образы и слова.
Мне нравится сам процесс сотворения текста. И нужно, чтобы в моих сочинениях были не только умные рассуждения, как в монографиях и диссертациях, а живые герои. Наверное, я могла бы выдумывать их, но зачем, если все мои близкие и друзья достойны стать персонажами любого романа?.. Каждый – незаурядная личность. У меня профессиональная память космолингвиста и опытного синхрониста. Диалоги я запоминаю дословно. Остается добавить лишь антураж. Описания обстановки и внешности, комментарии по поводу эмоциональных реакций на сказанное, мои собственные размышления… Эти тексты – часть моей жизни. От которой иначе останется только внешняя оболочка, а все чувства и мысли улетучатся вместе со мной.
В общем, сделанного не вернешь.
Не получив с Земли никаких читательских откликов, я пребывала в уверенности, будто «Хранительница» канула в Лету и не оставила ни малейших следов ни в русской, ни в мировой, ни тем более в межгалактической литературе. Если кто-то на Земле прочитал мою сагу, то вряд ли принял всерьёз. А вычислить моё авторство, полагала я, практически невозможно. Учёные не интересуются космооперами, любители фантастики не охочи до космолингвистики, и даже если кто-то наткнется в тексте на фамилию «Цветанова-Флорес», он подумает, будто авторша перемудрила с экзотикой.
Нарушила ли я какой-то закон?.. Мне казалось, нет. Я же не посылала в прошлое реальный физический артефакт инопланетного происхождения, который мог бы взбудоражить умы и повлиять на ход истории. Мало ли, какие вымыслы публикуют поэты, писатели и всякие визионеры; на них никто из умных серьезных людей не обращает внимания. В крайнем случае, скажут: «Да, занятно придумано. Богатое воображение у человека». К тому же за пределами русскоязычного мира мои тексты уж точно никто не прочтет. А в самой России весь двадцать первый век – чрезвычайно нелегкое время, там полно реальных проблем, по сравнению с которыми наши здешние покажутся сущим вздором.
Резонанс, повторю еще раз, оказался ничтожным. Почти никаким.
Очевидно, я допустила один, зато важный промах. Ломая голову над названием второй части цикла, я остановилась на самом простом: «Тиатара». И не учла важной мелочи. Благодаря такому титульному листу моя легкомысленная книжка попала в реестр межпланетного поиска по названиям и ключевым словам. Очевидно, кто-то обратил на это внимание. Пропустил мой текст через электронного переводчика. Убедился, что труд совсем не научный, зато изобилующий примечательными сведениями о жизни Колледжа космолингвистики и о взаимоотношениях магистра Джеджидда с его подопечной Цветановой-Флорес. Там же встретилось и другое редкое слово: «алуэсса». Догадка немедленно подтвердилась: пятая книга «Хранительницы» носила именно это название. И далее мой неизвестный читатель старательно перевел и освоил все шесть частей эпопеи. А потом вложил их содержание в память монстра, которого создал.
У меня не хватало духу признаться в содеянном ни Маилле, ни барону Максимилиану Александру. И уж тем более – Илассиа и Иссоа. Ведь о них я тоже писала. Да, с сочувствием и любовью, но достаточно откровенно. Насколько тщательно я взвешивала каждое слово и согласовывала с ними все факты, изложенные в моей докторской диссертации «Профессор Ульвен Киофар Джеджидд, его научная и педагогическая деятельность», а также в моем предисловии к посмертному изданию его лекций о «Песнопениях океанид» («Алуэссиэй инниа»), настолько в романах, основанных на моих дневниках, я позволяла себе пренебречь этикетом и даже кое-какими приличиями.
И как теперь быть?..
Скрытничать я умею, а вот лгать в глаза – никогда. Особенно тем, кто мне близок, и чьей привязанностью я дорожу.
Придумать же сколько-нибудь убедительное объяснение необычайной осведомленности двойника обо всех деталях личной жизни Ульвена мне вряд ли удастся.
Впрочем, на сей раз я кое-как вывернулась. На недоуменные вопросы Маиллы и барона Максимилиана Александра я ответила, что создатели клона, естественно, хорошо изучили родословную семьи Киофар и традиции императорской ономастики. Надпись в Библии мог увидеть любой, кто бывал в нашем доме, а таких наберется немало, включая моих студентов и магистрантов; реликвия не выставляется на всеобщее обозрение, но и не является чем-то секретным. При желании все эти сведения можно добыть без особых трудов и шпионского оборудования. Я сама пару раз приносила Библию на занятия: показать, как выглядит настоящая земная бумажная книга, напечатанная готическим шрифтом.
Наконец, наш с учителем диалог в мчавшемся неизвестно куда челноке мог фиксироваться аппаратурой, встроенной либо в сам челнок, либо прямо в скафандры – супертехнологичные изделия аисян, снабженные разнообразными умными датчиками. Естественно, конфиденциальные записи не обнародовались, но они существуют где-то в архивных отчетах о спасательной экспедиции. Клон точно воспроизвел мои слова насчет «сюон-вэй-сюон», однако не понял их смысла, – это свидетельствует о неполноте имевшейся у него информации.
Как-то так.
Я не полностью соврала, а лишь выдвинула альтернативные гипотезы. Не знаю, насколько Маилла и барон Максимилиан Александр мне поверили, но объяснения выглядели в какой-то мере логичными.
– Ладно, я попробую подготовить Иссоа, – предложила Маилла. – А ты бы поговорила с Илассиа.
– Иссоа может обидеться, если я ей не позвоню, – возразила я. – Это ведь не чисто семейное дело. Я, куратор планеты, обязана поставить в известность императрицу…
– Куратор?! – изумилась Маилла. – Ты?!..
– Я этого не домогалась. Мне присвоили статус сегодня. Надеюсь, временно.
– Клон не знает?
– Пока еще нет. Иначе, думаю, он не посмел бы со мной фамильярничать. «Моя Юлия, вы великолепны»…
– Отчего ты не пресекла эту наглость?
– Я хотела, чтобы он побольше наговорил. Нам нужен материал для анализа.
– Ты сама проделаешь экспертизу?
– Нет. Вернее, не в одиночку. За мной – лингвистическая сторона. По поводу прочего обращусь к Камелии Древич.
Барон Максимилиан Александр, до сих пор потрясенно молчавший, кивнул:
– Совершенно правильно, Юлия. Она не только крупный специалист в своей сфере, но и наша родственница. Расширять круг причастных пока не стоит, взваливать же всё целиком лишь на вас – просто непродуктивно, не говоря о моральной тяжести груза. Я всегда готов помогать вам, моя дорогая, рассчитывайте на меня.
Мы расстались уже не в том подавленном настроении, которое накрыло нас после встречи с мнимым Ульвеном.
Я обещала Маилле, что в ближайшее время попрошу Иссоа принять нас в доме семьи Киофар. А до этого кое с кем посоветуюсь.
