Лариса Валентиновна Кириллина
Двойник
Концерт в колонии
Приводя себя в порядок, я обдумывала, из кого составить комиссию, но к окончательному решению прийти не успела: позвонила Иссоа. Ей не терпелось поскорей прилететь в Тиамун и поговорить с сыном. Она решила не дожидаться моего служебного флаера, а нанять любой, какой подвернется.
Семья Киофар, как ни странно, давно уже не имела флаера в собственности. Иссоа так и не научилась водить, а Эллаф, приобретший права в зрелом возрасте, ощущал себя в роли пилота несколько неуверенно и не хотел экспериментировать в воздухе над женой и детьми. Если семья и летала, то только с наемным профессиональным водителем.
Юный Ульвен, обожавший небо, космос и технику, не испытывал таких трудностей; он-то дорвался до прав в шестнадцать лет и водил теперь флаер почти так же легко и свободно, как покойный дядя. Однако он не спешил становиться хозяином летной машины, опасаясь, что в таком случае ему придется пожертвовать собственной независимостью и постоянно куда-то возить то родителей, то прочих родственников.
Спорить с Иссоа я не стала. Хочет лететь сама по себе – пусть летит.
Уж не знаю, какой воздушный лихач ее вёз, но всего через час с небольшим она уже оказалась в моем кабинете.
«Юллиаа, я так и не сумела заснуть», – призналась она. – «Эллаф дал мне те капли из корня марейи, но на меня они не подействовали, а от укола я отказалась».
Внешне императрица оставалась спокойной, демонстрируя пресловутую уйлоанскую сдержанность. Лишь самые близкие понимали, какие бури бушуют внутри. Океанида сродни океану: среди полного штиля вдруг возникает цунами, шквал, ураган…
«Давай попробуем вызвать Карла с Ульвеном, ты поговоришь с сыном, а потом, если хочешь, поспишь у меня», – предложила я. – «Только я не знаю, какое у них там сейчас время суток, и сколько вообще там прошло времени». – «На Сироне?» – «Нет. На Эрефе». – «Где это? И зачем их туда занесло? Ведь в маршруте гастролей такой планеты не значилось»…
Пришлось рассказать о неполадках в двигателе и о вынужденной стоянке «Гране» на планетоиде с мрачной репутацией межпланетной тюрьмы. Язык не повернулся поведать Иссоа о том, кто такой «Рафаэль Санти». Иначе императрица немедленно наняла бы не флаер, а космолет, и ринулась бы самолично спасать Ульвена и прочих.
На мой вызов вновь откликнулся Карл. Он дежурил на «Гране», и теперь у нас появилась хорошая видеосвязь. Он переменился в лице, увидев рядом со мною Иссоа, но нашел в себе силы дружески улыбнуться ей и спросить, как дела у Эллафа и здоровы ли младшие дети, Файолла и Эллаф Ульвен.
– Каарол, где мой сын? – перебила Иссоа. – Позови его сюда поскорее, пожалуйста! Я страшно волнуюсь!
– Он скоро будет, – с некоторой неуверенностью ответил мой муж. – Я сейчас передам ему сообщение.
– Где он?!
– Отдыхает после концерта.
– Какого концерта?!
– Для заключенных.
– Но ты обещал, что концерт вы отмените! – вмешалась я.
– Юлия, я не смог его переупрямить, – признался Карл.
– Ты?! Мальчишку?!
– Его высочество принца. Он твердил, что дал слово, а слово принца – титан и алмаз, залог его императорской чести, и вообще нарушать обещания – признак лживых натур, так учил его «господин барон Максимилиан Александр», к тому же к здешним заключенным никогда еще не прилетали артисты, особенно столь высокого класса, и обмануть ожидания сотен несчастных существ было бы крайней низостью, не достойной ни принца Ульвена, ни барона Карла Ризеншнайдера цу Нойбург фон Волькенштайна, которого он почитает как второго отца…
– Всё закончилось благополучно?
– Да. Концерт состоялся ночью. Здесь другой ход времени, планетоид вращается куда быстрей Тиатары.
– Ты присутствовал?
– Нет. С Ульвеном поехали Джарри, Афина и Ульфар как технический ассистент и телохранитель. Я должен был сменить на дежурстве Валли.
– Координатор Пшшасс с тобой связывался?
– Рафаэль сказал, что руководство Альянса сообщило ему: к нам летит окуданский корабль. Через сутки он будет здесь. Либо двигатель «Гране» починят на месте, либо, если не выйдет, мы вернемся на окуданце, а «Гране» возьмут на буксир.
– Каарол, но где же Ульвен?! – спросила Иссоа еще более требовательно и беспокойно.
– Пока мы разговариваем, я послал ему сообщение. Если он спал, то нужно некоторое время, чтобы он проснулся и добрался сюда.
– А там, где он есть, с ним нельзя поговорить?
– Только по радиосвязи.
– Каарол, Каарол, ради всех нас, сделай это немедленно! – взмолилась Иссоа. – Успокой меня! Пусть он откликнется!
Через пару минут в рубке «Гране» послышался сонный голос Ульвена:
– Господин барон, что случилось?
– Дорогой мой, пожалуйста, будь на «Гране» как можно скорей, у нас сеанс межпланетной связи, ты знаешь, насколько это трудно и дорого. С тобой хочет поговорить твоя мать.
– Это… из-за концерта? Вы ей пожаловались?
– Нет. Не только. Мы ждем тебя!
Иссоа немного успокоилась, убедившись, что Ульвен никуда не делся. Но всё равно досадовала на Карла, который пошел на поводу у беспечного юноши, позволив ему выступать в таком месте и перед столь сомнительной публикой.
Ульвен ворвался в переговорную рубку как вихрь, скинув шлем на ходу: «Вот! Успел! Гнал электрокар на предельной скорости и бежал со всех ног! Здравствуй, мама! Здравствуйте, госпожа Хранительница и господин барон!»..
– Почему ты не слушаешься господина барона? – начала Иссоа с упреков. – Он – командующий экспедицией! Его слово – закон! Больше я никуда тебя не отпущу!
– Мама, милая, но ничего же со мной не случилось, – оправдывался Ульвен. – А поскольку я принц, моё слово стоит не меньше, чем слово господина барона Карла. Если я его дал, то обязан держать. Ты, как императрица, знаешь, почему мы не вправе нарушать обещаний. Господину барону я всё объяснил, и он понял!
– А если бы что-то случилось?.. Вас было четверо юных и безоружных против целой толпы осужденных преступников…
– Это достойные сострадания обездоленные существа, у которых отнято всё, кроме жизни и памяти.
– Существа? – переспросила я.
– Очень разные, – пояснил он. – Есть люди с Сироны, есть тактаи, есть окуданцы, есть виссеванцы… Наших, к счастью, нет. Или я их не видел.
– Вас там не обижали? – спросила Иссоа.
– Да что ты! Принимали великолепно! Концерт прошел замечательно!
– Какую же программу вы исполняли перед такой странной публикой?
– Определенной программы не было. Сложные композиции мы играть не отважились, тут это вряд ли поймут. К тому же на разных планетах свои собственные представления о музыке. Мы предложили, чтобы каждый желающий напел нам хотя бы отрывок своей любимой мелодии, а мы ее тут же аранжируем. Поскольку Афина по первой специальности космолингвист, она сразу запоминала слова. Поначалу шло туговато, но вскоре зал оживился. Я подбирал мелодию на синтезаторе и накладывал на гармонический фон, Джарри подстраивался с ударными, Ульфар запускал этот паттерн в записи, регулируя по моим указаниям темп и громкость, и мы с Афиной постепенно наращивали остальные пласты: импровизацию на гитаре, флейте и скрипке, вокал – попеременно она и я, а в конце дуэтом… В конце всё соединялось, и звучал настоящий оркестр и хор из множества голосов, хотя нас оставалось на сцене четверо! Успех был необычайный! Зал ревел от восторга! Нас никак не хотели отпускать! Я разрешил записать весь концерт, чтобы они потом могли это слушать! И подарил им другие записи нашего тура! Теперь наш ансамбль «Созвездие» – вне конкуренции в этой злополучной дыре!
– Да уж, популярность среди уголовников – повод для гордости, – проронила Иссоа.
– Мама, они тоже нуждаются в музыке и в красоте! Разве нет? Nicht wahr? Эти песни, наверное, пробуждали в них самые лучшие чувства и воспоминания… И дарили надежду на будущее.
У меня проступили слезы. Я встречала в жизни немало прекрасных и добрых разумных существ, в том числе среди моих близких, но принц Ульвен Киофар Саонс излучал душевный свет такой мощности, что его хватило бы на сотворение целого мира – куда более совершенного и гармоничного, чем любой из окрестных миров…
Иссоа тоже была смущена и не нашла слов для дальнейших упреков и возражений.
– А зачем вы меня разбудили и позвали сюда так срочно? – спросил Ульвен. – Убедиться, что я жив и здоров? Это мог бы вам рассказать господин барон Карл.
– Повод был совершенно другой, – призналась Иссоа. – У нас на Тиатаре произошло нечто невероятное. Я хочу тебя подготовить к предстоящим событиям.
– Кто-то умер? – испугался Ульвен.
– Нет, напротив! Воскрес. Но от этого никому не радостно.
– Мама, о чем ты?
Мы с Иссоа рассказали Ульвену о внезапном появлении двойника его дяди. И о том, какими последствиями всем нам грозит официальное признание личности клона.
Реакция принца оказалась весьма неожиданной.
– Надо же! – заявил он. – Как интересно! Я еще никогда не видел настоящего клона! Он действительно в точности копия дяди? И с ним можно поговорить?
– Он сидит в карантине, – сообщила я. – И проходит реабилитацию. Мы с бароном Максимилианом Александром и твоей тетей Маиллой общались с ним дистанционно. Да, похож. Но поверь, для тех, кто помнит подлинного Ульвена, это зрелище с трудом выносимое.
– Так ведь я не застал его живым! Мне, наверное, будет не так страшно, как вам.
– Дорогой Ульвен, эту копию сделали и прислали сюда с несомненно враждебными целями, – сказала я, стараясь оставаться спокойной. – Двойник уже объявил о намерении восстановить все свои права. В том числе имущественные. И, как нам разъяснила Маилла, даже если настоящий Ульвен сложил с себя полномочия главы рода и отрекся от титула императора, он остался верховным иерофантом Лиеннской империи. От этих обязанностей он избавиться не успел.
– А какой в них смысл на Тиатаре?
– Его ранг будет выше, чем ранг императрицы-иерофантессы. Значит, он получит доступ к священным реликвиям и к «Книге церемониала».
– Погодите! – вдруг сообразил наш мальчик. – Разве клона кто-нибудь обучал церемониям и посвящал в иерофанты? Если нет, то его притязания несостоятельны. А если да, то он обязан назвать нам имя наставника. Меня посвятила мама, ее – старший брат, и так далее. Клятва всегда приносится старшему. Из вакуума никакие иерофанты не возникают.
Здравомыслие принца ненадолго внушило нам чувство облегчения.
– Да, но он уверяет, будто он – настоящий Ульвен Киофар Джеджидд. И обязанность доказать, что он просто его биокопия, лежит на нас, – напомнила я, вернувшись к суровой реальности.
– Разве это так трудно? – удивился принц.
– Трудней, чем ты думаешь, – призналась я. – Наши неведомые враги смогли воссоздать не только физическую оболочку покойного, но также память о прошлом, манеры и в какой-то степени личность.
– А мы не можем сами этим воспользоваться? – предложил Ульвен.
– Каким образом? – спросила Иссоа.
– Обратить зло в добро! – ответил ее изумительный сын. – Мама, я, пожалуй, попробую! Если ты разрешишь.
– Возвращайся на Тиатару, посмотрим, – уклончиво проронила она.
– Конечно, мама! Как только починим двигатель.
– Чудо, что ты обратил внимание на необычные призвуки, – сказала я.
– О, госпожа Хранительница, это вышло само собой! Я ведь слышу частоты, которые скрыты от обладателей обычного слуха! Даже господин барон Карл не заметил, хотя он скрипач, а у них очень чуткие слуховые органы!
– Хорошо, дорогие мои. Будьте, пожалуйста, осторожны, – попросила я. – Надеюсь, что других неприятностей не случится.
– Жду вас всех домой, и как можно скорее, – сказала Иссоа, сочетая в голосе материнскую мягкость с повелительным тоном императрицы.
У Иссоа немного отлегло от души. Она убедилась, что Ульвен пока в безопасности. А космический перелет – дело всегда рискованное. Но не вздумает же Карл отправляться в путь с неисправным двигателем. И ему обещали, что в крайнем случае путешественников возьмет на борт окуданский корабль.
Я не стала делиться с Иссоа своими тайными мыслями насчет неожиданной пользы, которую мог принести самовольный концерт Ульвена перед заключенными. У меня не возникло никаких иллюзий по поводу морального исправления Рафаэля Калински. Да, насильничать он уже неспособен, он навсегда импотент. Остается лишь тешиться эротическими картинками и развлекаться созерцанием записей с видеокамер в местном борделе.
Однако вряд ли увечье сделало его порядочнее и заставило отказаться от ненависти ко всем нам. Возможно, у него на Сироне остались сторонники и поклонники. Заставив «Гране» совершить посадку в столь глухом и мрачном уголке этой части вселенной, они могли надеяться если не захватить космолет, то расправиться со всей командой. И, скорее всего, среди заключенных у Рафа тоже имелись те, кого он подкупил или заставил служить себе силой. Но напасть на Ульвена во время концерта они не посмели – свидетелей оказалось бы слишком много. И, чем больше сердец завоевывал звездный ансамбль, тем менее вероятным становился успех покушения. Заключенные, жаждавшие бесконечно слушать свои самые любимые песни, не позволили бы причинить никакого вреда Ульвену и его спутникам. Гениальный юноша оживил в них память о детстве, о родительском доме, о любимых женах и родственниках, о себе самих, какими они были до совершения преступлений, караемых высылкой на уединенный Эреф… Но дело было даже не в песнях. За долгие годы их заточения на планетоиде Ульвен оказался единственным, кто общался с ними как с равными – такими же разумными существами, как он, достойными радости и красоты просто так, безо всяких условий…
Свидание с императрицей
После бессонной ночи Иссоа нуждалась в отдыхе. Я отвела ее в свою спаленку, задернула занавески и убедила хотя бы прилечь, надеясь, что, расслабившись, она непременно заснет. Так и вышло.
Мне нельзя было выпадать из рабочего ритма.
В качестве директора Института истории Тиатары я просмотрела кучу скопившихся файлов, ответила на неотложные письма, одобрила три заявки на исследовательские экспедиции (одну из них подал мой брат Виктор). Остальное, не столь срочное, поручила, как водится, заместителю, магистру Уйлану Аллару, и помощнику, Сэргэ.
О том, чтобы слетать домой повидаться с папой, Лаурой, Стефаном и внуками, я себе мечтать запретила. А вдруг, пока я буду блаженствовать, угощаясь домашними пирожками и тиская сладкую малышню, у меня в кабинете раздастся сигнал, вызывающий «госпожу куратора»? Пришлось ограничиться кратким звонком, причем именно Лауре, которая пока ничего не знала о двойнике – ни папа, ни барон Максимилиан Александр, ни Камелия Древич ни с кем не делились этими сведениями. Я просто сослалась на занятость и на необходимость дежурить у монитора для связи с Карлом. Передала ей новости о незапланированной стоянке «Гране» на Эрефе и о последнем концерте Ульвена. Вероятно, чуткая Лаура услышала в моих словах и в моем озабоченном тоне намного больше, чем я захотела открыть, но расспрашивать не посмела. Она понимала, что многие обязанности Хранительницы не подлежат широкой огласке.
Внезапно на мониторе засветился сигнал вызова из космопорта.
«Госпожа куратор, с вами хочет поговорить господин Киофар», – сообщил дежурный по карантинной зоне.
«Я готова!» – бодро ответила я и уселась так, чтобы выглядеть уверенной в себе и в то же время непринужденной. Одета я была как обычно, в белую просторную блузу и темные брюки, без косметики и украшений. Впрочем, нет, не совсем: на груди висел заветный кулончик, подарок Карла. Он подходит к любым нарядам.
Связь включилась. Двойник по-прежнему находился в инвалидном кресле, но выглядел заметно бодрее и крепче, чем в прошлый раз. В карантине с пациентами занимаются неустанно, с утра до ночи, используя методики доктора Эллафа Саонса.
– Добрый день, моя Юлия, рад вас видеть! – приветствовал меня клон с почти ненаигранной искренностью.
– Добрый день, господин Киофар.
– Раньше вы называли меня учителем…
– Мой учитель погиб на Лиенне. Вы – клон.
– Я вполне тождествен ему не только биологически, – возразил он.
– Мы проверим.
– Вы, моя дорогая, уже обещали мне множество интереснейших экспериментов, реализации которых я с нетерпением ожидаю. Ностальгический экскурс в наши общие воспоминания, как я понял, вас не слишком удовлетворил, хотя я ответил на все вопросы, а вы не соизволили объяснить причины возникших у вас сомнений.
– Информация могла быть добыта из третьих источников, – туманно ответила я.
– Sincerely? – вдруг ввернул он словечко из самого первого моего диалога с учителем, когда я, пятнадцатилетняя разлохмаченная девчонка в драных штанах, ввалилась в наш деканат и с кислой миной произнесла, будто «очень рада» познакомиться с господином опекуном.
– Киокьо чуай лалло ньюллио фи! – привела я другую часть того самого диалога, поговорку на алечуанском, означающую: «радость приносит только точное знание».
– Ньюллио лалло куа кешшану ва эйе, – тотчас продолжил он второй частью цитаты: «точное знание возможно лишь в математике».
Либо в его мозг вложили личную память Ульвена, либо двойник чрезвычайно внимательно прочитал мои книги из цикла «Хранительница».
– Не только собственно в математике, господин Киофар, – заметила я, не теряя самообладания.
– Совершенно согласен, моя дорогая. В космолингвистике тоже. Сделать клон, биологически неотличимый от подлинника, вполне реально. Однако снабдить его всеми знаниями исходной модели – задача вряд ли посильная современной науке. Ульвен Киофар Джеджидд – профессор космолингвистики, выдающийся уйлоанист, переводчик со множества языков, специалист, которому мало найдется равных. Будучи абсолютно уверен в своей правоте, я хотел бы незамедлительно подтвердить свой докторский и профессорский статус. Очевидно, для этого мне придется предстать перед авторитетной комиссией. Формировать ее будете вы?
– Вам должно быть известно, господин Киофар, что все учреждения Тиатары управляются коллегиально. Я имею право предложить созвать комиссию. Комиссия, в свою очередь, может избрать председателя, но кто им окажется, я предсказать не могу.
– Мне дозволено знать ваш нынешний статус?
– Конечно. Я – директор Института истории Тиатары, в котором сейчас нахожусь. Член ректорского совета Тиамуна. Профессор исторического факультета. Преподаю курс «Теория и практика перевода», адаптированный под потребности наших историков.
– А кто же ведет его в Колледже космолингвистики? – удивился мой собеседник.
– Профессор Луэй Мафир.
– Тот, который в студенчестве увлекался арабским?
– Теперь он видный уйлоанист.
– Значит, наши труды принесли результат… А скажите, моя дорогая, курс поэтического перевода совсем исчез из программы?
– Нет, господин Киофар. Он остался факультативным. Ведем его мы на пару с профессором Мафиром. Я отвечаю за земную поэзию, он – за всю инопланетную. Семинары – раз в десять дней.
– Хорошо. Вероятно, чаще не надо.
Мы беседовали почти как в прежние времена, когда обсуждали учебные планы, методику преподавания и отбор материалов для экзаменационных заданий.
– Моя Юлия, мне чрезвычайно приятно говорить с вами на профессиональные темы, – вкрадчиво произнес он. – Однако цель звонка была немного другой.
– Я вас слушаю, господин Киофар.
– Поскольку мне предстоит серьезный экзамен перед целой коллегией искушенных космолингвистов, я, наверное, имею право на основательную подготовку. Как любой студент или магистрант.
– Несомненно.
– В карантине мне, собственно, нечем больше заняться. Медицинские исследования и физические тренировки не дают нагрузки на мозг. Общаться с другими заключенными… О, простите, я хотел сказать, пациентами, – не разрешается. Развлечения здесь рассчитаны на усредненные вкусы. Видеодрамы, игры с гонками или квестами, познавательные пособия по истории Тиатары, какие-то фильмы с других планет… Мне это не интересно.
– А чего вы хотите, господин Киофар?
– Я прошу предоставить мне доступ к инфоцентру Колледжа космолингвистики или, лучше, к инфоцентру нашего университета. Для этого даже не требуется возвращать мне изъятый у меня при досмотре девайс. Просто снабдите меня паролем для входа в библиотеку. Я могу работать на любом устройстве под присмотром любого сотрудника. Вы тоже получите полный отчет о том, какие научные труды, диссертации и магистерские я читал. Меня интересует новейшая литература, в ней по понятным причинам я не ориентируюсь. Надеюсь, вы не сочтете такую просьбу неподобающей. Я не преступник, по крайней мере, до приговора Межгалактического суда, и всерьез намерен дойти до конца в установлении истины.
Пришлось признать, что двойник, кем бы он ни являлся, в самом деле имеет право получать информацию из наших хранилищ, как всякий обычный сотрудник Тиамуна, студент или даже простой обитатель и гость планеты, имеющий склонность к научным занятиям. Полный допуск, включающий доступ к архивам и материалам для проверенных специалистов, мы ему давать не обязаны, а обычный – почему бы и нет?
– Хорошо, господин Киофар. Я не могу решить этот вопрос немедленно и единолично. Но в скором времени, надеюсь, вас снабдят паролем от нашего инфоцентра.
– Предвкушаю великолепное интеллектуальное пиршество, – мечтательно сыронизировал он совершенно в духе и тоне Ульвена.
Меня слегка передернуло. Копия была слишком похожа на оригинал.
– Моя Юлия, я был бы счастлив длить наш разговор бесконечно, но я понимаю, что у вас немало обязанностей. Жаль, что никто из моих родных, кроме храброй Маиллы, не решается посмотреть мне в глаза. Понимаю, насколько ситуация необычна. Но неужели ни в ком из них не взыграло обычное любопытство? Я не имею возможности связаться отсюда с семьей. Если бы вы, моя дорогая, взяли на себя роль посредницы и уговорили хотя бы мою сестру…
– Я здесь.
Иссоа проснулась и, стоя в дверях, слушала последнюю часть диалога.
Она медленно подошла к монитору и, придвинув свободное кресло, села рядом со мной.
Восемнадцать лет пребывания в сане императрицы Лиенны, постоянного члена Планетарного совета Тиатары, главы семьи Киофар и матери трех детей превратили прежнюю застенчивую и кроткую девушку в величавую даму, умевшую вести себя с непререкаемой властностью, особенно, когда в ее облике явственно проступали черты алуэссы.
– Ты ли это, Иссоа, моя любимая девочка…
– Господин Киофар, – прервала она его родственные излияния. – Я не знаю, что вы такое и откуда взялись. Но, поскольку вы, несомненно, уйлоанец, и, как меня уверяют, генетически тождественны моему покойному брату, я не могу игнорировать ваше существование.
– Неужели мы перейдем на «вы», дорогая сестра?
– Даже больше того, – заявила Иссоа довольно мрачно. – Вы получите право на мое покровительство, только если признаете меня своей императрицей.
– Ну конечно! – развел он руками. – Считай, что уже признал. Собственно, ради этого и затевалось путешествие на Лиенну. Как бы я мог не признать то, что задумал и сделал сам?
Все слова были верными, логика безупречной, но мы с Иссоа, не сговариваясь, ощущали привкус подвоха. Двойник ясно давал нам понять, что нынешний титул Иссоа – дело его собственных рук, и поэтому всё остается по-прежнему: он – над ней, как творец, возвышающийся над своим удачным произведением.
– Стало быть, вы обязаны чтить меня как главу семьи Киофар и выполнять мои указания в том, что касается дома и рода, – в ультимативном тоне произнесла Иссоа. – Точно так же, как я в свое время выполняла волю родителей, а затем и старшего брата.
– Дорогая Иссоа, если я принесу тебе этот обет, мне дозволено будет вернуться домой по прошествии карантинного срока?
– Вы не можете ставить условий императрице, господин Киофар, –изрекла она.
– Ах, прости!.. Я еще не привык следовать императорскому этикету. Да, конечно, я клятвенно обязуюсь чтить тебя как главу семьи, поскольку я сам провозгласил твое право так называться и сложил с себя соответствующие полномочия. Пусть наша Юлия засвидетельствует подлинность и искренность моего заявления, сделанного сейчас с полным пониманием всех последствий такого шага. Теперь ты ответишь на мой вопрос, дорогая сестра?
– Если вы пожелаете, господин Киофар, вы сможете жить в нашем доме, – нехотя согласилась Иссоа.
– О, сердечно тебе благодарен! Другого дома у меня нигде нет, разве что меня из милости приютили бы на вилле «Илассиа»… Построенной, между прочим, на мои личные средства.
– Там вас не ждут, – вмешалась я. – Не стоит вторгаться в чужую семью.
– Неужели моя любимая супруга успела настолько возненавидеть меня? А как же клятва вечной верности у очага? Иссоа, ведь ты сама проводила нашу брачную церемонию?..
Двойник уже откровенно издевался над нами. Настоящий Ульвен никогда не повел бы себя столь жестоко, даже будучи оскорблен в сокровеннейших чувствах.
– После гибели мужа Илассиа имела право заключить другой брак, –нарочито невозмутимо сказала Иссоа. – В завещании брата такой поворот предусматривался. Ту церемонию, состоявшуюся на вилле у нового очага, проводила Маилла. Я, данной мне властью главы семьи, разрешила Илассиа оставить двойную фамилию – Киофар Саонс. В память о нашем Ульвене, которого мы никогда не забудем. Вы – не он, господин Киофар.
– Это требуется доказать, дорогая Иссоа, – безмятежно напомнил он.
– Мы будем стараться, – обещала я.
– Ну, посмотрим, что у вас выйдет, – усмехнулся двойник. – До свидания, моя милая императрица. К сожалению, я отсюда связаться с тобой не могу, но буду рад, если ты захочешь со мной побеседовать. Дорогая Юлия, не забудьте, пожалуйста, передать мне пароль для входа на информационный портал Тиамуна. Не терпится почитать что-нибудь интеллектуальное. На карантине всё-таки очень тоскливо, хотя сотрудники чрезвычайно квалифицированные.
– До встречи, господин Киофар, – ответила я за нас обеих и отключила связь.
Иссоа сидела неподвижно. Опустошенная и ошеломленная.
– Юллиаа, что нам делать? – спросила она по прошествии нескольких тяжких минут.
– Для начала я передам запись этого разговора Камелии. Она готовит сравнительный психопортрет двух личностей. Ты же видишь, что с тобой говорил не Ульвен?..
– Да. И это ужасно. Непонятное существо войдет в наш дом, сядет вместе с нами за стол, будет плавать в нашем бассейне, играть с малышом Элвеном, шутить с Файоллой…
– Ты никак не могла отказаться принять его?
– Нет. Отказаться – не выход, а бегство от вызова. Императрица не имеет права перекладывать свой долг на других. И, поверь, я всё обдумала и посоветовалась с Эллафом. Он сказал, что разумнее постоянно держать двойника в своем поле зрения. Иначе тот натворит таких дел, о которых мы знать не будем, а они повлекут за собой непредвиденные последствия. Да и где он мог бы сейчас поселиться? В отеле при космопорте? Там дорого. У него есть на это деньги? В гостинице в Тиастелле? Под собственным именем? Выглядит он точной копией брата, которого очень многие в городе с благодарностью помнят. Тогда все начнут называть его «господин Ульвен Киофар» или даже «господин принц», и останется лишь предъявить суду огромное количество добровольных свидетелей, готовых подтвердить его личность…
– Эллаф прав. Твой муж сумел среди нынешнего безумия сохранить завидное здравомыслие. Нам следует брать с него пример, дорогая Иссоа.
– Юллиаа, мы женщины. Клон играет на наших чувствах как на… мийон эреллай.
«Мийон эреллай» – уйлоанский органчик, который имеется в доме семьи Киофар. Только он очень старый, инструмент берегут как реликвию, и его уже не используют для музицирования ни Иссоа, ни принц Ульвен.
– Мы справимся. Мы должны! – встряхнула кудрями я. – Только Илассиа лучше бы с ним не встречаться.
– Да, я тоже боюсь за нее, – согласилась Иссоа. – Она может решиться на крайность.
Я кивнула. Называть эту «крайность» вслух ни к чему. Внешняя аристократическая холодность нашей гранд-дамы не могла обмануть тех, кто знал ее так, как мы. Мне она чем-то напоминала Энцелад, близ которого я провела мои первые четыре с лишним года в Космосе: на поверхности – лёд, а под ним – океан, до сих пор еще малоизученный.
Иссоа еще немного побыла у меня в институте. Поскольку время перевалило за полдень, мы вместе с ней пообедали, заказав еду в ресторане. Появляться на публике императрице совсем не хотелось, ее визит в Институт истории Тиатары не афишировался. Я между делом сообщила Сэргэ, будто Иссоа потребовались кое-какие архивные данные, и даже попросила принести мне подлинные документы. Это были очень старые карты, на которых еще не значилось ни Витановы, ни, тем более, нынешнего космопорта, называемого в обиходе просто Космо, ни Тиамуна. А другое полушарие Тиатары зияло девственной белизной: про него тогда ничего не знали.
Теперь мой брат Виктор с друзьями-коллегами намерен заполнить эти пробелы.
Но Иссоа интересовали сейчас совершенно другие дела, и карты я изучала уже в одиночестве.
