Леа Рейн
Время не властно
Глава 3. Не астма
Мама буквально тащила меня в гостиную, волоча за собой, словно мешок картошки. Я не понимала, что с ней такое и почему известие об очередном приступе астмы ее так встревожило. Мы прошли в комнату, в которой преобладали молочные и шоколадные цвета, и присели на старинную софу, обтянутую тканью с вышитыми на ней золотыми ангелочками и завитушками.
В нашем доме много раритетной мебели, которая досталась от предков, проживавших тут на протяжении нескольких столетий. В vieux Paris[1]сохранились старинные здания, вроде нашего особняка. Он построен в XVI— XVII веках в районе Сен-Жермен, где раньше проживала парижская аристократия. Предыдущие поколения нашей семьи как раз обладали какими-то титулами. Формально этот особняк принадлежит не нам с мамой, а сестре моего отца, то есть моей тёте, которая не выгнала нас и буквально приютила после папиной смерти.
Папа умер, когда мне было три года – я была настолько маленькой, что в голове не отложилось никаких воспоминаний о нем. Папину внешность я знаю лишь по многочисленным фотографиям, которые висят, обрамленные золотыми рамами, на стенах в некоторых комнатах и коридорах. А он был настоящим красавчиком, вполне понимаю маму! Смотря на фотографии, я всегда замечала, что унаследовала папины янтарные глаза и бледную кожу. Говорят, что дочери больше похожи на отцов, чем на матерей, и это точно мой случай – с мамой у нас почти нет общих черт. Разве что волосы похожего оттенка (русые, с медным отливом), да и то она крашеная, а родной ее цвет – пшеничный блонд. То, что я родилась почти рыжей, всегда было странным фактом в нашей семье, но мама говорила, что ничего удивительного – ее бабушка, то есть моя прабабушка, пусть она покоится с миром, была обладательницей огненного цвета волос, так что я, видно, пошла в нее.
Причина смерти папы так и не установлена, хотя прошло уже почти четырнадцать лет. Точнее, даже неизвестно, действительно ли он умер. Полиция, занимавшаяся его поисками, через какое-то время признала его мертвым и закрыла дело. Мама не особо охотно рассказывала о папе, когда я пыталась что-то разузнать, предпочитала отвечать какими-то мутными и непонятными фразами. Наверное, ей было тяжело вспоминать об этом и открывать старые раны в своем сердце. В общем, папина жизнь для меня была окутана ореолом тайны, думая о нем, я довольствовалась лишь старыми фотографиями и собственным воображением. Так или иначе, его тело не нашли, у него нет могилы, к которой можно прийти скорбеть, а значит, я могу верить, что он жив – возможно, потерял память, застрял в какой-нибудь глуши и даже не подозревает, что у него есть особняк в центре Парижа, пусть запущенный и наполовину разрушенный, зато в нем его ждут жена, дочь и сестра. Всякое может быть, ведь жизнь очень жестока и непредсказуема, а порой придумывает сюжеты, которые не придут в голову самому таланливому писателю или сценаристу!
– Анаис, ma chérie[2], расскажи, что произошло в школе? Только скажи правду, я очень тебя прошу, – взволнованно начала мама, взяв мою руку в свою тёплую ладонь.
– У меня начался сильный приступ астмы, – ответила я, подняв на неё, как мне показалось, затравленный взгляд.
Ей ответ не показался исчерпывающим. Она смотрела, ожидая продолжения, но мой язык будто прирос к нёбу.
Я редко утаивала что-то от мамы, но тот ли это случай, чтобы откровенничать? Может, она подумает, что я все придумала или, ещё хуже, сошла с ума?
– Анаис? – Окликнула мама, вырвав меня из размышлений.
– Мам, что не так с моей астмой? О чем ты говорила в лицее?
– Скажи, что случилось во время приступа, тогда я постараюсь тебе все объяснить, – сдержанно ответила она.
Прозвучало так, будто ей было что-то известно. Будто она уже знала, что у меня случился не обычный приступ, а приступ с исчезновением. Но откуда? Может, мадам Ла Монтанье все видела и потому отошла в сторону, чтобы посекретничать с мамой? Вряд ли. Тогда директриса вела бы себя иначе и не стала угрожать нам с Шарлин неприятностями. Значит, мамины подозрения берут начало где-то в ином месте…
– Даже не знаю, как сказать… – промямлила я. – Кажется, мне что-то померещилось. Это было странно. Я до сих пор не уверена в том, что видела.
– А что именно ты видела?
– Я будто очутилась в другом измерении, где все было почти таким же, как у нас в лицее, но в то же время немного другим.
– Будто не из нашей эпохи? – напряженно подсказала мама.
– Да, наверное, – ответила я с неуверенностью, вспоминая одежду девочек. Их платья мне показались странными – возможно потому, что они были старомодными? Во всяком случае, сейчас молодежь так точно не одевается!
Глаза мамы распахнулись от удивления, она нервно провела ладонями по лицу и выдохнула. У меня возникло чувство, что она понимает, о чем я говорю.
– Мам, ты что-то об этом знаешь? Я ведь не сошла с ума? Может, мне просто привиделось от нехватки воздуха?
От какой ещё нехватки воздуха?! – тут же спросила я себя. – Шарлин, по-твоему, тоже привиделось от нехватки воздуха?! Мы же уже решили, что это было на самом деле.
Ну, может, это была массовая галлюцинация? – попыталась я оправдаться.
Перед кем? Перед самой собой?
Ну точно сошла с ума…
Тут к разговору подключилась мама.
– Тебе это не привиделось, – тяжело сказала она, и я даже обеспокоилась, что случайно спорила сама с собой вслух. – У твоего отца тоже была такая проблема. Это проклятие. По крайней мере, я ничего хорошего в этом не вижу, потому что именно это и погубило Жоэля. Я постараюсь объяснить все подробно, потому что не хочу потерять еще и тебя…
Мама посмотрела на меня красными глазами, и от страха у меня больно кольнуло сердце. Выходит, все это время маме было известно что-то о смерти отца?!
– В общем, – продолжила она, – то, что мы все это время называли астмой, на самом деле нечто другое. Это как предупреждение о том, что ты должна исчезнуть и появиться в другом времени. У каждого путешественника это начинается по-разному. Кто-то чувствует тошноту, кто-то задыхается, как ты, а кому-то повезло больше, и он не чувствует ничего. Я не рассказывала тебе об этом, потому что ген передаётся только мужчинам, и я искренне надеялась, что твои проблемы с дыханием – самая обыкновенная астма.
Мне показалось, я ослышалась.
– Путешественники во времени? Ты думаешь, я путешествовала во времени?
С другой стороны, как бы странно это ни звучало, подобное объяснение логичнее всего описывает произошедшее. Либо параллельный мир, либо перемещение во времени, но раз мама что-то знает, значит, стоит довериться ей.
Она тяжело вздохнула:
– Я знаю, что это трудно понять. Ты должна научиться с этим жить, потому что другого не остается. Это невозможно контролировать. Когда почувствуешь, что задыхаешься, либо выходи на улицу, либо оставайся дома. Твой отец всегда говорил, что нет ничего безопаснее для путешественника во времени, чем стены этого особняка.
– В таком случае… – Я чувствовала себя будто бы оглушенной. – Как мне учиться? Мне же нужно ходить в лицей, сидеть на уроках. Что делать, если я вдруг исчезну на глазах у всего класса?
– Когда начнешь задыхаться, сразу выходи из класса. Твой лицей довольно старый, он был раньше монастырем, поэтому, думаю, опасности там не будет. И, Анаис, я мало знаю об этом, потому что твой отец почти ничем со мной не делился. Можешь обратиться ко мне за помощью в любой момент, я постараюсь помочь, чем смогу, но в основном тебе придется пройти через это самой. Главное, не пугайся, старайся действовать рассудительно и следи за тем, чтобы не изменить ход событий. Самое важное – от любого твоего действия может переписаться история.
– В это просто невозможно поверить, – произнесла я. – Путешествия во времени. У меня!
Вот это везение! Или всё-таки НЕвезение? Этого я понять ещё не успела…
– Я тоже сначала не поверила Жоэлю, когда он признался в том, что может путешествовать во времени. Я решила, что он прикалывается, но потом увидела все своими глазами и чуть не упала в обморок. – У мамы заблестели глаза, и она стала смотреть сквозь предметы, видимо, вспоминая моменты, которые пережила с папой.
Впервые за столько лет она заговорила о нем сама. Стоит расспросить её, вдруг сейчас она захочет мне хоть что-нибудь рассказать.
– Мам, почему ты уверена, что отец погиб? Ведь это не доказано. Может, он жив? А вдруг он вообще застрял в другом времени?
– Не знаю. В прошлом бывает очень опасно. С ним вполне могло что-то случиться, но я… Я никогда не верила в то, что он умер. В моем сердце он жив всегда.
– И в моем тоже, – добавила я.
Вера в то, что отец жив, только усилилась. Оказывается, вот почему про него так редко говорили в семье! Теперь я знаю, какая тайна завесой покрывала всю его жизнь. А знает ли об этом тетя? Наверняка знает, она ведь его родная сестра. А вдруг она тоже перемещается во времени? Хотя нет, мама же сказала, что ген передается только по мужской линии…
– Мам, – проговорила я, – ты сказала, что путешественниками во времени могут быть только мужчины?
– Да, потому что женщин-путешественниц никто никогда не видел. Так говорил Жоэль.
– Но ведь это не значит, что их нет вообще.
– И ты этому живое подтверждение.
[1] Vieux Paris, – Старый Париж (фр.)
[2] Ma chérie, – дорогая (фр.)
Глава 4. Я справлюсь
После разговора с мамой я решила подняться в свою комнату на втором этаже. Мама уехала обратно на работу, хотя сначала не хотела оставлять меня одну. Чтобы она не волновалась, я пообещала, что буду сидеть дома, в безопасности. Тетя Жозефина тоже была на работе, поэтому весь особняк оказался в моем распоряжении.
Жозефина владеет парочкой магазинов, ее доход гораздо больше, чем у моей мамы, но мы никогда не просим у нее денег. Вся зарплата тети уходит на содержание дома. Когда-то давно этот трёхэтажный особняк воплощал собой величие и был проникнут духом Людовика XIV. Сейчас же он выглядит довольно жалко. Вот уже несколько лет крыша протекает в одном месте, но мы никак не можем ее отремонтировать. Многие знакомые советуют продать эту историческую рухлядь и купить маленькую квартирку где-нибудь в центре, но как можно расстаться с местом, в которое вложена вся наша жизнь? Сколько поколений предков тут проживало – не счесть. Дом стал частью нас, а мы – его. Как можно прервать эту связь, покинуть эту крепость, которая столетиями нас защищала?
Тетя и отец жили здесь с самого детства. Дом достался им в наследство от родителей, которые погибли в авиакатастрофе в море у берегов Колумбии. Папе на тот момент было двадцать четыре года, а Жозефине едва исполнилось восемнадцать. Отец взял на себя роль главы семьи и заботился о младшей сестре, работая не покладая рук. Спустя три года, он познакомился с моей мамой, с которой вскоре создал семью. Тетя никогда не была против мамы, наоборот, они с ней быстро сдружились и стали настоящими подругами. Меня Жозефина баловала очень часто, порой даже чересчур. Я думаю, это связано с тем, что у нее никогда не было своих детей, хотя она их очень хотела. Она старалась найти хорошего человека, с которым смогла бы связать свою жизнь, но ей просто не везло. Наверное, постоянное невезение – это особенность нашей семьи. У всех оно проявлялось по-разному. Тете не везло в отношениях. Ей все время попадались придурки, которые, если честно, и в подметки ей не годились. Где она только таких находила?
Один из таких придурков жил в нашем доме, и мы с ним хорошо общались. Вся придурковатость подобных проявлялась обычно не сразу. Адольф (почти что Гитлер, даже усы имелись!) поначалу казался вполне приятным мужчиной. Мы с мамой сплетничали, что вскоре он позовёт Жозефину замуж, а когда выяснилось, что тетушка забеременела, то и вовсе были в этом уверены. Но узнав ошеломительную новость о ребёнке, Адольф быстро упаковал вещички и испарился, а вместе с ним старинная картина авторства неизвестного художника – но весьма ценная! – тетина шкатулка с драгоценностями и пара пачек налички.
Тетя была разбита и через некоторое время потеряла ребёнка. Стресс и переживания едва ее не доконали. Ей присуще пропускать каждое происшествие через все свое существо – пока оно не пройдет через ее сердце и душу, она его не отпустит и не забудет. Это погубило ее ребенка и чуть не погубило ее саму. После этого случая она решила, что не будет больше заводить никаких отношений. Мне было искренне ее жаль, ведь она просто не заслуживала таких страданий!
Я шла по коридору, стены которого были увешаны картинами и фотографиями с изображениями наших предков. Может, неспроста у нас собрана такая коллекция – чтобы знать тех, кто жил в этом доме в определенные года, это очень пригодится в перемещениях в друге эпохи.
Интересно, кто ещё из моих родственников был путешественником во времени? Дедушка? Наверняка он, раз мама говорит, что ген передается только мужчинам. Как он с этим справлялся? А как с этим буду справляться я? Может, все же найдётся способ контролировать это.
Я распахнула дверь в свою комнату и тут же услышала шум в стоящей на комоде клетке – это проснулся мой кролик Паскаль.
– Прости, что разбудила, дружок, – проговорила я и упала на кровать, накрытую шелковым пледом цвета сливочного мороженого.
Как странно, сейчас только утро, в лицее идет, наверное, только второй урок, а я уже дома и отдыхаю.
Моя комната – единственное место в доме, где нет раритетных вещей. Перед окном стоит кровать с ортопедическим матрасом, вдоль одной из стен тянется шкаф-купе, а у стены напротив находится письменный стол, заваленный всевозможными тетрадями и книгами. Бежевые обои с рисунками малиновых розочек покрывают стены, а шторы из тяжелого льна темно-бордового цвета ниспадают до самого пола. Все вполне скромно, без лишней пышности, зато комфортно и уютно.
Я подремала около получаса, восстановив силы, а после поднялась с кровати и раздвинула шторы. Яркий солнечный свет тут же залил комнату, что заставило меня зажмуриться. Небо было безоблачным, солнце светило не по-осеннему ярко, но совсем не согревало, поэтому на асфальте до сих пор оставались лужи после утреннего дождя.
Я забралась на подоконник, чтобы наблюдать за кипящей на улице жизнью. Мне нравилось иногда так сидеть и глядеть в окно, уносясь в свои мысли, особенно если включить хорошую музыку. Иногда человеку нужно побыть одному и заглянуть в свой внутренний мир, в такие моменты можно по-настоящему услышать себя.
Париж – город, находящийся в постоянном движении. Дороги загружены машинами, тротуары – пешеходами. Каждый куда-то спешит, не обращая внимания на окружающую красоту. Люди не замечают старинных построек с невероятными фасадами, по которым рассыпано множество балкончиков, украшенных еще не завядшими цветами. Они не замечают огненных деревьев, колышущихся от легкого морозного ветра и создающих иллюзию того, что весь город охватывает холодный пожар. Не видят ярко-красного ковра, созданного природой, хотя ступают по нему каждый день. В одном осеннем листе можно разглядеть множество оттенков желтого или красного, которые будто на палитре намешала сама природа. Не многие люди нашего времени могут увидеть красоту в обыденных вещах, будь то обыкновенный лист или здание, которые видишь ежедневно.
Я стараюсь это замечать. Красота окружающего мира для меня всегда была важнее его уродства. Мы не погрязнем в грязи и хаосе, пока внутри нас сохраняется что-нибудь светлое.
На карнизе уселась парочка голубей, которые прижались друг к дружке, как бы согреваясь. Иногда я бросаю им крошки хлеба, а потому они основательно тут поселились. Птицы мне не мешали, но зато Паскаль, увидев, как за окном дергается голубиная голова, начинал беспокойно бегать по клетке.
Я сидела какое-то время на подоконнике, стараясь собрать в своей голове мозаику из полученной сегодня невероятной информации, но понимала, что маминого рассказа недостаточно, чтобы получилась полноценная картина. Я ничего не поняла, кроме того, что унаследовала от папы способность путешествовать во времени и что если начну задыхаться, значит, пришло время отправиться в другую эпоху.
Я прокручивала в голове сегодняшнее утро, стараясь понять, в какой год меня занесло, но, увы, совсем в этом не разбиралась. Это мог быть XX век, или даже XIX. Невозможно это определить лишь по одним благоухающим розовым кустам и бегающим по двору девочкам. Наверное, в интернете найдётся что-нибудь полезное о нашем лицее.
А что, это же хорошая идея! Почему она не пришла мне в голову раньше?
Соскочив с подоконника, я уселась за письменный стол и включила ноутбук. Когда экран загорелся, я открыла поисковик и ввела в него название нашего лицея.
Появилось множество ссылок. Я кликнула на первую и попала на официальный сайт. Столько лет учусь и даже не подозревала, что он у нас есть!
Выбрав раздел «История», я стала читать довольно объемную статью. Когда взгляд пал на дату, с которой здание лицея начало свое существование, я приоткрыла от удивления рот. В шестом веке началось его строительство, и к началу седьмого уже был возведен огромный монастырь, который просуществовал аж десять веков. В конце семнадцатого столетия здание немного перестроили и сделали учебным заведением. Даже и подумать не могла, что наша школа настолько старая. Я-то думала, ей лет пятьсот, что само по себе немало, а оказывается, ей полторы тысячи!
Просмотрев архивные черно-белые фотографии, я поняла, что пытаться определить, в каком году я сегодня очутилась, – это все равно, что искать иголку в стоге сена.
***
Около пяти часов вечера ко мне зашла Шарлин. К этому моменту я уже успела прийти в себя. Утреннее путешествие казалось таким далеким, будто пролетело несколько дней.
Мама и тётя ещё не вернулись со своих работ, поэтому мы с подругой решили посидеть в столовой за огромным обеденным столом эпохи рококо. Шарли пришла не с пустыми руками – она принесла лимонный тарт[1]с меренгой, который мы собрались съесть на двоих. Я заварила земляничный чай, и мы уселись за стол.
– Анаис, у меня весь день не выходило из головы то, что произошло во дворе. Как ты сейчас себя чувствуешь? Это больше не повторялось? – заботливо спросила подруга.
Она очень переживала, но меня саму уже не бросало в ужас. Я быстро свыклась с тем, кем оказалась, ведь это свалилось не с неба, а досталось в наследство от папы и наших предков. Они с этим справлялись, а значит, справлюсь и я. Может, это будет даже прикольно: путешествовать во времени и видеть то, что происходило в прошлом. Не жизнь – а приключение!
Шарлин моя самая лучшая подруга, она очень надёжная, и я доверяю ей, как самой себе. Я рассказала ей все, что поведала мне мама. Сначала подруга сомневалась в правдивости этой истории и решила, что я подшутила, но когда я спокойно и адекватно пересказала утреннее происшествие, она тоже убедилась в том, что путешествие во времени – очень даже логичное объяснение случившемуся.
Мы с Шарли просидели несколько часов, обсуждая мою новую проблему, а поздно вечером домой вернулись мама и тетя. Шарлин к тому времени уже успела покинуть особняк, добраться до своего дома и скинуть мне домашнее задание по предметам, которые я сегодня пропустила.
Когда я спустилась вниз, чтобы встретить семью, Жозефина тут же бросилась меня обнимать. Она была сильно взволнована, что я почувствовала буквально на своей шкуре.
– Как ты, ma chérie? Надеюсь, день прошел без происшествий? – спрашивала она, сильнее прижимая меня к себе.
– Все хорошо, тетя Жозефина, – прокашляла я в ответ.
– Господи, это так ужасно. Мы были счастливы, что родилась девочка, думали, это жуткое проклятие больше не будет преследовать нашу семью, но оно и не собиралось оставлять нас в покое! Папа был таким, Жоэль тоже, а теперь еще и ты. Наверное, стоит перевести тебя на домашнее обучение. Я найду тебе лучших учителей, не хочу, чтобы это проклятие тебя погубило, – протараторила Жозефина, и ее глаза вдруг наполнились слезами.
Видимо, для нее это стало серьезным ударом, но я считала, что она сильно преувеличивает.
– Нет! – возразила я. – Я не хочу быть затворником, не хочу сидеть целыми днями дома. Я буду ходить в лицей, потому что не собираюсь прятаться от этой проблемы. Во что тогда превратиться моя жизнь, в бессмысленное существование?
– Она права, – послышался голос вышедшей из прихожей мамы. – У неё должны быть друзья, нельзя вот так взять и запереть её дома.
– Я просто хочу сделать как лучше, – пробормотала Жозефина.
– Я справлюсь, – заверила я, чтобы подбодрить и маму, и тетю, ведь их состояние было таким подавленным из-за этой истории, точно случилась настоящая катастрофа. – Все будет в порядке, я вам обещаю.
***
Утром следующего дня я как всегда очень долго собиралась, не зная, что надеть. Минут десять я стояла перед шкафом в поисках чего-нибудь стильного, но в то же время подходящего для учебы, но в итоге все равно оделась как обычно: черные джинсы, белая водолазка и удлиненный клетчатый пиджак, подпоясанный тонким ремнем.
Перед уходом я открыла клетку, насыпала кролику корм и потрепала его за пушистые уши.
– Кушай, пупсик, – проворковала я.
Он довольно зашевелил усами и подошёл к тарелке, обнюхивая, что я ему положила.
Умилившись, я подобрала с пола сумку и закинула её на плечо.
– До встречи, Паскаль! – попрощалась я, послав ему воздушный поцелуй, на что он не обратил никакого внимания.
Я спустилась на первый этаж по широкой лестнице с каменными перилами и заскочила в столовую, сказав тёте и маме, что завтракать не буду, потому что опять не успеваю.
– В твоём возрасте нужно хорошо питаться! – возразила тетя Жозефина, выходя за мной в прихожую.
– Я после первого же урока пойду в столовую и чего-нибудь там съем. До вечера! – ответила я, поцеловав тетю и маму на прощание.
– Будь внимательнее и помни, что я тебе говорила, – шепнула мама, когда мы с ней обнялись.
Я кивнула и подскочила к выходу, крича на пороге:
– Все будет нормально! Пока!
Покинув наш небольшой дворик, я вышла на пешеходную дорогу и побрела в сторону лицея. Сегодня было непривычно легко. Всю ночь я спала как убитая, даже приступы астмы не тревожили. Мне вообще стало гораздо легче дышать. Похоже, ингалятор мне больше не понадобиться, но на всякий случай я все равно положила его в карман.
Когда я проходила мимо буланжери, из которой доносился аромат свежеиспечённых булочек и pâtisseries[2], мне показалось, что меня туда заманивают, поэтому я остановилась и заглянула в окна, рассматривая витрины, забитые разной выпечкой.
По обеим сторонам от входа стояли небольшие столики, на которых красовались миниатюрные вазы с алой геранью, а через дорогу находилась цветочная лавка, где в любое время года стоят ящики с цветами всевозможных оттенков, создавая огромное пестрое облако. Сейчас аромат этих маленьких, но прекрасных творений природы смешался с ароматом булочек, и эти запахи совсем не портили друг друга, наоборот, создавали необычное настроение, наполняя серые будни красками.
Я вошла в открытые двери пекарни, где меня поприветствовал продавец. Кивнув ему в ответ, я пробралась между прилавками, чтобы рассмотреть выпечку. Решила взять только парочку круассанов и съесть их по дороге, чтобы мой живот не позорил меня, урча на первом уроке.
Только я потянулась за булочками, как лёгкие резко сдавило. От боли меня едва не согнуло пополам, и я ухватилась за край полки.
Это чувство, несомненно, было уже знакомо. Точно такое же, как вчерашним утром. Я собралась покинуть буланжери, чтобы не исчезнуть на глазах у продавца, но поняла, что просто-напросто не успею добежать до двери. Спрятавшись за одним из стеллажей, я почувствовала, как земля ушла из-под ног. Полки с булочками стали растворяться, а вместо них появлялись очертания круглых столов орехового цвета…
[1] Тарт – французский открытый пирог.
[2] Pâtisseries – печенье (фр.)
