– Словно облако, – сквозь тихий смешок повторил он. – Словно облако…
– Мы все смеялись над этими флагами, – сказал я. – Кто-то утирал ими слезы, кто-то утирал ими зад.
Мои товарищи не отреагировали. Джаз галдел пулеметными очередями, разрывая безликую пустоту вокруг нашего столика. Только два лица, упрятанные в дыму, чернота и пятно на потолке. Чернота и пятно…
Чернота и пятно…
Перед Джо поставили огромную тарелку с краснеющим на ней бифштексом. Кровь еще выбивалась из него упругими толчками, словно в толще мяса было спрятано живое, трепещущее сердце. Удары его, смешавшись с гулом джаза, обрушились на меня тысячами кирпичей рухнувшего дома, что погребал маленького и беззащитного меня в своих замятых гусеницами объятиях.
Пятно на потолке набухало серостью, обои прогибались под его тяжестью. Вот-вот они лопнут, не сдержав ужаса, что скопился над ними, и зальют им все – черноту, лица передо мной, затопят гром джаза и весь этот бар, застрявший где-то между облаками безветренности.