Леонид Александрович Машинский
Стихотворения 1998-1999 гг.
Предметы, мысли и слова –
И лопаются пузыри,
Пространство все заняв, – боками
Друг друга давят. Пред глазами
Снаружи и – пред чем внутри,
Не знаю – исчезает вдруг
Вся пестрота. Но миг проходит,
И что-то снова происходит –
И шум листвы ласкает слух.
Поэт
Остроумия особого не ждите –
Я ведь вовсе не умён и не востёр.
Может лучше потопить меня в корыте?
Может, лучше посадить меня в костёр?
Мысль любую можно выразить цветасто,
Для убогой – сшить наряд из лоскутов.
Но боюсь, быстрей иссякнет в ручке паста,
Чем иссякнет истечение стихов.
Это что-то вроде чуда на арене,
Представленья по проглатыванью шпаг…
Сам не знаю: то ли дурь моя от лени,
То ли стал я от усердия дурак.
Я бы по'дал вам полезные советы,
Как канаты – но концы подожжены
У канатов. Если схватитесь за это –
То немедленно сорвётесь со стены.
Или хочется лететь? – Ну что ж, летите.
Дна не видно. Может там его и нет?
Я не мама, чтоб давать вам всё из тити,
Я… Постойте, кто я есть-то? – А! поэт.
Леса
Из кармана я вынул остатки хвои',
Твёрдой бурой хвои' полуголого леса.
Все причины и смыслы и пользы мои,
Усыхая и тлея, лишаются веса.
Темнота в красноватых заплатах осин,
Незнакомо и приторно пахнет грибами.
Наконец я стою на дороге один,
Лишь за воздух цепляясь гнилыми зубами.
Я как осень хладею. Хладею как дым –
Обязательства все потеряли значенье.
Я иду наугад по каурым, гнедым
И буланым листам – просто шум и движенье.
На мозаику ящериц, рыб и коней
Утверждается дождь проливными ногами.
Вот мелькнула луна, мне наверно за ней –
Ткнулся носом в стекло, ткнулся в раму очками.
Опустевшая плоть не звенит на ветру,
Не желает наполниться новыми снами.
Я с собой из себя ничего не беру,
Я сижу и любуюсь пустыми лесами.
Я – в эфире
Сквозь меня – орбиты всех планет,
Я прошит орбитами, как леской.
Жизнь кипит в эфире, как омлет,
Но не слышно бульканья и треска.
Я руками бусины ловлю
И втыкаю их то в пах, то в рёбра –
Я щекотку лёгкую люблю,
Вообще, я правильный и добрый.
Как прыщи, планеты из спины
Вырастают, и летят планеты
Снова мне в живот. Они вольны
Делать это до скончанья света.
Мне не больно, я уже привык
Выносить подобные явленья.
Жизнь кипит, но нем ея язык,
И в эфире – всё без измененья.
Простое
Ничего не вижу за окном.
Только дом и только окна в нём.
Только пару-тройку фонарей,
Да решётку чёрную ветвей.
Никуда из дому не пойду,
Не хочу вверять себя труду.
Не заплатят мне за этот труд –
Лучше я сидеть останусь туг.
Без желаний и страданий нет.
Вот горит на кухне поздний свет;
Пусть октябрь на дворе, не май –
У меня в руках горячий чай.
***
Как глуп мой стих,
Как плохо я пашу –
Черню других,
Себя превозношу.
Давно пора
Мне это изменить –
Другим кричать «Ура!»,
Себя чернить.
Метаморфоз
Весь человек – метаморфоз.
Вот этот глаз, вот этот нос –
Из них, как из глубоких нор,
Посмертно выйдет на простор
Какой-то дух. Увы, для нас
Не видный при посредстве глаз
И не доступный для ноздрей
Пытливых. Лик души моей –
Увы, загадка для меня,
Покуда не дождусь я дня
Последнего. Тогда с яйцом
Расстанусь – сделаюсь птенцом.
Первоснежье
Уже поля припудрило снежком,
Стоит и мёрзнет рыжая корова.
И мне не больно хочется пешком
Куда-либо тащиться из-под крова.
Но воздух пахнет холодом, зимой –
Новорождённой, только что обмытой
И вытертой махровой простынёй, –
И глазки у младенчика открыты,
И он не плачет, а глядит на нас,
И в светлом взоре холодно и сухо.
Зима имеет светло-синий глаз
И маленькое розовое ухо.
А в поле – бурый ломкий бурелом,
И ноги колет прелою дерниной;
И поделиться хочется теплом
Мне издали со стынущей скотиной.
Бодрей, бодрей! Над первозданным льдом
Поднятья и ловить двумя ноздрями
Снежинки… Но вцепились в тёплый дом
Трясущиеся ноги якорями.
Напротив Речного Вокзала
На берегу, на этом берегу,
А не на том – на том другой оттуда
На этот смотрит – я найти могу
Траву – не замурована покуда
Земля в бетон. И я смотрю туда,
На берег тот, где всё уже в бетоне
И где трава не будет никогда
Уже расти сама, не на газоне.
Я вижу башню порта, вижу дым
Далёких труб и слышу гул унылый
Машин – под небом бледно-голубым
Москвы из нас из всех он тянет жилы.
«Не обращай внимания на шум, –
Скажу себе. – Зайди в кусты, там тише.»
Но и в кустах скрипит безбожник ум –
Как будто в нём скребутся злые мыши.
Забудь, забудь, что город всё сожрёт!
Что эти травы под его пятою
Падут, и этот шмель, с растений мёд
Сбирающий, новейшей суетою
Машинной твари будет замещён!..
Забудь – найди себе траву для пиши
И для леченья, и отвесь поклон
Тому другому, кто из скукотищи
Грядущей ныне смотрит на луга
Цветущие, глядит сюда оттуда, –
Он не похож на хитрого врага.
Он, как и ты, грустит и хочет чуда.
О воровстве на почте
До крайности не доведён,
Но положением унижен,
Чужой конверт вскрывает он,
Ища – он тоже, чай, не рыжий –
Для поддержания своей
Житухи тощие дензнаки.
Он не подлец и не злодей,
А вот большие дяди – бяки,
Они всё хапают себе –
Им торт, ему же – на-ка! – корка.
Нет, воровство в его судьбе
Есть не случайная подпорка.
Не жди, задрипанный солдат,
Подмоги почтой. Зэк на зоне,
И не надейся. Этот гад
Себе за вас нагрел ладони.
Ведь сказано: Не посылать
Купюры письмами! А вы же
Во искушение опять
Вводить изволите нерыжих!
Письмо посмотрят на просвет
И приоткроют аккуратно,
И никогда уже – о нет! –
Вы не получите обратно
Своих рублей. Суров закон;
Но зла на вас у вора нету –
Воруя, добывает он
Свою законную монету.
Проза жизни
Водки ласковая чарка
Организм согрела мой.
Было зябко, стало жарко –
Я рубаху снял долой.
Если это жизни проза –
Не прекрасна ли она?
Хорошо прийти с мороза
В дом, где дочка и жена.
Хорошо – под борщ горячий,
Выпив двести русских грамм,
Выбрать кнопку наудачу:
Что там ящик скажет нам?
И прихлёбывая чаем
Пряник или же зефир,
Наблюдать, переключая –
Как там старый Божий мир?
Я устал весьма и очень,
Мой мутится пьяный взор;
Но горит до поздней ночи
Телевизор как костёр.
И потрескивают тихо
В нём поленья чьих-то слов.
Я уж сплю, мне сладко дрыхать
После праведных трудов.
Запах земли
У древних стен Московского Кремля
Кой-где из-под растаявшего снега
Видна насквозь промёрзшая земля
В прискорбно мёртвых травяных побегах.
Под слоем блеска спят земли слои
В мороз, храня как тайну ароматы;
Но в марте злые рыжие ручьи,
Улыбку снега делают щербатой.
Я помню, как держал в руке комок
Пахучей глины – это было чудо.
Свет, как с тюрьмы, сорвал с зимы замок,
И запах почвы вырвался оттуда.
И вот, я понял, что покоя нет,
Всегда – поток, всегда – преображенье.
В боку горы лучами рылся свет –
Так снег терпел от света пораженье.
И я смотрел с восторгом, как, журча,
Змеясь, ветвясь, бежит вода живая
И как потеет масса кирпича,
На солнце золотом изнемогая.
И я, дитя, кремлёвские холмы
Раскрыл как книгу и читал сначала
Главу об окончании зимы,
О том, что наконец весна настала.
Дудка
Март оглушил меня журчанием воды
И ослепил блистаньем мокрых льдинок.
Я убежал неведома куды,
Я шёл по лужам, не щадя ботинок.
Когда ноздрями я вдыхал туман,
Мне чудилось, что я уже у цели.
Снег таял, таял – целый океан
Воды как результат простой капели.
Снег таял. Просто. Без каких-то слов.
Всё было ясно, но немного жутко.
Я просто повзрослел, я стал готов
По воле Божьей зазвучать, как дудка.
Докучая сказка
И сосны часовые на холмах,
И мягкий шёпот луга заливного,
И ветер, говорящий в волосах
О том, что под луною всё не ново,
Не ново и по-моему хреново!
Но чтоб утешить вас, прочтём мы снова:
И сосны часовые на холмах…
Ботинки
Я купил себе военные ботинки,
Опасаясь мокрых пакостей зимы.
Жажда жизни, жажда стаптывать новинки -
Нас доводит до сумы и до тюрьмы.
Впрочем, обувь в наших снежных палестинах
Есть не роскошь, а насущнейшая вещь.
Из босого – коль не спит он на перинах -
Может холод душу высосать, как клещ.
Летом где-нибудь у Бога на природе,
Льнёт тропа к давящей страстно коже стоп.
Но в Москве, при нулевой погоде,
Босиком ходящий ляжет в гроб.
Лишь святому да кудеснику под силу
Сохранять при наших буднях наготу.
Я же не спешу пока в могилу
И предпочитаю суету.
Я не то чтобы украл, а заработал -
Мне не стыдно щегольнуть своей ногой
В сапоге. Ну что' с того, что для кого-то
Вызов мой ботинок дорогой?
Впрочем, у завистника прощенья
Я готов просить: Правдив твой суд! –
Может ли не вызвать возмущенья
Ближних тот, кто весел и обут?
Призыв к спокойствию
Не волнуйся, дорогой!
Будь спокоен, как герой,
И в подзорную трубу
Созерцай свою судьбу.
Что-то будет через год? –
Кто предскажет наперёд?
Строишь планы? – план неплох,
Но учтён ли в плане Бог?
Завтра кончится деньга,
И не будет ни фига.
Не волнуйся ты, старик, –
Вот увидишь, будет фиг!
Мало горя – хуже есть –
Вдруг, смертельная болесть –
Если ждёшь от жизни бяк,
То как раз получишь рак!
Страшно? Страшненько и мне –
Только жить бы – пусть на дне –
Да и день, не знаешь, весь
Проживёшь ли – «даждь нам днесь!»
Всё же, милый, не плошай –
Удобряй и орошай,
Чтоб земля дала плоды, –
Не напрасны ведь труды!
Быть спокойным – тоже труд.
Надо будет – позовут,
Надо будет – заберут,
А пока – побудем тут.
На базаре
Базар влечёт меня, как муху,
Мой тощий чешется карман.
В базаре – как ракушку а уху
Прижав – я слышу океан.
О, эти персиков приливы!
Приливы перцев, слив и груш!
Здесь сразу видно: люди живы,
Они едят – вся прорва душ.
О, это розовое мясо!
Манящие окорочка!
Увы, я не из мидэлкласса,
В немидэлклассе я пока.
Но, может быть, поднявшись выше
Ступенькой, я сумею тут
Купить не порцию для мыши,
А львуугодный целый пуд?
О, эти пряности, колбасы,
Сыры и сладости, чаи
И кофе, и, опять же, мясо,
И масло! За рубли мои
Я всё же что-нибудь сумею
Приобрести, и потому
Здесь, на базаре, веселее,
Чем в прочем мире, моему
Сердчишку. И набравши снеди,
Едва влача насущный груз,
Я радуюсь своей победе –
Устрою нынче пир для муз!
Частушки про Америку
Кто в Америке живёт?
Люди. Но какие?
Почему у тех господ
Всё не как в России?
Почему едят они
С золотого блюда?
Мы же тут – считаем дни,
Дожидаясь чуда?
Дело ясное: у нас
Главное не брюхо –
В небо мы вперяем глаз
По причине духа.
Но других полно людей,
Даже очень много –
Тех, кому земля милей
Совести и Бога.
Нам заморские ясны,
В общем, интересы:
Во главе большой страны
Маленькие бесы.
Кто пришёл в подлунный мир
Для нужды утробы,
Тот к чертям спешит на пир,
Обожраться чтобы.
Чтобы эффективней жрать,
Важно быть здоровым –
Процветает бесов рать
В дивном Свете Новом!
Может, и тебе, поэт,
В этот край податься? –
Будешь жить три сотни лет,
Жить да наслаждаться.
Там и старость не беда,
Там наука в холе –
Проживу, чай, без стыда
И помру без боли.
Нет, ребята, не хочу –
Что-то затошнило.
Если к чёрту, как к врачу, –
Лучше уж могила!
Оправдаться не дано
Богом негодяю –
Сквозь парфюм души г..но
Всё равно воняет.
Алчности доступен грех
Ныне по закону –
Так молитесь на успех,
Точно на икону.
Вы успеете. Куда?
Нет, не в гости к Богу,
А скорее – в зал Суда,
Где в такими строго;
Или же – в кромешный мрак –
Если Вам по нраву –
Ведь при жизни как-никак
Вы имели славу?
А Америка, она
Ложным светом светит –
Там лукавый сатана
Вам расставил сети.
Каждому скажу сейчас
Я совсем как другу:
Вверх скорей уставь свой глаз,
Не ходи по кругу.
