Владимир Лещенко
Идущие сквозь миры
А магия тоже не всегда может помочь – ведь она отнюдь не всесильна в нашем мире. В наших мирах…
Интерлюдия 1
С чего все началось…
Наверное, начать следовало бы так, в любимом хэоликийцами высокопарном стиле:
«…Некогда, неизмеримые миллионы миллионов лет назад, неведомо почему возникла Вселенная. Одна, Самая Первая, из которой и произросло, как из семечка, великое Древо Миров и Времен, на котором каждая ветвь – бесконечное мироздание…»
Впрочем, это не единственно возможный взгляд на устройство Вселенной. Вот, например, как выглядит он с точки зрения (во всяком случае, насколько это известно нам) эораттанских магов.
Вся Вселенная, вместе с Землей и Меркурием, Луной и Альтаиром, Солнцем и туманностью Андромеды, миллионами галактик, черных дыр и квазаров, является одной из страниц колоссальной книги, написанной Великими Творцами.
Все эти вселенные-страницы были созданы одновременно, по одному и тому же образцу, измышленному Божественным промыслом.
Но хотя все миры и были изготовлены совершено одинаковыми, уже в первые мгновения в них стали возникать различия: где-то частица отклонилась от предначертанной орбиты, где-то пылинка столкнулась с другой пылинкой.
В результате в одной вселенной Земля получила несколько другую орбиту, где-то место океанов заняли материки, а место болот – пустыни, место жарких тропиков – вечная мерзлота, как следствие – возникли и развились другие виды животных и растений… И так далее.
Но кроме случайных изменений есть еще и порожденные Великой и Непостижимой Игрой Творцов, которые время от времени развлекаются, внося изменения в течение судьбы.
Можно услышать еще одно объяснение. Вселенная в принципе бесконечна во времени и пространстве и состоит из совокупности вселенных, непрерывно рождающихся и гибнущих каждое мгновение. Однако все они созданы по единому образцу, как клетки человеческого организма или коралловые полипы, слагающие риф. Из чего следует…
Нет, пожалуй, на этом все об устройстве мира – все равно ведь истины не знает никто.
Тем более что от своих знакомых мне приходилось выслушивать и другие космогонические теории, зачастую весьма фантастические.
Что же касается хэоликийцев, то, по их глубокому убеждению, человек – ничтожная пылинка перед лицом повелевающих миром сил. Поэтому смертным достаточно почитать последних и не раздражать их, пытаясь проникнуть в тайны их замысла. Тогда они позволят верным почитателям спокойно приумножать свое земное достояние, в чем, собственно, и состоит цель всякого разумного человека. А доискиваться всяких там высших тайн мироздания просто глупо и бессмысленно.
Но, так или иначе, существует неизмеримо большое число вселенных, отделенных друг от друга неощутимыми и непроницаемыми для простых смертных барьерами.
Все эти миры схожи друг с другом, везде есть Земля, и заселена она – если заселена – людьми.
Где-то существуют, быть может, цивилизации динозавров, лемуров, дельфинов или даже каких-нибудь головоногих моллюсков, но если и так, то все эти миры отстоят слишком далеко от наших, человеческих. Во всяком случае, ни разу в официальных хэолийкских хрониках (правда, лишь тех, что дозволялось читать нам, их простым слугам) и в легендах торговцев мне не попадались упоминания о встречах с ними.
Все эти вселенные, как уже говорилось, отделены друг от друга невидимыми и непреодолимыми стенами… Нет, пожалуй, это не совсем то. Каждый континуум располагается по отношению к другим везде и нигде и в то же время симметрично им. При этом симметрия может быть полной, обратной и находящейся в противофазе. Именно так объясняют все это маги Сообщества Эораттан, и остается только им поверить, ибо других объяснений вообще нет, а маги обладают у себя дома чувствами, нам недоступными.
Что такое Эораттан и откуда там маги? Об этом как раз сейчас будет сказано…
Но сначала о хэоликийцах.
В одном из бесчисленного множества миров, заметно отличающегося от тех, где родился я и большинство моих товарищей, на острове, величиной примерно с Крит или Кипр, лежавшем в теплом океане и называвшемся Хэоликой, когда-то давно возникла цивилизация торговцев, мореходов и пиратов, в чем-то похожая на Финикию или Венецию.
И случилось так, что именно им, самым первым из обычных людей, пришлось столкнуться с пришельцами из иного мира – по-настоящему иного.
Выше говорилось, что все континуумы схожи друг с другом в главном.
За одним исключением – существует целый пласт вселенных, где человек обрел способность воздействовать на косную материю одной только своей волей.
Трудно сказать – то ли в этих мирах присутствует нечто такое, чего нет в обычных, то ли, наоборот, у них нет чего-то, блокирующего подобные способности у нас.
Об этом могли бы сказать сами их обитатели, но, думаю, они не те люди, которых следует спрашивать об этом.
По терминологии островитян, эти миры именуются Мирами Левой Руки, в то время как мы все – обитатели Миров Правой Руки.
В одном из «левых» миров существует двойник Земли, именуемый на одном из его языков, ставшим потом всепланетным, – Эораттан. Тамошняя цивилизация насчитывает, по словам самих жителей, более сорока тысяч лет. Все это время они совершенствовали чародейские способности и умения, и неудивительно, что пришло время и они каким-то способом узнали о наличии параллельных вселенных и, естественно, захотели добраться до них.
Двигало ими как любопытство, одинаковое для всех людей во всех мирах, так и столь же универсальный завоевательный инстинкт. Маги открыли и освоили способ проникновения из одного континуума в другой, но до поры до времени ограничивались только посещением вселенных, подобных своей.
Маги прокладывали все новые и новые тоннели между мирами, пока однажды очередной проход не вывел их прямиком на Хэолику. Трудно сказать, кто больше был поражен: эораттанцы, обнаружившие вдруг, что в единый момент лишились своего могущества, или почтенные торговцы и моряки, на глазах которых прямо из воздуха начали появляться люди.
С помощью доступных им остатков магии эораттанцы вначале захватили изрядную часть острова, но затем война пошла по-другому. Не потерявшие, несмотря на бедствия, своей купеческой трезвости хэоликийцы собрались с силами и доказали магам, что колдовство, тем более ослабленное, может далеко не все.
Некоторое время война шла с переменным успехом, пока наконец, понесши немалые потери, маги не убрались обратно на Эораттан. Однако на этом дело не кончилось. Среди оправившихся от поражения магов нашлись те, кто быстро сообразил, какие выгоды может сулить открытие этого странного мира. И в один прекрасный день жители стольного града Хэолики вновь увидели, как из пустоты появились люди в знакомых черных одеждах. На этот раз в их руках было не оружие, а богатые дары…
Так возник этот странный союз – между колдунами и островными купцами.
Недоверие и прежнюю враждебность быстро преодолеть не удалось. Скажу больше: до сих пор эораттанские маги и хэоликийцы друг друга втихую недолюбливают.
Как бы то ни было, пережив первый шок от осознания множественности вселенных, островитяне быстро сообразили, как использовать сей факт для наполнения мошны, и, заручившись помощью эораттанцев, сначала робко, а потом все активнее занялись торговлей с другими мирами.
Но к тому времени хэоликийская культура существовала более тысячи лет и они были уже не теми отважными мореходами, которые готовы были ради прибыли безоглядно рисковать головой.
Команды кораблей уже давно наполовину, если не больше, состояли из иноземцев. Разве что капитаны и навигаторы, да и то это были в основном младшие сыновья богатых семейств и неудачники, не сумевшие завести собственного дела.
Допускать же к великой тайне и неисчислимым сокровищам своих соседей, весьма недолюбливавших островитян за их богатство и гордыню, правители Хэолики решительно не желали.
И тогда было найдено гениальное в своей простоте решение: богатство в других мирах для них должны добывать сами жители этих миров.
И вот уже много столетий купленные, захваченные, похищенные, завербованные обманом и просто случайно подобранные жители всех тех мест, куда дотягивались загребущие руки островных торговцев, пополняют ряды добытчиков богатства.
Хэолика оказалась единственным Миром Правой Руки, куда эораттанцы сумели пробить тоннель со своей родной планеты. Единственным трамплином, откуда открывался путь во вселенные, подобные нашей.
И только маги способны открывать ворота между вселенными. Только им под силу отыскать слабые места в ткани пространства и времени и пройти сквозь них.
Однако, как гласят легенды, так было не всегда…
Василий
(продолжение)
Отдав необходимые распоряжения, распустив экипажи, сдав пленников нашему заведующему работорговлей Хильперику Вульфраду, а корабли – под присмотр береговой команды и грузчиков (это не заняло слишком много времени), мы с Дмитрием наконец-то сошли на пристань.
По плоскому берегу мы направились к резиденции командора базы.
В прибое плескались полдюжины голых ребятишек под присмотром молоденькой девушки. Несколько женщин постарше сидели на берегу, подставив спины все еще теплому солнцу ранней осени.
Женщин на базе было не так уж мало – почти четверть населения.
Это не только жены и дочери обитателей, которым было дозволено обзавестись семьей, и не только те, в чью обязанность входит развлекать пока не получивших такого разрешения.
Представительницы слабого пола входят и в число торговцев, достигая немалых должностей. Во многих цивилизациях женщины пользуются не меньшими правами, чем мужчины, и наличие их в экипаже торгового корабля (даже в качестве капитана) или среди купеческого обоза – явление обычное. Далеко не везде считают, что женщина на судне приносит несчастье.
Во-вторых, бывают ситуации, когда без них просто не справиться. Наконец, фактории, как и всякое большое дело, требуют немалого обслуживающего и административного персонала, и опять-таки женщины тут незаменимы.
У входа в резиденцию я по привычке бросил взгляд на два ряда флагштоков, выстроившихся вдоль тисовой аллеи, ведущей к крыльцу.
Справа висели вымпелы с изображениями животных, имена которых носили стоявшие в данный момент у причалов суда, слева – личные вымпелы капитанов.
Вымпела Иветты, к своему огорчению, я не увидел. Мой вымпел и вымпел Дмитрия поднять пока тоже не успели. Зато был в наличии штандарт Ятэра. Неплохо, надо будет навестить старика.
Миновав резную двустворчатую дверь, мы поднялись по винтовой лестнице в приемную капитана базы, где сидели несколько человек, с которыми я перекинулся парой слов.
Тут же отирался один из помощников главного эконома – Нат Тернер, наш старый и не очень добрый знакомый, с которым у нас, как, впрочем, и почти у всех капитанов, шла глухая и непрерывная война. Мы сделали вид, что его тут нет.
В приемной, за конторкой с электронной пишущей машинкой, ПК и селектором – командор нашей базы оформил свои служебные апартаменты в соответствии с известными ему достижениями новейшей техники, – восседала его старшая личная секретарша, немолодая и некрасивая особа.
Впрочем, она могла позволить себе быть немолодой и некрасивой, так же как могла позволить себе иметь неработающего мужа на пятнадцать лет моложе себя.
Мэри Джексон была единственной среди нас, кто хорошо изучил язык Хэолики, да не просто канааль – низкую речь, но и обе высоких – керану и миал. Она могла не только свободно общаться с островитянами при отключенном лингвестре, но и составлять официальные отчеты, так что, несмотря на вроде бы невысокую должность, ее статус был никак не ниже капитанского.
Мы достаточно вежливо поприветствовали даму, после чего она подняла трубку, и через полминуты нас пригласили войти.
Тхотончи равнодушно выслушал доклад Дмитрия, задал ему и мне пару ничего не значащих вопросов и, поблагодарив за находчивость в эпизоде с пиратами, отпустил.
Наш капитан мудро не влезал в текущие дела, да это и не было, собственно, его главной задачей. В его обязанности входило то, что в моем мире называлось обтекаемым термином «общее руководство», а также периодическая отправка на Хэолику необходимых острову товаров.
Еще он был единственный, кто имел некоторую власть над магами – смею заверить, достаточно эфемерную.
До следующего рейса, то есть не меньше двух недель, мы могли располагать собой как угодно. Если, конечно, не обнаружится какой-нибудь срочной работы, вроде составления сводки-лоции, обучения новичков или того хуже – перевода с моего родного языка какой-нибудь книги или фильма.
Если подобной срочной работы не обнаружится, нас не побеспокоят, даже если некому будет вести корабли с данью в Дормай. В этом случае командор педантично дождется окончания срока отдыха.
Надо сказать, хэоликийцы вообще страшные формалисты. Это может показаться странным, учитывая, что они всегда были предприимчивой нацией купцов и мореходов, но тем не менее это так. Деятельность их определяют незыблемые, уходящие корнями в тысячелетия традиции, понятия, правила поведения, обычаи и кодексы, изменить раз и навсегда установленные принципы которых их заставит разве что угроза конца света. Придерживались они их в полном соответствии с принципом «Сперва выполни заповедь, а потом уж думай – зачем».
Помню, как-то я задал Тхотончи вопрос, почему они предпочитают формировать команды кораблей из подобранных в разных мирах людей, когда, казалось бы, к их услугам такой неисчерпаемый резервуар, как Город. Сперва он не понял, о чем, собственно, я спрашиваю. Потом, весьма раздраженный, пробурчал себе под нос что-то об освященных тысячелетиями обычаях и о мудрости народа, освоившего благородное искусство торговли еще в те времена, когда предки других размахивали каменными топорами, и не пристало представителю вышеупомянутых народов подвергать мудрость Хэолики сомнению.
Выйдя из кабинета шефа, мы попрощались с Мери Джексон, на что она не отреагировала, продолжая полировать ногти.
Просто удивительно, как прочно эта англичанка середины девятнадцатого века усвоила привычки и манеры современных секретарш из немногих виденных ею фильмов.
Выйдя, мы расстались: Дмитрий пошел сразу к себе домой, а я направился в столовую.
В кухонном чаду сновал между огромными котлами в окружении двух юных поварих и поваренка шеф-кок базы Борис Максимович Беспредельный.
Максимыч был из одного со мною мира, – во всяком случае, никаких существенных различий нам обнаружить не удалось. Правда, попал он сюда из сорокового года и живет тут уже почти тридцать лет.
Мы обменялись приветствиями, и он указал мне на уставленный разнообразными блюдами длинный стол, специально предназначенный для того, чтобы пришедшие с моря могли в любое время подкрепиться.
– Что у нас там? Опять оленина?
– Она, родимая. А если чего другого хочешь, так поговори с Сато, пусть охоту организует на бизонов. Или на этих, косматых, которые с клыками…
– Ты бы и поговорил, твой будущий зять как-никак…
– Да что я? Мое дело маленькое – готовлю то, что есть. Ты капитан, тебя он скорей послушает. А кто я для него? Тоже мне, важная птица – главный повар! У себя дома он таких с кашей ел. А зять – так что с того? И вообще, кто я для вас такой? Ты вот, капитан… – Он уже был готов пуститься в длинные рассуждения, что его мало уважают, хотя и жрут исправно приготовленную им еду, – это была одна из любимых его тем.
– Иветта где – не в курсе? – поспешил я направить беседу в другую сторону.
– Отплыла три дня назад, в Египет.
– А в какой именно?
– К фараонам. Повезли медь и олово.
– А что покупать будут?
– Должно быть, золото да девок – что еще есть в том Египте хорошего? До тамошних девок наши хозяева большие охотники! Да уж вернуться на днях должны бы…
Он дал легкий подзатыльник одной из девчонок – та, заслушавшись нас, прекратила помешивать похлебку в огромном котле.
Всем поварятам, надо сказать, он приходился отцом. Несмотря на неказистую внешность, Максимыч пользовался немалым успехом у женщин. От его многочисленных связей у него было четверо детей самого разнообразного облика и цвета кожи. Уже не раз наш главный повар ходатайствовал об отставке и разрешении поселиться в Городе вместе со всем семейством, но начальство в лице Тхотончи все не желало отпускать великолепного кулинара.
Для непосвященных поясню: Город – это место, куда отправляются те, кто, с точки зрения хозяев, заслужил право на покой. Я бывал там несколько раз – и когда доставлял товары, и, если можно так выразиться, на экскурсиях. Их устраивают с тем, чтобы пресечь время от времени начинающие циркулировать слухи, что вышедших в тираж слуг хэоликийцы просто-напросто уничтожают или продают на Эораттан. Могу засвидетельствовать, что это и в самом деле пустые россказни, – я встречал там тех, кто на моей памяти уходил в отставку, и чувствовали они себя прекрасно. Когда очередной Город слишком разрастается и в нем живет уже десятое или пятнадцатое поколение потомков первопоселенцев, хозяева бросают его, то есть просто перестают завозить туда новые партии «пенсионеров», и этот мир отмечается на картах как запретный для посещений. Жителям его предоставляется возможность жить и существовать, как они сочтут нужным и как смогут.
– Ты-то сам откуда вернулся? – спросил меня главный повар, глядя, как я расправляюсь с мясным пирогом.
– Из родных краев, Максимыч, можно сказать, – в Великий Новгород плавали.
– Что-то больно быстро вернулись? – с нарочитым сомнением поскреб губу кок.
– Так ведь шли большим зигзагом – по струне прямо к базе нас и доставило.
Он кивнул:
– А какой груз?
– Да какой может быть оттуда груз? – пожал я плечами. – Как обычно из тех мест – мед, воск, меха, икра осетровая – пятьдесят бочек, высший сорт. Рабов еще полторы сотни, так и то не купленные, а в плен захваченные. Хотели посмотреть, что у нас в трюмах.
– Викинги?
– Угу, – кивнул я, – кому ж еще там быть?
Обсуждение этой темы особого удовольствия мне не доставляло, хотя пора бы уже привыкнуть.
– Ты бочку медку не подкинешь? Я бы медовухи сварил. Блины опять же с медом – объедение!
– Сделаем, – заверил я. – У нас как раз один бочонок расселся, верхний обруч лопнул. Много вытекло, конечно, но литров пятьдесят осталось.
Заморив червячка, я покинул камбуз, решив по пути домой слегка прогуляться, наслаждаясь твердой землей под ногами.
Я забрел в контору эконома осведомиться насчет Иветты.
Как выяснилось, перед Египтом они ходили в мир вроде моего, но там сейчас конец девятнадцатого века.
Оттуда было привезено сто тонн стального лома с крупповских заводов, десять тысяч топоров с клеймом «Барановъ и К», тысяча сабель, две тысячи мечей, оформленных как «длинные мачете для рубки тропической растительности» – именно под таким названием их заказали в Петербурге. Последняя формулировка была изобретена самим экономом, и ее остроумием он весьма гордился.
Доставили также почти семьдесят тонн высококачественного и экологически чистого шоколада, который уже отправился в мои родные девяностые в обмен на всякую бытовую технику.
Что до прочего, то оно, конечно, уйдет куда-нибудь, где хорошая сталь ценится на вес золота и где никто никогда не сможет прочесть загадочные знаки на клейме.
По дороге я миновал несколько крытых жестью длинных ангаров, соединенных между собой бревенчатыми галерейками, – мастерские, цеха, кладовые, забитые всякой всячиной. Это была вотчина Сато Симоды, третьего вице-командора, а проще – завхоза базы, уроженца Японских островов, отличающегося от знакомых мне по прошлой жизни японцев так же, как кок моего экипажа Хильперик Вульфрад из Франкского королевства отличался от современных мне немцев. Сквозь открытую дверь радиомастерской мне были видны стеллажи, забитые всяческой аппаратурой, среди которой попадались самые диковинные экземпляры, и две молоденькие девушки в обществе дряхлого осциллографа, колдовавшие с паяльниками в руках над выпотрошенным радаром.
Тут же, за двустворчатой дверью с серебряной табличкой, изображавшей абак, располагался наш вычислительный центр с десятком разнокалиберных ЭВМ. В свое время мне довелось провести тут немало времени, делая для колдунов расчеты, непонятно к чему относящиеся и, возможно, даже закодированные. Было довольно странно видеть новенькую отечественную ЕС рядом с древним, непонятно как еще работающим «Армстрадом» или «айбиэмкой».
Надо сказать, что к разнообразной машинерии колдуны относятся со снисходительным презрением. Видимо, все человеческие достижения в этой области представляются им стараниями жалких калек смастерить себе костыли поудобнее. Впрочем, к тем, кто машин не изобретает, отношение у них не лучше, а пожалуй, что и хуже. Должно быть, они кажутся им калеками, которые даже не могут додуматься до качественных костылей.
Но есть одно исключение – они с большим пиететом относятся ко всяким электронным штучкам. Никогда не забуду, как один старый маг (а если маг выглядит таким, то это действительно древний старец), на воротнике которого болтался знак одного из высших посвящений, долго глядел, как я работаю на простенькой «Искре», а потом с несколько боязливым удивлением пробормотал: «Если бы вы только могли понять, какую великую вещь изобрели!»
Заглянул в гараж, где на данный момент находилась почти сотня машин всевозможных марок, почти все – грузовые.
Иногда, если струна проходит рядом с большим городом, мы просто делаем промежуточную остановку в ближайшем безлюдном мире, с комфортом доезжаем до портала по суше и уже через него попадаем куда нам надо.
Существуют базы, почти целиком занятые сухопутной торговлей, но в целом Хэолика мало занимается ею. Все-таки наши хозяева всю жизнь были морским народом. Но и мне приходилось не раз водить торговые караваны из верблюдов и машин.
Потом я поднялся на невысокий песчаный холм, поросший сосенками, искривленными ветром. Отсюда открывался знатный вид – прибрежные скалы, песчаные дюны, поросшие кривыми сосенками, темные леса на взгорьях вдали. За холмами располагались наши огороды. Внизу лежал залив, окаймленный порослью островерхих седых елей, спускавшихся по склонам к самой воде, домики, разбросанные по серой полосе берега, кайма темных лесов на другом берегу бухты…
Весь наш поселок был виден как на ладони. Домики семейных обитателей и начальства. Перед домом Мидары – клумба, украшенная складывающимися в прихотливые узоры розовыми фиалками и голубыми маками: это Тая постаралась. У крыльца жилища Дмитрия, словно часовые, стоят два вырезанных из черного дерева идола, вывезенных им из какого-то плавания. Утверждает, что они – почти точная копия его богов с родных Гаваев.
Дальше к северу – бараки для простых матросов: больше года я прожил в одном из них. Врытые в землю пакгаузы под железными крышами. Резиденция командора базы с высокой изящной башенкой и апартаментами для почетных гостей с острова. Увеселительные заведения – четыре кабака и еще одно, без которого не обходится ни один порт. Стоявшие на отшибе молитвенные дома – двенадцать, по числу имеющихся конфессий, и еще один, который по очереди предоставлялся представителям всяких мелких религий. Плац, на котором в торжественные дни – когда с Хэолики являлась очередная высокая комиссия – устраивали смотры.
Огражденная частоколом с колючей проволокой тюрьма – не для нас, упаси боже, для живого товара (как раз сегодня там появились новые постояльцы).
Возле продсклада полтора десятка человек копали глубокую яму. Рядом высился холм уже вырытого песчаного грунта, у подножия которого лежали в штабеле бревна, приготовленные для будущего сруба. Яма предназначалась для ледника, закладываемого вместо старого, затопленного весенними дождями.
Кладбище – не такое уж и большое, если учесть трехсотлетний срок существования нашей базы. Большинство из тех, кто расстается с жизнью, гибнет очень далеко отсюда, а чаще – пропадает бесследно.
Вздохнув, я спустился по осыпающейся тропке и двинулся домой.
Вот и мой дом. Обычный бревенчатый сруб на фундаменте из желтого плитняка, половина крыши крыта тесом, половина – листами пластика.
Пламя привычно входит в скважину на двери, с натугой поворачивается – и вот я уже в темных сенях.
Через несколько минут я с наслаждением забрался в жестяную эмалированную ванну, благословляя недавно проведенный водопровод.
Нежась в горячей воде, я отмокал от многодневной корабельной грязи.
Потом, накинув бархатный турецкий халат, улегся на диван.
Две комнаты, стены которых были обшиты лакированными досками кедра, и еще одна такая же наверху были моим жилищем. С потолка свисала двухрожковая электрическая люстра. На столе стояла керосиновая лампа – напряжение подавалось далеко не всегда.
Полки, на которых стояло несколько книг, которые я запамятовал вернуть в библиотеку перед отплытием, старый «Хитачи» с горкой кассет возле него, проигрыватель…
На стене, на шкуре гризли висело оружие, вывезенное мною из путешествий или подаренное друзьями. Именно туда я намеревался пристроить меч датского ярла.
На всем лежал слой пыли.
Итак, я был дома. Глухая тоска шевельнулась в моем сердце при этой мысли. Да, именно этому месту суждено быть моим домом, и весьма вероятно – на всю оставшуюся жизнь, если, конечно, мой корабль или караван при очередном переходе не провалится без возврата в межпространственную бездну, не станет добычей шторма или песчаной бури или в какой-нибудь схватке меня не настигнет смерть. Далеко не каждый из числа подневольных слуг Хэолики доживает до того времени, когда ему разрешают выйти в отставку.
Пройдет год, два, пять, а в моей жизни ничего не изменится. Походы в знакомые или незнакомые, но, в сущности, не особо отличающиеся друг от друга места.
Гороховый суп на солонине, иногда для разнообразия – консервы и содержимое холодильника. Галеты и сухари. Океан вокруг, однообразные вахты, делящие жизнь моряка на одинаковые отрезки времени – прежде на палубе и в трюме, а теперь на мостике и баке.
Может быть, меня переведут на другую базу, где будет то же самое.
Может быть, я когда-нибудь стану вице-командором – впечатлений будет меньше, а скуки больше.
Что мне делать, чтобы развеять грусть-тоску? Впору завалиться в поселковый бордель. Нет, неохота. За минувшие годы я так и не приобрел вкуса к подобным развлечениям, хотя и отдал им должное. Пойти к Эндрю Ллойду, старому приятелю, – сыграть в шахматы? Или отправиться в кабак и за пяток серебряных монет взять бочонок настоящего хиосского розового вина, недавно привезенного из Македонской империи? Хватит на неделю пьянки. А может, написать прошение командору базы с тем, чтобы мне разрешили жениться на Иветте Солсбери? Конечно, я еще не выслужил положенного для этого срока, но все-таки почему не попробовать? Ради такого случая можно и в католицизм перейти, пусть меня Пустошный окрестит… Венчать, правда, некому.
Я улегся на широкую кровать – достаточно широкую для того, чтобы поместились двое и даже трое (при условии, что двое – стройненькие дамочки), – и принялся размышлять.
Размышления – тоже способ развлечься, если новых книг и фильмов нет, а взятый из библиотеки роман девятнадцатого века на итальянском, который я с грехом пополам освоил, повествует о каких-то заговорщиках, роковой любви и зловещих семейных тайнах и смертельно скучен.
Мир, где я сейчас нахожусь, абсолютно пуст.
На полмиллиарда квадратных километров ни единого человека. Только мы, база. Четыре тысячи пятьсот двадцать две особи вида хомо сапиенс обоих полов. Большинство – моряки, попавшие сюда самыми различными путями. Остальные – случайный люд, вроде меня самого, – от бывших рабов до «зайцев», решивших бесплатно прокатиться на хэоликийском корабле.
Постоянные поселения хэоликийцы устраивают только в тех мирах, где не возник и куда не проник человек. Таких не столь уж мало. Давно подмечено – если ты проходишь через несколько континуумов сразу, то тебе обязательно встретится такой.
Тут рай для охотника. Можно взять вездеход и отправиться за триста километров в прерии, поохотиться на бизонов или мамонтов. Если есть желание – можно и на пуму или ягуара, но тут, правда, неизвестно, кто на кого поохотится. Можно отъехать еще на семьсот километров к северу и половить там идущих на нерест огромных осетров и лососей или пострелять гризли, в изобилии живущих там, где в моем мире стоят небоскребы Нью-Йорка.
А в Скалистых горах, говорят, еще остались пещерные медведи. Жаль, что я никогда не любил охоту, было бы хоть какое-то развлечение…
Да, для любителя охоты этот мир – предел мечтаний. Кедровые и магнолиевые леса покрывают все Восточное Средиземноморье. На месте Сахары раскинулась изобильная цветущая саванна. Без малого вся Европа, от Гибралтара и Сицилии до Скандинавии, сплошь покрыта девственными лесами и пущами. Можно было бы, если найдется еще десяток желающих, взять месячный отпуск и сплавать туда. Правда, что там делать? Разве опять же охотиться на туров и зубров?
А где-то далеко, на востоке и юге, лежат Цейлон и Голконда с их нетронутыми залежами рубинов, сапфиров и алмазов, еще дальше к югу – алмазные поля Южной Африки, в четырех тысячах километров от нас прямо на юг – колоссальные изумрудные месторождения Колумбии.
И так же, в четырех без малого тысячах километрах, только к западу, находились калифорнийские золотые россыпи. Как-то я спросил Бориса Беспредельного: почему бы нашим хозяевам, вместо того чтобы возить через межпространственные ворота соленую рыбу и олово, просто не выкопать в одном из таких миров все драгоценные металлы и камни и не купить на них все, что им надо?
– Э, хлопец, – снисходительно похлопал он меня по плечу, усмехаясь в усы. – Ты пойми – этот народ уже тысячу лет с лишним барахло туда-сюда возил, когда все это началось… Это уже у них в плоть, в кровь вошло, они просто спокойно спать не могут, если где-то товар лежит. Торговля для них – это все, это их бог. Чем-то другим заняться – это для них все равно как для цыгана коней не красть, а землю пахать!
Борису Максимычу можно верить. Он единственный из моих знакомых, который может похвастаться, что жил на острове. Шесть лет он провел там, обучая купеческих отпрысков обращению с современным оружием.
Правда, тогда я еще не был капитаном и не знал того, о чем хэоликийцы в присутствии простых матросов не распространяются лишний раз: миры, где добываются золото и драгоценные камни, а также руды разных редких металлов, вроде ниобия и бериллия, у островитян тоже есть, хотя и немного.
Кстати, о птичках (то бишь о золоте).
Привстав, я приподнял медвежью шкуру и нажал на выступ бревна.
Искусно, так что снаружи ничего нельзя было заметить, выпиленная часть бревна вышла из пазов, открыв маленькую нишу, в которой стояла шкатулка черного дерева. Этот тайник я обнаружил совершенно случайно, через месяц после того, как въехал в свое новое жилище.
