Лилия Подгайская
Из глубины веков
1
– Сорча, иди завтракать, Сорча! – голос пожилой женщины разнёсся по двору и саду. – Ну, где же ты?
Послышался шум крыльев, и чёрная с белым птица с длинным хвостом уселась женщине на плечо, крутя головой и поблёскивая любопытными круглыми глазами.
– Вот и умница, – удовлетворённо констатировала женщина. – А теперь прошу к столу.
Она с улыбкой шагнула к старой яблоне, давно обломанная нижняя ветка которой служила Сорче столовой. Птица легко соскочила на неё и нетерпеливо запрыгала на месте, ожидая угощения
– На, ешь, – усмехнулась женщина, протягивая на раскрытой ладони смесь из кусочков мяса, сваренного вкрутую яйца и мелко покрошенного хлеба.
Птица без колебаний приступила к трапезе, посматривая, тем не менее, на владелицу ладони осторожным взглядом. Съев всё, она аккуратно почистила клюв о выступающий отросток ветки, тоже давно обломанный, и ещё немного попрыгала. Женщина протянула руку и легко коснулась пальцами перьев на голове птицы – умница, мол. Та чуть встопорщила пёрышки и сорвалась с места. Проследив глазами за её характерным полётом, женщина улыбнулась и пошла к дому.
Эту осторожную птицу она приручила ещё пару лет назад. Говорят, сороки не поддаются дрессировке. Неправильно это, глупости. Приручить можно любое животные. Надо только делать это с добром и по-настоящему любить того, кого приручаешь. Это она узнала и поняла ещё в той, прежней, очень далёкой жизни.
Воспоминание о прожитой много веков назад жизни открылось ей внезапно, как откровение, ещё два с лишним года назад. Тогда она, проснувшись утром, почувствовала себя нездоровой. Голова покруживалась, и было ощущение, что это какая-то чужая голова, не своя. Потом в глазах начало расплываться, и женщина поняла, что не может встать с постели. Тело не слушалось её. Стало очень страшно. Ведь она была в доме одна, и могла пролежать тут до второго пришествия, пока её тело, наконец, найдут. Но судьба оказалась к ней милостива. Уже к вечеру она смогла пошевелиться, а следующим утром потихоньку поднялась на ноги. Правда, ходила тяжело, подтаскивая правую ногу, и речь её звучала не слишком разборчиво. Но всё-таки она осталась жива. С огромным трудом дотащилась она до забора соседкиного двора, и увидев её, окликнула. Соседка метнулась к ней и закудахтала, как курица – вид, мол, как у с креста снятой, и вообще. Она не стала обращать внимание на это кудахтание, а попросила привести к ней фельдшера местного, Якова Никаноровича. Соседка просьбу исполнила, и обязательный и внимательный к своим подопечным фельдшер появился в её доме очень скоро. Он взглянул на опавшую с лица женщину и покачал головой. Потом осмотрел её всю, потрогал руки-ноги, голову, заглянул в глаза, оттянув веки, и снова покачал головой.
– Вы были в одном шаге от инсульта, голубушка, – сказал он, – чудом удержались на самом краю. В город вам надо, к невропатологу, а может и в больницу.
– Никуда я не поеду, – откликнулась она, – и вы сами хорошо это знаете.
Старому опытному фельдшеру, работающему здесь уже и не счесть, сколько лет, она доверяла куда больше, чем молодой врачихе в коротенькой юбочке и на высоченных каблуках в городе.
– Что скажете, стану делать, – добавила. – Бог даст, выкарабкаюсь.
Женщина взглянула в его недоверчивые глаза:
– Я смогу, я справлюсь, – и он понял, что такая, как она, действительно сможет и справится.
Мужчина ещё раз покачал головой и стал говорить, что и как нужно делать. Лекарства обещал купить сам, сам же и капельницы ставить взялся. Ей нужно было только деньги дать на всё это и за само лечение уплатить. И дело пошло. Старый фельдшер приходил в её дом каждый день, а поначалу и два раза на день. Делал, что требуется, и, пока медленно, капля за каплей, вливалось в её тело лекарство, рассказывал, что хорошо и что плохо при болезни мозговых сосудов, а она-то и свалила с ног женщину. Она слушала внимательно и всё запоминала. Кое-что просила повторить или объяснить более подробно, чтобы понятно стало. Мужчина не возражал, и повторял, и объяснял, и даже уговаривал временами. Когда же закончилось это не такое и лёгкое лечение, она почувствовала себя намного лучше. И была глубоко благодарна старому фельдшеру за помощь в избавлении от болезни и за науку. Теперь она поняла, что делала прежде не так, следуя прижившимся в селе старым традициям. Но время-то идёт вперёд, и всё меняется. И должны, наверное, пересматриваться и меняться традиции, созданные давным-давно, совсем другими, не похожими на них сегодняшних людьми. В общем, подумать было над чем.
Но главное, что принесла ей эта болезнь, заключалось в другом. За тот день, что она лежала обездвиженная в постели, у неё появились два новых состояния, можно сказать. Она узнала свою прежнюю, давно прожитую жизнь и горячо захотела приручить сороку. Почему именно сороку, она и сама не могла бы сказать. Наверное, потому, что эта одна из наиболее умных и осторожных птиц в лесу. Но сейчас они стали появляться и среди людей. Не от хорошей жизни, надо думать, а по необходимости. Но людей они перестали бояться, хотя, живя среди них, остаются по-прежнему очень осторожными.
