Лина Ласс
Оставить на память
Глава 3
Ника позвала Генри к небольшому сарайчику. Света внутри не было, и она настежь распахнула дверь, открывая перед его взором внутреннюю обстановку помещения. На стенах аккуратно висели инструменты для плотницких работ, лопаты и грабли. Всё на вид довольно старое, но крепкое. На полках стеллажей стояли коробки, банки с красками и моющими средствами. Но то, ради чего она привела его сюда, двухколёсная садовая тачка, хранилась в тёмном углу. Разглядев её, Генри согнулся пополам от смеха.
– Это лучше, чем нести вашего больного пса несколько километров на руках, – Ника сама улыбалась, понимая как нелепо будет смотреться пёс в импровизированном экипаже. Она хотела было сама вывезти её, но Генри мягко оттеснил девушку и сам полез в сарай. Оттуда он вышел перепачканный, в пыли и паутине. Приподняв пса, он водрузил его на тачку, и тот, словно только этого и ждал, повалился набок.
– Так-так, приятель. Хорошо устроился, – Генри похлопал Теда по голове. Убедившись, что псу комфортно и он не выпадет на первой попавшемся ухабе, Войт взялся за ручки и развернул тачку в сторону своего дома. Он обернулся к Нике, стоявшей в дверях.
– Что ж, огромное вам спасибо. Так и правда намного лучше. Обещаю вернуть ваше транспортное средство как можно быстрее.
Она кивнула вместо ответа, с теплотой смотря на него. Генри замялся. Ему отчего-то не хотелось покидать её сейчас. Странно, но он не думал, приехав сюда, что захочет компании. Наоборот, он стремился убраться из шумного Лондона, от начавшего раздражать окружения и назойливых папарацци. Его телефон не прекращал звонить и причиной тому был отнюдь не последний его голливудский проект.
– Я хочу взять тайм-аут, – неделю назад Генри явился в дом своему агента Пола Гитиса во время празднования дня рождения его дочери.
Пол отвёл Войта в свой кабинет, где они могли спокойно поговорить. Гитис знал, что вскоре его лучшая звезда явится к нему с такой просьбой. Давление со стороны общественности было слишком велико даже для такого крепкого мужчины как Генри. Тот перестал бриться и, кажется, не менял рубашку. У Войта не было привычки бросаться на дно бутылки или в наркотический трип в случае неприятностей как у многих голливудских звёзд. Он просто пропадал. Растворялся в неизвестном направлении, порой не предупреждая никого. Телефон он оставлял дома и не пытался связаться с кем-либо. Иногда он уходил на несколько часов, но мог исчезнуть и на неделю, срывая планы и договорённости, а Полу приходилось извиваться как ужу на сковороде перед продюсерами и журналистами, чтобы прикрыть его. Но, не считая этих периодических самоволок, Войт оставался для Пола лучшим клиентом. Он не был требователен, не устраивал сцен, не страдал высокомерием. Частенько они оба выпивали в баре пару бутылок пива, рассказывая друг другу байки. Пол вспоминал капризы и выходки своих звёздных клиентов, а Генри рассказывал о своём армейском прошлом и детстве в глуши Англии.
Гитис ценил это в Войте – непосредственность и открытость, и был благодарен, подбирая ему лучшие проекты. Он давно крутился в этом бизнесе и имел связи, которые многим не снились. Был вхож в дома именитых и прославленных кинодельцов, и ему ничего не стоило во время дружеского ужина шепнуть кому надо на ушко за своего «золотого мальчика». Конечно, Пол имел и свой корыстный интерес, но для Генри он делал это почти из удовольствия. Ему было лестно, что он способен сделать из никому неизвестного мальчишки мировую звезду, которую хотят все – женщины видеть в своих сексуальных фантазиях, а мужчины быть им.
И потому, когда Генри явился к нему на порог с просьбой о перерыве, Пол понял, что в этот раз это не просто каприз – парень устал, действительно устал. И ему необходим месяц-другой, чтобы восстановиться. Он сказал, что всё уладит. Надо будет, правда, оплатить неустойку кое-где, но Генри мог себе это позволить.
– Вне зоны доступа как всегда? – на прощание спросил Пол.
– Я дам тебе знать, если соберусь вернуться.
– Когда. Ты хотел сказать «когда», – оговорка или нет, но Полу не понравилась эта фраза.
– Конечно, – Генри покачал головой. – Когда соберусь вернуться.
Войт вышел от Пола и сел в припаркованный внедорожник, где его уже ждал его пёс Тед и дорожная сумка на заднем сиденье. Каковой бы ни была реакция его агента, Генри, ещё не зайдя к нему в дом, решил для себя, что уедет. Теперь уже надолго, во что бы ему это не обошлось. К счастью, Пол отнёсся к этому с пониманием и отпустил его, приняв на себя всю ответственность. Генри понимал, что кидает того на амбразуру, но у него уже не осталось сил что-либо кому-нибудь объяснять. Ему хотелось покоя в каком-нибудь забытом богом месте, где никому нет до него дела. Одиночество и тишина – вот, что ему сейчас было нужно.
И забвение. Хотя бы ненадолго.
В голове с завидным постоянством стали мелькать мысли о том, чтобы бросить всё, чего он добивался много лет. Цели и желания, которые он раньше преследовал, стали для него теперь пустыми и глупыми. Раньше он жаждал внимания и похвалы, наград и признания. Каким сейчас это казалось бессмысленным!
Сев в машину, он втопил педаль газа до упора и попытался как можно быстрее умчаться от всех и вся. И от самого себя, каким был раньше, в первую очередь. Пару дней назад на одном сайте съёма жилья он нашёл то, что искал. Где-то на Лофотенских островах его ждал дом, в котором он сможет обрести внутренний мир. Он был предупреждён о возможных соседях, но в его представлении норвежцы были людьми, ценящими чужой покой и не докучающими понапрасну. С того дня как он сошёл с самолёта в Осло и до момента, когда на взятой напрокат машине добрался до рыбацкого городка, местные вели себя так, как он и представлял. Всегда вежливые и приветливые, но абсолютно неназойливые. Если он видел на их лицах тень узнавания, то они старались не подавать виду, только улыбались шире. Однажды в дорожной забегаловке хозяйка принесла ему кусок черничного пирога и на плохом английском сказала «present» – видно не знала, как перевести «за счёт заведения». Он поблагодарил её, а она, залившись румянцем, похлопала его по плечу и пробормотала что-то на норвежском, видимо, желая приятного аппетита. Никто не лез к Генри с просьбами дать автограф или сфотографироваться, каждый занимался своим делом и не лез в дела другого. И эта милая женщина, принеся пирог, тут же удалилась на кухню, оставив его одного доедать завтрак.
Плывя на моторной лодке до своего острова, Войт заметил небольшую хижину, из трубы которой вился дым. Но хозяина было не видно, что вполне его устроило. В таких тихих местах, как это, жителей вообще редко можно было увидеть слоняющимися по улице. «Страна гномов», – пошутил про себя Генри. Никого не видать, но что-то всегда делается – мусор убирается, дороги чинятся, дома строятся. Он надеялся, что не повстречает своего соседа, или, если это всё же случится, они обменяются лишь приветствием, не более.
Пришвартовав лодку к небольшому пирсу, он спрыгнул на причал вслед за своим резвым псом. Закинув на плечо дорожную сумку, двинулся вверх по тропинке, держась правой стороны, как ему написали владельцы дома. Дорога оказалась отнюдь не близкая, но Генри был вознаграждён. Перед ним стоял крепкий бревенчатый дом. С крыльца, сквозь ели открывался суровый океан, от одного вида которого у него перехватило дыхание. Вода бурлила и пенилась, и казалось, что он находится на самом краю земли.
Ключ он нашёл под одной из половиц на крыльце. Внутри было холодно, всю мебель от пыли и света укрывала ткань. Безмолвие накрыло дом, разве что в трубе завывал ветер. Через час у разожжённого камина уже устроился Тед, положив тяжёлую голову на лапы, а Генри, сидя рядом со стаканом виски, смотрел как потрескивают дрова и гладил голову пса. В этот вечер оба были утомлены от долгой дороги, у Войта не осталось даже сил приготовить себе ужин. Он уснул тут же на диване, завернувшись в плед, наблюдая за затухающим огнём.
Следующие пару дней Генри был занят обустройством дома. Пришлось даже вспомнить как управляться с ведром и шваброй, чего он не делал с армии. Он открыл всю мебель, намыл пол, вытер пыль, попутно осматривая дом. Две спальни, просторная столовая, совмещённая с кухней, гостиная, где он вчера уснул. Этот дом не был похож на традиционные жилища Норвегии. Это было сделанное с мастерством современное строение – такие выбирают для себя люди, которые не кичатся своим богатством, но любят комфорт и практичность. А чтобы гости не забывали, где они находятся, весь дом был наполнен старой мебелью, ткаными ковриками и безделушками, придававшие интерьеру самобытность и уют. Скорее всего хозяева строили его с перспективой сдавать туристам.
В кладовой оказался запас консервов и неплохая коллекция вина. Бутылка виски, что Генри привёз с собой, была им прикончена за пару вечеров. Он отдавал предпочтение крепким напиткам, но хорошее вино было неплохой альтернативой. Откупорив одну бутылку, он поджарил мясные консервы себе и псу, отметив, что для питомца лучше будет, если он выберется в городок за подходящим тому кормом.
В шкафах были бокалы, но Войт пил прямо из горла красное полусухое, пытаясь унять тоску. Приехав сюда, он ждал, что ощутит облегчение, как это обычно бывало, когда он без предупреждения бросал все свои дела. Уезжая куда-нибудь ото всех, один на один с собой он обретал внутреннее спокойствие, погружаясь в свои мысли. Порой только в такой побег он мог принять важное решение, в дальнейшем влиявшие на его жизнь. Уйти с армейской службы, хотя ему прочили военную карьеру, или уехать покорять Голливуд, попутно распрощавшись не только с домом и семьёй, но и со своей девушкой.
Но то были короткие отлучки. Сюда же, Генри чувствовал, он приехал надолго, в призрачной надежде, что весь мир забудет о том, что он существует. Но долгожданный покой не приходил. Сон был беспокоен, а днём он ощущал дыру там, где раньше было сердце, будто не хватало кусочка от его плоти, а он не знал, чем его заменить.
Генри стал совершать прогулки, с каждым разом всё больше отдаляясь от дома. Тед неизменно сопровождал его, и он был единственным, кому это приносило настоящее удовольствие. В отличие от хозяина, которого одолевали тяжелые мысли и воспоминания, ему не о чем было беспокоится. Прогулки, еда, рядом его человек – всё, что нужно, у него было. Но пёс учуял кого-то ещё, когда они зашли дальше, чем обычно. Он замер, навострил уши, и метнулся вперёд. Затем остановился, обернулся убедиться, что хозяин следует за ним, и вновь рванул. Только тогда Генри понял, что зверь наверняка почувствовал человека. Его американский акита мог испугать кого угодно, особенно, если появится внезапно. Со стороны он был похож на небольшого медведя, но, несмотря на грозную внешность, отличался дружелюбным характером. Кто бы сейчас не встретился им на пути, как минимум будет удивлён встречей с его собакой, а как максимум…
Он кинулся за псом, пытаясь предотвратить неприятности. Командой остановил Теда до того, как тот добежал до женщины, которая уже распласталась на земле. Было видно, что незнакомка напугана. Генри заметил, как она подобрала камень. Только от кого она хотела защищаться – от собаки или от внезапно возникшего мужчины? Её бледное лицо расслабилось, когда он помог ей встать, и она обратилась к нему на хорошем английском с едва уловимым акцентом. Конечно, она узнала его, но в отличие от остальных жителей Норвегии не стала этого скрывать. Она отказалась от его помощи, гордо удалившись и даже не попрощавшись, что неприятно уязвило его.
Не была его соседка похожа на местную жительницу. Наверняка, такая же гостья, как и он. И дело было не столько во внешности, сколько в её манерах. Она держалась намеренно холодно и старалась казаться сильней, чем есть на самом деле. Но после того, как она ушла, он почувствовал, как внутри что-то сложилось. Несмотря на отдалённость от всего мира, на холодность этой незнакомки, ему хотелось с кем-то поговорить. С тем, кто не будет видеть в нём известного актёра, кому будет плевать на всё, что связывало его с порочным и гламурным миром кино. Ему был нужен тот, кто также сбежал ото всех, кто чувствовал себя таким же потерянным и одиноким.
Ему нужна она.
Почему вдруг он подумал, что она оказалась здесь не из-за красот северной страны, что не проводит очередной отпуск вдали от крупных городов? В её испуганных глазах он на миг увидел самый настоящий страх загнанного зверя. И это нельзя было объяснить встречей с собакой. Она будто боялась за свою жизнь, по-настоящему боялась. Что, если на этом острове она прячется?
Генри был отнюдь не глуп и умел подмечать в поведении людей малейшие нюансы, что не раз помогало ему в жизни. И вспомнив, как девушка сжимала в руке камень, он понял, что она испугалась не столько собаки сколько его, пока он не снял капюшон со своего лица. Значит, скрывалась. Но от кого и почему?
Несмотря на грубость незнакомки, Генри отчего-то стал искать с ней встреч. Его прогулки стали продолжительными, он выискивал глазами её зелёную куртку и рыжие волосы. Несколько раз он замечал, как она исчезает за холмом или деревьями при этом ускоряя шаг.
Да она же сбегала от него! Даже зная, что он не может ей ничем угрожать. Неужели всё-таки боялась Теда? Немудрено, после столь яркой первой встречи.
Спустя несколько дней Генри оставил мысли и дальше преследовать свою таинственную соседку. Он не станет ей навязываться, раз уж она избегала его. Но в этот раз гора сама пришла к Магомету. Тед явно взял чей-то след и сорвался с места как ошалелый. Команда «стоп» была им проигнорирована, и он скрылся за скалой. Бежать за ним смысла не было – он всегда возвращался к хозяину. Недолго думая, Войт расположился на большом валуне, достал из кармана термос с крепким кофе и стал дожидаться, когда же собака наиграется и воротится обратно.
Услышав позади шорох, он поначалу подумал, что пёс успел сделать круг вокруг острова, но шаг был тяжёл и размерен.
Она.
Внутри Генри почувствовал ликование и был по-настоящему рад снова увидеть её лицо.
Она изменилась. В прошлый раз незнакомка была растрёпана и хмура. Морщинка пролегала между её бровей, и она лишний раз старалась не смотреть ему в глаза. Сейчас он видел перед собой молодую женщину, лицо её разгладилось, и он смог разглядеть цвет её глаз. На щеках, покрытых веснушками, разлился румянец, что придавало ей юный вид, почти девичий.
Но он неосторожно смутил её. Вот уж никогда бы не подумал, что она из тех, кто так легко робеет от пошлых шуток. Наоборот, она казалась уверенной и независимой. Такой женщиной, которые знают себе цену, которые не выходят замуж, потому что не готовы отдать свою свободу даже тому, кого страстно любят. А любят такие женщины сильно, жарко, не теряя при этом головы. Как сильно она отличалась от той, другой, которой была в их первую встречу.
Когда она промывала лапу псу, он и разглядел в ней её настоящую. Она так искренне улыбалась, разговаривала с собакой на русском, успокаивала, гладила шерсть, будто рядом никого не было. Тогда он увидел, какой она может быть обворожительной. В глуши, одетая в простую парку, резиновые сапоги, с выбившимися прядями из-под шапки, она была пронзительно прекрасна. Он захотел её прикосновения, чтобы почувствовать её красоту и убедиться, что она не сон.
Ника.
И она пожала его руку. Не сон, она настоящая, тёплая, хрупкая.
И теперь ему не хотелось уходить совершенно. Может, найти какой-то повод задержаться? Попросить горячего чаю, например. Неужели она откажет? Но, с другой стороны, какое право он имел злоупотреблять её гостеприимством? Она и так очень выручила его, помогла обработать псу рану, одолжила тачку, чтобы Генри не пришлось нести своего громадного питомца на руках. В конце концов, они ведь соседи, он обещал вернуть ей инвентарь, а значит вскоре снова её увидит.
– До скорого, – он махнул рукой и уже взялся за тачку, как услышал её голос:
– Я вас провожу.
При этих словах Генри почувствовал, как кусочек пазла в районе сердца, который всё это время его беспокоил, встал на место.
Глава 4
Пока Генри толкал перед собой тачку с расположившимся в ней псом, Ника шла по левую руку от него. Оба не произносили ни слова – она смотрела себе под ноги, а он на довольную морду Теда. Войт терялся в догадках, почему Ника вдруг изъявила желание их проводить. Не из-за тачки же, в самом деле. Но ему было приятно, что она просто шагала рядом.
Небо затянуло, стало смеркаться, а с неба зарядил мелкий дождь. Вполне терпимо, но и приятного мало. И, если дождь усилится, оба рисковали вымокнуть до нитки.
– Так вы из России? – наконец прервал молчание Генри. – Вы с Тедом говорили на русском. Я прав?
Ника быстро взглянула на него и тихо произнесла:
– Да.
Он хотел было сказать, что никогда там не был, но всегда мечтал побывать, но она вдруг остановилась и выпалила:
– Я бы хотела принести вам извинения. В нашу первую встречу я повела себя не вполне вежливо. Кажется, я вам нагрубила. И да, я избегала вас. Я так привыкла к своему одиночеству, что восприняла вас как чужака, претендующего на мою территорию, – она потупила взгляд. – Простите, это так глупо…
Он не ожидал такой искренности, но это признание его подкупило.
– Вы, кажется, сказали, что не приглашаете меня на чай, – он заметил, как слегка дёрнулись её губы. – Вот угостите меня им, и будем считать, что ничего не было. Хотя вы уже и так много сделали для меня… для нас. Посмотрите на Теда. Он счастлив. А я рад, что рядом оказались вы.
Ника с улыбкой взглянула на пса.
– Сколько ему?
– Год и четыре месяца. По сути он ещё щенок. Щенок весом в шестьдесят пять килограммов.
– И он ещё вырастет? – Ника приподняла брови.
– Надеюсь нет, – со смехом ответил Генри, – он и так довольно крупный для своей породы. Если подрастёт ещё немного перестанет помещаться в доме. Когда я взял его из приюта, он уже был мне по колено.
– Так он сирота?
– Сирота? Нет. Всё его семейство забрали у очень плохих хозяев. Но взять всех я не мог. Воспитать одного пса непросто, а их было четверо. Так что я гордый отец-одиночка этого малыша, – он усмехнулся.
– Это единственный ваш ребёнок?
– Да, я не женат.
– Ну, это ведь не обязательно.
– Я в этом плане консерватор. Так меня воспитали. А у вас есть дети? – Генри уже знал ответ, но не ожидал, что увидит печаль в её глазах.
– Нет, – Ника едва вздохнула.
Разговоры между мужчиной и женщиной на подобную тему всегда были полны неловкости, ведь обычно сопровождались взаимным интересом друг к другу. Но ни Генри, ни Ника не испытывали никакого дискомфорта – будто парочка старых друзей встретились обсудить дела.
Ника сама не заметила, как предложила их проводить. Она видела, что Генри едва сдерживался, будто хотел остаться, а она не знала, какой повод дать ему. Уговаривая себя, что всего лишь переживает за собаку, девушка боялась признаться в том, что хочет узнать соседа поближе. Может, это сказались два месяца её одиночества, но необходимость в общении возрастала с каждой минутой, как только она поняла, что не одна на этом острове. Он не стал расспрашивать её ни о том, как она здесь оказалась, ни о детях. Короткого «нет» было достаточно, а она не желала поднимать больную для неё тему.
«Английский джентльмен», – подумала она про себя и мельком взглянула на него. Манерами Войт напоминал простого парня с фермы, но по-военному держал осанку. Да, он определенно был красив. На висках уже проступала седина, лоб пересекали две линии, а вокруг глаз можно было заметить морщинки. Нос был слегка искривлён, будто его ломали в давней драке, но внешней привлекательности это не вредило. Даже наоборот.
– Сколько вам лет, Генри?
– Тридцать четыре, – он вопросительно взглянул на неё, а потом тонким голосом манерно произнёс. – Вообще-то девушку неприлично спрашивать о её возрасте.
Ника искренне рассмеялась. Генри смотрел на её счастливое лицо и был рад, что от недавней грусти не осталось и следа.
– Я бы дала вам больше. Из-за бороды, – она указала на неё пальцем.
– Да-а-а, – протянул Генри, – хотел быть чуть менее узнанным. Не всегда кепка и очки спасают. Но это не особо помогло.
– Нет, – подтвердила она. – Много поклонников встретили по пути?
– Норвежцы удивительные люди. Я так свободно не чувствовал себя с тех времён, как окончил школу. Кажется, они уважают личную жизнь лучше других и совсем не докучают.
– Да, я тоже заметила. Все такие вежливые, приветливые. Не то что в России.
– Я где-то слышал, что в России люди совсем не улыбаются.
Ника усмехнулась:
– Потому что мы не улыбаемся из вежливости. Наша улыбка – признак искренности. Она как ценный приз. Если человек вам улыбнулся, значит вы ему нравитесь.
Генри остановился. Они оба замерли, глядя друг другу в глаза. Ника поняла, что сейчас выдала себя, потому что её лицо сияло.
– Значит… – начал Генри, но не успел договорить. На них внезапно обрушился ливень такой силы, что через пару мгновений с трудом можно было разглядеть дальше пятидесяти метров. Тед ворчливо уткнулся в лапы, пытаясь укрыться от воды. Но все вымокли в считанные секунды.
– До дома не больше пятиста метров, – пытаясь перекричать шум воды, сказал Генри. – Если поторопимся, есть шанс избежать пневмонии.
Нике выбирать не пришлось. Она послушно двинулась за Генри, стараясь не отстать. Вода затрудняла путь, сильно утяжеляя одежду, а в сапогах начало хлюпать. Войту же приходилось толкать перед собой телегу, которую моментально стало заливать. Холодная вода достигла кожи, из-за чего оба бились в крупной дрожи, и, едва достигнув порога бросились снимать верхнюю одежду. Со всех троих стекали настоящие ручьи, и пол моментально стал мокрым.
– Бросайте всё на пороге, я потом уберу, – Генри взял из рук Ники куртку и бросил на пол, вышел из комнаты, пока она стягивала сапоги, и через несколько секунд появился со стопкой полотенец, которую протянул ей. Пока она сушила волосы и промокала одежду, Войт перетащил пса на коврик и принялся вытирать ему шерсть. Пёс подвывал и после процедуры стал нализывать наложенную Никой повязку.
Генри с утра не топил камин, поэтому в доме было прохладно, и от его взгляда не укрылось, как мелко дрожит его гостья. Он подошёл к ней, взял её под локоть и повёл в одну из спален. Почувствовав, как напряглась её ладонь, указал на дверь в комнате.
– Там ванная. Чистые полотенца и горячая вода. Вам нужно согреться. В шкафу тёплая одежда. Вам она будет велика, но выбирать не приходиться.
Он увидел, как она с облегчением выдохнула.
– Спасибо, – прошептала девушка краснея.
Он вышел из комнаты, вежливо прикрыв за собой дверь. Ника надеялась, что в доме есть ещё одна ванная, потому как сам Генри тоже рисковал заболеть, если не согреется и не переоденется в сухое. Она вошла в светлую комнату. Кафель на полу был тёплым и приятно грел ноги. Девушка быстро сняла мокрую одежду, отжала её и развесила. Забралась в душ и открыла кран, подставив лицо под обжигающую воду.
Дрожь почти сразу прошла. В её хижине не было таких удобств и приходилось мыться в раковине. За два месяца она забыла, какой же это чистый кайф – просто принимать душ. Она неспеша втирала в кожу ароматный гель, а в волосы мягкий шампунь. Такие маленькие радости принесли ей ощущение небывалой лёгкости, будто тяжкий груз упал с её плеч.
Комната наполнилась клубами пара, зеркало запотело. Выйдя из душа, Ника обтёрлась пушистым полотенцем и протёрла стекло, чтобы взглянуть на себя. Лицо, обрамлённое влажными волосами, раскраснелось. Она давно не видела своё отражение и была неприятно поражена. Она отощала. Плечи, ключицы и рёбра угловато выпирали под кожей, грудь стала меньше, на бёдрах проступали косточки. Стыдливо обернув вокруг себя полотенце, в надежде забыть увиденное, она зашла в спальню. Среди аккуратно сложенной в шкафу одежды она выбрала тренировочные штаны и свитер, надев их на голое тело, на полках нашла носки и, чтобы не выскользнуть из них, заправила в них штаны. Выглядело это всё смешно, одежда свисала как на вешалке, зато неплохо согревало.
Приоткрыв дверь, она выглянула из комнаты. Дождь всё так же барабанил по крыше, за окнами стало совсем темно. В гостиной был слышен треск поленьев, в доме заметно потеплело. Одежда и полотенца были убраны, пол вытерт насухо. Тед так и лежал на том же коврике, куда положил его Генри, но теперь рядом с ним стояли миски с кормом и водой. Увидев её, пёс приподнял голову и навострил уши, но уже через секунду отвлёкся на свой ужин. В воздухе витал приятный аромат жареного мяса и специй. На кухне у плиты, одетый в новую футболку и брюки, стоял Войт. Его тёмные волосы были ещё влажными. Услышав её шаги, он поднял глаза и засмеялся:
– Вам идёт.
– Я тону, – с улыбкой Ника развела руки в стороны, показывая, насколько всё плохо.
– Постараюсь это исправить. Надеюсь, вы такая тощая не из-за того, что питаетесь одной травой, потому что на ужин у нас стейк из говядины. Мясо едите?
Она кивнула.
– Отлично. Не знаю как вы, а я жутко проголодался.
– Где моя одежда? – она обернулась, ища глазами свою куртку.
– В стиральной машине. Остальное тоже можете забросить. До утра всё высохнет.
– До утра? – девушка в удивлении раскрыла глаза.
Он посмотрел на неё как на умалишённую.
– Если вы думаете, что ночью я выпущу вас из дому под ливень, да ещё и в моём любимом свитере, вы ошибаетесь. Та спальня ваша, – он махнул лопаткой в сторону комнаты, из которой она вышла, но видя её смущение, отложил лопатку и серьёзным тоном произнёс. – Ника, если вы подумали, что я посягаю на… вас, можете быть спокойны. И в мыслях не было причинять вам неудобство. Но в данных обстоятельствах считаю себя обязанным позаботиться о вашем здоровье. Мы как-то попали под такой вот ливень, и через день загремели в больницу с двухсторонней пневмонией.
– Мы? – ей стало вдруг интересно, с кем так промок её сосед. Его девушка? Господи, она ведь даже не знает, есть ли она у него, и не ставит ли в неловкое положение Генри, оставшись с ним наедине. Хотя, если подумать, разве её не должно быть рядом?
– Я и мой брат, – тихо произнёс Войт, отворачиваясь к шкафу за тарелками, но от Ники не укрылось то, как опустились его плечи и сгорбилась спина, будто она затронула щепетильную тему, которую бы лучше сменить.
– К говядине прекрасно подошло бы красное сухое вино. Но, думаю, здесь ему взяться негде.
– Ошибаетесь, – Генри развернулся к ней как ни в чём не бывало. – Дальше по коридору, в кладовой. В вине разбираетесь?
– И довольно неплохо, – она была приятно удивлена, обнаружив в кладовке небольшой винный шкаф. Испанские, французские, калифорнийские вина – такой коллекции можно было позавидовать. Ника брала в руки каждую бутылку и внимательно осматривала и спустя несколько минут остановила свой выбор на французском бордо 2010 года. Вернувшись, она обнаружила Генри уже за накрытым столом. Её ждали мясо, сыры, хлеб и свежие овощи.
– У вас неплохая коллекция, – присаживаясь, сказала девушка.
Генри достал штопор и откупорил бутылку.
– Да, но это не мой дом. Я снимаю его, – сказал он, разливая вино по бокалам.
– Тогда мне не следовало брать бутылку стоимостью триста евро, – Нике было и смешно и стыдно.
Генри поднёс свой бокал к её.
– Не беспокойтесь. Я угощаю, – заговорщицки прошептал он.
Они чокнулись и пригубили. Аромат вина был упоительным, отдающим цветочными сладкими нотками. Голова у Ники тут же закружилась – лучше бы вначале она попробовала мяса, чем пить на голодный желудок.
Стейк вышел сочным и таял во рту, и поначалу они ели в полной тишине, но постепенно, чувствуя, что голод уходит, Ника расслаблялась. Тепло и дурман проникали до самых кончиков ног и рук.
– Вкусно, – Генри посмотрел на багровую жидкость в своём бокале. – Не скажу, что я поклонник вин, но это мне нравится. Значит, вы неплохо разбираетесь в вине, рисуете, оформляете дома. Какие у вас ещё таланты? Поёте и танцуете?
– Нет, – Ника сделала ещё глоток, чувствуя, как вино слегка вскружило голову и начало развязывать язык. – Родители пытались отдать меня и на танцы, и в музыкальную школу. Я выросла в семье, тесно связанной с искусством – отец играл на фортепиано, а мама писала картины. Наш дом был всегда полон представителями творческой интеллигенции. Актёры, писатели, оперные дивы и артисты балета, и отдать меня в руки Аполлона было лишь делом времени. Но оказалось, что у меня совершенно нет слуха, а строгой дисциплине в балете я противилась изо всех сил. Устраивала истерики до тех пор, пока меня просто не выгнали. – Ника усмехнулась, погружённая в воспоминания. – Но мама заметила во мне интерес к рисованию. Хоть у меня по началу плохо выходило, но она была терпеливым учителем.
Генри заметил, как с последней фразой она заметно сникла.
– Была? – он замер в ожидании, что она продолжит.
– Отец умер от сердечного приступа, когда мне было двадцать. А мама последовала за ним через полгода – не выдержала разлуки с ним.
– Мне жаль, – тихо произнёс Генри.
Ника лишь слабо улыбнулась. Ей нравилось, как Генри смотрел на неё и каким внимательным слушателем оказался. Она так давно ни с кем не общалась, а в его компании чувствовала себя совершенно спокойно и безопасно. Будто оказалась не в гостях, а дома.
– Меня очень поддержали друзья, – продолжила она. – Они помогли мне пережить потерю, привели меня в чувство. Я тогда была на третьем курсе института. Думала взять академический отпуск, чтобы привести дела в порядок. Но друзья запретили мне, представляете? Сказали, что за год я упущу много возможностей и снова влиться в учебный процесс будет трудней. Я послушала, как смогла окончила год, а в следующем применила все свои силы, начала работать, оформила пару открывающихся заведений у знакомых, которые не могли позволить себе профессионала. Но дело так хорошо пошло, они стали рекомендовать меня другим, и к концу учёбы у меня было уже приличное портфолио.
– Так из рисования вы пришли к дизайну?
Ника кивнула.
– Это увлекло меня гораздо больше, чем работа с холстом.
Генри откинулся на спинку стула и обвёл рукой комнату.
– Как бы вы изменили интерьер здесь?
Ника оглянулась вокруг.
– Признаюсь, пока вас не было, я приходила к этому дому и рассматривала его через окна. Тут всё было укрыто тканью, так что я могла только догадываться, какая здесь мебель и убранство. Но я представляла себе что-то похожее на дом моей бабушки. Это также был крепкий деревянный дом, с кружевными салфетками на столах и комодах, деревянной мебелью и самодельными ковриками. И всё почти так как я себе и представляла – очень аутентично, но не лишено прагматичности. Правда, я бы хотела видеть здесь витраж. – Она показала на западное окно. – Солнце при закате волшебно бы отражалось сквозь цветное стекло.
