Лина Ласс
Оставить на память
Ника мечтательно смотрела в тёмное окно, ясно представляя как свет, переливаясь, отражался бы в комнате, и не замечала, что Войт завороженно рассматривает её.
– А вы? – она повернулась к Генри, и он удивлённо вскинул брови. – Я рассказала свою историю. Баш на баш, – произнесла Ника на русском.
– Баш на баш? – повторил Генри. – Что это?
– Ты – мне, я – тебе. История за историю. Как вы стали актёром?
Он усмехнулся. Он так много раз отвечал на этот вопрос в многочисленных интервью, что не думал, что на свете есть ещё люди, которые не знают на него ответа. Тем не менее ему всегда было неловко рассказывать об этом, потому что каждый раз он раскрывал своё прошлое.
– История до банальности проста. Я родился на ферме. Отец держал овец. Место совершенно уединённое, а из всех развлечений нам был доступен только местный паб в ближайшей деревне. Понятное дело, что меня воспитывали с мыслью, что единственное, что меня ждёт в этой жизни – это овцы и три пинты пива по пятницам. Но меня не устраивал такой расклад. Пару раз ещё в школе я сбегал из дому в поисках лучшей жизни. Подрабатывал то посыльным, то разнорабочим. Но отец всякий раз меня находил и возвращал домой. Правда, когда я оканчивал последний класс школы, отец скончался, и выяснилось, что мы в долгах по самую крышу. Не знаю, на что он рассчитывал, думая оставить всё мне. Чтобы расплатиться, пришлось всё продать под чистую, даже старый дедушкин Купер. Брат мамы приютил нас. Она устроилась на работу и поначалу содержала меня и брата. А потом я ушёл в армию.
– Вот откуда у вас эта выправка! – Ника широко распахнула глаза. – Это угадывается, если обратить внимание. Сколько лет?
– Пять. А когда вернулся, решил попытать счастье в Лондоне. Подрабатывал в одном баре, где меня заприметил один скаут. Предложил поработать моделью. – Генри развёл руками. – Мне повезло родиться с симпатичной мордашкой, но я был абсолютным деревенщиной. Зато подумал, что могу на этом заработать больше, чем барменом в протухшем пабе. Он взялся за меня, увидев потенциал, обучил всему. Правда, стал вскоре приставать, приняв меня за гея. Пришлось объяснять как умею, что так делать не стоит.
Ника засмеялась, запрокинув голову. Её смех, такой искренний и звонкий, показался Войту одним из самых чудесных, что он слышал, и Генри рассмеялся вслед за ней. Во время его рассказа она то и дело поправляла волосы и накручивала их на палец. Закусив губу, она с удовольствием отметила, как его взгляд метнулся к её рту, и он на мгновение запнулся.
«Да ты заигрываешь», – подумала она про себя и ей отчего-то стало стыдно. Пора было заканчивать с вином – оно слишком кружило голову.
– После фото поступили приглашения на небольшие роли в сериалах. А дальше пошло-поехало. У меня получалось играть, я пошёл на курсы актёрского мастерства, стал зарабатывать не сказать, чтобы больше, чем в баре – всё-таки жизнь в Лондоне не из дешёвых – но мне нравилось.
– Вы бы стали неплохим поваром, – сказала девушка, кладя в рот очередной кусок стейка.
– Кто вам сказал, что я им не был?
Она удивлённо уставилась на него.
– После школы, перед тем как поступить в армию, я работал у своего дяди в ресторане, – он прыснул со смеху. – Это дядя так его называл. Это была небольшая забегаловка, где подавали паршивое пиво и блюда из замороженных полуфабрикатов. За полгода я поднаторел в прожарке и мог по запаху определить, на сколько дней просрочено мясо.
– Что же произошло, что мир лишился такого шефа как вы?
– Пиво. На свой девятнадцатый день рождения я обнёс заведение своего дядюшки на десять галлонов пива, чтобы угостить своих друзей. Наутро он ворвался в наш дом, накричал на мать, что она воспитала преступника, пару раз приложил меня об стол и, кажется, уволил. Я плохо помню. И тогда я понял, что большая кухня – это не моё.
– И пошли служить? – он кивнул, делая глоток, и заглянул на дно бокала.
– Побывал и в Афганистане, и в Сирии. Два ранения. Уволился в звании младшего лейтенанта.
– Отчего так?
Их голоса становились тише. Генри ненадолго замолчал, собираясь с мыслями и, вздохнув, ответил:
– Из-за второго ранения. После него мне дали увольнительную для восстановления, что дало мне время всё хорошенько обдумать. Бой был очень серьёзным и мог окончиться куда как печальней. Когда я пошёл служить, не особо думал о своей семье. Что будет, если я не вернусь? Дома у меня оставались мать и младший брат, Уильям. На тот момент ему исполнилось шестнадцать, совсем мальчишка. И когда передо мной оказалась граната… знаете, это правда, что говорят, будто в такие моменты вся жизнь проносится перед глазами, – он провёл рукой слева направо. – Вот и у меня так же было, а последнее, что я увидел перед взрывом, было лицо Уильяма, когда он был ещё ребёнком. Никогда не забуду этот взгляд. Я тогда объявил им, что ухожу служить, а он на меня так посмотрел… будто я его предал. Он недавно потерял отца и вот узнаёт, что старший брат бросает его. – Генри взглянул на Нику, будто ища поддержки. Сейчас перед ней сидел мужчина, который устал притворяться сильным, он открывал ей, возможно, то, с чем не делился ни с кем. И она внимала ему, не мешая исповедоваться.
– Да, тогда я ушёл, – продолжил Войт, опустив голову. – Но большим предательством была бы моя смерть. Я бы оставил его одного. И маму тоже. И я решил уволиться и вернуться домой. Думаю, это было самым верным моим решением за всю жизнь. А теперь… – он запнулся, не решаясь продолжить. Его глаза увлажнились, но он старался скрыть подступающие слёзы.
– Генри, – Ника наклонилась к нему и накрыла его руку своей. Она чувствовала, что то, что он не договаривает, сейчас тяжёлым грузом лежит на его сердце. Ему просто необходимо было выговориться, и, за неимением вариантов, она была готова послужить ему поддержкой. – Я слушаю.
– Вы тут вообще без всякой связи? Ни телевизора, ни интернета? – спросил он.
– Нет, – прошептала она, не понимая к чему он клонит.
– Я мог бы догадаться. Но это и к лучшему. В вас нет ни капли сочувствия, от чего я и так устал за прошедшие месяцы. – Генри убрал свою руку, и Ника тут же почувствовала опустошение. Он собрался, не видно было и намёка на слёзы. – Между съёмками я ненадолго вернулся домой. У меня дом в пригороде Лондона. Когда я туда приезжаю, брат часто меня навещает. Мы идём в какой-нибудь паб, играем в дартс или просто катаемся по дорогам. Можем даже заночевать на природе, прямо в машине. Да, холодно бывает, но зато каждый раз такие виды… И тут он как всегда заваливается ко мне без приглашения и объявляет, что женится. Куда тебе, спрашиваю. Всего двадцать шесть и уже лезет в петлю! Ещё толком ничего не видел. Но он выглядел таким счастливым и уверенным. Хоть я и старше его на восемь лет, но его взгляд на жизнь куда более серьёзный, чем у меня. Он даже пытается поучать меня и наставлять по-своему. – Генри усмехнулся, но взгляд его был рассеянный, будто то, что он рассказывал, переживалось им вновь. – И я предложил ему устроить мальчишник прямо здесь и сейчас. Уилл сказал, что за этим он, собственно, и явился. Мы запрыгнули в машину и помчались в Лондон. Думали напиться и заночевать в квартире, которую он снимает.
Генри снова запнулся.
– Снимал, – теперь слова давались ему с трудом, будто он вытягивал на свет то, что причиняло боль. – До Лондона мы так и не доехали. В паре километрах от города грузовик выехал на встречную полосу и… – холодок прошёл по спине Ники. Она догадалась, что произошло ещё до того, как Генри произнёс следующее, – он прошёл как нож в масло в том месте, где сидел мой брат. От шока я даже не сразу понял, куда он подевался, ведь только что сидел по левую руку. Машину развернуло так, что мне открылась вся ужасающая картина. С трудом помню, как вышел на дорогу. Кажется, я пытался его… – судорожный вздох сдавил Войту горло, и из обоих глаз у него хлынули слёзы. Он тут же смахнул их, стараясь не показывать свою слабость.
– Мне сказали, что у водителя грузовика был сердечный приступ, но он выжил. Приехавшие медики успели его откачать. Но знаешь, что самое несправедливое? – он взглянул на Нику, которая застыла, слушая. – Смерть второй раз прошла рядом со мной, не оставив почти ни одной царапины. Врачи скорой говорили, что я родился в рубашке – так, только ссадины остались. Но кто из нас и был достоин жить дальше, так это он.
– Зачем ты так говоришь? – порывисто спросила Ника.
– Это правда. Я в своей жизни делал многое из того, чем не принято гордиться. Из боевых действий ангелами не возвращаются. Да и Голливуд отнюдь не святое место. А он из тех, на кого можно наложить все ожидания этого чёртового мира. Такой умный искренний парень, у которого вся жизнь впереди. Занимается юриспруденцией, хочет работать в бесплатной консультации, чтобы помогать тем, кто не может себе позволить нанять хорошего юриста. Собрался жениться, надо же! И в один миг всё лопается как мыльный пузырь. Все его надежды, мечты и желания. Ничего не осталось, только память. Я никак не могу забыть этот вечер и то мгновение, когда нас осветили фары грузовика. Думал, что это самое страшное. Но нет, самое страшное началось потом. На его похоронах я даже не мог смотреть на его невесту, зато её взгляд чувствовал кожей. Он будто прожигал насквозь своей ненавистью. Телефон трезвонил без перерыва, дом осаждали толпы репортёров, кто-то понаглей даже в дом умудрился залезть. Ещё бы, такой повод – в страшной автокатастрофе чудом выжил Генри Войт. Мне даже приписывали предумышленное убийство брата. Мать и так превратилась в тень, а они такими заголовками довели её до больницы. А я и без того чувствую себя виноватым в его гибели, ведь за рулём сидел я. Если бы я среагировал в ту секунду и увёл машину в сторону, трагедии можно было бы избежать, и Уилл остался бы жив.
Генри понурил голову. Его плечи опустились, а лицо осунулось. Всё это время Ника боялась пошевелиться. Да, он был прав, когда сказал, что в ней не было и капли сочувствия. Всё потому, что до этого она видела перед собой успешного, молодого и красивого мужчину, который идёт легко по жизни. В какой-то момент у неё в голове промелькнула мысль, а не разыгрывает ли он перед ней спектакль? Всё-таки это его призвание. Но когда она увидела, как он старается скрыть чувства, как начинает заметно нервничать, обнажая свою слабость, внутри у неё всё надломилось. Ещё недавно этот совершенно чужой ей человек, мужчина из другого мира, стал ей ближе, чем кто-либо на этой планете.
– Я всё ещё не могу перестать говорить о нём в настоящем времени, – пробормотал Генри и вновь посмотрел на неё. Взгляд голубых глаз пронзил её, так что Нике стало жарко. Хотела ли она утешить его? Несомненно. Но имела ли право? Она вспомнила как он отдёрнул свою руку. Было ли ему неприятно? Или он не хотел лишний раз показать свою уязвимость?
– И тогда ты попытался спрятаться ото всех здесь? – она выдержала его взгляд, но Генри и не думал опускать глаза.
– Да, – прошептал он.
– Как иронично, – Ника слабо ухмыльнулась и отпила из своего бокала. – Я тоже. Но только от одного человека.
Глава 5
Ника собрала пустые блюда, но Генри перехватил её руку.
– Что ты делаешь? Ты у меня в гостях, оставь.
Но она и не думала отступать.
– Ты и так многое сделал для меня. Обогрел, накормил. Самое малое, что я могу – это помыть тарелки.
Ника прошла на кухню, поставила посуду в раковину и включила кран. Она чувствовала, что Генри на неё смотрит. Его взгляд можно было ощутить даже сквозь тяжёлый свитер. Но самое странное было то, что ей не был неприятен этот взгляд. Наоборот, она чувствовала лёгкое головокружение. Жар, появившийся на лице, медленно опустился к груди, а затем и к животу.
«Да что со мной?» – подумала Ника. – «Он сейчас вывернулся наизнанку, изливая душу, а я только и могу думать, как запустить руки ему под футболку».
Она хотела его. И дело теперь было не только в мимолётной фантазии прошлой ночи. Хотела этого сильного мужчину, не побоявшегося открыться ей со слабой стороны. Но хотел ли её Генри? Ведь он уверил, что не имеет таких мыслей, прямо намекнув, чтобы она не боялась поползновений с его стороны. Да и отчего он будет смотреть на жалкое подобие той прежней Ники, которой она была совсем недавно? Прошлое, где мужчины кидали ей вслед восхищённые взгляды и осыпали комплиментами, казалось, было в какой-то параллельной вселенной. Сейчас же она была серой тенью себя самой.
Быстро закончив с посудой, она вытерла руки полотенцем и уже подумала откланяться, но увидела, что Генри так и сидит за столом, опустив голову и глядя на опустевший бокал.
– Твоя очередь, – он откинулся на спинку стула, сложил руки на груди.
– Моя очередь?
– Баш на баш! – он рукой пригласил её снова занять место за столом напротив него. Но увидев, что она колеблется, молча вылил остатки вина в её бокал. Теперь он ждал от неё той же откровенности, что проявил он. Справедливо. Ника села на стул и от волнения залпом выпила вино. Было страшно и стыдно, и хотелось наконец-то снять груз с плеч.
– Я сейчас не ношу кольцо, но я замужем, – начала она. – И мой муж, насколько я знаю, находится в добром здравии сейчас в Москве.
Ей показалось, что лицо Генри напряглось, а взгляд стал более сосредоточенным.
– До встречи с ним я работала в одном из лучших архитектурных бюро. Мы занимались проектами интерьеров по всему миру. За пару лет я объездила половину Европы, Африки и Азии. Наши клиенты были, как правило, довольно обеспеченные люди. И среди них я встретила своего будущего мужа. Он обратился к нам, чтобы обустроить квартиру. Это было старое, но просторное жилище – настоящий чистый холст. Он дал нам карт-бланш, что нечасто встречается. Это как дать художнику чистый лист, краски и сказать «Твори!» В эту работу я вложила всю себя, все нереализованные идеи, всё, что мечтала видеть в своём собственном доме. И он… заметил меня.
Ника опустила взгляд на свои руки. Она теребила рукава свитера, пытаясь справиться с волнением.
– Знаешь, наши мужчины умеют красиво ухаживать, а богатые мужчины тем более. Я была окружена цветами, подарками, вниманием. Моя наивность меня ослепила. Многое, что могло бы насторожить, я оправдывала заботой обо мне. Он всегда должен был знать, где я, с кем, что делаю. Через какое-то время я даже стала одеваться так, как нравилось ему, пить и есть то, что предпочитал он. Но я была влюблена и готова пойти ради него на всё. Через полгода мы поженились. Он настоял, чтобы свадьба была скромной, чуть ли не тайной. Я даже не была в белом. Говорил, что дела не позволяют ему устроить пышный праздник и обещал, что через год обязательно его устроит. Но он так и не сдержал обещание. И поначалу всё казалось идеальным. Он привёл меня в свой дом, сделал там хозяйкой. Мне ничего не приходилось делать самой – у нас была кухарка, домработница, шофёр и даже садовник. Я нужна была ему как украшение. Но оставалось то, с чем ему приходилось меня делить. Я обожала свою работу, жила ею и не собиралась от неё отказываться. Довольно скоро мы стали ссориться. Он хотел, чтобы я занималась только домом, а по вечерам встречала его на пороге. Сейчас я понимаю, что он ждал, что я стану от него полностью зависеть, что он подчинит меня себе, но тогда… В конце концов он сломал меня, поставив перед выбором – либо он, либо работа. Мне стало вдруг страшно потерять его, и я выбрала нашу семью. Тогда я ещё не понимала, что он крепко-накрепко привязал меня к себе. Со стороны мы казались идеальной семьёй, он с гордостью представлял меня, наряжая в дорогие побрякушки, сводил с такими же жёнами своих друзей, во взглядах которых можно было прочитать ту же безысходность, что появилась со временем и у меня. Хвалился мной как красивой игрушкой. А наедине, когда закрывались двери спальни, он снимал маску хорошего мужа. Я каждый вечер выслушивала какая я никчёмная и бесполезная, что на меня жалко смотреть, что я не умею себя вести в обществе. И это случалось так часто, что я начала в это верить. Мой дом стал для меня золотой клеткой, дни в котором стали похожи один на другой. Я начала избегать своих друзей и родных, боялась слово поперёк сказать своему мужу, потому что он тут же взрывался. Но первый раз он ударил меня только через год после свадьбы.
Ника замолчала и судорожно сглотнула, всё ещё боясь поднять глаза и встретиться взглядом с Генри.
– Я встретилась днём с подругой и надеялась вернуться домой до его возвращения. Но он как чувствовал и уже ждал меня. Я и слова сказать не успела как получила удар в живот. Потом он долго извинялся, просил прощения, говорил, что ему безумно жаль, старался задобрить подарками. И я простила, поверила, что он так больше не поступит. Но уже через месяц это повторилось. На этот раз только пощёчина и тоже из-за пустяка. Но тогда я пригрозила уйти. И история с извинениями повторилась. Он даже сделал щедрый жест – подарил мне ту самую квартиру, которую я проектировала. Этим он снова меня купил. Никогда не думала, что окажусь такой продажной, – Ника грустно рассмеялась.
– Через три месяца я узнала, что жду ребёнка. Я была на седьмом небе от счастья. Я знала, что он тоже хотел этого и поспешила сообщить радостную новость. Он был рад, и даже стал казаться снова тем внимательным и заботливым мужчиной, за которого я вышла замуж. Но только казаться. Ему не понравилось, что я пригласила к нам друзей, он как будто вообще не хотел делиться со мной с кем бы то ни было. Исполнив роль доброго хозяина, он отыгрался на мне после того как все разошлись. Обвинил меня во флирте с моим другом, придумал несуществующие измены и вдруг бросил мне в лицо, что я нагуляла этого ребёнка на стороне. Это разбило мне сердце. Я попыталась ударить его, но он оказался проворней и сильней, – голос Ники затих, а рука коснулась живота. – Я его потеряла.
– Почему ты не ушла? – проговорил Генри сухо.
– Я уходила дважды. Не имея работы и сбережений. Но он силой меня возвращал. И всё сопровождалось жёсткими побоями. Старался бить не по лицу, но во второй раз не сдержался. Гематомы были здесь, здесь, – Ника показала на шею, лицо. – Везде. Сломал три ребра и ключицу. Очнувшись в больнице, я поняла, что, если что-то не придумать, он просто убьёт меня.
– А полиция?
– Я не сказала? – встрепенулась Ника. – Он чиновник в Министерстве внутренних дел. Он сам полиция.
– Но ты здесь, – Генри наклонился ближе к Нике. – Значит, вырваться всё же получилось.
– Было очень непросто. Он лишил меня какой-либо связи с внешним миром – телефон, лэптоп, даже банковские карты. Я не могла никому сообщить, что мне нужна помощь, а из дома меня не пускала охрана. Мне пришлось разыгрывать из себя любящую пай-девочку, пустить пыль в глаза, чтобы усыпить его бдительность. И мне удалось. Он отлучился из города в командировку. Его не должно было быть около недели. За это время я должна была исчезнуть. Через день как он уехал, я разыграла целый спектакль. Притворилась, что у меня открылось кровотечение, будто я была в положении, и меня срочно нужно везти к врачу. Из сейфа я взяла только документы и наличные. В больнице мне удалось подкупить врача, который сказал охране, что мне нужен стационар на ближайшие пару дней во избежание выкидыша. Я попросила их не сообщать мужу, чтобы не беспокоить его лишний раз, а сама через медсестёр связалась со своими друзьями. Уж с кем, а с ними мне невероятно повезло. Одна моя подруга юрист, очень хороший. Она сразу поняла, что нужно делать и взяла на себя все сборы. Вечером следующего дня меня уже ждала машина. Дом, в котором я здесь поселилась, тоже нашли мне друзья. Я оставила распоряжение начать процедуру развода через доверенное лицо и в данный момент ожидаю начало судебного процесса. Как только это случится, домой мне путь заказан. Возвращаться в Москву я не собиралась. По дороге сюда я каждый раз вздрагивала от любого шороха, опасаясь, что он каким-то образом найдёт меня. А несколько дней назад мне сообщили, что он отправил людей на мои поиски. И хоть мы постарались тщательно замести следы, я была уверена, что они вот-вот меня найдут.
– И когда ты увидела меня, подумала, что твой муж тебя нашёл, – её молчание лишь подтвердило догадку Генри. Ника старалась быть хладнокровной, но предательские слёзы рвались наружу. Она замечала лишь, как всё расплывалось, но не чувствовала влаги на своих щеках. Войт поднял руку и пальцами стёр мокрые дорожки с её кожи.
– Прости, – прошептала она.
– За что? – он удивлённо поднял брови.
– Я испугалась тебя тогда, избегала встречи с тобой. А оказалось, что мы нуждались друг в друге.
Он замер, удивлённый её словами. Она озвучила то, о чём он уже подумал. Двое совершенно незнакомых людей бежали каждый от своего рока, а судьбе было угодно свести их вдалеке от чужих глаз. Каждый искал успокоения, а нашёл друга. Они не только выслушали один одного без жалости и упрёка, но и отпустили какую-то часть своих страданий на волю. Нет, не полностью, это было невозможно – их горе навсегда останется с ними – но стало чуть легче.
– Мне очень жаль, что тебе пришлось пережить такое. Не каждая смогла бы. Ты сильнее, чем думаешь.
– А ты не должен бояться показаться слабым, – она робко улыбнулась. Молчание повисло в комнате, был слышен только стук дождя в окно и треск затухающих дров в камине. Ника затаила дыхание, её рот непроизвольно открылся, когда она заметила, как расширились зрачки Генри. Он тоже замер, его дыхание участилось, а рука, утиравшая её слезы стала легко поглаживать её кожу. Нику снова бросило в жар. Она боялась, что в тусклом свете будет видно, как её лицо покраснело. Тепло стало разливаться внизу живота, а внутри всё сжалось от желания. Войт заметно наклонился к ней через стол, а она почувствовала, что не в силах сопротивляться.
И вдруг ей стало страшно. То, чего она ещё недавно хотела, теперь испугало её до чёртиков. Ника резко отшатнулась и вскочила с места:
– Я… мне… кажется, пора спать. Я устала. Ты, думаю, тоже? – мысли её путались, не успевая друг за другом.
«Ты всё выдумываешь. Не может он тебя хотеть. Это всего лишь жалость, всего лишь жалость…»
Генри вслед за Никой встал со своего стула быстрее, чем можно было ожидать.
– Что-то не так? – спросил он.
– Нет, нет, всё нормально! – ответила она слишком поспешно.
– Ты обронила стул, – Генри рукой показал ей за спину. От волнения она даже не заметила, что, встав, оттолкнула стул так, что тот свалился набок. Пробормотав извинения, она поставила его на место. Руки дрожали и, чтобы скрыть это, она натянула на них и без того длинные рукава свитера. Спотыкаясь об коврики, она пошла к двери своей спальни с явным намерением запереться там до самого утра, укутавшись с головой в одеяло, сгорая от стыда, волнения и неутолённого желания. Но за спиной услышала своё имя:
– Ника! – в этот раз голос Генри был почти умоляющим. Одним словом он попросил…что? Остаться? Она остановилась и медленно обернулась. Он тяжело дышал и будто поглощал её одним взглядом, но не решался сделать и шага навстречу. – Я напугал тебя?
– Нет, – голос её отдался хрипотцой, а грудь тяжело вздымалась.
– У тебя руки дрожат.
– Я знаю.
– Почему? – он сделал шаг.
– Не знаю.
Ещё один шаг.
– Если ты скажешь, что не почувствовала сейчас ничего, я запрусь у себя в комнате и больше тебя не потревожу.
Ещё шаг. Он двигался плавно, медленно, боясь спугнуть то, что представляло ценность и нуждалось в доверии. Одно резкое движение, и она сбежит. Потому он давал ей выбор. Войт остановился в метре от неё. Последний шаг она должна была сделать сама. Или развернуться и уйти. Генри готов был к любому решению, что не отменяло того факта, что весь вечер ему хотелось поцеловать её, слизать с губ ароматные капли вина, закопаться в её рыжие волосы и заключить в объятия. Он видел в её глазах то же желание, что он испытывал к ней. Это не могло быть ошибкой – её глаза, дыхание, румянец на щеках – всё говорило об этом. Но если он ошибся, он отступит.
А потом Ника сделал крошечный шажок навстречу, и он выдохнул с облегчением. Своими тонкими руками она коснулась сначала его предплечий, потом выше. Прильнула к нему, уткнувшись лицом в его шею, и Генри почувствовал на коже её жаркое дыхание. Он нежно приобнял её, а она прижалась сильней, обхватив руками его плечи. Теперь они дышали в унисон. Войт гладил рукой её волосы, будто убаюкивая. Нике наконец-то стало спокойно. Обнимая Генри она почувствовала себя в безопасности. Он был прав – он не мог причинить ей вреда. Так хорошо ей не было уже давно. Можно было бы стоять в его объятиях хоть до скончания веков. Но она хотела большего, и он тоже. Она чувствовала.
Генри приподнял её лицо за подбородок, заглянув в глаза.
– Я хочу тебя… – прошептал он.
Ей нужно было услышать это, чтобы всякие сомнения отпали.
– …поцеловать? – ответила она с улыбкой, за которой стояло обещание гораздо большего.
Он накрыл своим ртом её губы. Какой же сладкой она оказалась! Поцелуй был глубоким, нежным. Его борода то щекотала, то царапала ей лицо, но Нике было плевать. Она жадно впивалась в него, боясь на миг остановиться. Генри чувствовал её дрожь, его руки проникли под её свитер, коснулись горячей кожи.
«Господи, какая же ты хрупкая», – подумал он.
Войт оторвался от неё только чтобы подхватить на руки. Она была такой лёгкой, словно ничего не весила. Ногой толкнул дверь спальни и внёс её в комнату. Аккуратно положив её на кровать, осыпая поцелуями, он стащил с неё свитер, а затем и брюки. Ника оказалась перед ним совершенно обнажённой. Он навис над ней, поглаживая кончиками пальцев её кожу и внимательно осматривая каждый сантиметр её тела – тонкие руки, стройные длинные ноги и изящные ключицы, аккуратная грудь. Вся её фигура была утончённой и требовала тактичного и нежного обращения. Она вдруг проявила стыдливость и попыталась прикрыть грудь, но Генри не дал ей это сделать, разведя её руки в стороны.
– Зачем? – прошептал он, вглядываясь в её смущённое лицо.
– Сейчас я не такая, какой была раньше, – она опустила глаза.
Но Войт лишь усмехнулся.
– Ты даже не представляешь, как ты красива, – он целовал её шею, опускаясь ниже. Взяв в рот её сосок, он стал посасывать его, а пальцами проник в её лоно, заставив выгнуться дугой. Из её рта вырвался стон. Она ухватилась за его волосы, прижимая к себе сильней и требуя ещё.
Внутри она была горячей и узкой. Влага стекала по его пальцам, пока он терзал её изнутри. Не отрываясь от неё ни на секунду, переходя то к её губам, то возвращаясь к груди, он нажимал на самую чувствительную точку её тела, заставляя дрожать и извиваться.
Ника сжимала его плечи, царапая кожу. Её глаза то зажмуривались, то распахивались и поражали своей глубиной. Казалось, они потемнели и из зелёных превратившись в чёрные омуты. Дыхание Ники стало порывистым, она была близка к тому, чтобы кончить, но он не собирался так легко отпускать её. Быстро избавившись от своей одежды, он без предупреждения легко вошёл в неё. Снова стон, больше похожий на крик, вырвался из её рта. Генри даже испугался, что сделал ей больно, но тихое «да» сказало об обратном.
Внутри у Ники было тесно, будто ещё ни один мужчина не касался её. Он стал ритмично двигаться. Она прижималась к нему, руками обхватив его ягодицы. Острые ногти впивались в его кожу, даря новые грани наслаждения через боль. Они двигались в такт то ускоряясь, то замедляясь. Их языки сплетались в танце, доводя до головокружения. Дыхание сливалось в одно.
Генри был выносливее и напористей, чем другие её мужчины, и Ника быстро почувствовала, что недалека от пика.
– Ещё! Сильней, – прошептала она, и он ускорился, напирая на неё со всей страстью. Сладкая дрожь пробежала по её телу, и внизу всё взорвалось, разлившись наслаждением сначала в животе, постепенно заполняя её до самых кончиков пальцев. Оргазм был так силён, что свело стопы. Но это была приятная боль. Закрыв глаза Ника смаковала своё удовольствие, забывая вдохнуть воздух.
Видя блаженство на её лице, Генри уткнулся ей в шею и издал то ли стон то ли рык, а со следующим толчком излился в неё. Сердце готово было вырваться из груди, и он бесполезно старался перевести дыхание.
Внутри себя Ника чувствовала, как пульсирует его член. Ей было невероятно приятно это ощущать, и она сжала своими бёдрами его тело, не желая выпускать. Генри оторвался от её кожи и заглянул ей в глаза. В тусклом свете ночника он увидел, что они были широко распахнуты, зрачки расширены, а взгляд лучился… благодарностью? Она притянула его к себе, снова впиваясь в его губы, её язык яростно вторгался в его рот. Поцелуй был гораздо глубже и сильней, чем все до этого, и от такого напора Генри почувствовал, как его член снова стал твёрдым.
Сейчас им некуда было спешить. Первое, самое горячее желание они обуздали, но впереди была вся ночь.
Она, весившая в два раза меньше, проворно перевернула его на спину и оседлала. Её рыжие волосы разметались по плечам. Бледная кожа, усеянная капельками пота, будто светилась изнутри. Глаза с поволокой жадно смотрели на его рот, а губы маняще звали вновь их поцеловать. Она выглядела околдовывающей дикаркой – таких прекрасных дев раньше сжигали на костре за то, что они сводили с ума всех мужчин в округе.
Ника заметила шрам на его животе и кончиками пальцев дотронулась до длинной неровный полосы. Наверняка его оставила та самая злополучная граната. Генри вздрогнул от прикосновения и перехватил её руку. Он не хотел сейчас лишних напоминаний о своих лишениях. Хотел жить здесь и сейчас, чувствовать тепло её тела и ощущать прикосновения только там, где кипело желание. Но Ника не отступила. Наклонившись, она прикоснулась губами к красной полосе шрама и кончиком языка провела вдоль неё, обжигая и пробуждая низменные желания. Генри запустил свои пальцы в её густые волосы, перебирая их медь в своих руках, ощущая каждое прикосновение её жарких губ, от которых внутри всё замирало.
Встряхнув волосами, она выпрямилась, прогнув спину. Острые соски на её миниатюрной груди торчали словно пики. Генри привстал и обхватил один губами, посасывая его и покусывая, а ладонями до боли сжал её ягодицы. И снова у Ники вырвался тот стон, от которого у него закружилась голова. Она оторвала его от своей груди и заставила лечь обратно на подушки, а сама опустилась на его затвердевший член. Она плавно погружалась на него, позволяя Генри наслаждаться видом её обнажённого тела, а он держал её за талию, контролируя глубину. Теперь уже Войт застонал от сдерживаемого желания.
Но она делала всё сама. Знала, как доставить мужчине удовольствие, и Генри кольнуло что-то внутри от мысли, что этому научил её кто-то другой. Сейчас ему единолично хотелось обладать этой женщиной – и душой, и телом.
