Лина Эдриан
У сердца есть причины
Глава 7. Дикий
Вечером меня явно преследует удача, потому что Игоря нет дома, а значит, мне нет необходимости выкручиваться и придумывать, куда это я собралась на ночь глядя. Врать я не особо люблю и не хочу.
Я ужинаю вместе с Мишкой, а потом все-таки собираюсь с духом и выхожу из квартиры. Игорь так и не пришел, и я надеюсь, что вернусь домой до того, как он вернется.
Внизу меня дожидается Семен – охранник, которого я решила взять с собой по настоянию Гаврилина.
– Добрый вечер, Карина Александровна, – спокойно говорит мужчина, как только я сажусь на пассажирское кресло.
Я киваю и слишком резко дергаю ремень безопасности. Он не поддается, и я раздраженно чертыхаюсь. Волнуюсь. Бои без правил – это что-то от меня такое далекое и непонятное. Представляю мрачный, темный подвал, разбитые в кровь мужские лица, мат, ругань, пот и вонь. Бррр…
– Ехать двадцать минут, – оповещает Семен. И я откидываюсь на спинку сиденья, пытаясь привести беспокойные мысли в порядок.
Доезжаем мы быстро. По крайне мере я, погруженная в раздумья, не замечаю даже промелькнувшего времени.
Мы останавливаемся на парковке, забитой автомобилями.
– Куда дальше? – спрашиваю, выходя из машины.
Семен кивает в сторону темного переулка. Я недовольно поджимаю губы. Хотя… этого ведь и следовало ожидать. Навряд ли вход в клуб, где проводятся бои без правил, будет подсвечиваться яркой неоновой вывеской.
По дороге я все-таки успела саму себя успокоить. Я ведь никогда не бывала на подпольных боях, может быть, там все очень даже культурно. Я уже представила, как незаметно зайду, сяду с края, добуду подтверждение, что Дорохов совершенный безумец и быстро ретируюсь. Но вот же – даже вход в этот клуб выглядит мрачно и пугающе, навевая неприятные мысли.
В итоге мы подходим к железной решетке без каких-либо опознавательных знаков. Семен нажимает на кнопку-звонок, которую я даже не заметила.
– Пароль? – раздается глухой, скрежещущей голос.
– Пять пятнадцать, – отвечает мой охранник.
Я удивленно на него смотрю. Я думала он будет просто тихой тенью меня сопровождать, а оказывается Леня снабдил его подробными инструкциями.
Слышится тихий щелчок, и Семен открывает решетку. Я разглядываю бетонные ступени, ведущие вниз, в подвальную зону. Под ложечкой сосет какое-то нехорошее предчувствие. Пока каждая деталь указывает на то, что это явно не спокойное, светское мероприятие. Во что меня втянул Гаврилин?
Внизу нам открывают дверь, и я вижу пугающего типа бритоголового мужчину со шрамом на лице. Он внушает ужас своим устрашающим видом и размером – мне приходится задирать голову, а я между прочим на каблуках. В итоге он же внимательно ощупывает меня, осматривает сумку. Повторяет процедуру с Семой. С каждой минутой напряжение все больше сковывает меня, а идея прийти на бои без правил кажется все более безумной. О чем я вообще думала, когда соглашалась на эту странную авантюру?
Бритоголовый кивает, пропуская нас, и мы идем по темному проходу до двери, рядом с которой стоит такой же пугающей наружности тип. Почему все в этом подвале как на подбор обладают устрашающим внешним видом? Перед нами распахивают дверь, и мы попадаем в мир настоящего безумия.
Огромный ринг посередине помещения, на котором агрессивно и самозабвенно дерутся двое мужчин. Пространство большое, темное, софиты активно подсвечивают только зону ринга. Вокруг круглой, огороженной части, находящейся на некотором возвышении, расположены стулья, на которых сидят люди.
Семен берет меня за локоть и тянет куда-то в сторону этой самой импровизированной сцены. Идти не хочется, ноги окоченели, но я все-таки делаю неуверенные шаги по направлению к эпицентру драки. Как-то поздно вспоминаю, что я вообще-то планировала отсидеться где-то с края, а не идти в самую гущу событий. Меня настолько захватывает происходящее на ринге, что когда я осознаю, где я, мы уже чуть ли не в первых рядах.
Двое мужчин, которых сложно разглядеть с того места, где я нахожусь, так быстро и резко перемещаются, делают агрессивные выпады, что я еда успеваю за ними следить. Я вздрагиваю, когда после очередного выпада, раздается хруст, и второй мужчина спотыкаясь, заваливается на спину, словно сломанная кукла. Его оппонент не останавливается и набрасывается на лежащего соперника, продолжая размахивать кулаками. Я отворачиваюсь, не в силах больше смотреть на этот жестокий бой. Разве в нормальном обществе не бытует правило, что лежачих не бьют?
Хочу уйти. Это не мой мир. Все здесь для меня чуждое, непонятное. Люди вокруг улюлюкают, кричат, свистят, выкрикивают имена, видимо, поддерживая одного из бойцов. Я не считаю это спортом, я думаю, что все происходящее – самое настоящее варварство.
– Когда будет Дорохов? – спрашиваю тихо Семена, желая как можно быстрее от сюда убраться.
– Вот-вот должен быть.
Раздается громкий, длинный гудок. Я смотрю вновь на ринг и вижу, как выносят одного из тех, кто дрался. Он не двигается и вообще не подает признаков жизни.
– Он его убил? – испуганно спрашиваю.
– Навряд ли, – отзывается Сема.
Но меня все равно до дрожи пугает увиденное. Я никогда не сталкивалась с такой кровавой жестокостью, с подобной явно выраженной агрессией. Кажется, сам воздух пропитан кровью и ненавистью.
– А тепеееееерь встречайте любимчика этого вечера – Дикий. А в правом углу ринга – Молот.
Я узнаю Дорохова сразу же. Каким-то шестым чувством. Его лицо разукрашено черной краской, видимо, чтобы не узнали. На бицепсе красная повязка – из-под которой все равно видно длинный хвост его татуировки. Начиная от плеча и до самого запястья у него тянется татуировка дракона, которая столько раз привлекала мое внимание, когда он оказывался рядом – не счесть.
«Он пытается шифроваться, чтобы его не узнали», – с усмешкой думаю я.
– Это он, – раздается голос Семы.
Я киваю. Уже и сама знаю. Удивляюсь, как никто раньше не раскрыл его личность, но, наверное, если не знать, кого искать, сложно догадаться, что Дикий – это известный футболист.
Что он тут делает? Зачем ему это все нужно? Он хорошо зарабатывает, он молод, знаменит, впереди целая жизнь и миллион различных перспектив. Он ведь может себе нехило подмочить репутацию этими жестокими, кровавыми боями. Он может, в конце концов, сильно попортить себе здоровье. Зачем и для чего он так рискует? Неужели от всего происходящего он получает удовольствие?
Когда раздается гудок, извещающий о начале боя, я даже слегка наклоняюсь вперед, стараясь лучше разглядеть каждый нюанс. Как загипнотизированная слежу за Дороховым, который выставив перед собой руки, сжатые в кулаки, кружит по рингу со своим соперником.
Теперь начинаю понимать, почему у него такое телосложение – он в отличие от других футболистов тренируется совсем иначе. Видимо, делает большой упор на тяжелые веса, поэтому на фоне его бугрящихся мышц, другие ребята выглядят худощаво.
Когда он делает быстрый выпад и бьет соперника, я вздрагиваю. Завороженно слежу за тем, как собрано и напряженно тело Дорохова. Его движения – острые, резкие, быстрые. Противники кружат напротив друг друга, и это почти танец, но какой-то напряженный, острый, такой, что невольно задерживаешь дыхание в ожидании.
И вот – Молот не кидается в атаку. Дорохов плавно отклоняет голову и торс, и Молот пролетает мимо, едва удерживая равновесие. Каждое движение Ярослава очень выверенное и гибкое, тело его двигается мягко и легко. И это создает неведомый контраст: напряженное, полное агрессии тело и плавность движений.
Дорохов делает подсечку, и Молот валится кубарем на пол. Резко вскакивает на ноги, агрессивно рычит и опять отправляется в нападении. Он зол, а Дорохова, кажется, лишь забавляет все происходящее. Он играет и, видимо, контролирует ситуацию намного лучше, чем его соперник. Создается ощущение, что он словно специально раззадоривает противника.
Резкий удар по лицу Молота, потом череда жестких ударов по торсу. Молот защищается, уходит в нападение, и вот уже Дорохов начинает отступать под натиском яростных ответных ударов. Когда Дорохов падает, я резко вскакиваю вскрикивая.
Не понимаю, в какой момент меня так захватило происходящее на ринге. Почему я вообще в состоянии наблюдать за всей этой отвратительной жестокостью. Но когда Дорохов не встает, я заламываю руки, не в силах смотреть, как Молот продолжает его бить ногами.
Бить лежачего – это разве нормально? Почему они ведут себя как беспринципные монстры? Ведь даже в боях без правил должны быть хоть какие-то границы…
И все-таки Дорохов умудряется сделать подсечку Молоту, и тот падает. Сам Ярослав подскакивает на ноги, не давая сопернику больше шанса загнать себя в угол. Несмотря на то, что ему только что нехило досталось, тело Дорохова все такое же пружинистое. Ни один жест или движение не выдают болезненное напряжение.
Бой длится, кажется, целую вечность. Лицо Молота уже все в крови. Как и лицо Дорохова, наверное, тоже – за черной краской это сложно разглядеть. В какой-то момент Дорохов, наконец, загоняет Молота в угол и бьет, бьет, не останавливаясь. И когда они оба падают на ринг, Дорохов обхватывает Молота в удушающем жесте. Тут судья наконец что-то кричит, включаясь в происходящее, и раздается длинный гудок. Дорохов отпускает соперника и поднимается.
– Они что – не будут друг друга убивать? – спрашиваю тихо у Семы.
Он слабо улыбается.
– Это бои без правил, а не бои на смерть.
– Но тот первый…
– Когда вы отвернулись, судья как раз оттащил его от соперника. Он просто был неадекватным.
Итак, как казалось, тут даже есть судьи, которые принимают решение о победе одного из дерущихся. И необязательно, по словам Семы, чтобы проигравший был без сознания или полумертв. Судьи выбирают победителя по сумме баллов, а присуждают очки за эффективную атаку, точные удары, болевые и удушающие приемы.
Миксфайт – один из самых жестоких видов единоборств, но оказывается, это не варварство, а все-таки спорт. По крайне мере, так утверждает Сема. Правда, подобное понять и принять я не могу, поэтому с недоверием слушаю просветительскую речь.
Смотрю вновь на ринг, где судья поднимает вверх руку Дорохова, а на его черном лице светятся ярко белые зубы – он довольно улыбается. В какой-то момент я вижу, как улыбка пропадает с его губ – он замечает меня. Я все так же стою, а не сижу, после того, как вскочила и тем самым привлекаю к себе слишком много лишнего внимания. Меня не спасает даже тот факт, что в зале темно – чересчур уж близко к рингу мы сели с Семой, чтобы хорошо разглядеть дерущихся и обнаружить того, кого искали.
«Он меня заметил», – панически бьется сердце в груди.
Сама себя уговариваю не бояться, но сложно не нервничать, когда только что видела, какие мощные и жестокие у Дорохова удары. Почему-то сейчас он для меня безжалостный, пугающий хищник, а не просто наглый мальчишка, каким я его воспринимала до этого.
– Нам же не нужно с ним разговаривать? – говорю встревоженно. – Мы же убедились? Можно и идти?
– Думаю, да, – откликается мой сопровождающий.
И я тут же направляюсь к выходу, не смотря больше на Ярослава. На сегодня точно достаточно. Слишком много незнакомых, острых эмоций и событий. Но в тот момент, когда мы уже подходим к выходу, наш путь преграждает несколько крупных, пугающего вида мужчин. И все же – почему все как на подбор в этом подвале так выглядят?
– Вам велено пройти с нами, – спокойно говорит один из них, в упор смотря на меня.
И мое сердце уходит в пятки. В голове мелькают одна картинка страшней другой – вот Дорохов прячет мое бездыханное тело в багажник, вот он закапывают мой хладный труп где-то в лесу или бросает с моста в реку.
Я перевожу взгляд на Сему, надеясь на поддержку, но его уже крепко удерживает третий угрожающего вида мужчина.
– Лучше без паники и лишнего шума, – слышу я низкий, сиплый голос.
Смотрю в глаза Семы, который, кажется, удивлен и напуган не меньше меня. И молюсь, чтобы я сегодня оказалась все-таки дома. Вспоминаю Мишутку, представляю, как он будет разбит, если со мной что-то случится. Вскидываю подбородок и резко говорю таким тоном, будто от моего решения тут что-то зависит.
– Ведите, – и делаю уверенный шаг вперед.
Глава 8. Никто
За те пять минут, что мы идем по темным коридорам, я усилием воли останавливаю безумный поток мыслей и стараюсь себя не накручивать. В конце концов, рассуждаю логически, что со мной может произойти? Гаврилин знает, что я здесь, а Дорохов… не псих же он в самом деле. Хотя утверждение, конечно, спорное…
Оглядываюсь, надеясь, что позади идет Сема, но я одна. Бритоголовый тип все еще цепко удерживает меня за локоть, практически таща за собой.
Я будто в каком-то паршивом триллере в главных ролях. Все происходящее слишком странно, нереально, непривычно.
– Эй, помедленнее! Дама, между прочим, на каблуках, – недовольно ворчу я.
И сама себя хвалю – вот именно так и надо. Бояться мне действительно нечего. Хотя Дорохов смотрел на меня таким… пронизывающим взглядом, что я ожидаю, чего угодно, но не спокойного и доброжелательного разговора.
Когда массивные двери передо мной открываются, я вижу ярко освещенное помещение. На несколько секунд даже приходится зажмуриться, слишком уж тут светло по сравнению с тем, что все остальное здание погружено в мрачный полумрак.
Наконец мой взгляд фокусируется на виновнике приключений моего сегодняшнего вечера.
Дорохов сидит вальяжно на стуле, широко расставив ноги. Его волосы мокрые, лицо без следа краски. Успел сходить в душ, но, видимо, не нашел времени одеться. По крайне мере, сидит он по пояс обнаженный в одних темных рванных на коленях джинсах. Усмехаюсь про себя, думая о том, что он даже одежду выбирает определенную – наглую, дерзкую.
Я дергаю рукой, желая освободиться из жестокой хватки бритоголового, и он наконец отпускает, а после и сам исчезает, закрывая за собой дверь. И мы останемся наедине.
Волнение вновь взвивается во мне как торнадо. Я закусываю губу, впиваюсь ногтями в ладони, чтобы прийти в себя.
Он же всего лишь мальчишка, на десять лет меня младше, почему я себя чувствую так странно рядом с ним?
– Гаврилин в курсе? – нарушает тишину Дорохов, прерывая мой начавшийся поток самокопания.
– А как ты думаешь? – и это вопрос получается каким-то резким, тон неожиданно надменный.
Я осуждаю? Наверное, да. Сема пытался мне объяснить, что единоборства – это вполне нормально, это спорт. Но я все еще считала происходящее безумием, а людей, участвующих в подобном, слегка неадекватными.
Кто в здравом уме захочет бить другого и получать удары самому? А еще и будет кайфовать от всего этого… От боли, пота, сломанных костей и невменяемой агрессии.
Дорохов замечает, что с моей интонацией что-то не так. Весь подбирается, как зверь, готовящийся к атаке.
Он относится с наплевательским, казалось бы, отношением ко всему и ко всем вокруг, но заводится с полуоборота, как только чувствует, что на него смотрят свысока или обращаются недостаточно почтительно.
Я не собираюсь с ним спорить или учить его жизни, просто хочу уйти. Мы смотрим друг на друга упрямо, оба взвинченные происходящим. Я понимаю, осознаю, что мой тон для него как провокация, но изменить уже ничего не могу.
Дорохов резко встает, подходит ближе. Останавливается, когда расстояние между нами становится несколько миллиметров.
Его хищные янтарные глаза так близко. Он недоволен моим присутствием здесь, я ощущаю злость буквально каждой клеточкой тела. Янтарь взгляда сейчас бурлящий, темнеющий, агрессивный…
– А вы еще та стерва, Карина Александровна, не правда ли? – с усмешкой бросает он мне в лицо.
Пытается задеть, ужалить. Я мягко улыбаюсь в ответ. Применяю свою любимую тактику – включаю ласковый до тошноты режим, за которым всегда чувствуется жалящий подтекст.
– Тебя не удивляет, что у этого слова не существует мужского рода? Почему не бывает мужчин стерв? Хм… – я изображаю задумчивость, наклоняю голову, разглядывая Дорохова. – Зато бывают мудаки. Так кем лучше быть, Дорохов, стервой или мудаком?
Он секунду внимательно смотрит меня, будто до конца не может поверить в то, что я сказала, а потом вдруг громко смеется, закидывая голову.
Я рассматриваю его слегка завороженно. То ли смена настроения меня так удивляет, то ли настоящий, непритворный смех. Абсолютно неожиданный, совершенно противоречащий ядовитому мрачному напряжению между нами.
В какой-то момент он перестает смеяться, и мы смотрим друг на друга в упор. От его взгляда я ощущаю дискомфорт, но уступить не могу, не имею права.
– Не боишься, что тебя выкинут из команды? – прерываю вязкую тишину.
Мне действительно интересно. Кто он, Ярослав Дорохов? Зачем ему какие-то подпольные бои без правил, если он – звезда футбола, которому пророчат великое будущее? Он не глупец, не лентяй, не сумасшедший. Тогда зачем он все это делает?
– Мне все равно, – спокойно говорит, не отводя взгляда.
И я ему верю. Дорохову действительно наплевать. Почему? В этом чувствуется его какая-то необыкновенная внутренняя сила – он не боится терять.
Он отходит. Идет к столу неподалеку, открывает шкаф, достает бутылку виски. Наливает янтарную жидкость в бокал, поворачивается ко мне лицом, вновь смотрит в упор. Делает внушительный глоток, не отводя взгляда.
Мне пора уходить, но я стою как загипнотизированная и продолжаю глазеть на него, следить за каждым движением. С ним рядом я себя всегда чувствую как-то не так, неправильно, необъяснимо.
Вокруг нас какая-то обволакивающая, тяжелая тишина. Мы говорим с другом другом глазами, без слов.
Он говорит: «А еще мне все равно на то, что ты думаешь».
Я отвечаю: «Тот факт, что ты это говоришь, означает прямо противоположное».
Он щурится, недовольный моим высказыванием. Я посылаю ему ласковую улыбку. Опять и всегда мое любимое – быть до тошноты милой там, где у меня нет достойного оружия сопротивления.
– Ты не стерва, Карина Александровна, а самая настоящая дура, – вдруг говорит он мне.
Я вздрагиваю, не ожидавшая такой прямолинейной грубости. И этот резкий, беспардонный переход на «ты» тоже привлекает мое внимание.
Дорохов вновь оказывается рядом, непозволительно близко. Я упрямо не разрываю зрительный контакт.
– Кто надевает обтягивающую юбку с полупрозрачной блузкой на подпольные бои без правил? – с ядовитой усмешкой произносит, наклоняясь ко мне так, что я чувствую его теплое дыхание.
Я хмурюсь, непроизвольно оглядывая свою одежду. Да, я не сочла нужным переодеть обычный рабочий наряд. Наверное, сейчас, после того, как он вслух сказал о его неуместности, я склонна с ним согласиться.
Это было слегка опрометчиво и глупо – прийти в подобное место в таком виде. Дома я была настолько взбудоражена самой мыслью о боях и старалась, как можно быстрее убежать из дома, чтобы не столкнуться с мужем, что логическая часть мозга работала явно с задержкой и сбоями. Но не буду же я ему в этом признаваться?
– Тебя сейчас должно больше беспокоить твое будущее, а не мой внешний вид, – шиплю в ответ.
Он усмехается. Эта усмешка будто зеркально моего тону – флакон из надменности, превосходства и острых колючек. Он не хочет уступать ни в чем.
– Кажется, Карина Александровна, что это ты слишком много переживаешь за мое будущее…
Он вновь отходит, возвращается к столу, наливает себе еще один бокал виски. Смотрит через комнату, и янтарные глаза режут острием.
– Меня не выкинут из команды. Гаврилин этого не сделает. Но вот друзьями мы с тобой очевидно не станем. Слишком уж ты явно настроена против, – заканчивает с усмешкой.
У меня расширяются глаза от удивления – сколько же в нем самоуверенности и наглости? Я уверена на сто процентов, что Леня вышвырнет его быстрее, чем Дорохов успеет придумать хоть какое-то оправдание своему поведению.
Как только Гаврилин получит подтверждение, что это не слухи, и Дорохов действительно участвует в боях, однозначно выкинет его из команды завтра же. Это потенциальный скандал, а это не очень любят спонсоры, и соответственно Гаврилин. К тому же Дорохов регулярно рискует своим здоровьем и тем самым нарушает контракт. В общем, целый длинный список, почему у Гаврилина есть веские причины расстаться с Ярославом без лишних пиететов.
Хотя… будем честны, этот зазнавшийся выскочка даже не станет придумывать никаких объяснений и наверняка не сделает ни одной попытки оправдаться. Он ведь уже показал и даже сказал – ему все равно, наплевать на происходящее. Может, дело в молодости? Или просто характер у него такой – без тормозов и лишних сожалений.
– Знаешь, люди с высоким самомнением рано или поздно приземляются на землю, – говорю ему.
Стоило промолчать. Не умничать. Не включать училку. Но не могу… так не могу.
Меня триггерит его отношение к жизни, ко всему случившемуся. Меня бесит, что он ворвался в мою жизнь и украл мой покой. Меня выводит из себя, что я ничего не в силах изменить, потому что не могу повлиять на него, поменять его поведение. У меня не получается оставаться равнодушной, когда смотрю на него, когда разговариваю с ним. Не получается. Глупо. Я ведусь на провокации. Сама становлюсь агрессором и провокатором. Единственное, что согревают душу – всему этому вот-вот наступит конец.
– Знаешь, Карина Александровна, – копируя мой ядовитый тон, вторит он, – мне кажется, что тебе дьявольски нравится это мое, как ты там сказала, самомнение.
И улыбка. Мальчишеская, во все тридцать два зуба. Я практически давлюсь воздухом от того, как интенсивно хочу возмутиться и оспорить его глупое предположение.
Но прежде чем я продолжу эту ни к чему хорошему не ведущую перепалку, у меня хватает сил остановиться. Прекратить этот фарс. Чтобы, наконец закончить этот бессмысленный разговор, я разворачиваюсь и быстрым шагом ухожу прочь.
Я чувствую обжигающий взгляд Дорохова на своей спине и даже заднице. Он впивается в меня иголками, задевая каждую клеточку тела.
Я жду, что он меня остановит. Может, скажет что-то еще, что меня заденет, выведет из себя.
Я не понимаю, совершенно не понимаю, как ему удается так легко выводить меня равновесия. Почему я так остро на него реагирую? Почему вместо того, чтобы отмолчаться, быть и выглядеть равнодушной, я становлюсь активным участником этих нескончаемых баталий?
Почему он такой… невыносимый? И почему я рядом с ним такая… другая?
Сердце лихорадочно стучит, норовя разорвать грудную клетку. Я сбегаю почти гордо, практически оставляя этим уходом за собой последнее слово. Это я решила, что разговор окончен. Это я оказалась умнее и закончила бессмысленный спор между нами. По крайне мере, именно так я себя успокаиваю.
Когда сзади громко хлопает дверь, отрезая меня от Дорохова, я выдыхаю.
Главное, дышать…
Вдох, выдох…
Он всего лишь… никто…
И это все… не имеет никакого значения…
