Литтмегалина
Омут
– Матиуш! – воскликнул я.
Совсем забыл о необходимости с ним связаться. Но мы уже уехали слишком далеко, чтобы возвращаться, да и я был не в том состоянии. А что, если я все-таки проведу финализацию, пусть и нарушив первое правило? Я так устал… Сомневаюсь, что сам Лаош имеет хотя бы отдаленное представление, откуда девушка появилась и кем была. Может быть, данные, необходимые для проведения финализации соответственно всем требованиям, невозможно получить в принципе. Я выругался. И за что эти проблемы на мою голову? Что говорил Медведь касательно несоблюдения правила? «Существует вероятность, что ситуация начнет развиваться непредсказуемо…» Хотя наличие вероятности не означает, что что-то обязательно пойдет не так. Быстро закрыть дело, и потом я увольняюсь. В документах напишу что требуется. Никто не станет проверять.
Лошадь вдруг взвилась на дыбы. Я вцепился в нее мертвой хваткой и все равно не знаю, как удержался.
– Успокойся! – взбешенно заорал я.
Передние копыта опустились на землю. Я выпрямился и огляделся, пытаясь увидеть в темноте, что испугало животное, и в одну секунду осознал, что слышу слабый, но быстро нарастающий звон и падаю, тогда как лошадь налегке уносится от меня и исчезает среди деревьев. Слишком много событий для одной секунды, по моему мнению.
Мне повезло – ударился я сильно и, кажется, даже вырубился на минуту или две, но ничего себе не сломал, только стекло часов треснуло, когда я стукнулся рукой о выступающий корень дерева. Мои несчастные часы – вся эта история далась им нелегко. Очнувшись, я почувствовал сильную боль и, хотя помнил о том, что не следует после подобных падений сразу двигаться, перевернулся на бок. Звон пульсировал в ушах, будто колеблющиеся струны. Я хотел встретить ее на ногах, а не лежа на спине. Я встал, прислонился к дереву и перевел дух, что отозвалось внутри болью.
– Зачем ты это сделала? Напугала мою лошадь. Как мне теперь добраться до деревни? Мне трудно ходить. Я же поклялся тебе, что разберусь с ними, и я не отступлю, – я старался, чтобы мой голос звучал искренне, но не знаю, насколько это у меня получалось. – Я нашел твоего убийцу. Я не пожалею его. Он ответит за свое преступление. Даже если деревенские встанут вокруг него живой стеной, они не смогут спасти его от правосудия, – я говорил ей еще какие-то пафосные глупости в том же духе. Интуитивно я выбрал сочувствующую интонацию, как с существом, доведенным до крайности, сжигаемым такой болью, что оно готово наброситься и на протянутую для помощи руку. Моей целью было заставить ее слушать, потому что пока она слушает, она не нападет.
Я различил ее вздох среди звона, затем она появилась в шаге от меня. Девушка с длинными спутанными волосами. В темноте она виделась очень четко, хотя ни ее кожа, покрытая фиолетовыми разводами, ни волосы не были светлыми. Я почувствовал, как амулет, вшитый под кожу предплечья, испускает волны жара.
Некоторое время она реяла в воздухе передо мной, затем пропала.
После ее исчезновения я дал себе пять минут на успокоение, в течение которых неподвижно лежал, вытянув ноги и положив голову на жесткий корень, глядя, как лунный свет оседает на ветках, словно тающий снег. Затем я ощупью отыскал трость и потащился в деревню, ругая трусливую кобылу. Куда она ускакала? Где мне теперь ее искать? Лень и сонливость пропали бесследно. Все-таки встреча с привидением бодрит, даже если она далеко не первая.
Дела мои оказались не так уж и плохи. На остатках бурлящего в крови адреналина я за час бодро дошагал до деревни, почти не ощущая боли в ноге. Лошадь, по собственному разумению вернувшись домой, ждала меня у конюшни. Я отвел ее в стойло и направился к своему дому – пора завершить этот утомительный день.
Проходя мимо дома Лаоша, я заметил, что одно из черных глянцевых окон его дома слабо светится, как будто за ним горит свеча. Пусть была поздняя ночь, я поднялся по ступенькам крыльца и постучал. Дверь распахнулась почти сразу, и я понял – Лаош ждал меня.
«Не стоило сразу бросаться к нему со своими озарениями», – запоздало опомнился я. Следует поставить в известность о происходящем Матиуша и быть крайне осторожным в действиях. Хотя бы потому, что невозможно предсказать поведение людей, над которыми нависла угроза разоблачения и наказания.
Лаош посторонился. Осознавая всю глупость своего поступка, я все же вошел в темный дом и оказался в просторной комнате. От единственной горящей свечи Лаош разжег еще несколько. Стало достаточно светло для того, чтобы я мог хорошо видеть его глаза, умные, холодные и хищные, как у того большого бесхвостого волка, которого отряд лучших охотников отлавливал две недели. Я видел волка в клетке, где он беспокойно метался из угла в угол. Клетка стояла на белом кафельном полу лаборатории, куда волка привезли для изучения. Позже волка умертвили и извлекли из его желудка множество доказательств вины. Кольцо, металлическую пуговицу, острую обломанную пластину от заколки для волос, которая наверняка повредила бы обычному животному, но не ему.
– Расскажите мне о жертвоприношении, – приказал я и, сев на стул в углу комнаты, вытянул больную ногу. По привычке выражаться точно, выработанной в процессе заполнения тысячи документов сообразно всем требованиям, я пояснил: – Которое было совершено вами или по вашей инициативе предположительно во второй половине августа.
Что-то в этом деле задевало меня, пробуждало любопытство, требующее, чтобы ни один из моих вопросов не остался не отвеченным.
Лаош качнул головой:
– Я думаю, будет лучше, если я начну с самого начала. Это произошло очень давно, в те времена, когда в Ровенне было ощутимо чужеземное влияние. Главным образом Кшаана. Однако здесь, ближе к северной границе, людей со смуглой кожей было немного. Одним из них, – ухмыльнулся сам себе Лаош, – был мой прапрапрапрапрадед. Прежде, в Кшаане, он был верным приверженцем одного таинственного культа, и, перебравшись в Ровенну, уже не связанный с культом, все же сохранил свою веру. Он прожил в Ровенне десять лет и сумел подняться до должности старосты в крупной деревне. Впоследствии деревня выросла в городок – тот самый, который вы посещали сегодня.
Жизнь в деревне протекала мирно и благополучно, но однажды грянула беда: селяне начали умирать один за другим, сраженные неизвестной болезнью. Болезнь распространялась очень быстро и действовала жутко: сначала на теле появлялись темные пятна, потом оно раздувалось, как бочка, что причиняло невыносимые страдания, затем наступала мучительная смерть.
То же самое происходило и в других областях Ровенны. Люди погрузились в пучину отчаянья и страха. Все, чего хотел мой прапра… прадед – остановить эпидемию. Ему было бесконечно горько видеть, как она опустошает страну, частью которой он стал, и селение, за которое он был ответственен.
Когда число умерших в его деревне достигло половины от общего числа жителей, он решился. Созвав тех, кто еще не подавал признаки заражения, он отвел их в глубь леса, где они организовали новое поселение, в котором намеревались переждать мор. Но болезнь настигла их и там. Смерти возобновились.
И тогда мой предок, впавший в отчаянье, решился на крайние меры. С помощью нескольких селян он провел в чаще леса обряд, не совершаемый прежде никем. У них было мало надежды на успех, но что-то определенно произошло. Вспыхнул странный огонь и выжег всю траву на месте обряда.
Утром селяне увидели, что на обугленной поляне проклюнулись маленькие зеленые ростки. Они росли с невероятной скоростью и к вечеру стали взрослыми растениями. Иначе как божественной силой это было объяснить невозможно. Люди сорвали листья растения, разжевали их, и все больные, даже самые безнадежные, излечились. В ход пошел каждый листочек до последнего, остались лишь торчащие из земли голые стебли.
Однако растения не погибли. На их верхушках образовались плотные бутоны, раскрывшиеся фиолетовыми цветами. Потом созрели семена и упали на землю. Божественные растения выросли снова и всходили девять раз за одно лето. Люди из селения собирали листья, сушили их и изготавливали из них порошок, который распространяли по остальным зараженным областям Ровенны. Мор в стране удалось победить.
Семена переждали под снегом зиму, и на следующий год зазеленели нежные ростки. Теперь они росли с обычной скоростью, но часть их чудесной силы сохранилась. Та ужасная болезнь была побеждена навсегда, но выяснилось, что божественное растение помогает и от многих других.
– Как звучит имя бога? – спросил я.
– Джаа. «Рмаих» – это «дар» по-древнекшаански. Название растения «джаармаих» под влиянием ровеннского языка все больше искажалось, и таким образом получился «дальминис».
– Тем не менее это был вовсе не божий дар. Кшаанские боги ничего не дают просто так. Они идут на сделку – их услуги в обмен на свежую кровь. Несложно предположить, что именно было самой важной частью обряда. Кого же умертвили первым?
– Моего прапрапрапрапрадеда. Он вызвался сам, – ответил Лаош и плотно сжал губы.
Моя усмешка устало погасла.
– Сколько прошло времени до того, как бог появился вновь и затребовал повторной платы за однажды данное?
– Полгода. Ему попытались предложить животное, но он требовал человека. Получив, что хотел, бог исчез. Люди надеялись, он не вернется.
– Пустые надежды.
– Спустя еще полгода бог в третий раз явился на поляну. И с тех пор продолжается так. Он появляется в первые дни весны, когда семена дальминиса в земле еще погружены в зимнюю спячку, и в конце лета, когда они уже осыпались на землю.
– И каждый раз он уходит только после того, как вы отдадите ему человека? – уточнил я.
– Да. Благодаря изолированному образу жизни нам удавалось удерживать происходящее в секрете.
История, которая раскрылась мне, была невероятной. Мрак, пронесенный сквозь века. Сотни смертей. И все это происходило в тихой деревушке неподалеку от ничего не подозревающего городка. Я не знал, что мне чувствовать и что думать, поэтому и не чувствовал, а думал только о работе, которую обязан выполнить.
– Кто были эти жертвы? – спросил я.
– Мы не прибегали к насилию, – резко возразил Лаош. – Жертвой всегда был кто-то из села. Все решал жребий. Это честно, это судьба. Иногда кто-то вызывался сам, – он смотрел в сторону.
– А как же девушка, Лаош? – презрительно сказал я. – Она тоже сама попросила, чтобы вы отдали ее вашему кровожадному богу?
Обернувшись, Лаош взглянул на меня устало и зло, и я снова вспомнил волка.
– Вы не понимаете, – сказал он, – как это. Знать, что он близок, что он жаден, что он способен все уничтожить. Что мы должны выбрать одного из нас, который расплатится за всех, как прежде другие. И еще раз выбрать спустя полгода. И еще раз. Снова и снова. Это маленькое село. Все друг другу соседи, родственники, друзья.
Мне не хотелось слушать его.
– Это проблемы вашей деревни. Девушка не была одной из вас. Она не имела отношения к вашему договору с демоном. Вы не имели права ее трогать.
– Как вы бы поступили? – прорычал Лаош. – Ей… просто не повезло. Она оказалась не в том месте, не в то время.
– Да, – медленно выговорил я. – Конечно, это случай виноват, что вы ее убили.
– Если выбирать между своим человеком и чужим, кого вы отдадите на смерть?
Я перебил его.
– Расскажите мне о ней.
– Она пришла из леса, но не со стороны города, где лишь лесная полоса, а с противоположной, западной стороны, где чаща простирается бесконечно. Она была странная. Не говорила, а только выла, как зверь. Одежда на ней была разорвана, но не так, как если бы она разорвала ее, блуждая в лесных зарослях, а как будто ее кто-то разорвал на ней.
Мы приняли ее, успокоили. Кажется, она обрадовалась людям. Она уснула и спала почти сутки. За это время мы узнали, что Он вернулся. Это так совпало… возвращение… и девушка. И мы были бы избавлены от тяжести выбора, хотя бы на полгода. Как будто сам бог послал ее к нам.
– Бог! – процедил я сквозь зубы. – Вы определитесь в отношениях с богами. Вы еще верите, что они вам покровительствуют?
– Никто не знал, кто она, откуда она, как оказалась в лесу, что с ней произошло. Никто не знал даже ее имени. Мы решились отдать ее. Прежде жертвы умирали тихо… Совсем тихо. Бог вдыхал их жизнь, как пылинку, в одно мгновенье. Но эта девушка… она не только сама была странной… она и умирала странно. Долго… Она кричала, умирая, и от ее криков мы все сходили с ума.
– Она кричала, – сказал я с внезапной горечью, – потому что она не умирала. Ее убивали.
– Я был там, у поляны, за деревьями, – продолжил Лаош. Его глаза, застыв, слепо смотрели в одну точку. – Я стоял, и слушал, и бесконечно сожалел о том, что мы сделали. Я не мог видеть, но чувствовал, как бог борется с ней, чтобы забрать. Он рывками вырывал душу из ее тела.
– Достаточно, – произнес я ледяным тоном.
Секунд тридцать мы молчали. Лаош выглядел взволнованным и жалким.
– На рассвете отправляемся на изгнание. Ее отчаянье растет, и медлить нельзя. Вы отправляетесь со мной, только вы один. Принесите веревки, которыми вы ее связывали, – я поднялся на ноги и направился к выходу.
– Веревки там, на поляне, – блекло произнес Лаош. – Возле камня. Как вы узнали о жертвоприношении?
Я остановился.
– Мне подсказал символ, проступивший на спине убитой женщины. Имя бога. Оно было вырезано на жертвенном камне, и его контуры отпечатались на коже девушки во время жертвоприношения. Вы поняли, как она убивала? Она только заставляла ощутить то, что она сама испытала во время смерти. Вот и все. Символ, следы от веревок, полопавшиеся сосуды. Загипнотизировав человека, можно внушить ему, что на его ладони раскаленная монета, и круглый ожог останется, хотя никакой монеты на самом деле не было. Это схожее воздействие, но оно в тысячу раз сильнее.
– Как вы намереваетесь поступить с нами? – спросил Лаош.
– Мои намерения не имеют значения. Намного важнее, как ваши действия оценит закон.
– Мы же все замешаны в этом. Никого чистого. Вы добьетесь ареста всех?
– Я сделаю все, что смогу, – угрожающе пообещал я.
– А как вы определите, кто виновен в большей, а кто в меньшей степени? Нас будут судить только за девушку или за всех жертв в период двухсот пятидесяти лет? Тогда это обещает стать процессом века. И вам так сразу поверят, вам одному? Мы все будем всё отрицать. Вам придется вызвать мертвую девушку, чтобы хотя бы она подтвердила ваш рассказ. Но она немая! – Лаош издевательски рассмеялся.
– Прекратите кривляться, Лаош. Я сумею собрать достаточное количество улик. Каждая обугленная травинка будет свидетельствовать против вас, – я толкнул дверь и вышел на крыльцо. – Здесь все переменится. Эта сумрачная история с богом в лесу закончится.
Я едва расслышал вопрос Лаоша. Он прошелестел, как высохший осенний лист, на который наступили ногой. Я раздавил его. Вчера я гордился бы собой, но не сегодня.
– Что значит – «закончится»?
– Мы сделаем так, чтобы он не возвращался.
– Вы о нашем боге?
– Да. Вовсе не бессмертном и всемогущем, что бы вы там ни думали.
– Это будет ужасной ошибкой.
Я не оглянулся.
– Почему же?
– Вся сила дальминиса – это сила бога. Вы не можете избавиться от бога, не лишившись при этом его чуда.
Я знал, как мне ответить. Знал заранее.
– Пусть так. Но позволить вам продолжать делать то, что вы делаете, я не могу. Это преступление. Вы что, действительно рассчитываете, что я разрешу вам прикармливать вашего бога смерти и далее?
– Но дальминис – сама жизнь. Каждый год он спасает жизни стольких людей. Даже если мы совершаем преступление, мы идем на это ради благой цели. И если вы убьете бога, вы будете намного хуже нас.
– Если только в собственной совести. Фактически я никого не убью. Просто зачистка очередной нечисти. Даже если бы я разделял ваш взгляд на ситуацию и испытывал к вам сочувствие, существуют законы, по которым преступник должен быть наказан.
– Вы не измените свое решение?
– Нет, – ответил я. – Я не меняю своих решений. И всегда завершаю то, что начал.
И тогда Лаош закричал.
– Вы даже не пытаетесь услышать, понять меня, господин Управомоченный! Вы заслоняетесь от меня кодексом законов, чтобы не позволить всей этой ситуации достигнуть вашего сердца. Вы все разделили надвое – черное и белое, правильное и неправильное, нормальное и ненормальное, и, выбрав одно, вы отвергли другое! Почему вы не понимаете, что нет ничего абсолютного, что нет решения, состояния, эмоции, ничего, что было бы единственно верным? Почему вы не понимаете, что бессмысленно отвергать половину целого? Жизнь не существует без смерти, свет без тьмы. Невозможно взять только одно. Вы не позволяете им смешиваться, как это происходит и происходило всегда. Вы продолжаете тупо разрывать одно надвое. Поймите, это возможно лишь в вашем воображении, господин Управомоченный, где все ваше и где вы можете все изуродовать, но у вас не получится отрицать реальный мир, обратив глаза в собственный череп, как бы вы ни пытались. Вы боитесь жизни со всеми ее противоречиями и сложностями. Да, вы отвергаете жизнь!
Внутри меня были только злость и страшный холод, и все мои мысли разбились, как льдинки. Мне хотелось исчезнуть, пропасть без следа, только бы не слышать его слов. Я устал, устал, устал, почему все это происходит со мной!
– Хватит, Лаош! – вскрикнул я.
Он не молчал, и даже его изменившийся, печальный голос продолжал мучить меня.
– Я уже наказан. Я не знал, что это будет так тяжело, отнять ее жизнь. И она отомстила мне. Первой ее жертвой стал мой младший сын. Его мать… она замужем. Но нам с ней было известно, что этот ребенок мой. Подарок на старости лет. Единственный оставшийся со мной. Каким-то образом эта призрачная тварь сумела проведать… должно быть, прочла в моих мыслях.
– Я бы вам посочувствовал, но мне совершенно вас не жалко, Лаош. Вы посеяли зло. Пожинайте урожай. На этот раз он менее удачен.
Лаош не отреагировал на мой выпад, сосредоточенный на собственных мыслях.
– Мне семьдесят семь лет, моя жизнь подходит к финалу. Я не мог себе представить, что закончу вот так. Полный сожалений.
Я пристально посмотрел на него.
– Семьдесят семь?
– Да, я моложе снаружи, – усмехнулся Лаош. – Но внутри я развалина, господин Управомоченный, внутри мне двести лет, – стоя на крыльце, он обвел взглядом темноту. – Все здесь наше. Сбереженное нами, не испоганенное цивилизацией. Выкупленное нашими жизнями – и одной не нашей, я услышал вашу мысль. Мы сохранили дальминис, уже за это мы можем гордиться собой. Но бог заставляет людей делать то, что он хочет. Мы не знаем, что из случившегося произошло по нашей воле, и никогда не узнаем. Мы утонули в этом омуте покоя. Но на его дне столько тревоги. Многие покинули это место за последние годы, но, знаете, из тех, кто видел бога, никто не ушел. Не смотрите на меня таким обвиняющим взглядом, господин Управомоченный. Я согласен ответить за все. Только скажите мне: будь вы частью всего этого, как бы вы поступили, когда бог опустился на лесную поляну?
– Я не часть этого в любом случае, – ответил я. – Я не часть чего-либо вообще.
И медленно пошел по темной улице.
Придя в дом, я отыскал сведения о местности и прочитал про дальминис. Краткий перечень его полезных свойств занимал собой почти всю страницу.
Всходит ранней весной, едва сойдет снег. Цветет уже в начале лета, вскоре сбрасывает семена и высыхает. Утром сентябрьского дня я держал свежайший побег дальминиса, цвести еще и не собирающийся. «Обычное растение, попавшее сюда случайно», – сказал Лаош.
Оно выросло в тепле от огня ее отчаяния.
Меня ждет долгая ночь.
[Страницы вырваны.]
