Ло Гуаньчжун
Троецарствие
Глава двадцать четвертая,
из которой читатель узнает о том, как злодеи убили Дун Гуй-фэй, и о том, как Лю Бэй потерпел поражение и бежал к Юань Шао
Когда Цао Цао заговорил о свержении императора Сянь-ди, Чэн Юй стал отговаривать его:
– Вы можете заставить трепетать всех и повелевать Поднебесной лишь потому, что действуете от имени ханьского императора. Сейчас князья еще не успокоились, и такой шаг, как свержение государя, обязательно послужит поводом к войне.
Цао Цао вынужден был отказаться от своего намерения. Он ограничился лишь тем, что приказал казнить пятерых заговорщиков с их семьями у четырех ворот столицы, не щадя при этом ни старых, ни малых. Всего было казнено более семисот человек. Все жители и чиновники, видевшие это, проливали слезы. Потомки сложили стихи, в которых оплакивали Дун Чэна:
Опять удостоен большого почета
Кто раз императорский поезд спасал,
Слова Сына неба ушли за ворота.
Был в поясе послан секретный указ.
Душою болел он за счастье страны,
И в снах своих даже свергал он злодея.
Зато его верность и ныне живет
И в тысячелетья войдет не тускнея.
Есть и другие стихи, в которых оплакиваются Ван Цзы-фу и его единомышленники:
Собою пожертвовать, чтоб послужить государю,
Они присягали и стойко сдержали обет.
И верности ради семей своих не пожалели,
За это их слава гремит уже тысячи лет.
Казнь Дун Чэна и других заговорщиков не умерила гнева Цао Цао. Он отправился во дворец, чтобы убить Дун Гуй-фэй, младшую сестру Дун Чэна и любимую наложницу императора. Сянь-ди осчастливил ее – она была беременна на пятом месяце.
В тот день император пребывал во внутренних покоях и беседовал с императрицей Фу, сокрушаясь о том, что до сих пор от Дун Чэна нет никаких вестей. Неожиданно к ним ворвался Цао Цао с искаженным от гнева лицом и с мечом в руках. Император побледнел.
– Государю известно, что Дун Чэн замышлял мятеж? – без всяких предисловий начал Цао Цао.
– Но ведь Дун Чжо убит! – удивился император.
– Не Дун Чжо, а Дун Чэн!
– Нет, нам ничего не известно.
– Забыли о прокушенном пальце и кровью написанном указе? – гремел Цао Цао.
Император молчал. Цао Цао распорядился привести Дун Гуй-фэй.
– Она на пятом месяце, пожалейте ее! – молил император.
– Я сам уже был бы мертв, если бы небо не разбило их планы! – не унимался Цао Цао. – Оставить эту женщину, чтобы она потом натворила мне бед?
– Заточите ее до родов во дворце. Убить ее вы и после успеете, – просила императрица Фу.
– Сохранить ее выродка, чтобы он мстил за свою мать! – упорствовал Цао Цао.
– Умоляю, не выставляйте на позор мое тело, когда я умру, – рыдала Дун Гуй-фэй.
Цао Цао велел подать ей белый шелковый шнур. Император со слезами говорил несчастной:
– Не сердись на нас, когда будешь в стране Девяти источников[117].
И у него ручьем покатились слезы. Императрица Фу тоже заплакала.
– Вы ведете себя как дети! – разгневался Цао Цао и приказал задушить Дун Гуй-фэй за воротами дворца.
Потомки сложили об этом такие стихи:
Напрасно правителя милость снискала прекрасная дева!
Погибла несчастная! В жертву принесено семя дракона.
Не в силах отвесть ее гибель, руками лицо закрывая,
Безмолвно рыдал император, печалью своей удрученный.
– Казнить всех, кто из родственников императора по женской линии войдет во дворец без моего разрешения! – заявил Цао Цао дворцовой страже. – А тех, кто проявит попустительство, рассматривать как соучастников!
После этого Цао Цао набрал три тысячи верных ему телохранителей и поставил во главе их Цао Хуна.
– Я расправился с Дун Чэном и его сообщниками, – сказал Цао Цао Чэн Юйю, – но ведь Ма Тэн и Лю Бэй тоже из их числа. Оставить их в живых невозможно!
– Ма Тэн в Силяне, тут надо быть осторожным, – ответил Чэн Юй. – Мне думается, что следовало бы в письме поблагодарить его за труды, чтобы у него не возникло никаких подозрений, а потом завлечь в столицу и здесь убить… И Лю Бэя в Сюйчжоу тоже нелегко одолеть – его войско расположено «бычьими рогами». Нельзя забывать, что Юань Шао из Гуаньду замышляет нападение на столицу. Стоит нам напасть на Лю Бэя, как он обратится за помощью к Юань Шао, и тот не пропустит случая напасть на нас врасплох. Что тогда будет?
– Лю Бэй храбрец, это бесспорно, – возразил Цао Цао. – Тем более ударить на него надо теперь же, а не ждать, пока у него вырастут крылья, тогда с ним трудно будет бороться. Юань Шао нам бояться нечего – он хоть и силен, но нерешителен.
В эту минуту вошел Го Цзя, и Цао Цао обратился к нему:
– Я хочу идти в поход на Лю Бэя. Скажите, следует ли мне в этом случае опасаться Юань Шао?
– Юань Шао непостоянен и недоверчив; советники его соперничают между собой. Одним словом, он нам не страшен, – заявил Го Цзя. – Что же касается Лю Бэя, то он не успел еще завоевать сердца своих новых воинов. Можете идти на восток и решить все в одной битве.
– Я тоже так думаю, – заявил Цао Цао.
Вскоре двести тысяч воинов пятью отрядами двинулись на Сюйчжоу. Это стало известно Сунь Цяню, который поспешил донести о положении дел Гуань Юйю в Сяпи и Лю Бэю в Сяопэе.
– Надо обратиться за помощью к Юань Шао, – сказал ему Лю Бэй, – иначе придется туго.
Он послал Сунь Цяня с письмом в Хэбэй. Сунь Цянь сначала повидался с Тянь Фыном, чтобы заручиться его поддержкой, и тот представил его Юань Шао.
Юань Шао выглядел изнуренным, одежда его была в беспорядке.
– Почему вы, господин, в таком унынии? – спросил Тянь Фын.
– Я скоро умру.
– К чему такие речи? – изумился Тянь Фын.
– У меня пять сыновей, – ответил Юань Шао, – и самый младший из них наиболее умный. Только он может понять мои стремления. Но он болен, его мучают язвы, судьба его предрешена, и у меня нет никакого желания вникать в другие дела.
– Цао Цао выступил в поход против Лю Бэя. Сюйчан опустел. Если собрать людей и ворваться туда, можно защитить Сына неба и спасти народ. Не упускайте случая, князь!
– Я это знаю, – промолвил Юань Шао. – На душе у меня очень неспокойно – боюсь, что нас постигнет неудача.
– Что же вас смущает?
– Из пяти моих сыновей только один – незаурядный человек. Случись с ним несчастье, и моя жизнь кончена.
Решительно отказавшись двинуть войска, Юань Шао заявил Сунь Цяню:
– В случае затруднений пусть Лю Бэй переходит ко мне, я найду средство ему помочь.
Тянь Фын, ударив посохом о землю, горестно заметил:
– Из-за болезни ребенка потерять такой случай в великом деле жаль, очень жаль!
Тянь Фын вышел, еле волоча ноги и тяжко вздыхая. Сунь Цяню ничего не оставалось, как только вернуться в Сяопэй и обо всем рассказать Лю Бэю.
– Что же делать? – взволновался тот.
– Не печальтесь! – успокоил его Чжан Фэй. – Войска Цао Цао утомлены после долгого похода. Надо напасть на них и разбить, прежде чем они раскинут лагерь.
– Тебя считали только храбрецом, но, захватив Лю Дая, ты доказал, что умеешь прибегать к хитрости. И то, что ты мне сейчас предлагаешь, вполне соответствует тому, что написано в «Законах войны»[118].
Лю Бэй восхищался своим младшим братом и выделил ему войско для разгрома вражеского лагеря.
В то время, когда Цао Цао вел свои войска к Сяопэю, подул сильный ветер. С треском сломалось древко одного из знамен. Цао Цао остановился и созвал советников, чтобы выяснить у них, к счастью это или к несчастью.
– С какой стороны налетел ветер и какого цвета было знамя? – спросил Сюнь Юй.
– Ветер юго-восточный, знамя красно-синее, в форме зуба, – отвечал Цао Цао.
– Это значит, что ныне ночью нападут на наш лагерь, – заключил Сюнь Юй.
Цао Цао кивнул головой. Вскоре подошел Мао Цзе:
– Только что юго-восточный ветер сломал красно-синее знамя. Как вы считаете, господин чэн-сян, к счастью это или к несчастью?
– А как вы полагаете? – поинтересовался Цао Цао.
– Думаю, что ночью будет нападение на наш лагерь!
– Само небо предупреждает меня! Надо принять меры! – воскликнул Цао Цао.
Он разделил войско на девять отрядов; один отряд остался устраивать лагерь, а остальные сели в засаду в разных местах.
Луна в ту ночь светила слабо. Лю Бэй и Чжан Фэй выступили в поход. Сунь Цянь остался охранять Сяопэй.
Чжан Фэй решил действовать самостоятельно. Он повел вперед легкую конницу и внезапно ворвался в лагерь Цао Цао. Там почти никого не было, за исключением нескольких пеших и конных воинов. И вдруг со всех сторон вспыхнули огни, раздались крики. Чжан Фэй понял, что попал в ловушку, и повернул обратно. На него ударили сразу с нескольких сторон. Чжан Фэй бросился вправо, наносил удары влево, прорвался вперед, но воины его, прежде служившие под началом Цао Цао, быстро сдались в плен.
Чжан Фэй схватился с Сюй Хуаном, но на его войско напал Ио Цзинь. Вырвавшись из кольца, Чжан Фэй обратился в бегство. За ним следовало всего лишь несколько десятков всадников. Дорога в Сяопэй была отрезана. В Сюйчжоу или Сяни он идти боялся. Оставалось только двинуться к Манданским горам.
Лю Бэя постигла такая же участь. Вырвавшись из окружения, он бежал в Сяопэй, но еще издали заметил, что в городе полыхает пламя. Он решил повернуть на Сюйчжоу и Сяпи, но неприятельские войска, словно поток, разлились по полям и городам и отрезали ему путь.
В поисках выхода Лю Бэй вспомнил о предложении Юань Шао и двинулся на Цинчжоускую дорогу, но тут же столкнулся с Ли Дянем. Тогда он повернул на север, чтобы уйти пустынными местами, а Ли Дянь захватил следовавших за ним всадников.
Лю Бэй мчался в Цинчжоу, покрывая за день по триста ли. Подъехав к городским воротам, он назвал свое имя. Стража доложила о нем окружному цы-ши Юань Таню, старшему сыну Юань Шао. Юань Тань всегда уважал Лю Бэя и теперь выехал ему навстречу.
Лю Бэй рассказал ему о своем поражении и бегстве. Юань Тань, поместив его на подворье, написал письмо своему отцу и выделил отряд проводить Лю Бэя до границ Пинъюаня.
Юань Шао с большой свитой встретил его в тридцати ли от города Ецзюня и сердечно приветствовал. Лю Бэй в свою очередь поклонился ему.
– Из-за болезни сына я не мог прийти вам на помощь, – сказал Юань Шао. – Но я рад вас видеть у себя. Я мечтал об этом всю жизнь!
– Я давно хотел приехать к вам, но не представлялось случая, – ответил Лю Бэй. – И вот теперь, подвергшись нападению Цао Цао и потеряв семью, я, не скрывая своего стыда, пришел к вам. Я был уверен, что встречу хороший прием, и клянусь достойно отблагодарить за него!
Юань Шао был доволен и поселил гостя у себя в Цзичжоу.
На этом мы оставим Лю Бэя и вернемся к Цао Цао. Захватив в ту ночь Сяопэй, он двинул войска против Сюйчжоу. Ми Чжу и Цзянь Юн удержаться не смогли и вынуждены были бежать. Чэнь Дэн сдал Сюйчжоу, и войска Цао Цао вступили в город. Успокоив народ, Цао Цао созвал советников, чтобы обсудить, как поскорей взять Сяпи.
– Гуань Юй охраняет семью Лю Бэя и будет драться до последнего, – сказал Сюнь Юй. – А если мы не возьмем город быстро, его захватит Юань Шао.
Цао Цао призадумался.
– Я всегда любил Гуань Юйя за военные способности и ум, – после долгого молчания заговорил он, – мне хотелось бы использовать его в своих интересах. Нельзя ли уговорить его покориться?
– Гуань Юй – человек долга, – возразил Го Цзя. – Сдаться он не захочет. Боюсь, что тому, кто станет его уговаривать, плохо придется.
– Я лично дружу с Гуань Юйем и могу попытатся уговорить его, – вызвался один из стоявших у шатра.
Взоры всех присутствующих обратились на него. Это был Чжан Ляо.
– Я хорошо знаю Гуань Юйя, – сказал Чэн Юй. – Словами его не уговорить. У меня есть план: поставим его прежде в безвыходное положение, а потом начнем с ним переговоры. Можете быть уверены, господин чэн-сян, что тогда он сам перейдет к вам!
Вот уж поистине говорится:
Он яму и лук приготовил, чтоб тигра поймать и убить,
Он в воду бросил приманку, чтобы кита приманить.
Каков был план Чэн Юйя, вам раскроет следующая глава.
Глава двадцать пятая,
повествующая о том, как Гуань Юй договорился о трех условиях, и о том, как Цао Цао прорвал окружение
– Один Гуань Юй стоит десяти тысяч врагов, – сказал Чэн Юй, предлагая свой план. – Только хитростью можно его победить. Пошлите пленных воинов Лю Бэя в Сяпи к Гуань Юйю, и пусть они скажут, что им удалось бежать. Они укроются в городе и станут нашими лазутчиками. Потом мы вызовем Гуань Юйя на бой, завлечем его подальше, отрежем путь к отступлению и предложим сдаться.
Цао Цао так и поступил. А Гуань Юй принял вернувшихся воинов, ничего не заподозрив.
На другой же день Сяхоу Дунь во главе пятитысячного войска подступил к городским стенам Сяпи и после длительной перебранки заставил Гуань Юйя выйти на бой. Десять схваток, и Сяхоу Дунь обратился в бегство. Гуань Юй погнался за ним. Сяхоу Дунь то сражался, то опять отступал. Гуань Юй прошел так около двадцати ли, но, боясь потерять Сяпи, созвал своих воинов и двинулся обратно.
Вдруг затрещали хлопушки: слева Сюй Хуан, справа Сюй Чу с двумя отрядами преградили ему дорогу. Гуань Юйю удалось прорваться, но тут из засады на него, словно саранча, посыпались стрелы. Он повернул свой отряд и успешно отразил нападение Сюй Хуана и Сюй Чу. Однако путь на Сяпи уже отрезал Сяхоу Дунь. Гуань Юй сражался до самого заката солнца и, не имея иного выхода, поднялся на гору, где разрешил воинам немного отдохнуть.
Войска Цао Цао окружили гору. Гуань Юй с высоты видел, как в Сяпи вспыхнуло пламя и поднялось к небу. Это перебежчики предательски открыли ворота, и Цао Цао, с огромной армией ворвавшись в город, приказал зажечь огонь, чтобы смутить сердце Гуань Юйя.
Гуань Юй потерял присутствие духа. Ночью он несколько раз пытался прорваться, но всякий раз его останавливали тучи стрел. На рассвете он заметил всадника, поднимавшегося на гору, и узнал в нем Чжан Ляо.
– Вы желаете сразиться со мной? – издали крикнул ему Гуань Юй.
– Нет, я приехал повидаться, вспомнив нашу старую дружбу.
Чжан Ляо соскочил с коня, отбросил клинок и приветствовал Гуань Юйя. Они уселись на вершине горы, и Гуань Юй спросил:
– Значит, вы прибыли уговаривать меня сдаться?
– Нет, нет! Просто я хочу спасти вас, как вы когда-то спасли меня.
– Так вы намерены помочь мне?
– Тоже нет.
– Тогда зачем вы приехали?
– Неизвестно, жив ли Лю Бэй или погиб; судьба Чжан Фэя тоже никому неведома, – начал Чжан Ляо. – Прошлой ночью Цао Цао завладел Сяпи. Правда, он не причинил вреда ни воинам, ни народу, даже распорядился охранять семью Лю Бэя. Беспокоиться вам не о чем. Об этом я и хотел вам сообщить.
– А все же вы решили уговаривать меня! – гневно воскликнул Гуань Юй. – Из этого ничего не выйдет! Пусть я отрезан – смерти я не боюсь! Я смотрю на нее как на возвращение домой. Поживей убирайтесь отсюда! Я иду в бой!
– Над вашими словами будет смеяться вся Поднебесная, – расхохотался Чжан Ляо.
– Кто будет смеяться, если я умру во имя долга и справедливости?
– Если вы погибнете, будете виноваты втройне!
– В чем?
– Лю Бэй, вступая с вами в союз, поклялся жить и умереть вместе с назваными братьями. Он только что потерпел поражение, а вы вступаете в смертельную схватку. Возможно, Лю Бэй жив и ему еще потребуется ваша помощь, а вы ее не сможете оказать! Вот вам первое нарушение клятвы. Затем Лю Бэй поручил вам охранять свою семью. Погибнете вы, и обе его жены останутся беззащитными. Отступление от долга, возложенного на вас старшим братом, – вторая вина. И наконец, вы обладаете необыкновенными военными способностями, которые достойны войти в историю. Вы же отказываетесь спасти Ханьский дом и предпочитаете броситься в кипяток или прыгнуть в огонь – такое деяние недостойно благородного мужа! В этом ваша третья вина.
Гуань Юй погрузился в размышления.
– Чего же вы хотите от меня? – проговорил он.
– Вы окружены войсками Цао Цао, – сказал Чжан Ляо. – В бессмысленной смерти нет никакой пользы. Послушайтесь меня, сдавайтесь Цао Цао, а потом уйдете, когда узнаете, где Лю Бэй. Вы спасете жизнь двум женщинам, не нарушите клятву, данную в персиковом саду, и сохраните свою жизнь, которая еще принесет пользу. Вот об этих трех выгодах вам и следует подумать.
– На ваши три довода у меня есть три условия, – сказал Гуань Юй. – Если чэн-сян их примет, я снимаю латы, если нет, я беру все три вины на себя.
– Чэн-сян щедр и великодушен, – заверил Чжан Ляо, – он согласится на все. Я хотел бы знать ваши условия.
– Во-первых, мы с Лю Бэем поклялись поддерживать Ханьский дом, и потому я покоряюсь ханьскому императору, а не Цао Цао. Во-вторых, прошу снабдить жен моего старшего брата деньгами и продовольствием и распорядиться, чтобы ни высокопоставленные лица, ни люди низкого происхождения не смели приближаться к их дверям. И в-третьих, мне должны разрешить уйти к Лю Бэю, как только я узнаю, где он, будь то хоть в десяти тысячах ли отсюда. Если одно из трех этих условий не будет принято, я не сдаюсь. Надеюсь, что вы все передадите чэн-сяну?
Чжан Ляо известил Цао Цао, что Гуань Юй согласен покориться только ханьскому императору.
– Я ханьский чэн-сян, – с самодовольной улыбкой заявил Цао Цао, – Хань – это я! Следовательно, можно принять его первое условие.
Выслушав второе требование Гуань Юйя, Цао Цао воскликнул:
– Да я дам вдвое больше, чем полагается женам императорского родственника! А что касается запрета входить в покои женщин, так это закон каждого дома. Кто тут может его нарушить!
Только третье условие вызвало у Цао Цао некоторые сомнения. Он покачал головой и произнес:
– Значит, его придется кормить даром? Какая же мне от этого польза? Нет, на это согласиться я не могу.
– А разве вам не известны рассуждения Юй Жана о людях простых и благородных? – вмешался Чжан Ляо. – Лю Бэй обращался с Гуань Юйем милостиво, по-дружески, и, если вы сумеете щедростью и добротой привлечь его сердце, вам нечего будет бояться его неповиновения.
– Вы правы. Я принимаю все три условия, – заключил Цао Цао.
Чжан Ляо вновь поднялся на гору и сообщил Гуань Юйю о согласии Цао Цао. Гуань Юй сказал:
– Это все хорошо, но все же, прежде чем я сдамся, прошу чэн-сяна временно отвести войска и разрешить мне съездить в город повидаться с женами моего старшего брата.
Цао Цао дал согласие и на это и велел войскам отойти на десять ли.
– Не делайте этого! – предостерегал его Сюнь Юй. – Здесь, наверно, кроется какая-то хитрость!
– Гуань Юй не подведет, он человек правдивый! – уверенно возразил Цао Цао.
Войска были отведены. Гуань Юй ушел в Сяпи. Народ в городе был спокоен. Жены Лю Бэя, узнав о приезде Гуань Юйя, вышли его встречать. Гуань Юй склонился у ступеней:
– Я заставил вас натерпеться страху, простите меня!
– А где сейчас наш господин? – спросили женщины.
– Еще не знаю.
– Что вы теперь намерены делать?
– Я вышел из города с намерением вступить в смертельный бой, но попал в безвыходное положение на горе, и Чжан Ляо уговорил меня сдаться. Цао Цао принял мои условия и пропустил меня в город. Не смею действовать самовольно, не зная вашего мнения.
Женщины поинтересовались условиями, и Гуань Юй рассказал подробности.
– Вчера, когда армия Цао Цао вступила в город, мы уже считали себя погибшими, – призналась госпожа Гань. – Кто бы мог подумать, что ни единый волос не упадет у нас с головы! Ни один воин не посмел войти в нашу дверь! Но зачем вы спрашиваете нас, если уже дали свое согласие? Мы опасаемся только одного: может быть, завтра Цао Цао уже не захочет отпустить вас искать брата.
– Не беспокойтесь. На этот счет у меня есть свои соображения! – заверил обеих женщин Гуань Юй.
Вскоре в сопровождении нескольких десятков всадников он отправился к Цао Цао. Тот лично встречал его у ворот лагеря и приветствовал с нескрываемым радушием. Гуань Юй спешился и поклонился.
– Как военачальник разбитого войска, я благодарен, что вы сохранили мне жизнь, – промолвил он.
– Я глубоко восхищен вашей преданностью и честностью, – отвечал Цао Цао. – Одного сознания, что вы у меня, достаточно, чтобы удовлетворить желания всей моей жизни!
– Чжан Ляо передал мне, что вы согласны на мои условия. Полагаю, что вы их не нарушите?
– Раз я сказал, от своего слова не отступлюсь! – заявил Цао Цао.
– Как только я узнаю, где мой старший брат, я уйду к нему, хоть бы мне пришлось пройти сквозь огонь и воду, – продолжал Гуань Юй. – Может статься, что тогда я не смогу проститься с вами, и поэтому, надеюсь, вы заранее поймете меня.
– Конечно, если Лю Бэй жив, вы уйдете к нему. Но сдается мне, что он погиб, – ответил Цао Цао. – Не беспокойтесь пока и предоставьте мне это разузнать.
Гуань Юй поклонился. Цао Цао устроил в честь его пир, а на другой день отдал распоряжение войскам возвращаться в Сюйчан.
Гуань Юй приготовил две коляски, усадил в них обеих невесток, и они тронулись в путь под его охраной. Дорогой остановились отдыхать на подворье. Цао Цао, желая «внести разлад в отношения господина и слуги», отвел для Гуань Юйя и двух женщин одну комнату. Но Гуань Юй с зажженным факелом в руке простоял у двери с вечера до утра, не обнаруживая никаких признаков усталости.
За это Цао Цао проникся к нему еще большим уважением. По прибытии в Сюйчан Цао Цао отвел Гуань Юйю целый дворец. Гуань Юй поделил его на два двора и поставил десять воинов охранять вход на женскую половину.
Цао Цао представил Гуань Юйя императору, и тот удостоил его высоким назначением.
Вскоре Цао Цао задал большой пир, на который собрались все гражданские и военные чиновники. Гуань Юйя встретили с изысканными церемониями и усадили на почетное место. Ему были вручены дары: шелка, парча, золотая и серебряная утварь. Все это он отослал невесткам.
Со дня прибытия в Сюйчан Цао Цао осыпал Гуань Юйя милостями. По пять дней длились большие пиры, по три дня малые. Кроме того, он подарил Гуань Юйю десять красавиц, но тот отдал их для услужения своим невесткам.
Раз в три дня Гуань Юй являлся к внутренним воротам и спрашивал женщин о здоровье. Те в ответ справлялись, нет ли новостей о Лю Бэе, и под конец говорили:
– Мы чувствуем себя прекрасно. Можете удалиться, если желаете.
Лишь после этого Гуань Юй осмеливался уйти.
Цао Цао безгранично восхищался Гуань Юйем. Заметив однажды, что его парчовый военный халат износился, он велел снять с Гуань Юйя мерку и сшить ему новый из такой же парчи. Гуань Юй подарок принял, но носил его под старым халатом.
– Разве вы так бережливы? – как-то спросил его Цао Цао.
– Я вовсе не бережлив. Но старый халат подарен мне моим старшим братом, и, надевая его, я будто вижу лицо своего брата, – пояснил Гуань Юй. – Вот почему я не смею отдать предпочтение вашему подарку.
– Вот поистине преданный человек! – вздохнул Цао Цао.
Но, восхищаясь Гуань Юйем, он не мог подавить в себе некоторого недовольства.
В один прекрасный день за Гуань Юйем прибежал слуга с такими словами:
– Обе госпожи плачут во внутреннем дворце и просят вас прийти поскорей.
Гуань Юй привел в порядок свою одежду, подошел к внутренним воротам и, преклонив колена, осведомился:
– Что опечалило вас, госпожи?
– Мне приснилось, что наш господин провалился в яму, – сказала госпожа Гань. – Я проснулась и поделилась тревогой с госпожой Ми. Нам кажется, что он уже в стране Девяти источников.
– Не горюйте, – успокоил их Гуань Юй. – Снам верить нельзя. Он приснился вам потому, что вы о нем думали.
Во время этой беседы явился посланный от Цао Цао и пригласил Гуань Юйя на пир. Гуань Юй попрощался с невестками и пошел к Цао Цао. Тот заметил слезы на глазах Гуань Юйя и пожелал узнать, что случилось.
– Жены моего старшего брата убиваются о нем, и я тоже не могу не скорбеть, – объявил Гуань Юй.
Цао Цао улыбнулся и попытался утешить его, предложив вина. Гуань Юй опьянел и стал поглаживать бороду, говоря:
– Какой же я бесполезный человек! Я не оказал ни одной услуги государству и вдобавок изменил старшему брату.
– Сколько волос в вашей бороде? – неожиданно спросил Цао Цао.
– Примерно несколько сот, – ответил Гуань Юй. – Осенью выпадает по три-пять волосков в месяц, а зимой помногу, и тогда я прячу бороду в шелковый мешочек, чтобы она совсем не вылезла.
Цао Цао заказал шелковый мешочек и подарил его Гуань Юйю, чтобы тот сохранил свою бороду. На другой день Гуань Юй предстал перед императором, и тот поинтересовался, что это за мешочек у него на груди.
– Моя борода очень длинна, и чэн-сян подарил мне мешочек, чтобы я прятал ее, – сказал Гуань Юй.
Император велел ему снять мешочек, и борода рассыпалась по животу Гуань Юйя.
– Поистине вы гун Прекрасной бороды! – воскликнул император.
С тех пор это имя закрепилось за Гуань Юйем.
Как-то, провожая Гуань Юйя из дворца, Цао Цао обратил внимание на то, что его конь слишком худ.
– Почему так тощ ваш конь? – спросил он.
– Слишком тяжело мое нестоящее тело, коню не по силам носить его на себе.
Цао Цао отдал слугам какое-то приказание, и через мгновение они привели красавца-коня огненно-рыжей масти.
– Узнаёте коня? – спросил Цао Цао.
– Не иначе как это Красный Заяц, конь Люй Бу!
– Он самый! – подтвердил Цао Цао и подарил Гуань Юйю еще седло и сбрую.
Гуань Юй дважды поклонился в знак благодарности.
– Что это вы так низко кланяетесь? – удивленно заметил Цао Цао. – Вы меня так не благодарили, когда я дарил вам шелка, золото и девушек. Неужто вы так низко цените людей и так высоко животное?
– Этот конь за день пробегает тысячу ли, – сказал Гуань Юй. – Я счастлив потому, что, имея такого коня, я в тот же день смогу увидеть своего старшего брата, как только узнаю, где он.
Цао Цао ужаснулся и стал раскаиваться в своем поступке. Гуань Юй попрощался с ним и удалился. Цао Цао пожаловался Чжан Ляо:
– На что же это похоже? Я неплохо обращаюсь с Гуань Юйем, а он все думает, как бы уйти.
– Разрешите мне разузнать его намерения, – предложил Чжан Ляо и тут же отправился к Гуань Юйю.
– Я хорошо отозвался о вас чэн-сяну, и он к вам очень внимателен, – сказал Чжан Ляо после приветственных церемоний.
– Я глубоко тронут добротой чэн-сяна, – ответил Гуань Юй. – Хотя сам я здесь, но сердце мое было, есть и будет со старшим братом.
– Вы не правы, – заметил Чжан Ляо. – Не может быть достойным мужем тот, кто не умеет отличить презрения от уважения. Почему вы стремитесь уйти от чэн-сяна? Ведь в обращении с вами его не превзошел даже Лю Бэй!
– Цао Цао добр ко мне, это верно. Но старший брат мой тоже оказывал мне немало милостей. Кроме того, мы поклялись жить и умереть с ним вместе, а клятве изменить нельзя. Здесь я не останусь, но, прежде чем уйти, постараюсь оказать услугу чэн-сяну в благодарность за его внимание.
– А если Лю Бэй покинул этот мир, куда вы уйдете?
– Буду служить ему в мире подземном! – с жаром воскликнул Гуань Юй.
Чжан Ляо понял, что всякие уговоры бесполезны, и сказал об этом Цао Цао. Тот вздохнул:
– Быть верным господину и не забывать клятву – черты человека высокочестного, самого великого во всей Поднебесной!
– А ведь он обещал, что не уйдет, пока не окажет вам услугу. Не давайте ему такой возможности, и он останется, – заметил Сюнь Юй, и Цао Цао с ним согласился.
Все это время Лю Бэй жил у Юань Шао, и его постоянно терзали тяжелые думы.
– Что с вами? Почему вы так печальны? – спросил его Юань Шао.
– Как же мне не горевать? Нет вестей ни от семьи, ни от братьев. Государству помочь я не смог, семью защитить не сумел.
– Я давно хочу напасть на Сюйчан. Вот придет весна, и я подниму войско, – успокоил его Юань Шао и тут же стал советоваться, как разгромить Цао Цао.
– Мы прозевали момент, – сказал Тянь Фын. – Когда Цао Цао собирался в поход на Сюйчжоу, Сюйчан был пуст. А теперь Цао Цао одолеть нелегко, его войска воодушевлены победой: Сюйчжоу взят. Придется ждать другого случая.
– Об этом еще следует подумать.
Своими сомнениями Юань Шао поделился с Лю Бэем.
– Как вы относитесь к совету Тянь Фына? – спросил он.
– Цао Цао – злодей, обижающий Сына неба, – ответил Лю Бэй, – и, если вы не покараете его, боюсь, вы не исполните великого долга перед Поднебесной.
– Вы сказали прекрасно! – воскликнул Юань Шао и окончательно решил выступить против Цао Цао.
Тянь Фын возражал, но Юань Шао на него прикрикнул:
– Вы цените дела гражданские, а военные презираете и хотите, чтобы я не выполнил своего долга!
– Если вы не послушаетесь искренних слов вашего слуги, успеха у вас не будет! – Тянь Фын потупил голову.
Юань Шао охватил гнев, он хотел предать казни строптивого советника, и Лю Бэю насилу удалось отговорить его. Тянь Фына заточили в тюрьму.
Весть о том, что Юань Шао собирается в поход против Цао Цао, дошла до Цзюй Шоу. Он раздал все свое имущество и дал обет:
– Я последую за армией. Победим – всем нам достанется слава; потерпим поражение – и мне не сносить своей головы.
Провожая его, люди плакали.
Да-цзян[119] Янь Лян получил приказ напасть на Байма.
– Янь Лян хитрец и похваляется своей храбростью, это бесспорно. Но с такой задачей ему одному не справиться, – заметил Цзюй Шоу.
– Он мой лучший военачальник, и не вам о нем судить! – отрезал Юань Шао.
Огромная армия стекалась к Лияну. Дунцзюньский тай-шоу Лю Янь донес в Сюйчан об опасности, и Цао Цао двинул свое войско, чтобы остановить врага.
– Мне хотелось бы быть впереди, – обратился к Цао Цао Гуань Юй, едва заслышав о походе.
– Не смею пока вас беспокоить, но как только понадобится, я сам попрошу вас об этом.
Цао Цао, разделив на три отряда сто пятьдесят тысяч воинов, выступил в поход. В пути он получил донесение от Лю Яня о том, что положение создалось тяжелое. Войско подошло к Байма и заняло позиции, опираясь на холмы. Вдали на широкой равнине, перерезанной потоком, расположился Янь Лян с сотней тысяч отборных воинов.
Цао Цао был встревожен.
– Вы, кажется, были самым храбрым военачальником у Люй Бу, – обратился он к Сун Сяню. – Могли бы вы сразиться с Янь Ляном?
Сун Сянь кивнул утвердительно. Вооружившись копьем, он выехал вперед.
Янь Лян с мечом в руке восседал на коне под двойным знаменем. Увидев Сун Сяня, он с громким криком устремился ему навстречу. В третьей схватке он занес руку, опустил меч, и обезглавленный Сун Сянь пал перед строем.
– Вот храбрый воин! – воскликнул изумленный Цао Цао.
– Он убил моего друга! Я отомщу ему! – выкрикнул Вэй Сюй.
Цао Цао дал свое согласие. Вооруженный секирой, Вэй Сюй выехал вперед, осыпая Янь Ляна бранью. Тот ничего не отвечал, но, когда кони их сблизились, он первым же ударом меча зарубил Вэй Сюя.
– Кто теперь осмелится выйти против него? – спросил Цао Цао.
На вызов откликнулся Сюй Хуан, но и ему не удалось победить Янь Ляна и пришлось вернуться в строй. Военачальники дрожали от страха. Цао Цао отвел свое войско. Янь Лян тоже отошел. Гибель двух военачальников крайне печалила Цао Цао.
– Я знаю, кто может сразиться с Янь Ляном! – сказал ему Чэн Юй.
– Кто же?
– Гуань Юй!
– Боюсь, что, оказав мне услугу, он покинет меня.
– Не думаю, – ответил Чэн Юй. – Лю Бэю, если он жив, негде быть, кроме как у Юань Шао. Появление Гуань Юйя вызовет у него подозрение, и он убьет Лю Бэя. Тогда Гуань Юй не уйдет от вас.
