Лучезар Ратибора
Осколки, обрывки, штрихи…
Выполняя миссию
Магистр Темпли, исповедующий Правый Путь, становится Ипсиссимусом, но отказывается покидать этот плотный мир, пока живые существа, количеством по священному числу, не достигнут Вознесения. Его подход и идеология – помощь через Милосердие.
Магус, исповедующий Левый Путь, становится Ипсиссимусом, но отказывается покидать этот плацдарм для тренировки и обучения душ, пока живые существа, количеством по сакральному числу, не последуют его примеру и не превзойдут Человеческую Форму. Его инструмент и суть – помощь через Строгость.
Клинок с сухим скрежетом вырвался из ножен, привлекая внимание Госпожи Смерть.
Фукухира привязал руки и ноги пленника к столу, теперь не сбежит. Тот в ужасе неотрывно глядел на Фукухиру, не имея сил произнести даже слова, в его пересохшем рту язык отказывался двигаться. Страх сожрал все силы, подавил волю, пленник часто-часто дышал сквозь приоткрытый рот, холодный пот градом струился, скатываясь крупными каплями с бровей в глаза. Больно? Больно. А вытереть некому. Остаётся моргнуть два раза, прищуриться и смотреть дальше на приготовления палача. Запомнить бы его, такого не забудешь. Но тот в маске. Если только глаза. Но палач будто специально не смотрел на свою жертву.
Экзекутор, не торопясь, но уверенными, годами наработанными движениями набрал в шприц яду и подошёл к привязанному Хатсуби. Мазок по вене, холод, боль. Яд вошёл в контакт с кровью, разгоняясь по организму. Двадцать вдохов-выдохов жертвы, десять ударов сердца, три удара сердца и три вдоха-выдоха Фукухиры. Его хладнокровию и спокойствию мог бы позавидовать и монах. Фукухира не получал низменного удовольствия от процесса, это его не трогало. Мыслями он был словно не здесь, превратившись в свою Функцию, в свою Миссию. Пленник обмяк, глаза помутнели, подёрнулись поволокой, стали медленно закрываться. Сердце замедило бешеную скачку к скорому завершению страха неизвестности, дыхание выровнялось.
Пронзительно и сосредоточенно глядя на замеревшего Хатсуби, Фукухира приблизился вплотную и занёс нож. Резкое движение, разрез. Кровь выступила из раны, маня своей свежестью и яркими красками. Пленник издал стон, не приходя в себя. Эхо боли. Ещё живой. Пока больно – радуйся, всё ещё в бренном теле.
Твёрдый жёсткий голос, привыкший повелевать и отказывающийся слышать возражения, пронзил звенящую тишину комнаты:
– Ножницы! Салфетку! Лигатуру! Зажим!
Снова тишина. Шуршание и дыхание масок. Госпожа Смерть равнодушно отвернула своё внимание. Не сегодня. Не её случай.
– Зашивайте!
Фукухира бросил окровавленный ошмёток в лоток. Тот брезгливо отозвался своим эмалевым звоном. Липоэктомия поджелудочной железы прошла буднично и успешно. Хоть пациент и дотянул до последнего, словно желая умереть, обжираясь анальгетиками.
Боль, яд, острая сталь, рассекающая плоть, наказание – всё есть инструменты исцеления, спасения, научения и воспитания при должном намерении и в умелых руках.
«Я получил эту роль. Мне выпал счастливый билет…»
Он вошёл в комнату. Флёр изящности заполонил всё вокруг, настолько этот образ был ярок и всеобъемлющ, как в каком-то аниме. Чёрный строгий костюм, белоснежная манишка, черная бабочка, небрежный вихор волос, слегка схваченный лаком… и постоянная ухмылка над жизнью и перипетиями её сценария. Он здесь и одновременно выше. Бледная, почти белая кожа, утонченные черты лица, тонкая кисть и пальцы, его красота была на грани между мужской и женской. И глаза, эти серо-голубые глаза мне не забыть никогда.
Меня он не замечал абсолютно. В какой-то момент я засомневалась в своём существовании. Он сел на стул посреди залы, боком к зеркалу, закурил тонкую сигарету на длинном мундштуке и завёл монолог – разговаривал со своим отражением, то поворачиваясь к нему, то смотря прямо перед собой в особо эмоциональные моменты. Как он был прекрасен в профиль! Я видела, я чувствовала, что ему очень больно в эти моменты, но слегка высокомерная улыбка неизменно играла на необычно ярких губах на фоне белоснежной кожи.
Голос его не был идеален, он даже слегка шепелявил. Но этот его изъян, как ключик, открывал тайные створы души и проникал туда туманом. Голос обоволакивал, кружил голову, манил, завлекал погрузиться в незнакомца. Он, как на исповеди, обнажал подчистую свои самые страшные греховные поступки за последние несколько лет, описывал со вкусом и знанием дела все пороки, что воплотил в реальность. Меня накрыла волна ужаса и отвращения. Как так можно! Не верится… Такой красивый и манящий не может быть настолько испорчен! Хотелось заплакать от раздирающих нутро противоречивых чувств и сбежать.
Казалось, он каялся в содеянном. По крайней мере, я ощущала мощную борьбу с собой и отчаянный безмолвный крик страдания, идущий изнутри него. Но также я поняла, что он не остановится. Он изопьёт эту чашу до дна, он дойдёт до самых возможных глубин своей Тьмы, он зайдёт так далеко, что Дориан Грей будет ему завидовать.
Он докурил. Резко замолчал, развернулся и вышел, оставив меня погруженной в свои переживания.
Минут через пять зашла дама: красное шерстяное платье, видавшее виды, чепчик ему под цвет, белые вульгарные бусы на шее – длинные, в два ряда умостившиеся на небольшой, но уже явно отвисшей груди. Если бы не бюстье и ему подобные ухищрения, неприглядность и скорость старения человека были бы заметнее. Время не щадит никого, тем самым спасая и исцеляя душу от застревания на одних и тех же этажах развития. На ногах из-под платья были видны толстые колготки и дешёвые бордовые туфли.
С этой мадам мы уже вступили в диалог. Я агент киностудии, провожу пробы на роль второстепенных персонажей. Дамочка как-то сразу не внушила доверия к уровню её актерского мастерства. Она, получив вожделенную возможность высказаться, трещала без умолку, по делу и не по делу. Голос у неё был надсадный и резкий, будто задача её жизни – работать на базаре зазывалой и спорщиком. В сплошном без запятых потоке информации я сумела понять, что мадам живёт небогато, двое детей на иждивении, она постоянно обивает пороги киностудий в надежде получить хоть какую-то роль. Пока её берут в массовку: дёшево и сердито, массовикам платят пятьсот рублей плюс кофе с сахаром бесплатно за полный рабочий день, а функции простые до невозможности – хлопать или не хлопать по команде на съёмках передачи и улыбаться, пробежать в толпе таких же коллег при съёмках фильма.
Доход, как вы понимаете, с таких «ролей» дюже мизерный. Детишкам дамы явно много чего не хватает, как и актерского таланта у ней самой. И мужа нет, как уже выяснилось.
– А вы не пробовали устроиться куда-то на постоянную работу с нормальным заработком? Хотя бы пока, пока вас не возьмут на более-менее заметную роль? – осторожно спросила я.
Дама посмотрела на меня так, будто я предложила ей совершить святотатство.
– Чтобы я ушла из кинематографа?! Из высокого искусства?! Да ни за что!
Мадам явно взволновалась. Аж спросила разрешения закурить. И закурила. Тонкую сигарку на длинном мундштуке. Точь-в-точь, как курил Он, элегантный неуловимый незнакомец, воплощение порока. Удивительное совпадение!
Даму я даже не стала просить сыграть какую-нибудь сценку. Всё-таки не первый год работаю в этой стезе, многие моменты научилась видеть интуитивно. На искомую роль она точно не подходила. Я отделалась дежурной фразой, что перезвоним ей, когда рассмотрим всех кандидаток, и попрощалась.
Пять минут тишины. Никто более не зашёл в комнату. Неужели кончились кандидаты? По списку вроде бы ещё оставались несколько человек. Впрочем, когда на кастинг являются далеко не все заявленные кандидатуры – тоже нормальная история. Я вышла в коридор, чтобы проверить, есть ли ещё кто на пробы. Коридор ожиданий был пуст. Там стоял только Он, в полумраке у окна, редкие проезжающие машины освещали его прекрасный лик и ухмылку.
– М.! Раз больше никого нет, пройдёмте в комнату. Вы подходите на эту роль, я запишу ваши данные.
Мы прошли вовнутрь. Он сел напротив и смотрел на меня неотрывно. Мне стало неловко, создалось явственное ощущение, что он раздевает меня взглядом и прямо поедает меня во всех смыслах. А страшнее всего, что он видел мои мысли и ощущения, М. читал меня, как раскрытую книгу!
– А данные мадам вы не будете записывать? Если что, могу подсказать, успел познакомиться, – в волшебном голосе сквозила издевка и ехидца.
– При чём здесь мадам? Её умение играть слишком далеко от совершенства, мягко говоря.
Я опустила взгляд и переписывала данные его паспорта. Гм, а он старше, чем выглядит. Причём, лет так на пятнадцать… Голос мадам как ушат холодной воды вывел меня из размышлений:
– Ну насчёт моих актёрских способностей я бы, милочка, поспорила!
В крайней степени изумления я медленно подняла голову, боясь поверить услышанному. Передо мной сидел Он, М., сияющий прекрасный демон, и говорил голосом дамы в красном шерстяном платье. Даже выражение его лица приобрело её характерную мимику, пусть в данный момент и без грима. Но если сейчас визуально набросить на него животик, женскую одежду, накладную грудь, немного грима – вот тебе и мадам во плоти. За секунду в голове промелькнули догадки, расхождения, совпадения, нюансы внешности, на которые я не обратила пристального внимания, заранее повесив ярлык: карие глаза дамы были явно искусственны, это линзы, и сейчас я это вспоминаю; тонкая сигарета и мундштук; обвисшая грудь немного неестественна, что логично, потому что она ненастоящая; даже наспех изображенная полнота – я всё это могла заметить!
Я вскочила.
– Не может быть!!! Это не мог быть ты! Вы слишком разные.
М. развёл руки в победоносном жесте:
– Муа! Такой, не такой, совсем не такой, всегда разный, нигде не настоящий. Десяток имён, десяток псевдонимов, разные лики и маски. Сложнее сказать, где я настоящий.
– Но как ты добился такого уровня? Я поверила полностью в существование этой мадам и её истории. Заканчивал Щукина, Щепкина, ВГИК? Играл в провинциальных театрах, раз я не заметила тебя раньше?
– Не учился, не играл в театрах. В образах я живу их жизнью. Я прожил сотни тысяч воплощений, на Земле и на других планетах. Я побывал на всех полюсах бытия, проживал всевозможные статусы и ипостаси, не раз бывал и актёром. Чтобы достоверно изобразить персонажа, мне не нужно играть, достаточно только вспомнить.
Э. М. Ремарк «Триумфальная арка». Отзыв
Я люблю, а значит, я существую.
Я влюбился в Ремарка. Мне по нраву его мягкий нежный слог, обволакивающий и шепчущий. Мне импонирует тесная близость смерти в его произведениях. От этого пробуждается желание жить и бороться дальше с этим враждебным миром. В плане моих субъективных ощущений не стал исключением и роман «Триумфальная арка».
И снова смерть дышит в каждом диалоге. Она в горе, она в радости, она в молчании и в долгих разговорах. Безмолвный свидетель, отбирающий персонажей, дарующий остроту и искренность чувствам в каждый момент жизни. Только чувствуя еле слышное дыхание Танатоса в затылок, ощущаешь вкус к жизни, осознаёшь всем сердцем и душой, что есть только миг между прошлым и будущим, только здесь и только сейчас, в это самое мгновение.
Вы только взгляните, как прекрасна Госпожа Смерть в устах автора:
«Он лежал, уже бездыханный, но лицо его за последний час переменилось сильнее, чем за все тридцать пять лет жизни. Сквозь судорожную натугу последнего вздоха теперь медленно и непреклонно проступал строгий лик смерти. Все случайное таяло и отпадало, последние следы мучительного умирания сходили на нет, и вместо мелких, заурядных, искажённых страданием черт – отрешённая, безмолвная, вступала в свои права маска вечности. Ещё через час только она и останется».
Главная идея произведения – Любовь. Любовь с большой буквы. Безрассудная, безоглядная, настоящая, страстная, всепоглощающая и безмерная. Любовь как единственное чувство, имеющее смысл и наполняющее смыслом все суетливые странные движения от рождения до смерти. Любовь накануне войны и смерти, любовь на фоне каждодневной борьбы за место под солнцем, где мир и настоящее слишком эфемерны и иллюзорны, чтобы стать надеждой на завтрашний день.
Конечно, главные герои – живые люди, посему без сцен ревности и сердечных мытарств не обошлось. Но не придаёт ли это остроты в отношениях? Когда царит всепринятие, граничащее с равнодушием, – это либо отсутствие любви и сильного притяжения, либо чувства Вознесённых, развивших своё сознание и сердечную чакру до способностей к безусловной несобственнической Любви. Ревность присуща многим как неотъемлемый атрибут проявлений эго, люди ставят себя выше партнёра, считая вправе обладать им. Это проистекает от их уверенности в собственном бессмертии, в абсолютном непоколебимом знании, что завтра они ещё будут живы. Я, конечно же, в первую очередь имею в виду внешние проявления ревности, поведение и поступки людей, ею порождаемые, а не само наличие ревности как состояния, которое можно контролировать при достаточном уровне осознанности.
В смятениях, в сомнениях, в терзаниях страстной любви и жгучей ненависти есть один большой и неоспоримый плюс – ты снова живой! Чувства с эмоциями могут с адской болью драть сердце и душу. Но при этом ты чувствуешь, и это радость бытия. Я чувствую, значит, я существую.
Все душещипательные, зубодробительные скандальные сцены ревности, что в жизни, что на бумаге, напоминают мне истерику мальчиков и девочек в детском саду, делящих ночной горшок неубитого медведя. И сцена в «Триумфальной арке» вызвала у меня положительные эмоции. Жоан увидела Равича в ресторане с какой-то дамой. Потом пришла к нему домой и закатила ревнивый скандал с вопросами. Он ей по-хорошему объяснил, что она живёт с мужчиной, что не имеет права устраивать сцену и что пора бы ей возвращаться к своему ненаглядному. Что же ответила актриса средней руки с румынским акцентом? – «Это другое!» Под это сакраментальное «Это другое!» я смеялся в голос.
Поскольку я сам писатель, то не могу не вставить здесь свои ассоциативные «пять копеек», родившиеся при прочтении:
«Он резко толкнул дверь и ворвался с грохотом в её жизнь, нарушая весь привычный, хоть и, честно говоря, зловонный уклад бытия. Они не виделись сотни лет, раньше его звали иначе, а у неё было другое имя. Но даже истеки вечность с момента их последней встречи, это ничего бы не изменило, потому что для родственных душ не существует времени и пространства.
Он пристально взглянул на неё, обжёг блеском стальных глаз. Она тут же вспомнила, всё вспомнила – все их жизни, все пути и сплетения, все уровни огня, воды и медных труб, что они не раз проходили вместе, пусть и с переменным успехом, ведь никто не совершенен в подлунном мире.
– Долго же я тебя искал, крепость души моей… Идём со мной! – бросил он.
– Но как?.. – взбрыкнула было её последняя нынешняя личность. – У меня муж, дети, ипотека…
Голос её затих, она обернулась и увидела тающих призраков своей эрзац-жизни. Глаза её, потухшие за последние годы, вновь вспыхнули со свежей силой, надеждой и радостью.
– Идём! – он протянул ей руку.
– Идём, мой воин! Наконец-то мы снова вместе! – бросилась она к своему единственному и настоящему».
Превознося Любовь и обожествляя Женщину, Ремарк подспудно прошёлся и по религии. Так сказать, мысли вслух:
«Человек без желудка умер. Трое суток он стонал, мучался, и даже морфий ему уже почти не помогал. Равич и Вебер знали, что он умрёт. Они вполне могли бы избавить его от этих трёхдневных мучений. Но не избавили, ибо религия, проповедующая любовь к ближнему, возбраняет сокращать страдания человеческие. И её в этом строжайше поддерживает закон».
И здесь я с автором соглашусь. Судить по делам, а не по словам, и видеть скрытый смысл между строк религиозных догм.
А ещё хочу сказать напоследок… Ревность лысых обезьян, без стеснения гордо носящих название Человек, убивает.
А читатели кто?..
«И многие из спящих в прахе земли пробудятся, одни для жизни вечной, другие на вечное поругание и посрамление. И разумные будут сиять, как светила на тверди, и обратившие многих к правде – как звезды, вовеки, навсегда. <…> А ты иди к твоему концу и упокоишься, и восстанешь для получения твоего жребия в конце дней».
(Дан. 12:2–13)
Покритикуем небожителей. И даже осмелимся им где-то возразить. Что, в общем-то, привычно для меня, потому что я со многими богами и вознесёнными не согласен. Тем более, моё несогласие вялое и пассивное по причине понимания, что бог или вознесённый высказал одно мнение по некоторому поводу – в конкретное время в конкретном месте и для определённых ушей. Тут сразу же включается несколько уровней понимания сказанного в зависимости от осознанности и развития внимающего. Тот же бог или вознесённый по тому же самому поводу в другое время, в другом месте и для других ушей сказал иначе. Мудрое говорят среди мудрых. А искусство прятать среди мишуры символы и проблески истины для посвящённых используют с сотворения мира.
Прочитал я очередное творение дуэта Генри Лайон Олди «Мужество похвалы». Это сборник публицистических статей, в основном записанные на бумаге семинары писателей по писательскому мастерству. Мне всё понравилось, было интересно узнать настоящие отличия повести от романа, и это не объём текста в знаках. Было познавательно и даже забавно прочитать анализ текстов и ознакомиться, а как там оно пишется по науке, сравнить свои произведения, примерить, укладываются ли они в прокрустово ложе профессиональных качественных работ.
Пару острых вилок полетело от известных фантастов в сторону начинающих и не очень писателей по поводу композиции произведения. В тексте должна быть структура: экспозиция, завязка, развитие действия, кульминация, развязка. А у многих нынешних самиздатовцев с этим беда: бегают персонажи, бегают, происходит куча каких-то внешне активных действий, а завязки сюжета так и нет.
Одновременно и соглашусь и не соглашусь с мэтрами. Потому что люди для науки или наука для людей? Можно писать по наитию, по вдохновению от Музы, выплескивая накопившиеся переживания и мысли, пока они не раскурочили нутро под избыточным давлением. И, естественно, не пытаться угодить безликим правилам грамотной литературной композиции. Ещё один момент зависит от цели творчества, первостепенной или же одной из, не суть. Если хочется, чтобы произведение читали множества (тысячи людей), и получилось добиться такого результата в своей индивидуальной форме подачи материала при внутренней честности в согласии с совестью, то с чего бы вдруг изменять себе и пытаться подстроить свой труд под придуманные кем-то правила? Конечно, логика научения может присутствовать, можно освоить писательское ремесло в неубиваемом порыве стать лучше, профессиональнее в своём деле, но к этому должен быть искренний внутренний посыл. Ещё один вариант несоблюдения литературной композиции может быть, когда я, автор, пишу притчу, наполненную пространными размышлениями, аналогиями, метафорами, аллюзиями, аллегориями, мифологическими и личными отсылками. Тогда я хочу подать Идею именно в таком соусе, пусть и не будет стройной последовательной кульминации, развязки, а то и вовсе определённого конца.
Некоторые начинающие и не очень писатели после публикации своих опусов с горькими от невнимания к своему творчеству слезами бегают по форумам и жалятся, что они творили кровью сердца, вкладывали все свои сильнейшие эмоции и чувства в процесс создания нетленки. Но увы, плебс не прочувствовал. Олди пару ссанных тряпок кинули и в эту сторону: необязательно проживать с героями их трагедии, драмы и пики счастья, нет строгого правила писать кровью сердца, куда важнее это передать. Или передать так, как будто ты это всё испытал, качественно отзеркалить.
Снова скажу: и да, и нет. На один и тот же роман может быть сотня разных мнений. На одном полюсе сотни прочитавших будут говорить, что текст суховат, не вызывает эмоций (а ты плакал и седел, пока писал, намыливал верёвку и планировал уйти в запой одновременно). На другом полюсе будут восторженно кричать, как их пробрало, как их задело за живое. Смог ли автор перенести свои животрепещущие чувства предельно точно на бумагу или нет – зависит не только от него, а ещё и от со-автора, то есть читателя.
Однажды, как пишут сами Олди, случилось неслыханное и неожиданное: издательство, давно с ними сотрудничавшее, отказалось публиковать их очередной роман. По причине, что тот слишком сложный, а средний читатель тупеет, переключаясь на клиповое мышление. Иначе говоря, издатель-бизнесмен предположил, что несмотря на правильно и грамотно написанный с точки зрения литературной науки текст не будут покупать, потому что авторы не смогли передать Идею так, чтобы зацепить читательский интерес. Получилось, что именитые писатели в некотором роде столкнулись с собственным утверждением и противоречием к нему: важнее передать вкладываемое в творение так, чтобы читатель увидел и заинтересовался.
Только что закончил читать роман Г. Л. Олди в соавторстве с А. Валентиновым «Тирмен». Это тот роман, который, по словам самих фантастов, многие читатели не поняли. Они не увидели концовку, они не разглядели развязку. Это камень в огород Олди. Ведь в выстроенной по науке композиции должна быть развязка. А её здесь нет… Точнее, она есть, но большинство не увидели. Это уже к слову о том, чтобы суметь донести до читателя. Кстати, в начало статьи я выложил цитату из Книги Пророка Даниила, которая, на мой взгляд, объясняет концовку романа.
Это всё я пишу не с целью поахать, что и на старуху бывает проруха. Нет, ведь Олди одни из моих любимых писателей. И мне по душе их сложные философские, религиозные и даже оккультные подложки в творениях. Пишу, чтобы более отчётливо показать, что для понимания произведения важен не только строгий литературный порядок, правила построения и соответствия, грамотное донесение материала, но важен сам Читатель, его уровень осознания, развития, восприятия, его опыт, его эрудиция и база знаний. В свои художественные романы я закладываю эзотерические идеи, пророчества, описание магических законов и ритуалов. Но я даю себе отчёт, что их заметят, поймут и оценят лишь немногие. Для остальных, хочется надеяться, будет интересной художественная оболочка произведения.
P. S.: благодаря «Мужеству похвалы» я несколько переосмыслил свой статус. И перестал называть себя «начинающим писателем». Буду просто писателем, пока малоизвестным. Пока.
