Лукьян Салтыков
Рассказы Гидроцефала
Между тем Королева разбирала тайный смысл Небесной Голограммы.
Грустника.
Королева сидела под можжевеловой липой и смотрела на мир то глазами Правды то глазами Любви, попеременно. У ног её стояло восемь пустых и одно опустошённое до половины вёдер Грустники, собранной до восхода росы инвентаря топорного быта бесплатных наслаждений. Эту фантастическую склонность к еде Она получила в наследство от далёкого пращура из ныне бесследно исчезнувшего племени «ням-ням». Ей было не больно.
На гардину северных метаморфоз день за днём нанизывались годы. Она знала, что где-то далеко деревья уже стоят по уши в снегу, и это тревожило Её. «Навязчивая неизбежность зимы… – задумчиво произнесла Она – Навязчивая… Ох!». «Эй! – раздалось из-за спины – Костями праздными обильный, я вышел на пустынный брег!» – с этими словами со стороны Восточной Тропы Пригорода появился Поэт. На шее его висела роскошная цапля, волосы которой были цвета индиго, а в клюве светилась улыбка. «Н-да… хорошему коту и в апреле март» – сказала Королева, умеренно жуя Грустнику. «Сегодня во мне завелись кузнечики! – похвастал Поэт – Я просто сидел среди сумерек и курил, изучая трактат «О Поэзии Вина Под Музыку Стаканов», написанный японским сторожем мистером Томуто Томуто, и вдруг услышал их стрекотание! Тут же из-под стола показалось Лицо и, погрозив пальцем, предложило облизать пилу. Потом оно исчезло и до утра всё было тихо, лишь один раз пришла огромная мышь и попросила закурить. Мне показалось это очень важным…»
«Ощущение важности в наше время, жизнью не является! – перебила его Королева – Столь интересный и захватывающий Мир стал мягким и безопасным местом. Каждый день походит на другой, и мы так устали от этого. Люди в прошлом имели обыкновение рисковать жизнью, охотясь на животных, принимая участие в экспедициях, убегая с чужими жёнами. Мы нуждаемся в некотором адреналине и чрезвычайности, чтобы чувствовать, что наша жизнь продвигается!» – Грустника делала своё дело… – «Всё больше людей пробует что-нибудь от организованного пружинного устройства, подстрекающего к незаконному спрыгиванию из зданий. И люди никогда не чувствуют себя настолько живыми как тогда, когда они рискуют их жизнью» – Она замолчала, пристально глядя в глаза Поэта.
«Тылу тыл – вяло ответил он. – А знаешь, постели нам сегодня под Кустом. Видит бог, даже мост Ватерлоо имеет не такое глубокое значение, как встреча, знакомство и любовь молоденькой балерины Майра и красавца-офицера Роя Кронина, во время бомбёжек Лондона…»
МАНДЕЛЬШТАМП:
Крепко обнявшись, они уснули, чтобы ещё вернее быть вместе. Им снился вечер Русского Аванса, куда приглашаются все безработные, чудесная мелодия Зелёной Флейты, нелепый танец Терминатора с медведем, местный вариант проливного дождя – Скулькато, съёмная квартира на окраине города и многое-многое другое…
За десять лет они впервые были СЧАСТЛИВЫ.
В Лес постучалась Зима.
__________________________
Никто не открыл.
Миронавар Садко.
«С Вами, на жёлтом солнце глаза, да в ржавое, красного цвета завтра…
Днями ранее трава болота была сухой!
На вид горячей, да прямо в новое сердце огня!
Сгорит горячая, полностью дотла!
Счастьем кожа, днём наполненная, как рассвет!
Я сегодня, как лист на дереве весной, я сегодня, как – это? Поэт!
Возможно и поэту – мы необходимы, а, критики-эксперты?
Другим чтоб становилось неповадно.
В страсти, которая опьяняет, под сенью сада охватив любезно Тебя губой,
Ласкать, в ярости медленно, фитили Твоих волос!
Чтоб ночью, океан делал бесконечно песни в тишине…
С ним непосредственно, как спасенье, память о недавно взятых новых городах!
Я с Тобою, как лист на дереве весной, я с Тобою, как – это? Поэт?» – Садко упал к основанию реки и оказался в Лесу.
Королева и Поэт слышали о музыкальных талантах Садко и попросили, чтобы он играл и пел для них. Они были вне себя от радости и решили сделать пребывание Садко в Лесу приятным, обещав не бить его.
Выше сосен, медленно дрейфовала луна, река пела о чём-то своём; а где-то вдалеке от Гидрометцентра вздымались минареты снега. Ревущий походный костер, с грубым юмором, дарил румяные оттенки здоровья измученным лицам насекомых.
«Рассказывает ли он для Тебя обо мне?
– затянул новую песню Садко -
Чем беспокою я Тебя, с сегодняшнего дня?
Я был один. Хотел ли просто я Тебя?
Я буду делать также как газон, как ветер, как вино!
Ведь я люблю Тебя!
Я опишу удаление без прецедента гармоничным словом,
как на склоне, сверкает конверт речным обловом.
Златоглаво поталь!
Ты ведь любишь поталь?
О, да! Ты любишь поталь!
В вешний полдень я не управлял мероприятиями.
Мне бы ими никогда не управлять!
Я знаю, снова серый цвет будет завтра.
Я знаю, он будет завтра, как всегда.
Но почему каждый раз все видят меня одинаково: будто в Твоей судьбе я только пешеход, который делает воду вином…»
«Хм… Странно… – размышляла Королева – Уж не сочтите это за слишком самонадеянное безумие, но эти брызги Западной сосны точно такие, как на той могиле, где английский дуб и падуб и венки лавра переплетают жаркое лето две тысячи восемь раз… Хм» – хмыкнула Она ещё раз и задумчиво уставилась кругло-полосатыми глазами на предутренний пенный закат, разлитый стремительно кем-то в невидимую тару Бытия. «Я где-то это уже слышала… Наверное здесь …Тайна… Тайна… Тайна…»
НАД ЧЕРТОЙ:
«После моей смерти, Вы вскроете вены этой Тайны, и кровь её хлынет в газеты…» – вдруг сказал Садко голосом Поэта…
ПОД ЧЕРТОЙ:
Её возлюбленный был непостоянным, по-французски некрасивым и всегда в Лесу…
