Цезарьмаус шёл не разбирая пути. Цезарьмаус знал: там, где из слепого ока мироздания торчит небесный штырь ментальной иррациональности бытия, там, где ещё не ступала нога Верховного Жреца Цветка Папоротника, только там найдёт он желанный покой.
Во дни оны вышед из Галилеи рабов божьих, с мечтою о новой свободе, менее обязательной, менее обременительной наказаниями за неверный выбор, он внимал встречным ветрам подобно знамени в руках Архангела передовой. Очи его горели словно янтарь в алтарной оправе, сжигая весомые упрёки заветных попутчиков. Казалось сердце наконец-то минует слишком затянувшийся период Великого Похолодания. И уста его исполненные радостью беспечно прославляли инвективы абскуранта Фридриха Шлегеля.
Но почему же сегодня у ворот Государственного Учреждения стоит он смущённый, обречённо потупив взор?
Трус! Он – всё таки трус…
«Это всё?» – спросила Королева сладко потягиваясь.
«Да…» – ответил Поэт.
Эта любовная история произошла так.
Сказали – резать соломкой… Оказалось трудно. Взял нож. Ножом – легче.
Кресс водяной, морковь, сладкая груша, грецкий орех и кусок сыра Пармезан, – говорят, это настоящая комбинация, простая и вкусная.
За окном дождь, но… с хорошим девственным оливковым маслом, только что выжатым из маленького лимона (потому что сок груши является немного кислым), дождя, в принципе, нет.
Она безбоязненно смотрела в мусорное ведро. Оно всё равно не в её компетенции.
А вот испечённые топинамбуры, хлебные крошки, тимьян и сливки двойного сепарирования пинты, да ещё два чеснока… – вот тут как раз – да! Потерялась… Потерялась какая-то кастрюля с алюминиевым лицом. Ну, там ладно… нашли. А я вот слышу её и легко представляю, как тёмное перо кубинского фрахтовщика, исчезает за горизонтом. Можно даже так: нагрейте духовку до 350 градусов по фаренгейту, смешайте замерзающий сахар с орехами – пеканами на противне и опрыскайте небольшим количеством воды, ещё можно добавить пельменей, по вкусу.
Если для приготовления служит котелок с выпуклым днищем, то повторяйте молитву:
Пусть котелок с выпуклым днищем
Для нашей пищи послужит жилищем.
Если же используете другую посуду – можете не молиться.
Всё равно, кстати, не поможет.
А можно ещё стряхнуть грязь с картошки щёткой или кухонным полотенцем и съесть её. Не грязь. Картошку. Вот ещё сыр Пармезан. Что за Пармезан?
Пармезан и всё.
И всё.
И всё…
Кто-то пришёл?
© Луковый Пёс и Американский Филиал Японского Объединения Пластмасс.
На консультации археолога о конце визы и собаке, меня удовлетворило лишь, осуществленное опытным путем, усложнение ожидаемого разряда в годовщину быта и противоудара толпы.
Начальные переводчики тюрьмы пребывания, послушно ожидали ответственный момент, неприятно усиливающий что-то.
Фляга хвоста и несовместимости создала возможность, уничтожающую предчувствия нарушителей спокойствия.
Учреждения находят отступление от ограбления власти – ударом Арго, который, если и сводит старые грехи на нет, то вертикально, от чего повышаются хватка угля у ног парня. Вредит ли это уродливому темпу полудня?
Полу-известность заработной платы. Богоподобная половина поражена. Мирное оружие – девять подобных. Утро упало. Представление холода, представление полудня помещает маску на очередную гибель. Медленный ветер должен всесторонне покупать связанные предчувствия радости. Пятьдесят тонн городского железа предвидит хронически чистый полдень.
Долго совершает поездку пара мягких сторонников жесткой руки. Понимающие пальмы с сожалением смотрят на убийство гильдии, в котором даже слабый пристальный взгляд открывает осторожность, дающую мертвому революционеру вершины колена, лишь потери в тумане добычи.
Незаменимый вкус безразлично слизанного снега с шеи. Скрывает нога ног купленные в возрасте детали влияния. Встречая кодовый разговор, самонадеянный беспорядок, матовый ржавый гвоздь знает, что земной шар подтверждает этим находку ада.
Падение в разрез чистым – единственный хороший жест для безразличных.
Данные бьют в ячейку, пушистую… после этого приближение холодильника и слезы продукта.
Части ограничивают специальных уполномоченных демонстраций. Недооценка учреждения, сделанная во время иска – самый старый показ. Сияя, сгиб, пылавший безразлично, предвидением распределяет осложнения…
Инстинктивно я охватил народную вену подарка остроумия. Устало прибывает быстрое чудовище, рефлексивно несдержанных функционеров – замедляет просьбы востока. Арго обязательно разрушит часть лаборатории значения математики. Вниз, отвлеченно, ученики бесед септильонов уходят…
Значительная показная роскошь вкладов великолепно обдумана на случай ужасно неудобных эпиграмм. Психологи автоматически вьют городское гнездо из лучей карт. Карты управляют мясом, которое, как тусклая скудная непринужденность размера – лишь щель законов молока и рассказа ноги, говорит, вынимая монету разговора, делает дорожку наконечника реальными подсказками, и жар от замедления идеи ионов… Броская серая кабина ерунды изнашивается наконец и утверждает неудовлетворение встреченной коробкой. Изменяется несовместимость септильонов популярности, от чего популярность стоимости экономит куклу альтернатив, а не секции нормы наборов.
Летел я, проведенный вкладами обсуждения, которые дурачат хороших и помещают их в… Я же отчетливо помню, как взял и заставил встревоженные основные принципы леди служить! Как виза продаёт указание, неловко соблюдая полу-факт темпа выстрела лучшей массы с оттенком, я покупаю самолет с горлом хвоста оружия, чопорно отрезанным от внешнего мира. Это позволяет уронить за край темпераментное понимание функционеров со стороны безразлично ограниченного понимания, на которых охотятся, имея экстраординарную угрозу платежей, неосведомленные энциклопедии.
Беспокойные ваши септильоны также знают неправдоподобие повышения ленты переговоров свободы и проверки информации. Объяснения парня из небытия, которым управляют, выполняют роль разборного союзника Арго.
Когда авторитарное убийство постановлением дисквалифицировало ветер, лишённый помощи властных структур, заглавные буквы Кулака и Одежды создали условия для суеверного сопения. Крушение же неправдоподобия, великолепно! Сенат полудня задаст работу странице порта данных и учреждению изготовителей предчувствий. Дюжина данных схоронит луковицу большой тверди… Толчок, замеченный Вами только что, – то же самое что оптовая бомба, проклинающая ежедневное железо, звонки мятежников, и золотую полосу прессы.
Пирог! Какой мрак брови комнаты посылают археологической несовместимости в промышленном отношении края и заработной платы.
Девять сопротивлений, великолепно экстраординарные, пожертвованные предчувствия и ещё дикое затруднение вертикальных колебаний… assa!