Лукьян Салтыков
Рассказы Гидроцефала
Тайна Внезапного.
Никогда не говорил я о лёгкости проведения в жизнь нового сознания.
Николай Рерих
Вызывающая красота лезвия бритвы обращает даже комплементы в проклятия. Любой взгляд – даже мельком – рушит все божественные помыслы и превращает чистоту чувственной радости в летний асфальт. По которому, лишь если это удаётся, пройдя в 1998 год, можно успокоить теперь уже разумное буйство всепоглощающей пустоты, и даже насладиться, ощущая ладонью лёгкое тепло трепещущих надежд. Особенно счастливые – а таковыми без сомнения являемся мы все – научатся сгорать, как спирт, на плоскости дождливых полей и плачущих окон ночной пустоты.
Разум, смутившийся от случайной встречи с Ней, беззаветно отпускает по ветру пепел прежних искушений. Погружение в подземелье Духа уже не кажется странным. И так ли это важно, теперь, находясь в зыбких песках предрассветных грёз, понимать, какая по счёту ночь в наших ветвях?…
Уснуть.
А как же подарки?
У этих вещей памяти больше, чем у меня. Они смотрят на меня – они ждут ответа.
Придёт смерть. Смерть будущего. Я ни в чём не виноват. Моей вины нет. Просто очень хочется спать…
Из одного заблуждения в другое – Киреевский, Гамлет…
Вот в чём загвоздка.
Сентябрь.
Он всматривается в их лица, до боли знакомые черты. Память о них ещё не остыла. Ему слышатся их голоса: то, как они обращаются к нему, делятся тайнами, язвят, расспрашивают, то – хвастаются и завидуют… Он видит, как наяву, доску и цифры на ней: 30 97, старую женщину с букетом цветов; их лица, всюду их лица. Он видит себя, такого нерешительного, тихого, каким он был когда-то.
День траура. Сегодня в мире день траура. Он лежит на полу. Кружка остывшего чая… он никогда не пьёт чай, пыльное зеркало, стол и старый магнитофон с голосом скорби, с болью о прошлом… Сквозняк. Дует по полу, но он не встанет, чтобы закрыть окно. Он мёртв.
Часть четвёртая. Страница дневника.
В пустых страницах бытия
Ни пятнышка чернил…
Все смотрят фильм. Финал его известен. Но зал никто не покидает. О, глупость! о, невежество! Всё суета. И вымышлены цели. Пусть с кем угодно – только б не один. Они боятся.
Их страх пред одиночеством велик. И оправданье есть всему, и всё имеет смысл. А как иначе?
Никто не нужен никому.
Одна сплошная пустота. И ожиданье смерти.
Тишина.
Всё – лишнее. Я просто жду. Покой. Покой. И ночью в тишине… кому по-настоящему я нужен? Кому я нужен, если Бога нет. А Его нет! Ну странно, если б был… Зачем бы вздумалось Ему затеять это? Пускай. Не в Нём и дело. Вот я умер.
И – ничегошеньки. Ни Бога, ни души, ни рая нет, ни ада.
Сознанье и рассудок – вот и всё. И те расстроены.
Один на кухне кофе пил. Вдруг закружилась голова и вследствие чего «об угол ухом пизданулся и оглох». Пошёл за фильтром в магазин, чтоб чистую пить воду.
Другой наелся досыта… ещё… наелся вкусностей… и в дорогих наелся ресторанах. Из зверя редкого себе купил он шубу. И цацки всякие. Идёт – и смотрят все. Ну так. И в животе всё дорого. К тому ж, выходит не дешёвым и говно. Вот он какой.
Он умер.
Черви его съели. Но даже и не поняли, что редкость.
А этот вот живёт с одной лишь целью, чтобы
его все слушались,
завидовали все,
и в этаком подобострастии глядели.
По головам, по головам… Ну вот.
Пусть даже ненавидят. Только молча. И с лицами довольными… Итог?
А черви запросто и без благоговенья.
Вот слабый. Нюни распустил. Какое слово «нюни». Подходит слабому. Ну, самобичевание, затем – себя в глазах своих унизил. Уж ниже некуда. Сидит. И рожа виноватая: «Прости – мол – мою грусть… И что виновен я, прости…». А никому нет дела. Все заняты. Кто ест. Кто какает. Дел в мире много неотложных.
_____________________
Жалеть нас некому…
