Людмила Райкова
Трасса потерь и находок
Первый вопрос, а хотел бы Сергей сам жить в СССР откровенно говоря был провокационным. Отец ученого крупный застройщик в Санкт-Петербурге. Семья далеко не бедствует, и было интересно как золотой мальчик, который от нечего делать занимается наукой, сам смотрит на возрождение Страны Советов. Оказалось, очень даже положительно. В сегодняшних условиях по убеждению геополитика многие воспринимают СССР как воплощенную в жизнь сказку, которую безответственное поколение рожденных в 50-е просто утащило из-под носа у подрастающего поколения. Советский период с бесплатной медициной, образованием, жильем, понятным устройством карьеры и возможностью реализовать себя с позиции современной молодежи действительно выглядит как сказка.
Маня вспомнила себя с алюминиевым бидончиком гоняющуюся по Ленинграду за разливным молоком и полупустые прилавки в соседнем гастрономе, когда купить кусок печени считалось большой удачей, и потрясла головой. Тратить время на поиск еды это мрак, но тратить время на добычу денег, которых хватило бы на еду сегодня, тоже счастье сомнительное. Вот если-бы то время смешать с этим, хорошенько взболтать и разделить поровну получилось бы самое то. Но, как известно, времена не выбирают, в них живут и умирают. А сегодня на фоне реальной войны, слегка подретушированные будни советского периода, вполне могут показаться раем, достигнутым на земле. Теперь, похоже, готовится ад.
Маня выключила запись, тема сложная и не перспективная. Она потом еще поработает с материалом, но только не сейчас.
Глава 9
Глеб попытался потянуться и уткнулся ногами в дверцу машины. Спать на заднем сидении машины удовольствие еще то. Мозг отдыхает, а тело затекает. Зимой такой сон длится не более четырех часов. Машина остывает и тебя будит холод, в спальном мешке шерстяной шапке на голове и теплых носках можно продлить сон и до пяти с половиной часов, но для этого следует устать по максимуму. Глеб проснулся в шапке, носках и тщательно укутанным в спальном мешке. Теперь предстояло распеленаться, обуться одеться и бежать в туалет на заправку.
Справился, краем глаза увидел Гольф Виктора и без промедления развив максимальную скорость взял курс в сторону заправочной станции.
К кофейному аппарату Глеб подошел условно умытым, ожидая пока нацедится капучино, он услышал возмущенный голос:
– Откуда такая цена?
– Пусть пан не сердится, за ночь поднялась всего на десять процентов.
– Если каждую ночь прибавлять по десять, то скоро поднимется в цене гужевой транспорт.
Перебранка шла на смешанном русско-польском языке. Но Глеб особо не вслушивался, он втягивал носом запах кофе, и всем своим существом до кончиков пальцев буквально жаждал сделать первый глоток. Его он сделает сразу, потом расплатится, а дойдет до машины, поставит стакан на капот и закурит. Эта маленькая радость в данных условиях приобретала размер просто огромной. Привычный польский туман еще не рассеялся до конца, если бы не эта напасть он вчера протянул бы еще каких-нибудь 70 километров. Но не рискнул, в поисках приемлемой для сна парковки, он передвигался уже со скоростью 60 километров в час и дотянул до заправки с набором нехитрого сервиса для водителей.
С очередным глотком и затяжкой он наконец понял, что возвращается в жизнь. И первое на что отреагировал мозг – это перебранка у кассы. Похоже, мужчина в кожаной кепке с огромным козырьком был русским, который живет в Польше несколько лет. И теперь в общении смешивает язык, чтобы быть понятым. Стильно одетый в джинсы, бежевые высокие ботинки на шнуровке и куртке до пояса он трусцой бежал к джипу. Проследив за передвижением, Глеб подумал: «Мерзнет бедолага». И тут же представил, как он в своих ботиночках и курточке садится не в мерседес, а в бричку, и передернув плечами кричит «Но!». Лошадь хватает последний клок сена, на задней части брички сигналит поворотник, и транспорт цокая копытами трогается с места. А место на заправке занимает Лексус, Глеб улыбнулся и только теперь посмотрел на часы. 9.00, минут пятнадцать ушло на утренние процедуры, значит, спал он всего четыре часа. Сейчас докурит, сядет в машину, позвонит в Москву. Дочь Вадима навряд ли еще спит.
Анютка ответила на третьем гудке.
– Слава богу! Вы позвонили. Уже и не знаю, как можно хоть что-то выяснить о папе. Я нашла телефон, клиники, но там не понимают по-русски. И мамы нет нигде.
Глеб пояснил, что сообщение увидел вовремя, он как раз был в Брно и уже заезжал в клинику. Вадим без сознания, медики делают все что требуется. Доставил его кто-то из русских утром четыре дня назад. Диагноз инсульт. Перспективы пока не ясны.
Анютка, хоть и заплакала, но спросить не забыла:
– Пришлите координаты, куда я могу перечислить вам деньги за хлопоты. 500 евро будет нормально?
– Вполне. – Глеб никогда не отказывался от денег, а сейчас просто отметил вот что значит выучка новых русских. Даже дети живут в твердом убеждении – за все надо платить. И вспомнил вчерашнюю сцену в кафе, когда вместо злотых группа мигрантов из Украины попыталась рассчитаться демонстрацией гражданского паспорта. У этих ребят совершенно противоположные установки, за время незалежности, они убедили себя, что все вокруг им должны, а теперь стараются убедить в этом весь мир. Свобода – это хорошо, и даже очень если свободный гражданин в свободной стране твердо усвоил – ему предоставлены не только полные права, но полная ответственность за все поступки. Интересно, как с ними поступили в полиции.
Марина, значит, домой не вернулась, Анна сегодня вместо университета направиться в отделение полиции подавать заявление о пропаже. С мальчишками все в порядке, отрываются на играх. Их время за компьютерами ограничивать некому. Аня собирает и отвозит их в школу. На большее сил не хватает. Глеб посоветовал девочке «Держаться» и отключился.
Прекратить разговор куда проще, чем отгородиться от событий. Почему Пугайло до сих пор не отпустил женщину? Боится, что она пойдет в полицию. Или собирается отправить ее в Чехию? Глеб не сомневался, что охотники уже в Микулове. Перед глазами возникла больничная палата: бледный Вадим с закрытыми глазами, трубками во рту, и на сгибе локтя. На щеках щетина. Представил, как прикинувшись братьями двое охотников расположились в фойе клиники, а один занял место прямо у входа в палату. Вот будет картина, если «родственничков» попросят менять Вадиму памперсы, мыть его и участвовать наравне с санитаркой в смене постельного белья. Еще несколько дней назад ты готов был скинуть гада в пропасть с высокой стены замка, теперь по-братски бережно должен приподнимать и поворачивать бессловесное тело жертвы. Той самой за которой совсем недавно гнались пару сотен километров. Намереваясь вытрясти из него не только деньги и документы, но и душу. Теперь задача кардинально изменилась – мужики будут делать все возможное, чтобы к очень дорогому родственнику вернулся дар речи и способность соображать.
Еще одно дело, отправить Анютке номер счета на который следует отправить 500 евро. Решил дать Манин российский. Скорее всего, Анютка будет перечислять рубли. Нашел, отправил, теперь пора будить Виктора и отправляться в дорогу. Виктор уже несся на всех парах к субару, он размахивал руками, что-то кричал, указывая на свой Гольф. Глеб выскочил из машины и увидел – все четыре колеса спущены. Да без приключений путешествовать по европейским дорогам на машине с белорусскими номерами теперь наверно невозможно. А бедолаге еще пересекать границу. Упрямый обожатель Батьки чего доброго еще вступит в дискуссию с погранцами и схлопочет на свою голову.
На любой европейской заправке подкачать колесо не проблема, но как дотащить к аппарату Гольф?
Смотреть на Виктора без слез было невозможно. Мужик матерился на чем свет стоит, обещал оторвать руки, головы, ноги и все что между ними, тем кто это сделал. Обещал накостылять первому попавшемуся на пути хохлу. Глеб заметил, что из рено с интересом и ухмылками за Виктором наблюдают трое и решил, что вторая серия проблем белоруса еще не последняя. Он дернул Виктора за рукав и прошипел: «Молчи!» Попадать во второй переплет с полным багажником баксов в планы Глеба не входило. А если начнется драка и прибудет полиция, то…
Глеб подъехал к Гольфу, достал насос, который бывший хозяин за ненадобностью оставил в машине. Решили немного подкачать колеса, а потом аккуратненько доползти до компрессора с другой стороны здания. Виктор все не успокаивался, клял всех подряд, но уже вполголоса. Растолковать элементы новой реальности Глеб попробует попутчику чуть позже, когда тот успокоится. Объяснит, что, минуя Сувалки они окажутся не в объятиях любящей тетушки, а в Литве, где упрямцу могут припомнить и неудавшийся в Минске переворот, и инцидент с беженцами на белорусско-польской границе, и военную технику со знаком «Зет». Задача Виктора сейчас целым и невредимым добраться до дома, а уж на родной земле он может выпускать пар в любых объемах. Перегнав Гольф на подкачку, Глеб отправил мужика за кофе, а сам остался качать колеса.
Может предложить парню заехать в Елгаву, там есть комплект литовских перегонных номеров, нарисовать документ о покупке машины не проблема, в Литве покупают автомобили по договору, заполненному от руки. И неделя дается на то, чтобы поставить автомобиль на учет. До границы за пять часов, Виктор доедет, не привлекая внимания ни попутчиков, ни полиции. А может уговорить парня задержаться? Вдвоем перегнать из микуловского ангара джип Вадима? Хотя нет! Дешевле и быстрее будет прилететь в Брно самолетом, оттуда на такси в Микулов, а потом уже на машине по этому-же маршруту.
Виктор наставления выслушал внимательно, согласился заехать к Глебу домой. Отметил, что уже скоро расставаться, а как-то не хочется… И даже принял совет пересекать границу не из Литвы, а из Латвии, да дольше, но латыши куда сдержаннее поляков и литовцев.
В связке выехали со стоянки и взяли курс на город Августов. Трасса хорошая, день ясный, перспективы понятны. В такой обстановке Глеб привык обдумывать и планировать действия. Первое километров через пятьдесят надо заправиться, в суматохе забыли об этом. Второе – позвонить Мане, она ждала его сегодня под утро, и теперь начнет волноваться и накручивать бог знает что. И надо предупредить, что Глеб везет гостя, Маня не любит неожиданных визитеров. Каждый раз, когда такое случалось, сетовала, что любая хозяйка к гостям должна подготовиться. Он искренне не понимал смысла этой подготовки, но огорчать жену не хотел. Вчера Маня прислала снимок румяных ватрушек, в груди Глеба стало тепло, и он непроизвольно улыбнулся.
Едва он открыл рот, чтобы впиться зубами в румяный бок ватрушки хотя бы мысленно, зазвонил телефон:
– Ты где? – Великий выяснил, что до Сувалок 150 километров, и сделал вывод. – Значит, вечером будешь! Я тебе вчера не стал звонить, поздно было. В общем, у тебя на даче гости. Заказчиков поселили на двое суток....
Глеб вздрогнул и представил, как охотники развалились в гостиной на диване у каждого в руке по ватрушке, едят и строго следят за тем как Маня подает им на стол чай, картошку с запеченной курицей и салат. Один разглядывает фотографию.... На самом видном месте, в рамке они с Маней перед музеем оккупации в Риге
– Это он?!, обманул значит. – Сказал и замахнулся на Маню, жена втянула голову в плечи, и тут Глеб увидел на ее щеке багровый синяк.....
– Зачем вы их туда отвезли?! – Закричал Глеб на Великого, ты не представляешь, как это опасно.
– Маня сказала можно. Место есть, все разместились.
– Слушай, слегка успокоился Глеб – придумай предлог и съезди туда, посмотри, что да как и сразу мне позвони.
– Зачем? Не первый раз заказчики ночуют у тебя на даче. Если бы что не так, Маня уже бы позвонила.
– Они могли отнять телефон!
– Что они, сумасшедшие?
– Хуже они бандиты и я их знаю.
– Двух Адамов? – Удивился Великий. – Откуда? Они только приехали.
– По дороге пересеклись! Так что не болтай и гони на дачу.
Глеб вдавил педаль газа и субару рванул вперед. Навигатор занудел – вы превышаете скорость, немного сбавил. Эмоции слегка улеглись, и Глеб начал думать. Место декларации, которую он указал в медицинской карте – квартира, а Великий, сутками сидит в офисе. Да он присматривает за городской квартирой, но навещает ее вечером не раньше 21.00. Маловероятно, что охотники, прихватив Великого смогли убедить его организовать встречу с Глебом на даче без того чтобы не отметелить его. У них кулаки чешутся постоянно, это видно невооружённым глазом. А Великий после такого события позвонил бы, не считаясь со временем. Что-то здесь не так. Напряжение отлегло, и он набрал Маню.
– Привет, привет! Что-то пошло не так?
Голос обычный.
– Уснул, – коротко ответил он.– Как дома?
– Гости у нас…, уже собираются уезжать. – Глеб услышал голоса, скрип двери. Да, это уличная дверь. Только она так скрипит. По договоренности за постой гости платили 20 евро, значит все в штатном режиме. – Дорога сложная, я позже позвоню, – быстро попрощался Глеб. Он не хотел, чтобы Маня уловила в голосе беспокойство. Через пять минут Субару свернул на заправку, Гольф хвостом повторил маневр. В боковое зеркало Глеб отметил, что третьей за ними свернула и серебристая реношка. Мелькнула мысль «Неужели эти?». И сам себя успокоил, даже если хулиганы их пасут, не о чем тревожиться. Одно дело спустить ночью колеса у машины и совсем другое днем затевать скандал на заправке.
Вставив в бак заправочный пистолет, Глеб стал следить за счетчиком. Ого! Цена одного литра дизеля 2 евро 30 центов! Крайний раз было евро девяносто. Виктор тоже заливал бак до краев.
Попутчики решили позавтракать прямо здесь. Воображаемые ватрушки раззадорили аппетит настолько, что обычный горячий гуляш казался совсем даже на обычным, а умопомрачительно вкусным.
– Ты чего вдруг рванул? Увидел кого-то? – Виктор вопросительно смотрел на Глеба, задержав у рта ложку.
– Случайно получилось. Я тоже прибавил, а ты по тормозам. Чуть не вписался в багажник.
– Извини брателла!
Виктор кивнул.
– Заметил цены на горючку?
– Ещё бы! Думал, что санкции ввели против России, а теперь вижу, что наоборот. Мне до дома отсюда 500 километров. Раньше заправился бы на 60 евро, а теперь больше сотни вышло. Самолетом было бы дешевле.
Про самолет Глеб конечно загнул. Из Августова в Елгаву они не летают. В Елгаве есть аэродром, но не для самолетов, во времена Варшавского договора там стояла вертолетная эскадрилья. Теперь аэродром благополучно зарастает травой, хотя до конца свои функции он не утратил, там квартируются аэропланы.
В 90–е мировая элита решила, что с войнами покончено раз и навсегда. Может она так и не решала, а просто пообещала советским бонзам процветание и благоденствие. А те объявили о победе добра подведомственному населению, завезли в страну бананы, в качестве наркоза спирт «Ройялл» и ножки Буша. А потом даже разрешили ездить за границу. Неизбалованный народ попав в забугорные магазины ошалел, и пустился во все тяжкие. Тащил баулами на продажу шмотки, из Германии, Франции и других европейских стран, колоннами гнал подержанные автомобили на ухабистые дороги России. Безнаказанно менял рубли на доллары, ругал власть и разоблачал на все лады Советы. Люди поверили – что наступил период «Мира, дружбы, жвачки». Народ ринулся в бизнес, начальники в приватизацию, а вертолеты улетали на восток, предприятия закрывались и разорялись. Страну рвали на куски, и урча растаскивали по углам.... А теперь вот специальная операция на Украине. Поторопииились…, и свободные граждане, и весь наивный мир. И как там было в песне тех времен: «Закудахтла держава, ой грабеж средь бела дня – убежало покрывало, улетела простыня». И покрывало, и одеяло потерялись давно и безвозвратно. Теперь замаячил очередной железный занавес да потолще предыдущего. Увы. Осваивая коммерческие закоулки давно и прочного обжитого другими людьми, капитализма, сограждане прохлопали ушами главное – свой не богатый, но надежный и худо-бедно обустроенный мир. Очнулись, когда на Донбасс упали первые бомбы. Потом как из рога изобилия полетели ужасные новости о преступлениях против человечества. В Одессе живьем сожгли людей, журналистов взрывали в машинах, убивали на пороге собственного дома. Родственники, живущие по разные стороны украинской границы, ссорились навсегда. Теперь вот дошло до рукопашных боев на территории других стран. В Европе теперь практически нет новостей из России, а то что сообщают разные ресурсы совсем не совпадает с тем, что рассказывают знакомые с мест обострения.
Глеб специально информацию не отслеживал, все его помыслы занимала одна задача, как-бы толстую рыбку в полмиллиона съесть и при этом на крючок не сесть. Рыбку он готов поделить, если прижмет. Но лучше бы не прижимало…
Глава 10
Бозя с Косматым, проводив гостей на парковку, рванули домой, от нетерпения Базилио встал на задние лапы и принялся передними неистово колотить в дверь, мгновенно исписав стекло грязными разводами. Маня вздохнула – опять все отмывать. Протирать дверное стекло ей приходилось как минимум 3 раза в день. А если учесть, что в доме два выхода на улицу, и в зависимости от того, где находится Маня, кот особо не заморачивается и барабанит не только в обе двери, но и в два окна у которых со стороны диванов на веранде котам обеспечен удобный подход. Если домой не надо могут просто посидеть на диванных спинках. А уж если надо…тут хоть святых выноси. В данную минуту котам категорически требовалось попасть в дом, гостей они любили, но им не нравился порядок, который с гостями непременно менялся. Котикам не разрешали забираться на стол, а на обеденных тумбочках не появлялось ничего вкусненького. Сухой корм с водой на полу стоит постоянно – за этим бдительно следят и Глеб, и Маня. На тумбочки же подают буженину, запечённую в духовке салаку, творожок со сметаной, отварную курочку, молочко, хоть Ветеринары и не рекомендуют котам такой ассортимент. Дескать, можно испортить хвостатым желудок, или заведутся глисты. Желудки котофеи поддерживали поеданием особых травок, а раз в неделю Маня заваривала собственноручно выращенную полынь, протирала настоем шерсть, и по паре капель с большими хитростями умудрялась впихнуть в их пасти. Увивались, конечно, вырывались, но…
Маня открыла дверь, парочка по прямой ринулась на свои тумбочки и выжидательно уставилась на нее. Хозяйка достала из холодильника буженину, мелко порезала и поставила миски, коты приступили к трапезе.
А Маня привычно выбрав информационный канал в Ютубе, принялась за домашние дела. Сегодня творожный день – она подняла крышку кастрюли, в которой молоко должно превратиться в простоквашу. Говорят, готовить обед, делать заготовки, накрывать на стол и обедать следует под хорошую музыку или приятные новости. С последними теперь большой пребольшой дефицит.
В Мариуполе взорвали роддом или обстреляли? У столба в Киеве умер примотанный скотчем и веревками мужчина. Имя в новостях не уточнили. Но как сообщили украинские каналы, это был предатель, наказанный за пророссийские высказывания, а это серьезное преступление в военное время. Маня вчера видела ролик: на коленях у фонарного столба с полностью обнаженной нижней частью человек. Руки его обвиты вокруг столба, а кисти смотаны скотчем, щекой он плотно прижат к столбу, опухшее лицо в кровоподтеках поднято вверх, в глазах плещется ужас. За кадром голос грозно и одновременно вопросительно повторяет короткую фразу:
– Слава Украине!
Бедолага у столба шевелит губами, но что говорит не слышно. Тяжёлый ботинок хлестко впивается в бок и человек на сколько способен, громко произносит:
– Героям слава!
Голос за кадром сообщает, что так будет с каждым, кто станет сотрудничать с русскими, или поддерживать их.
Теперь сообщили что человек умер. Избитый, оплеванный, раздетый, оставленный на ночь на улице при температуре минус восемь градусов без возможности двигаться, дескать никто не ожидал, что настолько похолодает…
Что случилось с людьми?!
Кто-то же снимал это зверство, а потом обрабатывал и выставлял на Ютюбе. Это даже не один человек, еще мимо бедолаги по улице города Киева прошли не меньше десяти, и никто не решился вступиться за пленника. Мужику уже за тридцать, наверняка есть жена, дети, родители, друзья, в конце концов, или просто соседи. Человек сорок, если собрать всех вместе наверняка наберется. А он умер примотанный к столбу, и никто не принес ему даже одеяло, чтобы прикрыть. Как такое может быть? Даже если он не прав по законам военного времени. А те, кто примотал, раздел, избивал и оставил умирать, правы?
Что происходит с людьми? Не иначе в отдельно взятых городах распылили вирус ненависти и озверения.
С этими мыслями Маня сняла верхний слой простокваши и переместила его в стеклянную семьсот граммовую баночку – это сметана, затем поставила кастрюлю на маленький огонь. Теперь важно не упустить момент и как только творог отойдет кастрюлю надо вынести на веранду остывать. В принципе добиваться этого результата проще на камине, там температура постоянная и спокойно можно оставить, время от времени заглядывая под крышку, не образовалась ли по краям кастрюли прозрачная зеленоватая с желтизной сыворотка. Ее Маня использует для блинов, добавляет в тесто и даже пьет вместо воды. А остатки относит в теплицу на грядки. Эдакое безотходное производство.
Так с крышкой в одной руке и телефоном в другой, Маня ответила на звонок Бригитты.
Неужели уже вторая половина дня? Всего 12.30. Похоже приятельнице надо срочно определиться повезет Маня в Москву лекарства для тети или нет? Бригитта коротко поприветствовала и открыла вопросный артобстрел.
Коты, показательно облизываясь, уставились на хозяйку, принялись подслушивать. На самом деле так они сообщали – буженина кончилась, надо бы повторить. Но Маня представила, что котики греют уши, а поскольку громкую связь она включать не стала, то никак не могут понять, о чем речь:
– Нет, не приехал. Скорее всего, откладывается на три четыре дня. Да и то неточно.
Бригитта вздыхала, спрашивала Маню что делать, потом ойкнула. … И снова затараторила:
– Придорожный банер на украинском! Здесь в Латвии?! Куда смотрит языковой патруль? Прикинь, Анну на прошлой неделе оштрафовали. Вынесла в зал фасовку, ее на русском спросили – где найти крахмал. Ответила покупателям, показала и попала на 200 евро. Оштрафовали за беседу на русском языке. Ты будешь смеяться – покупательница из Винницы. Анька ее по характерному говорку вычислила и прямиком спросила – с Украины? Оказалось, беженцы. На лексусе приехали. Посылаю тебе снимок, плаката «Слава Украине» прикинь как раз на повороте к Анькиному Римику.
Маня угукнула, Бригитта в разговоре незаметно вырулила на самый краешек, но все же политического ручейка. Этой темы она касаться просто не хотела. Казалось, стоит впустить в дом митинговые нотки и все пойдет прахом. О чем говорить и спорить, какую позицию человек может занять, если достоверной информации ни о чем нет. Фейки справа, фейки слева летят со свистом мимо, только успевай изворачиваться. Маня ушла из профессии в начале 2000-ых. Журналистика уже тогда кардинально изменила свой менталитет окончательно и бесповоротно. А что делать? Изданиям в условиях людоедского рынка приходилось выживать. И незаметненько так – рекламные отделы стали в редакциях важнее информационных. Выборные компании – год кормят, значит находим «своего кандидата» и кормим им доверчивого подписчика – избирателя как рождественского гуся. Чтобы ко дню голосования он, читатель, среди прочих предпочел этого редакционного спонсора. А тяжелая бомбардировка заказными статьями, когда крупняк делил госзаказы и рынок. Редакции из года в год торговали пустой информацией, оставляя за бортом стоящую, которую подписчик мог бы использовать в организации своего дела, бизнеса, жизни, наконец. Показателем успешности любого издания считалось число подписчиков. Эта цифра медленно, но верно таяла как мартовский снег. И редакции указывали в выходных данных тысячекратно увеличенное число подписчиков, эта цифра кардинально отличалась от числа потребителей, на которых реально могло повлиять издание. Журналистика стала именной, а информация умело заворачивалась в аналитику и преподносилась потребителю известными медийными персонами. Обыватель превратился в жертву разрушения реального информационного поля. Кто понял это вовремя, тот еще как-то способен оставаться адекватным. Кто не устоял, поддался, того теперь может вынести на обочину одной из противоборствующих сторон. В обострении на Украине информационные фейки как злокачественные полипы разрослись настолько, что шансов надеяться на благополучный исход казалось не остается. В зоне военных действий тебя может накрыть артобстрел, а на расстоянии запросто можешь стать жертвой людей озлобленных, неуравновешенных или обычных психов. Первые же дни конфликта это продемонстрировали. Так что разбираться в том, кто прав, а кто не прав, Маня не взяла на себя смелость. А вот людей она жалела, и тех, кто с чемоданами пытается пробиться через гуманитарный коридор, и тех, кто мерзнет на полях сражений.
Бригитта продолжала разглагольствовать, Маня переключилась на громкую связь, убрала кошкины миски, протерла поверхности тумбочек. Выключила огонь под кастрюлей и налила себе кофе. Сейчас наденет кардиган и выпьет кофе на веранде. Приятельницу несло:
– Все смешалось в этом мире.
Маня ойкнула. Все – отключаюсь. Кипит. Ничего нигде не кипело, но разговор надо прерывать так, чтобы без обид. Позвоню де – как только так сразу. Откровенно говоря, в Москву ехать Мане не хотелось категорически. По крайней мере, в данную минуту, когда Глеб почему-то задерживается, звонит реже, чем обычно, да и говорит загадками. Что-то с этой ее половинкой не так, и пока не поймет Маня, что именно «не так», и как это исправить, все остальное, даже взрыв физико-технического института в Харькове будет казаться ей далеким, нереальным, неправдоподобным. Главное, чтобы с Глебом все было в порядке, а остальное как считала Маня устаканется.
Важней всего погода в доме, а все что кроме – легко исправить с помощью зонта. Вспоминая песню, она открыла дверь гостиной, коты юркнули на улицу. Только Снежок поддавшись стадному инстинкту замер на пороге, потряс лапами и лениво повернул обратно.
Устроившись с кофе на веранде, Маня увидела, как Снежок лапой задевает дверку на клетке, а канарейка заливается от души, приветствуя солнце. Барин сыты, но решили пока никто не видит поохотиться, не замочив ни одной лапки. Маня спокойно наблюдала за сценой на подоконнике, защелку на клетке она укрепила, надежность проверила, еще утром, когда меняла Клаусу воду. Так что у хитрюги и лентяя не выгорит достать канарейку, чтобы за здорово живешь слопать своего компаньона за милую душу. Инстинкты вещь серьезная – целыми днями кружит котяра вокруг клетки, отвлекаясь на долгий сон и ленивый обед. Он не гоняется за веревочками или шариками не прыгает на специальную кошачью стойку, не играет с Бозей и Косматым, даже если те задирают гостя, Снежка как магнитом тянет к клетке. Где самозабвенно заливается трелью его единственный друг, и на тебе, все помыслы заточены на одном – поймать и съесть.
Теодора с Янисом задерживаются, передают приветы своим питомцам каждый вечер. И то хорошо. Вон постояльцы, оглядев домашнюю стаю и оценив размеры домика пошутили: «Кошкин домик, значит. Никогда раньше не приходилось бывать в таком»
В кошкином домике все прекрасно разместились. Три изолированные спаленки, эдакие светлицы. Низкий потолок – 2 метра, но все коммуникации в комплекте – душ, горячая вода, тепло. Если бы гостям показалось неуютно, то утром просто попрощались. Нет. Оставили пакет, попросили пропустить через стиральную машину свои футболки. Маня уже пропустила и вывесила на балкон второго этажа. У камина высохнет быстрее, но уличной свежести белье не приобретет. У камина она досушит, ближе к вечеру, как только солнце уйдет. Постояльцы приедут не раньше девяти вечера – так что все успеется. Бригитта ругала Маню – что это за цена такая – 30 евро на двоих? За ужин, завтрак и ночлег – дешево. Номер на двоих в мотеле обошелся бы им не меньше 50-ти. Это без завтрака и ужина… На совсем бедных постояльцы не похожи: добротная обувь, уверенные в себе, ироничные. Это всего лишь заказчики Великого, не друзья и не гости. Но у Мани был свой резон – новое общение на русском языке. Да и не так часто она соглашалась взять постояльцев, и далеко не всех принимает в доме. Всегда есть возможность отказать – дескать, хоромы небольшие, разместить негде. Но Маня уже вторую неделю куковала наедине со стаей, так что гости были в самый раз. К тому же приехали они из Киева, а в свете новых событий ей интересно было поговорить с очевидцами.
Что же касается размеров дома, его Маня с Глебом обустраивали таким сознательно. Отапливать зимой и легче, и дешевле, меньше уборки, а гости сами летят сюда как бабочки на свет. Вот уж поистине важней всего в доме не размеры, а атмосфера.
Жизнь Манюню учила наотмашь. До сих пор у нее в центре Питера квартира, в которую даже по приговору суда она возвращалась бы с тяжёлым сердцем. Так сложилось в ее питерской семье, что вечерами под любым предлогом она старалась исчезнуть из дома. Нет, там не колотили посуду, не кричали, не устраивали разборок. Перестройка перестрелка изменила «бывшего» до неузнаваемости. Некогда веселый красивый и бравый во всех отношениях мужик, потеряв собственную лабораторию в НИИ, привычные жизненные стандарты и ориентиры запил и обозлился на весь белый свет. А жить в тотальной ненависти Маня просто не могла. По природе сердобольная, спокойная, не способная на грубость ответить грубостью она предпочла уйти, и попытаться жить в одиночестве. Так бы и сделала, если бы не встретила Глеба. Созданный ими мирок казался идеальным, может потому что соответствовал потребностям этой пары? Словом, дом и атмосферу в нем, Маня теперь воспринимала как главную ценность.
И чем больше тревожной информации пробивалось через границы этого хутора, тем сильнее Маня ценила покой и уединенность места их проживания. А информация просачивалась во все щели. Не добившись ответа от Глеба, Витас позвонил Мане: в России скоро будет голод. Никто не повезет туда даже чёрствую буханку хлеба. Нечего кидаться ракетами по демократическому миру и обижать маленьких. Все 850 Макдоналдсов закрылись разом. И это только начало! Витас рубил каждой фразой, а Маня привычно отключила внимание. Макдональдс? Она вспомнила как в 90-е открытие первого Макдональдса в Москве преподносилось как победа демократии и рынка. Ей самой в интервью мэр Санкт-Петербурга в качестве доказательства благоприятности перемен говорил: «Бананы теперь продают на каждом углу!», Макдональдс в городе свой первый ресторан открыл. Теперь вот закрыт – символично как. Сестре Ольге впервые за пятнадцать лет не дали визу. Маня каждый год отправляла ей приглашения и Ольга давно оформляла годовой Шенген, чтобы при первом удобном случае приезжать к Мане. И вот тебе раз! Постепенно одна за другой стали захлопываться двери свободного мира. Маня думала об этом, а Витас все набирал обороты. Он говорил с таким накалом, как будто это Маня приказала уничтожать украинские ВСУ и самолично нарисовала маршруты продвижения танковых колонн. Наученная предыдущими полит разговорами с Витасом, Маня угукала, вздыхала, приговаривала «жаль людей», и ловила момент когда можно будет выскочить из разговора. В любое другое время, она сменила бы тему, но выбить Витаса из колеи сейчас было не так-то просто, фейковый водоворот уже надежно смыл его в сторону. Теперь оставалось только ждать. Маня откровенно любила и Витаса, и Йоланту, и их ребятишек, охотно общалась с этой семьей. Она давно усвоила, общаться надо только с теми людьми, которые не станут рвать сердце. О ситуации на родине она, конечно знала. Каждый день кто-нибудь да выходил на связь. Ассортимент на прилавках не изменился, но цены… Они удвоились практически на все. Не подорожали пока только коммуналка и бензин. К элитным магазинам выстроились очереди, народ хватал брендовые тряпки, как горячие пирожки. Интересовалась Маня и тем, как там в «Верхах». А там миграция из 200 000-ной так называемой российской элиты 50 000 уже переместилась за рубеж. В советское время песня такая была «Я ж вообще на все согласен, лишь бы смыться за рубеж». Элита переселялась не в Европу, оседала в Турции, Доминикане, Израиле, Латинской Америке. В Европе сейчас пришлось бы держать оборону, подорожал газ, а за ним удвоились коммунальные платежи. Маня ощутила только удвоенный тариф на электричество, свой дом имеет большое платежное преимущество. Платить за отопление, воду и канализацию не надо. Но в росте тарифов европейцы привычно винят русских. Подспудно и Маню, и Глеба, а российские медийные персоны, окажись они в Риге, получили бы от латышей град вопросов и упреков. А отвечать за что-нибудь российская элита, которая в большинстве своем выбралась «из грязи в князи», была категорически не способна. Даже приветливый и спокойный Витас озверел от цен настолько, что готов трясти Маню до тех пор, пока не стряхнет с нее туман, в котором как он убежден живут все без исключения россияне. Обманутые своими властями и подготовленные к закланию.
